Похмелье

«Тихо, тихо ползи, улитка,
По склону Фудзи вверх,
До самых высот»
(японское хайку)


В этом мире всё взаимосвязано. Я проснулся и ползу на кухню, и маленькая улитка тоже ползёт по склону горы Фудзи… Она ползёт вверх – зачем? Чтобы попить росы на восходе… Я тоже проснулся, чтобы попить, и склон по дороге на кухню слишком крут для меня, и путь мой нелёгок, медленен, но неудержим. Путь улитки тоже нелёгок, полон знаний и смыслов, поэтому она иногда замирает, водя своими глазами-щупальцами… Ей 7 лет, и половина жизни позади, и половина пути позади и она это я, только не знает об этом. Я тоже замер, пройдя половину пути, у меня тоже позади половина жизни и всё здоровье, и руки мои это трясущиеся щупальца, только глаз нет пока. И если она это я, значит, я это она и это я ползу по склону горы Фудзи, чтобы попить росы на восходе. И мне обязательно надо доползти, чтобы где-то не погибла от жажды маленькая улитка… И видна уже вершина, и холодильник на вершине, и осталось несколько минут и восход озарит небо над Фудзи и облака над ней, надо только зажечь свет, открыть и припасть, и живительная влага попадёт в ротовую полость, и жизнь будет прожита не зря…

А в это время неуклюжий пингвинёнок забавно семенит по льду Антарктиды. Он впервые идёт к воде, он впервые будет ловить рыбу – если дойдёт, конечно. Он падает, поскользнувшись, но заботливый папа-пингвин помогает ему подняться и толкает дальше – к воде, к воде… Вот пингвинёнок упал на спину и долго вставал, а папа не помогал, просто наблюдал. И поморник, сидящий неподалёку, тоже наблюдал, но решил, что добыча ему не по клюву и улетел. А улитка на Фудзи взобралась на камушек, чтобы увидеть, сколько осталось до вершины, как вдруг камешек покачнулся, чуть-чуть прокатился и прижал упавший домик улитки к другому камушку… И ей надо выползти из домика и освободить его, и помощи нет, и уже закружил над ней чёрный ворон, чающий добычу…

Неуклюжий пингвинёнок лежал в коридоре, в метре от кухни, у самой вершины Фудзи, голый и беспомощный, как улитка без домика. Поморник не наблюдал за ним и не кружил над ним чёрный ворон, потому что не водятся в коридоре ни поморники, ни вороны. В коридоре водится жена и она смотрела на пингвинёнка глазами поморника, только клюва у неё не было. Пингвинёнок жалобно моргал, не в силах даже приподняться, и улитка сидела в домике, не осмеливаясь вылезти, и я лежал в холодной Антарктиде, возле океана воды, океана близкого и недоступного…

«Дай попить…» - прошептал я жене, но она бросила в меня какую-то тряпку, которая оказалась моими трусами, и чёрный ворон вдруг спикировал, схватил улитку, на секунду высунувшуюся из домика, и поднялся с ней ещё выше, ещё ближе к вершине Фудзи, только улитка уже этого не видела… А пингвинёнок по прежнему лежал на льду, и папа-пингвин пропал куда-то, и вернувшийся поморник был уже рядом и уже занёс свой острый клюв…

Боль… Клюв поморника бил по моей голове, желая расколотить её, и нет уже маленькой улитки, и рванулся куда-то пингвинёнок, но поморник подцепил его и начал кромсать, а я, всего в двух метрах от холодильника, заплакал, потому что это меня кромсает поморник, меня хочет проглотить чёрный ворон и это я никогда не выпью росы на вершине горы Фудзи…

Кто-то перешагнул через меня, открыл холодильник и сунул мне бутылку воды. Кто это был? Кто отогнал поморника от лежащего пингвинёнка? Кто вытащил полуживую улитку из клюва чёрного ворона и положил её возле домика, откатив камушки?

Я сидел на вершине горы Фудзи, держа уже пустую бутылку, и жизнь приобретала цвет, и всё вокруг становилось оранжевым, и улитка ожила, напившись росы и спряталась в своём домике, высунув один глаз-щупалец и тоже любовалась восходом. Я положил её домик на ладонь и поднял повыше – на, смотри, ведь ты всю жизнь мечтала увидеть восход над Фудзи… И пингвинёнок подарил мне небольшого кальмара – свою первую добычу… И солнце…

Таким и увидела меня вышедшая на кухню жена. Я улыбался горе Фудзи, зажав в кулаке крышечку от воды и холодную сосиску. Я благодарил Фудзи за росу на восходе и заклинал всех остерегаться поморников. Я показывал крышечке солнце, а пингвинёнок сидел у меня на коленях и льды Антарктиды таяли от солнечных лучей…

«Обещал же не пить!» - прокаркал где-то в вышине чёрный ворон: «Все люди, как люди, один ты нажрался…».

Я пытался увидеть каркающего ворона, но солнце слепило глаза и исчез куда-то пингвинёнок, а на его месте сидела кошка. Кто-то взял у меня с ладони улитку, а кальмар сам укатился в сторону мусорного ведра.

«До белой горячки допился... Всё, надоело. Разводимся.» - прокаркал на прощанье ворон и взмыл, а я задремал в луже от растаявшего льда.

«Но почему так путаются мысли?» - заныл в голове утренний гимн неопохмелённых: «Почему так часто меркнет свет?».

Осталось найти тысячу рублей и дойти до пивной, а потом разделить имущество, развестись и помереть налегке, даже без нижнего белья. Там оно не нужно. Там ангелы в белых одеждах и музыка…

А в понедельник – на работу…

Надо узнать, когда здесь начинается понедельник… Надеюсь, что не в субботу…

Или бросить всё, уехать к горе Фудзи и жить там, среди облаков, пить росу на восходе, писать хайку и разговаривать с улитками?..



Илья Криштул