Мгла

Пролог
Темнеет. Стелется поземка, заметая дороги и тропинки зарывшегося в снег городка. Появляются первые звезды, крепчает морозец. На улицах пустынно. Внезапно тишину прорезает гудок прибывающего поезда. По заснеженному перрону бегут огни от окон вагонов. Состав тормозит, слышится скрежет открываемых дверей, спускаемых лестниц. И небольшая площадь перед вокзалом вмиг наполняется вопящей толпой, спешащей добраться до автобусов. Пассажиры пихаются, лезут, ругаются, с трудом поворачивая друг к другу разгоряченные красные лица, и наконец втискиваются в узкие салоны. Машины, давясь и пытаясь изрыгнуть человеческую массу, натужно взревывают и, скособочившись, тяжело трогаются в путь. Постепенно растворяются все резкие звуки. На пятачке вновь становится пусто.
Налетает колючий ветер, кружит волчком, гонит ледяную крупу по безлюдной площади, а пролетающая ворона, поперхнувшись, захлебывается своим криком. И сквозь свист пурги неожиданно проявляется отдаленный, наводящий тоску нестройный вой, в котором угадывается ритм неведомого языка. Над городом сгущается тьма.
Хмурое утро не приносит облегчения. Черные слепые окна, унылый стук дверей незапертых подъездов, разбитые на первых этажах стекла да одинокий вопль обезумевшего человека. Жители с опаской выбираются из квартир, спеша поскорее завершить неотложные дела, требующие присутствия вне надежных стен, и исподлобья рассматривают каждого встречного. А снег идет и идет, укрывая толстой шубой все вокруг, но никто не собирается его убирать или утаптывать. Прибывших накануне без остатка всосала ночь.
 
Серега
Первым урок истории. Дико охота спать, ешкин кот. За окнами темно. И глаза слипаются, не продохнуть. Голос Наталиванны не чище киселя, нафиг. А стрелки часов натурально в ступоре. Пятнадцать минут от начала, и впереди дохрена этой байды. По ходу, еще малехо, и закемарю, по любому. А это нельзя, с Наталиванной встревать – самый отстой. Короче, не хило бы напрячься. Ага? Училку, блин, несет, как обычно. Вот она чуток замолкает. И от двери тут же проступает тихонький звук. Круто. Что за ералаш, ядрена вошь, а? Отклоняюсь слегонца в сторону, чтобы лучше въехать. Базар училки тем временем пендюрит дальше. Но забить на странное шкрябанье мне уже впадлу. Вставило. Вроде скребут чем-то. Типа какая-то хрень старается поддеть дверь когтями, что ли. Кто же это, блин? Псина? Кошка? А по ходу, крыса?! Это было бы самое клевое, ага. Прикольнулись бы ништяк. Но нет, непохоже. Тишком даю косяка на Лизку Галюнову, мою соседку. Она просто вся в Наталиванне, преданность прям через край. Умора! По любому ни хрена не слышит. Ну, это-то понятно, блин. Типа я сижу ближе всех к выходу. И никто, кроме меня, возню крысиную не просекает. Клево! Как бы ее подманить, грызунью-то эту? Даж ерзаю от нетерпения.
Вдруг дверь малехо открывается, типа от сквозняка. Ништяк. Сейчас круче всего – не проморгать мудацкое животное. Но пока глухо, только холодом маленько подает. Наталиванна затыкается, щурится сквозь очки. Неужто что-то засекла? Окуляры, в натуре, сильная вещь.
Бли-ин! Типа из ниоткуда выплывает Гандыря. Синюшный, ядрена вошь. Зенки мутные. Волосья колтуном. А руками типа загребает. Стоит такой и пошатывается. Отпад полный! У нас сразу тишина в классе замогильная. Ну, нихрена себе! Картина супер. Ага? Что это с ним? Ведь пацан-то, блин, правильный. Не квасит, не ширяется. С его родоками поживи, точняк рехнешься. При таком раскладе или сразу копыта отбрасывать, или жить примерно. По любому. Ага. Чего же с ним стряслось-то? По ходу, заболел типа?
И тут он выставляется на меня. Прям глаза в глаза. И я начинаю в натуре охреневать. Мертвый рыбий взгляд просто засасывает. Не улизнуть. Вцепляюсь в парту и стараюсь оторваться. А он, типа, признал. Кривит губы: «Ха! Серега!». И скребущие пальцы ко мне тянет. Крындец, короче, полный.
На мое счастье Наталиванна рявкает:
- Гандырин! Это что еще такое? Посмотри на себя! Как ты смеешь опаздывать? И являться на урок в таком виде? Марш домой! Приведи себя в порядок, и чтобы я тебя так больше не видела! Совсем уже совесть потеряли. И учти, директор сегодня же узнает о твоем поведении!
Гандыря вздрагивает, внимательно смотрит на нее - ведь он боится Наталиванну больше математички. Коряво поправляет пиджак. И как в коматозе удаляется. А в кабинете еще несколько минут висит тишина. Охренеть, правда?
С этих пор Гандыря не появляется в школе. И никто и нигде с ним не пересекается. Как в воду канул, ядрена вошь. Наши чуваки насчет пацана натурально без понятия. Строят догадки, одна чудесатее другой. Но стопудово по этому поводу ничего не знают. А уж я забить на него по любому не могу. Как еще не описался тогда со страха, блин. Класснуха, в конце концов, посылает к нему Ваську Лисицына. Чтобы прояснить, что почем. А нихрена. Тихо за дверью у Гандыри. Как в морге. И соседи, по ходу, тоже не в курсе.
Потом помалеху совсем непонятки начинаются. Знакомые в квартале пацаны и девчонки куда-то потихоньку пропадают. Кто просто на уроки не приходит, а кто сваливает прям посреди занятий. Типа заболели. Только тю-тю их больше. Как и Гандыри. Не знаю, с какого хрена, но все это сильно напрягает. Не объяснить, блин. Только похоже на ловушку. Куда подманили, и которая, типа, щас захлопнется. В натуре.
Ну, болтовня болтовней, ядрена вошь, а с утра поцапался, блин, с батяней. Дошло чуть не до драки. Изображает, ешкин кот, из себя крутого перца. А сам какашка какашкой. Ага. И ко мне еще с поучениями лезет, козел. По ходу, точняк из-за него опаздываю. Несусь типа мустанг в пустыне. Влетаю весь в пене в школу. И прямой наводкой втяпываюсь в тормознутого пацана. Ладно, хоть насмерть не зашиб. Ну. Отпихиваю засранца. И хренею. Это по любому один из тех чокнутых. Ну, типа, заболевших. Без вопросов. Рожа синюшная, глазенки суетливые, руки туда-сюда дергаются. Слоняется такой по коридору. Прислушивается, принюхивается, блин, не понять, к чему. Ни дать, ни взять – шизик. Брюхом чую, от него подальше держаться надо. Ну, типа, сторонкой, и в класс.
А в начале урока, ядрена вошь, посылают меня за мелом. Дежурный я сегодня. Ну, влом, конечно, но что ж делать. Чапаю себе потихоньку. Дверь учительской приоткрыта, и там темно. Видать, нету никого. Но, по любому, надо проверить. А то влипнешь, как Лешка Турындин в прошлом году, га-га. Ну, стучу. Не отвечают. Ништяк. Двигаю прямиком к шкафу, где мел зафигован. Тут, бац, за спиной что-то падает. От неожиданности подскакиваю и мигом оборачиваюсь. Твою мать! У стены напротив покачивается физик. С перекошенными очками, раскрытым ртом и выпученными зенками. Прикинь. И пытается отодрать от себя какую-то черную хрень, облепившую его сверху донизу. А еще улавливаю чуток слышное хлюпанье. Наполняющее меня уже просто охренительным ужасом. Застываю. Никак, ядрена вошь, не сдвинуться. Тут звуки маленько слабеют. Белесое пятно повертывается от физика. И в нем, в натуре, просекается рожа того самого утрешнего пацана. А-а-а-а-а! Блин, блин! Пулей выметаюсь, откуда только силенки берутся.
Мчусь, не разбирая дороги. Никак не унять дрожь. Зубы стучат, как у скелета. Мне натурально страшно. Что, ешкин кот, за дерьмо там было? В коридорах еще, блин, пусто, жутко. Оставаться здесь просто жесть, точняк. Куда же, ядрена вошь, заховаться? О, в спортзале дохрена народу. Можно тишком пробраться, спрятаться за матами, никто и не заметит. Ну, заполз, короче, сижу, трясусь. В дальнем конце носятся салаги, вопят. Типа ничего не случилось. Ага. Знали бы они, блин! Смотрю на них, смотрю и чуток успокаиваюсь. Трещит звонок, зал пустеет на перемену. По ходу, нужно в класс возвращаться, хотя бы сумку забрать. Ну, или остаться, это уж как покатит.
На подоконнике сидит Толька, мой друг. Болтает ногами, чумичка. И насвистывает себе чего-то прикольное. Ждет меня, по любому. Ага, вон и рюкзаки наши рядом валяются. Засек, козлина. Ухмыляется щербатым ртом. Челюсть-то ему давно уж попортили. Ну и ништяк, не телка. Поди, и так перебьется по жизни.
- Слышь, чувачок? Какого хрена ты с урока-то смылся, балбес? Проблем, видать, захотел? Ну?
Рассказывать неохота, по любому засмеет. Но слова так и лезут, ядрена вошь. Когда базаришь, вроде легче становится. Ну, вот, блин! Как я и думал. Презрительно жмурится. Кривит рожу. Совсем говняно, короче, выходит. Приходится понтовый знак показывать. Ну, типа, между нами за символ правды. А все равно, козлина, качает черепушкой, сплевывает тишком. Но ему, блин, интересно. Такое, точняк, стремно пропустить. Сам, короче, вызывается смотаться в учительскую, навести, типа шухеру. Ага, кому-то занятно, а я, блин, так зассал, до сих пор отойти не могу.
По ходу, остаюсь ждать, кусая ногти от нервности. Неизвестность – она стопудово пугает. Так минут пять торчу, не меньше. Уже всякое в башку-то лезет. А тут Толян выворачивает, крадучись, из-за угла. И с ужасающим, прикинь, рычанием бросается ко мне. Цветные пятна вмиг рвутся в моих зенках. Мудила! Потной ладонью, бац, еще рот зажимает, чтобы я не орал. Шипит в ухо и ржет. Вдвойне козел! И вот с ним я дружу?
Мы чуток невзаправду махаемся. Потом он выкладывает, типа в учительской тусила куча народу. Ну, а физик, вроде, как физик. Короче, ни следов присосок, ничего такого. Правда, типа, как сильно долбанутый или недоделанный. Но мало ли что бывает.
По ходу, Толян мне нихрена не верит. И опять задирает, типа не хило бы ужастиков меньше смотреть. Сам бы в такое влип, по-другому бы запел. Ага. Видать, рожа у меня совсем грустнеет. Толька хмурится, цокает зубом. И предлагает по любому последить за преподом, раз уж я так встрял. Точняк дружба - это дружба, ядрена вошь. Кореша, блин, не кидают друг друга.
Ну, двигаем на уроки. Дальше все, как всегда. Но я так, блин, рад, когда трезвонит последний звонок. Что можно, ешкин кот, свалить отсюда. И не дрожать. Не париться. Толяныч, козлина, остается пасти училку Оленьку. Павлин тоже мне нашелся, ядрена вошь. Нет, чтобы морально поддержать дружбана. Сопроводить до дома. Того-сего. Ну, считает он, типа я гоню, ну и что? От этого нихрена ведь не меняется. Не глюки это были стопудово. Страшная вещь случилась утром. Не отмажешься. Щас типа заново накатывает, аж стремно от ужаса. И просто так не понять, блин, что происходит. Не спрятаться, не затаиться. Типа, по любому затравят, разорвут. Рано или поздно, прикинь.
Как пусто, ешкин кот, на улицах. Только изредка прохожие. Зыркают исподлобья, типа щас нападут. По ходу, в натуре я втяпался, мерещится всякое. Черные тучи еще нахрен колбасят серый день. И сгущают мой страх. Бегу, как придурок, к дому. Аж дыхание пережимает. Быстрее, быстрее. Заруливаю в темный подъезд и торможу. Не хило бы заставить себя подняться по лестнице. По любому. Но, кажется, меня повсюду подстерегает та гадина, что напала на физика. В каждом углу, за каждым поворотом. В ней точняк не осталось ничего от пацана. От человека, ядрена вошь. Вот так ходишь, и не знаешь, кто рядом толчется. Он тебе лыбится, а через секунду раздирает на части. Ништяк? Блин, но не тусить же тут вечно. Накручиваю, поди, себя почем зря. Так постоишь, постоишь да и в натуре нарвешься на какого-нибудь мудилу. Двигаю вперед. Руки дрожат, да и сам я не очень. Короче, взмокший, вваливаюсь в квартиру. Захлопываю дверь и выдыхаю. Получилось! Но всякий раз так маяться натурально очумеешь.
Просто охренеть, как дома тихо и спокойно. Напряги помалеху уходят. Можно по любому расслабиться. И, по ходу, чего-нибудь сожрать, чтоб с голодухи копыта не отбросить. Короче, делаю бутики, включаю комп. И пошла веселуха! Часа два только капающий кран чуток раздражает. Но вставать и закручивать - влом.
Внезапно улавливаю какой-то шум. Хочешь, не хочешь, а прислушиваюсь. Блин, ешкин кот! Типа, кто-то тихонько скребется, толкает входную дверь. Вжимаюсь в кресло, затихарившись. Маленько выждав, бросаюсь проверить замки. Все ништяк, блин. Клево. А там возятся сильнее, хихикают. Потом, будто удар, свистящий шепот:
- Мальчик, открой... открой, мальчик…
Как сильно бьется сердце. Трудно дышать. Не оторваться взглядом от покорябанного дерматина.
А дальше... Дальше этажом выше щелкает замок, и сосед-второклашка пищит:
- Да я недолго, мам! Ну, ты чего? К Димке и обратно!
И стучат быстрые шаги. И вдруг обрываются коротким вскриком на нашей площадке.
Сосущие чавкающие звуки. Шорох уволакиваемого тела.
А позже – тишина.
До прихода предков торчу, в ступоре, в своей комнате. И жду. За окном воет ветер. И в его стонах просекаются изредка слова «мальчик, открой... открой, мальчик...». Жесть.
Родоки выпадают, как обычно, в семь. Маманя устало тащится в кухню. Батя моет руки, плюхается с газетой у телека. Все как всегда. Это точняк мои родители, по любому. Клево. Я же, по ходу, чувствую себя виноватым. Хрен знает, в чем, блин. Короче, заруливаю в кухню и после недолгого молчания предлагаю помочь. Маманя натурально хренеет. Стоит, выставившись на меня. А потом выгоняет кухонным полотенцем. Вот так, ешкин кот. Только придумаешь доброе дело, его сразу и зачморят.
А за ужином они обсуждают, что в городе, по ходу, эпидемия. Чуваки, типа, заболевают. Берут больничный. И на работу больше не выходят, ядрена вошь. По ходу, мрут целыми семьями. И никакие врачи им не подмога. А начальнички, как обычно, блин, замалчивают и нихрена не делают. Знай, деньги гребут, сволочи. По любому, ешкин кот.
Потом слышу еще кое-что интересненькое:
- Мать, помнишь Пал Иваныча? Который мастером у нас шурует. Так вот, он недели две назад звякнул, сказал, типа заболел.
- И что?
- А то, блин, что он тридцать лет на заводе корячится, а больничный брал только раз. Да и то из-за травмы, ядрена вошь
- Ну?
- Ну что «ну»? Через неделю я ему брякнул, блин. Чтобы, короче, прояснить, когда он в цех намастрячится. А там, прикинь, трубу не берут, твою мать. Ну, я и послал, по ходу, Санька к нему. Ну, который живет в соседнем доме. Помнишь Санька?
- Ну.
- Ну, что «ну»? Чуть что, ты сразу «ну», блин! Говорит, не открывают, ядрена вошь. И соседи, по ходу, никого из них давно не видят, так тебя растак.
- И что?
- Ну, ты, мать, как всегда! Пал Иваныч, в натуре, уважаемый человек. Проживает, блин, с женой, сыном, невесткой и двумя внуками. У них всегда кто-нибудь дома торчит.
Маманя молчит. А батя продолжает, чавкая, поедать суп.
- Так вот, дело этим не закончилось, ядрена вошь. Я, короче, брякнул в поликлинику. Побазарил, блин, с ихней врачихой. Клевая бабенка, по ходу, тудык растудык. Ну, она мне и напела. Типа больной Возюков натурально был у нее на приеме. Со странными, твою мать, симптомами. И ему, прикинь, назначили кучу анализов. Но на повторный прием он не явился, блин. И ничего не сдавал. Просекаешь? И типа такой случай на ее участке уже не первый, ешкин кот. Ну, что скажешь?
Маманя кладет второе в тарелку бати.
- Но вот что самое охренительное – никто из семьи Пал Иваныча у нее на осмотре не был! Она типа думает, их сразу же увезли на скорой. Клево? А реально Пал Иваныча в больнице тоже нет! Я проверял, блин. А? Каково? Чего ты все молчишь-то, ядрена вошь?
Мама плотнее сжимает губы и несколько раз обводит пальцем цветок на скатерти. Потом тихо говорит:
- Да у нас уже три человека из отдела не появляются на работе. Начальница в ярости. А мне, почему-то, не по себе. Девчонки вон шушукаются. Рассказывают всякие страсти, с ума сойти. Сына, что с тобой?
- Да, Серег, как у тебя дела в школе? Что-то мы тут с матерью развели парафину, блин. Чего там с оценками-то?
Я пожимаю плечами. Уворачиваюсь от цепкой руки бати и двигаю к себе. Короче, по любому ясно, чудеса происходят не только у нас в школе, но и во всем, блин, городе. Ночью, ешкин кот, не могу уснуть. Лезут разные думки. Одна ужасней другой. К утру стопудово втыкаю, что если мы не свалим отсюда, то все умрем.
Толька хмур и неразговорчив. Видать, Оленька отфутболила его снова. И наш вчерашний базар он точняк считает бредятиной. Но перед уроком физики пацан чуток оживляется. Ведь разведка важнее любви, ешкин кот. Учитель, короче, опаздывает минут на пять. И ребята колбасятся, кто как может, блин. Но только он появляется, я сразу догоняю – началось. Что бы это ни была за зараза, она стала действовать. Толян со значением подмигивает мне и шипит: «Охренеть! Ты, по ходу, прав, пацан!».
Всегда вылизанный и аккуратненький физик по прозвищу «Листик» сегодня просто неузнаваем. Землистая небритая рожа, темные очки, всклокоченные волосья. Мятый грязный костюм наводит на мысль, что препод валялся в канаве не один час. А еще он отвратительно, дурно пахнет. Клево. Вообще, чуханский запах и Листик – несовместимо в принципе. Наш преподаватель, несмотря на то, что очкарик и дохляк, мечта любой девахи из этого занюханного города. Сейчас же на него даже смотреть ссыкотно. И, по ходу, страшно. И его шибзданутый видон тут натурально ни при чем.
Листик тащится, волоча ноги, к своему столу. Что-то бурчит. Взлезает на стул. Раскрывает журнал. В классе наступает тишина, ядрена вошь. Видимо, охренели не только мы с Толяном.
Первым вызывают Петрова. Пока парень вяло мямлит параграф, Листик обводит класс черными дырами очков. Притормаживая чуток на каждом. Вот и моя очередь, ядрена вошь. Внутри сразу замирает. Говняно как, блин. Ведь я натурально зассал, ешкин кот. Да иди ты нахрен, придурок! Наклоняюсь к парте. Пусть, короче, пялится на кого другого.
- Садись, Петров, «Три». А к доске у нас пойдет... а пойдет у нас... Трофимова!
Бедная Трофимова краснеет. Ежится. Но покорно чапает на расправу. Встает, короче, подальше, сморщив симпотный носик. И со вздохом рассказывает. А черные окуляры препода, по мере изложения чудных законов физики, все больше разворачиваются к девчонке. Потом рот Листика начинает двигаться, типа он что-то жует. Губы вытягиваются и тихо свистят. Трофимова вздрагивает. Шепчет «мамоньки» и малехо отступает.
И тут чувак стремительно бросается к Таньке. Она откидывается назад. Шарит рукой по доске. А в следующую секунду уже и нет никакой Трофимовой. Какое-то мерзкое дерьмо целиком поглощает ее. Тянет жутким запахом. На миг все в натуре столбенеют. Потом вопят, не лучше придурков, и кидаются вон. У дверей свалка. Два пацана сигают из окон, ништяк этаж - второй. Я тоже бегу, кричу, толкаюсь. И выбираюсь из школы порядком помятый и побитый. Но живой. Спикировав на повороте в сугроб, пытаюсь отдышаться. Слизываю с губ налипший снег. Вкус талой воды, понял? Поднимаюсь. Несусь дальше, трясясь и икая.
Как, ядрена вошь, оказывается, бывает страшно. Так страшно, что весь мир, по ходу, умирает и вместо него рождается другой. Не просекающий жалости и чего-то там еще. Блин, даже слов нет. И в этом гребаном мире я не хожу в школу, не общаюсь с друзьями, нигде не бываю. Все сижу, как недоделанный, дома и почти не шухерюсь отца. Когда он наезжает на меня, я посылаю его нахрен. С удивлением слыша свой переходящий на визг голос. Синяки и ссадины после этого заживают плохо, но мне плевать. По ходу, мне плевать даже на мать. Хотя нет, гоню. Это неправда.
Но помалеху обычное начинает просачиваться. Потихоньку втыкаю, что почему-то измучилась мама. А отец уже вовсе не такой крутой перец, каким казался раньше. Проявляются телефонные звонки. И я узнаю от Тольки, что школу, в натуре, закрыли на карантин. А Листика с Трофимовой никто больше так и не видел. Клево? Дружбан подолгу болтает в трубку, и мне легчает. По ходу, выздоравливаю. Наверное.
А потом Толян исчезает. И я снова проваливаюсь в липкий страх. Дергаюсь, как припадочный, от ожидания и неизвестности. Дома у него все время молчок. Длинные гудки, ешкин кот. Хреново, по любому. По ходу, встряли до самого конца. Но корешей ведь так просто не бросают. Точно?
В их подъезде тишина. Лампочки разбиты. Никого вокруг. Подползаю к Толькиной двери. Прикладываю ухо к холодному дерматину – ни звука. Жму кнопку звонка. Он глухо и мертво тренькает там. Типа в пустоту. Короче, переступаю с ноги на ногу, собираясь уйти. Ведь яснее некуда. И тут слышится какая-то хрень. По ходу, волокут тяжелую шнягу. Это внутри, блин. Потом кто-то типа царапается. И дребезжащий голос Толяниной бабуси допытывает:
- Хто это? Хто?
Замираю. Проглатываю какую-то дрянь в горле.
- Таисия Мефодьевна, это Сережа. Толя дома?
- Сережа? – неожиданно взвывают там, переходя на рычание. Тяжкие удары сотрясают дверь. Типа существо не догоняет, как открыть замки.
Спина тут же взмокает. Взвизгиваю и бросаюсь вниз. Трясутся руки. Блин, блин, блин! По ходу, Тольки в натуре нет в живых. Охренеть. Несусь по улице, стараясь не хряпнуться в сугроб. И одна и та же мысль буравит бедную башку: «Опасность! Опасность! Опасность, твою мать!». Теперь я стопудово просек, что любой чел из нашего города по любому превратится в такого монстра. Это случится с каждым. Завтра, через месяц, но с каждым. Надо валить отсюда, ешкин кот! Срочно. Чем раньше уберешься, тем лучше. Здесь не выжить по любому. По ходу, дерьмо двинется дальше, ага. Но эти заморочки после. Щас, блин, не время. Только бы убедить родоков. Только бы папаня не начал выкобениваться, как обычно.
Остаток дня торчу в своей комнате, напендюрив аж два свитера. Дико холодно, ешкин кот. Колбашусь в тупые догонялки, чтобы не думать. За окном темнеет. И мне становится совсем хреново. Уже насрать, монстры, не монстры. Видать, про это и есть слово «безысходность». Когда наконец в замке начинает возиться ключ, пригибаюсь к столу. Почти не дышу. Ништяк, это маманя. Клево. Настоящая, живая. И я рад ей, как салага.
Батя появляется поздно. Бурчит, что по ходу заболел, и сразу сваливает в их комнату. Ну, и хрен с ним. Круто, что я по любому не один. Одному, все-таки, сильно ссыкотно. Вот ведь дожил, блин. Так ждать прихода предков, опупеть просто! Мы с мамой ужинаем, пьем чай с пряниками. Потом она вздыхает. И встает узнать, чего там с отцом стряслось на самом деле. Ага. Кручусь по кухне, уходить совсем влом. Тепло, светло, спокойно. За стенкой улавливаются приглушенные голоса. Ругаются, что ли?
И тут до меня допирает. Ведь раньше батя никогда не отказывался есть. Он еще тот чувак, пожрать – одно из его любимых занятий. Внутри противно холодеет. Шаги. Скрипит дверь. Входит мама. Ништяк. У нее дергается щека. Может, все-таки, просто поцапались? Они ведь это любят.
- Не пойму, что с ним не так... Но, правда, непонятно. Он вроде болен, а вызвать врача не хочет. Представляешь, сказал, чтобы я засунула градусник в жопу и валила. Сережа, он назвал меня сукой! Ничего не понимаю...
В груди что-то обрывается.
- Мама, вызывай ментов, скорую! Скорее, блин! Вызывай, ешкин кот, кого хочешь! Надо, чтобы его забрали нахрен отсюда! Слышишь?
Бросаюсь в коридор, кусая пальцы. Но там стоит этот. Рожа серая, ввалившиеся глаза ярко блестят.
- Это что еще за ядрена вошь, сына? Что за вырепень, блин? В чем, нахрен, дело? Ты, типа, решил, я сбрендил?
Он хлопает меня по плечу. А я не успеваю отшатнуться. Ну, ништяк, рука вроде теплая. Но во рту все равно становится говняно. От страха, по ходу. Вперяюсь в его физию. Ведь точняк можно как-то уловить превращение. По любому.
Неожиданно он сильным движением обхватывает меня.
- Серега, ну ты что, блин? Чего, ядрена вошь, за ералаш? Мать хахаля, типа, завела?
Он хмыкает и слегонца меня отталкивает. Блин, это натурально батя. Такой же, как всегда. По ходу, у него просто температура. Вон как колбасит. Ну и что? Заболеть, типа, нельзя?
- Папаня, давай уедем! Завтра же! Мне так страшно, блин, ты даже не въезжаешь, как. Прикинь, люди превращаются в монстров. Мне стремно подыхать, папаня!
Рыдания сдавливают горло, как у педрилы. Но мне насрать. Надо, чтобы он согласился. По любому, ешкин кот. Батя медлит, разглядывая меня. А потом начинает ржать. Выдыхая вчерашним перегаром и чем-то еще. Блин, что-то не то, нахрен. Ага? И только поздно вечером, в постели, я догоняю, что мой папка так не смеялся никогда. Ядрена вошь! Мысль вонзается не хуже финки. Мигом подскакиваю и прислушиваюсь. Ничего, только обычные шорохи. Поджимая босые ноги, кидаюсь к двери. Пока тихо, ешкин кот. По ходу, у меня есть время. Ништяк. Стаскиваю, короче, к порогу все, что могу. Страшно, блин, до ужаса.
Твою мать. Бедная мама. Вот ведь ералаш гребаный! По любому щас ее еще можно выручить. Сделать хоть что-нибудь. Но куда ж мне, ешкин кот, рыпаться против этой твари поганой. Да, блин, да! Я – трус. Но я жить хочу, слышите вы все?
Тихонько подвывая, противный самому себе, забиваюсь в самый темный угол комнаты. Громко тикают часы. К моей двери никто не подходит. Не пытается ее открыть. И не интересуется, что за ядрена вошь. Видать, гадине хватает человека за раз. Короче, по любому, я еще в безопасности. Сижу час, два, хрен знает сколько. Потом, окончательно задрогнув, посылаю всех нахрен. Беру одеяло, подушку и притыркиваюсь в углу. Так мне спокойнее.
Очухиваюсь, когда солнце ярко пендюрит в окно. Уже день. Снаружи, ешкин кот, ни звука. Клево. Быстро одеваюсь, тыкаясь в рукава и штанины. Не хило бы смотаться на разведку. По любому. Не торчать же тут без жрачки и воды. Но просто так двигать нельзя. Нужно что-нибудь типа оружия. Ага. А вокруг, блин, обычные вещи. Зато есть табурет с железными ножками. Короче, по ходу, сойдет на первый раз. За стенами все так же тихо. Ништяк. Разбираю завал. Хватаю предметину ножками вперед и слегонца открываю дверь. Никого. Только темный пустой коридор. Чапаю помалеху. Весь на стреме, готовый при любом шорохе кинуться назад. На полу, ешкин кот, разбросана одежда. Пальто, куртки. Видать, выброшены из шкафа. В ванной жарит лампочка. В кухне капает вода. Это все. Больше ничего. Ага, щас надо действовать мигом. Врубаю свет в коридоре и туалете. Дергаю двери. Пусто. Клево. Чуток выждать, и метнуться в кухню. Уф, и здесь я один. Круто. Уже спокойно закручиваю кран, отдираю кусман хлеба. Жуя, перебираю ножи в столе. По любому ништяк самый большой. Потом, маленько шухерясь, тащусь в туалет. По ходу, в квартире, кроме меня, ни души. Короче, не проверенной остается только комната предков. Но это напоследок, пацан.
Блокирую стулом дверь кухни. Разогреваю суп и с жадностью ем. Не хило бы запастись жратвой, пока не поздно. Ага. Нарезаю, короче, бутики. Наливаю в термос чай. Волоку все это к себе. Ништяк. Все дела, по ходу, зарезонены. Пора и родоков пощупать. А чего? Ссышь, что ли? Придется, недоумок. Ты ведь сечешь, что тишина ничего не значит? Молчишь? Ну да, пацан. Только я, видать, не такой крутой, как ты.
Интересно, кто-нибудь в курсе, что базары с самим собой клево успокаивают? Умора, блин. Короче, схвативши табуретку и нож, толкаю дверь в комнату родичей. Она ни на чуток. Двигаю сильнее. Никак. Выругавшись, пендюрю со всей дури. И вдруг, чуть не хряпнувшись, вылетаю на середину.
Прям на меня, в упор, неживым остановившимся взглядом зырит маманя. Спотыкаюсь. Охренеть!! Взвизгиваю. Ноль реакции. Смотрю вниз и с ужасом догоняю, что грудь без защиты. Ешкин кот. Выставляю нож, поднимаю табурет.
- Мама! Что, блин, случилось?
Она не отвечает, выперившись перед собой. Круто. Ядрена вошь, что она там увидала-то, нахрен? Гляжу, гляжу и тоже помалеху впадаю в ступор. Не двигается никто. Совсем, по ходу, говняно. Лицо у нее белое. Скрюченные руки поверх простыни. Одно плечо вверх. Как скелет, по ходу. За одну ночь, ядрена вошь. Жалость захлестывает меня. Жалость и бессильная ненависть. Перекладываю нож в левую ладонь. Осторожно вытягиваю правую и легонько глажу ступню под одеялом.
Рывок. Удар. И я уже на полу, придавленный тяжелой тушей. В ушах отвратительное рычание. Мертвенные глаза твари совсем рядом.
Отчаяние. И смерть, вот она.
- Мама, мама! Где же ты, мама?
Что-то меняется в рыле гадины. Судорога искажает его. Губы шевелятся.
- Сынок... сыночек мой…
Хватка ослабевает. Лишь бы выбраться из гибельных объятий! Ну, пожалуйста, нахрен. Дергаюсь, всхлипываю и вырываюсь. Тварь лежит, распластанная, на полу. Блин, блин! Ее тело бьется, как у припадочной. Меня тоже колотит. Не хватает воздуха. Сваливать, пацан, нужно, слышишь? Глубоко вздыхаю несколько раз. Цепляю табуретку, отлетевшую к стене. И делаю ноги. Жалко нож, но его уже не забрать. Он совсем рядом с этой. С мразью гребаной.
Ага. Круто. Жив. А что же дальше, ядрена вошь? Как выманить гадину из хаты? Пока она здесь, я мертвяк. Без вариантов, ешкин кот. Думай, думай, придурок хренов! Ворочай мозгами, блин. Можно типа распендюрить входную дверь и положить у порога приманку. Ну, клево. Только что там оставить-то? Кусок мяса, что ли? Ништяк. И не хило бы еще обзавестись припасами и новым оружием. Заметано. На кухне беру другой нож. Еще меньше и бесполезнее, чем прежний. Перетаскиваю к себе жрачку, чайник, воду в банках. Потом крадусь в коридор. Ешкин кот, входная дверь не на замке! Вот я лошара! Надо было раньше проверить, дебил. Щас-то поздняк метаться. Отвали, понял? Не до тебя. Распахиваю дверь настежь. Кладу на площадку мясо из холодильника. Клево. Короче, одно дело сделано. Снова чапаю в свою комнату. Остается только ждать.
Проходит несколько часов. Ничего не меняется. Только стрелки движутся. В натуре подыхаю от безделья. Все это порядком выматывает, да, пацан? И вообще, может, надо самому сматываться, а не торчать тут, хрен знает зачем? Если завалит куча гадин, то мне по любому крындец. А помирать как-то неохота. По ходу, после укуса твари, чел точно превращается в такую же дрянь. Не сразу, конечно. Иначе этого ублюдка с видоном папани никто бы сюда не пустил. Отстой, короче, полный. Еще ништяк, что в меня не вцепились. А то не было бы тут щас Сереги Черемухина. Копыта бы он откинул. Понял? И в его теле колбасилась бы гадина. Клево?
За стенкой резкий звук. Началось? Ушки на макушке, блин. В родительской комнате по любому что-то упало. Завозилось. Пауза. Потом тяжелые, волочащиеся шаги в коридоре. Останавливаются. Как по правде вижу, тварь стоит, принюхивается, решает, сволочь, куда ей двинануть. Сердце, ешкин кот, здорово колотится. Увел бы ее кто-нибудь подальше. В натуре, а? Щас, блин. Держи карман шире! По ходу, не помогает ни мясо, ни хрен знает кто. Уродина шаркает прямиком к моей двери. Торкается, дергает. А дальше сладенько просит открыть мамочке. Ведь мамочка принесла Сереженьке что-то вкусненькое. Вот мразь поганая! По телу проходит дрожь. Представляю, блин, кто щас там торчит за тонкой перегородкой. Убирайся вон, гадина, убирайся. Но сам сижу тихонько-тихонько, боясь пошевелиться. Впустую, ядрена вошь. Ручка вращается сильнее, слышатся глухие удары. Маманин голос переходит в рычание. И уже не разобрать слов. В комнату просто ломятся.
Лоб и ладони вспотели. Вдруг догоняю, что еще минута, и все будет кончено. Твою мать! В отчаянии рву окно. Вмиг ветер в рожу, осыпает снежной пылью. А возня у двери внезапно прекращается. Гадина, по ходу, шкрябает к выходу. Переваливает через порог и тащится вниз. В спешке, задыхаясь, ломая ногти, разгребаю свою заграду. Выскакиваю, бросаюсь к двери. И хряпаюсь. Блин, ядрена вошь! Поскользнулся на маманиной косынке. Твою мать! Взвыв от досады, быстро встаю. Захлопываю дверь, замок, засов, еще замок. И только потом перевожу дыхание. Ржу, как чокнутый. Еще отсрочка. Я жив!
Внизу крик, эхом проносящийся по подъезду. По ходу, охота вышла успешной, блин. Желаю жертве мигом откинуть копыта. Другой помощи у меня нет. В натуре. Ложусь, закрываю глаза. Пацан, слышь, не хило бы порешать, что делать дальше. Нужно учесывать. Как можно скорее, ешкин кот. Нам здорово повезет, если ходит поезд. Пешком не выбраться. По любому.
По лестнице тащат тяжелый мешок. В башке ералаш, я почти отрубился. Пинки в дверь. Глухое ворчание, сменяющееся визгом. «Мамаша» точняк решила перекусить у себя. Или припрятать жратву на будущее. Соорудить, блин, запасик. Удары снова и снова. Тварь по любому не догоняет, почему не попасть в квартиру. Блин, и еще этот вой! Натурально окосеешь. Прикинь, ведь вчера гадина была моей матерью. А щас маманя где? Ну, вот где, а, пацан? Нету ее нигде, понял? И не будет! Заткни, короче, пасть. Хватит киснуть. Тоже мне нашелся неженка, ядрена вошь.
Очухиваюсь, когда уже темно. Свет фонаря елозит по роже. Поди, он и разбудил. Вокруг тихо. Во всем доме тоже ни звука. Поднимаюсь, стараясь двигаться бесшумно и мягко. Прокрадываюсь к входной двери, резким движением врубая свет по пути. Никого, засовы тоже не тронуты. Окончательно продираю зенки. Ну чего, пока все ништяк. Нехотя доедаю вчерашний суп. Потом от нечего делать верчусь на стуле, болтая ногами. Устал я бояться, пацан. По ходу, пофигизм пошел. Отстой, короче, какой-то, блин. Встаю и таскаюсь по хате, совсем не при делах. Заруливаю в комнату родоков. Ну, тут почти ничего не изменилось с позавчера. Включаю телек. Щелкаю каналы. Ядрена вошь, ни одна программа не в курсе наших событий.
Вообще без понятия, чем заняться. Досуг, туда его растуда. Ты, пацан, короче, задумывался, что случится, когда твари прикончат всех людей? Вот что они будут делать? Жрать друг друга? Чет я сильно в этом сомневаюсь. А ты? Ну, и я тоже. Га-га. Сами помирать, что ли, будут? И откуда они, блин, выпали? Вот вопросец на сто баксов, да, пацан? То ли выпустил кто. То ли сами пришлепали из задницы какой. Ну, типа с другой планеты. Вариантов, по ходу, много. Короче, одни заморочки. Вот если бы бомбой по ним шарахнуть, а? Или взвод терминаторов напустить. Круто? Было бы классное рубилово. Ты чего молчишь- то? Опять отключаешься, блин?
В дверь бьются настойчиво и сильно. Низкое рычание и высокий визг вгрызаются в уши. Нестройный вой с улицы поддерживает эту хренотень. В скважине замка ворочается ключ. Ага, они еще не разучились им пользоваться. Ништяк, что я все заблокировал. Дверь можно выломать, но не открыть. «Папа» и «мама» вернулись домой. Га-га! В общем, было бы круче всего, если бы их память отрубилась. Тогда они по любому забудут дорогу сюда. А вот как по правде, я без понятия. Долбятся и долбятся, ешкин кот. О чем-то базарят. Задрали! Блин, по ходу лучше забить на все и снова завалиться спать. А, пацан? Ну, клево.
Просыпаюсь. Светит солнце, прикинь. Сначала не просекаю, чего так хреново. Ослабел, что ли, пацан? Разнюнился во сне? Мамку вспомнил? А вот тебе реальность, недоумок чертов! Сильнее надо быть, короче. Типа мужественнее. Ты ведь хочешь выжить, пацан? Ну, так давай, шевелись, ешкин кот. Смотайся в город. Проверь, что и как. Надыбай, блин, продуктов. В натуре. Хрен знает, сколько здесь еще париться. Давай, давай, пошел!
Долго одеваюсь. Беру нож, брошенный в комнате родителей, сумку для продуктов. Зашнуровывая ботинки, вдруг допираю, что делаю это уже минут десять. Клево. Видать, совсем западло выдвигаться. Здесь-то, ешкин кот, более-менее безопасно. Ну, ладно, ядрена вошь. Отодвигаю засов. Открываю замки. За дверью никого. Но пол прям скользкий от какой-то дряни. Как бы не хряпнуться. Потом хрен отмоешься, блин. А железная обивка двери, прикинь, в рваных царапинах и вмятинах. Все-таки круто, что вчера я сумел выжить.
В стекла на площадке пендюрит ослепительный свет. Типа ничего не случилось, ага? А в натуре-то, даж думать страшно. Короче, чапаю на первый этаж. Готовый, чуть что, сразу броситься обратно. Ништяк. Тихонько выскальзываю наружу. Притормаживаю и зыркаю по сторонам. На улице пусто. Только поодаль ковыляет старикан с палкой. Короче, двигаю к магазину. Там, кроме продавца, тусят еще два чувака. И все цепко оглядывают меня снизу доверху. Точняк, встречались с тварями. По любому. Один из мужиков засовывает руку в карман телаги. И чем-то там вертит. Ага, типа не безоружный. Да и я, блин, тоже. Втыкаешь?
Возвращаюсь той же дорогой. Никого из гадин не засекаю. По ходу, днем они охотятся только в одиночку. А вот ночью колбасятся в стаях. Хрен знает, правда ли это. Но по любому надо всегда приходить засветло. Короче, добираюсь без приключений. Складываю продукты в холодильник. Сажусь в кресло, крутя в пальцах игру. Только теперь лучшеет внутри, пацан. В натуре. Отрываюсь до сумерек. Время от времени посматриваю на улицу. Там почти нет народу. И в домах дохрена темных окон. Но фонари все-таки зажигаются. По ходу, город еще живет, ешкин кот. Может, у меня тоже есть надежда?

Тося
Колупаю обивку не очень чистого сидения. Сколько людей протирало здесь задницы и спины до меня. И сколько еще будет. Когда нечем заняться, приходят разные мысли, которых совсем не ждешь. Они медлительны и ядовиты. Как отрава, действующая не сразу, но безотказно. Жесть. Что же делать, если не устраивает то, чем приходится заниматься? Я имею в виду не работу за деньги, а службу у существ, незримо присутствующих в жизни землян черт знает сколько лет. Окей. Именно они объединили в замкнутую группу разных чудиков. Тех, кто может, например, летать. Или предметы двигать. Или еще что-то в этом роде. Наставники мастаки определять таких людей. И обещать им с три короба – тоже. Когда вешают лапшу о твоем персональном участии в судьбах вселенной, крышу сносит капитально. Отказаться невозможно. Хе-хе. Вот не смогла и я. Но время, блин, идет. Начинаешь разбираться во многих вещах. И даже смотреть на них по-другому. Короче, взрослеешь, набираешься ума-разума. И такой тухлой бредятиной, оказывается, несет от большинства идей, что просто зашибись.
Конечно же, я пыталась узнать или хотя бы понять, что представляют собой эти создания - то ли учителя, то ли хозяева, а может, и сердобольные прохожие. Да только похвастаться, нафиг, нечем. Такую скрытность еще поискать, блин. Хе-хе. А стопроцентно известно следующее. Пришли издалека, это раз. Утверждают, что несут добро – два. Крайне текучи – три. Оп-ля, любая форма и размеры только у нас! Не падайте, если с вами заговорит ваш же стул или соседская кошка. Ничего невозможного нет. Каждый наставник торчит в нашем мире как сознание. Которое может внедрить в любое существо или предмет. Жесть. А если надо, то и создаст под себя, все, что угодно. Я просто фигею от них, если честно.
Елки, елки проплывают за окном. Вот так и все в жизни проходит мимо, мимо. Блин. Странные штуки проявились во мне давно. На излете, короче, детства. А началось все со смертельной, как казалось тогда, ссоры с родителями. Ржача. Послав всех подальше, я закрылась в своей комнате. Замкнула дверь ножкой стула. И от всей души, со всей яростью пожелала очутиться где-нибудь подальше. Хе-хе… Желание не преминуло осуществиться. Хотя и не совсем так, как загадывалось. Верно? Меня, конечно же, никуда не перекинуло. Зато перед выпученными моими глазами возникло светящееся окно. С неровными такими, будто плывущими краями. Черт. Короче, заорала я как резаная. От ужаса, офигительности и собственного кретинизма. Мама утверждала, что вопли слышал весь город. Хе-хе. Думаю, она преувеличивала. А вот родители уловили точно. Благо тоже торчали дома. И, короче, давай кричать, долбиться. Требовать впустить. Ржача. Я же словно окаменела. Сидела себе на корточках в углу, как коматозник. И не смела даже вякнуть. Какое там пошевелиться. В общем, когда отец выбил дверь, ничего волшебного в комнате уже не было.
Меня отпаивали, блин. Растирали. Хлопали по щекам. Реально. Но поверить не сумели. И закончилось все это, на самом деле, печально. Ведь я наотрез отказалась признать свое чудо выдумкой. Чем окончательно вывела отца из себя. Окей. Всыпал он мне тогда по самое первое число. Чтобы, короче, впредь не придуривалась. Не помогли ни слезы, ни завывания. И задница потом болела долго. Хе-хе. Зато урок не пропал даром. Чего уж. Верно? С тех пор родители вообще мало что обо мне знали.
Вот с такого неприятного случая и начались путешествия в другие пространства. И сначала все выглядело дико интересным. Настолько, что бывшие друзья реально оказались за бортом. Причем со всеми своими дурацкими и ничтожными предпочтениями. Что они могли знать о мире, блин? Болваны! Озабоченные только тем, какое впечатление производят на окружающих. Задолбанные разгулявшимися гормонами да собственным положением в стае. Прыщавые, дурно пахнущие и мнительные. Зашибись. Мы стали совершенно разными. Ведь передо мной-то открывалась целая вселенная. Хе-хе. Но именно тогда меня впервые посетило настоящее одиночество. Реально. Ведь никому ни о чем рассказать было нельзя. Верно?
А немного позже появилась еще проблемка. На которую какое-то время я забивала. В общем, мне никогда не было заранее известно, куда попаду. Ясно, что требовалась какая-то предварительная настройка. Но как ее сделать? А? Вот то-то же, блин. Меня выкидывало в самые невообразимые миры. Причем совсем не те, которые я представляла. Хе-хе. И чем дальше, тем хуже. Страшнее и страшнее. Омерзительнее и омерзительнее. Жесть. Короче, щепка, гонимая волной, оторванный ветром лист. Блин. И однажды я просто поняла, что когда-нибудь вернуться не смогу. Чисто физически. Окей. Тогда пришлось остановиться. Чтобы не сдохнуть. Попытаться, короче, стать нормальным человеком. Ржача, конечно. Ну, и учебу надо было как-то заканчивать. Реально. И можно сказать, у меня почти получилось. Остались всякие сны да закидоны. Вроде того, что идешь такая, и вдруг бац! Ткань пространства рядом с тобой истончается. Тронь, и прорвется. Круто? Но, в общем, я завязала со всеми экспериментами. Стала больше времени проводить со сверстниками. Даже в обычную жизнь втянулась. Как это ни странно выглядит, нафиг.
И тут-то, блин, выпали наставники. Хе-хе. Удивительные создания. Лучистые и совершенно не страшные. И до того прикольные в общении, что даже сравнить не с чем. Короче, оказалось совсем нетрудно убедить меня работать с ними. Помогать, в общем, в некоторых их делах. И случилось это уже давно. Вот с тех пор мы и колбасимся вместе. Но то, что мне приходится наблюдать, не фонтан, если честно. Ведь они не останавливаются ни перед чем, чтобы привлечь нужного человека. Или выполнить задачу, которая представляется им необходимой. Реально ни перед чем. Наверное, именно это называется целеустремленностью. Верно? Окей. Но разве это нормально? Должны же быть какие-то рамки. Ну, моральные нормы. Иначе остается только право сильнейшего. А так неправильно, черт возьми. И еще. Наставники нечестны в делах. Ну, это отдельный разговор. Фиг с ним.
Короче, меня они используют для закрытия проемов. Открытых случайно или по злому умыслу. На самом деле, деятельность крайне важная для поддержания границ и чистоты нашего мира. Хе-хе. Ведь он должен оставаться цельным. Лишенным, в общем, влияния чужих элементов. Реально. Все это так, но я не могу избавиться от ощущения, что знаю лишь крохотную часть правды. Блин, а что скрыто в основной части долбанного айсберга, а? Может, такое, что эта их правда и не нужна вовсе. Верно? Жесть, короче. Башка пухнет.
А еще я, как правило, одна. И причинка здесь даже не в моей тайной работе. Хотя, конечно, переезжаю довольно часто. Просто для установления и поддержания хороших отношений нужно прикладывать усилия. А это напряжно. Ну, и до кучи, получать всегда хочется больше, чем можешь дать сама. Верно? Поэтому окружают меня не друзья, а случайные, нафиг, знакомые. Вот так, зараза. Невеселые мысли, короче.
Трясусь в этом пропахшем вагоне, как маромойка. Будто и делать больше нечего. Зашибись. Куратор выдал задание всего пару дней назад. Проинформировал, что имеет место истечение темной энергии. Которое нарушает, блин, баланс сил в данной, нафиг, части пространства. Круто? И не где-нибудь эта мутотень происходит, а в некотором богом забытом городишке. Ну, конечно, а как еще-то? Хе-хе. В дыре под гордым названием «Залучинск Уруганского района». Это ведь тебе не баран чихнул. Понятно? Тоска, короче, зеленая. Думаю, придется дольше добираться, чем работать. Поди, два дохлых дома с пятью хмырями. За день все расколбасить можно. Реально. Нашел, гадство, зачем отрывать от зашибенских моих занятий дворника. Скребла я себе двор и размышляла о судьбах вселенной. Прикольно. Мне в принципе очень даже нравилось. Особенно после преподавания математики в школе. Хе-хе. Все-таки дети – такие придурки! Передушила бы собственными руками. А сейчас и из дворников пришлось сваливать. И скрытые цели мироздания оказались в полном пролете. Жесть.
Короче, еду в этот Задрючинск, хе-хе. В плацкарте дофига народу, большая часть – студенты. Кемарю, прикрываясь книгой. Избегаю, так сказать, любопытных взглядов. Похоже, тут практически все знают друг друга. Офигеть. Моя же моська им незнакома. Но внешность у меня, слава богу, непримечательная. А посему интереса у окружающих не вызывает. Окей. Что, собственно, и требуется. При случае они и не вспомнят обо мне. В общем, навостряю уши и слушаю, кто о чем говорит. Понятно, что еще до прибытия нужна какая никакая предварительная информация. А, выходит, в городе явно не все в порядке. Реально. Треплются о странной болезни, гребанной администрации, ну, и беспокоятся о родных и близких. Вот зерна, блин, отделенные от плевел. Больше почерпнуть не удается ничего. Жаль. Пока, нафиг, не понять, насколько серьезна ситуация.
Качаю ногой, смотрю в окно на заснеженный лес. И почти отрубаюсь. Продираю слипающиеся глаза – все те же белые деревья, гул голосов, бряканье колес. Скучно. Мимо кто-то проходит, где-то смеются, что-то обсуждают. В вагоне стоит крепкий дух давно не проветриваемого помещения, забитого изо дня в день людьми. Жесть. Темнеет. А поезд все идет и идет. И путь кажется бесконечным. Стук выскользнувшей из пальцев книги пугает. Блин, наверное, задремала. Два парня напротив исподтишка ржут надо мной. Зашибись, как весело. Чего такого-то, нафиг? Щурюсь и пытаюсь сосредоточиться.
Сколько еще ехать, гадство? Вот ведь послали в захолустье. Сами туда бы и ехали. А у меня уже просто плоскожопие какое-то. Реально. Без конца ерзаю на жестком сидении, хочется размяться. По вагону, что ли, погонять? Глупее не придумаешь, нафиг. Все же топаю в тамбур. Вглядываюсь в сумерки за стеклом, провожаю глазами редкие огни. Ну, все к черту! Ага, до кучи вваливается пьяная компания с намерением покурить. Офигеть, как интересно. Короче, приходится пендюрить обратно. Покрутившись туда-сюда, усаживаюсь на место. И когда же тягомотина эта закончится? Перелистываю страницы книги, не понимая ничего. Вялые мысли о бесконечности дороги перетекают в звенящую пустоту. Тяжелеют ноги, руки, веки закрываются сами собой. Незаметно проваливаюсь в сон.
Будит толчок поезда. А оживление аборигенов ясно говорит, что мы наконец прибыли. Зашибись. Кидаю в сумку свой потрепанный томик. Торопясь, одеваюсь. Почему-то боюсь остаться последней в быстро пустеющем вагоне. Реально. И двигаю к выходу. Перрон где-то совсем внизу. Прикольно. Прыгать, что ли? А мимо бегут, сталкиваясь и ругаясь, пассажиры. Хе-хе. Чего они так волнуются-то? Такое впечатление, что спешат в одну, не видимую мне пока, точку. Ржача. Короче, сползаю, как могу. И плетусь вдоль маленького занесенного снегом вокзала. Поворачиваю за угол и неожиданно выруливаю на площадь, окруженную лесом. Круть офигенная. Красиво-то как, блин.
С визгом захлопываются дверцы последнего автобуса, и он, кренясь, отчаливает. Понятно. Вот куда торопились все эти чуваки. Вдыхаю морозный воздух, полный сухих снежинок. Да, заросли вокруг, конечно, выглядят мрачными. Но дело, однозначно, не в них. Что-то тут реально не так. Короче, наставник был, наверное, прав. Похоже на присутствие дыры с черной энергией. Выблевывающей гнусное дерьмо в окружающее пространство. Жесть. Правда, где эта пакость, пока не пойму. Ну, и фиг с ней. С наскока такие дела никогда не решаются. Окей. Плохо то, что поток почему-то набирает силу. Будто плотину прорывает, блин. Короче, получается, если его быстренько не заткнуть, он хлынет дальше. Офигеть, как позитивно. Верно? Окей. Хотя торопиться с выводами все-таки не стоит. Тем не менее, интересно, сколько времени у меня еще есть? Ясно, что сдерживающим фактором здесь выступает тайга, простирающаяся вокруг на многие километры. Но как долго? Надеюсь, блин, до завтра этот мир не рухнет, хе-хе. Хотелось бы выспаться, отдохнуть после дальней дороги. Реально. Ну, чего? Вечер поздний. Город незнакомый. Малолюдный, опять же. Отмаза ведь есть всегда. Верно? Окей. Вглядываюсь в темноту, переключаясь на энергетическое видение. Вот, блин, и маячок, оставленный для меня коллегой. Именно там находится экранированное убежище. Берлога, где я буду жить, пока не закрою проем. Надеюсь, все это не затянется. Ведь вязнуть в глуши совсем неохота, хе-хе.
Крайне суперски тащиться глухой ночью по сугробам. Да по незнакомой местности. Да волоча за собой тяжелую сумку. Офигеть, как здорово. Просто получаю от жизни все удовольствия сразу. Зашибись. А впереди внезапно мелькает скрюченная тень. Стремительно уходя в сторону. Почти сразу за спиной рык. Ну, нифига себе подарочки! Оступаюсь, гадство, и чуть не падаю. Защитное поле автоматически увеличивается до метра. Спасибо ему, конечно. Но какого черта? Обычно любое живое существо инстинктивно чует, что со мной лучше не связываться. И держится подальше. А это нечто выпало, блин! Зараза. Ага, понятно, у него просто зажигание позднее. Вот, уже сваливает. Ну, давай, греби. Туда тебе и дорога. А вдалеке до кучи вдруг проступает вой, чем-то напоминающий волчий. Жесть. Тру варежкой замерзший нос. Ну, мутотень! Я ведь почти испугалась. Кто же это пытался напасть-то на меня? Не человек. И, вроде, не зверь. Здоровый, блин, какой. Короче, надо двигать быстрее к дому. Только приключений мне сегодня и не хватает, нафиг.
Нет, а все же, что ж это за создание такое было? А? Поди, связано с проемом. Не иначе. Вот так встречка. Ускоряю шаги. Реально не по себе. Зараза. Черный поток вполне может вызывать трансформацию. Подобное случалось. Или же сквозь дыру проникают некие существа. С неизвестной пока целью. Офигеть, только приехала, и сразу попалось это чудо-юдо. Прямо как знак какой-то. Только не понять, какой. Хе-хе.
Стараюсь быстрее шевелить ногами. Идти уже недолго. Короче, семь минут, и я у цели. Нормально. Нужный дом ничем не выделяется в ряду остальных. Так надо. Двери подъезда приветливо распахнуты. Но внутри темнота. Под ботинками неприятно скрипит битое стекло. Поднимаю голову вверх. Ага, все лампочки разбиты. Видимо, чтобы жить было интереснее. Пока до квартиры доберешься, столько всего занятного испытаешь, блин. Верно? А вот и моя дверь.
Гашу маячок. Запираюсь, проверяю общую защиту. Порядок. Теперь и отдохнуть можно. Посмотрим, что у нас тут за обстановочка. Оглядываюсь, обнюхиваюсь. Окей. Ну, вроде неплохо. Удобные шкафчики, мохнатый диван с пледом. Холодильник набит едой, в ванной - свежие полотенца. Похоже, коллега предусмотрел все, чтобы мне было комфортно. Прикольно.
Раскладываю вещи, ставлю чайник и с удовольствием откидываюсь на спинку кресла, прикрывая глаза. Здорово. Все дела отложим на завтра. Сегодня законный нерабочий день. Понятно? Может, и так, но жрать хочется, черт побери. Придется вставать и делать бутерброды. А чего? Нормально. В кухне тепло, вытертый коврик щекочет босые ноги. Хе-хе. Наливаю чай, уплетаю за обе щеки нарезанные ломти. Круто. Свет лампы неясно очерчивает тени вокруг. Блин, какой покой! Всегда бы так. А после еды неминуемо клонит в сон. Короче, пора, красавица. И что-то там еще, в общем. Хе-хе. Мою посуду. Стелю постель, и ныряю под пушистое одеяло, сворачиваясь комочком. Офигеть, как здорово. Теперь спать!
Тикают часы, отмеряя время. Стрелки подходят к нужным делениям. Звонит будильник. Зашибись. Ну, что за непруха? Даже не подрыхнуть в свое удовольствие, блин. Зевая, сажусь и пытаюсь очухаться. Черт! А это еще что такое? В груди ощутимо екает. Просыпаюсь окончательно. Зараза. За ночь ситуация изменилась кардинально к худшему. Везде темнота. Кружится, гадство, вибрирует. Света совсем мало. Интересно, за счет чего такое стремительное падение? Странно. Короче, медлить нельзя. Ведь мне неизвестно ничего.
Вскакиваю, быстро умываюсь и поглощаю завтрак. Надо же, какая скорость развития. С ума сойти! Блин, разобраться-то я, может быть, и разберусь. А вот найти проем в такой черноте будет непросто, гадство. Выглядываю в окно. Всю ночь шел снег. Засыпаны улицы, дома, деревья. Причем следов не видно. Значит ли это что-нибудь? Фиг знает. Короче, плевать, там посмотрим. Одеваюсь и спешно выхожу. Окей.
Но на первом этаже застываю, как вкопанная. Зараза! На цементном полу широкая полоса крови, тянущаяся в подвал. Что за дерьмо, черт? Не город, а просто фильм ужасов, реально. Спокуха. Сейчас проверим. Толкаю перекошенную скрипящую дверь. Нутряной запах подземелья бьет в ноздри. Спускаюсь по ступеням, стараясь не поскользнуться. Пусто, нафиг. Нет даже крыс и кошек. Трупа тоже. Прикольно! И куда же он подевался, блин? Ведь явно произошло убийство, столько крови вытекло. Так? Вроде, да. А тело – тю-тю. Нормально. Сожрали, что ли, целиком? Окей. А разве такое бывает? Не в курсе. Может, перепрятали? Что ж это за убийца-то такой, таскает труп туда, сюда? Занимательный, блин.
Короче, прикольно. Получается, хищник подстерег жертву и убил ее. Правильно? Ну. Насытился. Это под вопросом. Окей. Затем перепрятал. Но зачем? Чтобы не нашли. Ну. Или оставил в подвале! Так как ему было наплевать на последствия. И жертва через какое-то время оклемалась. Просекаешь? И ушла. Своим, понимаешь ли, ходом. Реально. Окей. А с чего вдруг такие интересненькие выводы? А с того, блин! Опыт, понимаешь ли. Предчувствия. Да ну? Поверь на слово. Прямо нюхом чую, не все так просто с этим трупом. Не перепрятали его, нафиг, а произошло что-то. Окей.
Выхожу на улицу, с трудом продираясь через сугроб. Пурга, блин, была ночью, метель. Вокруг сплошная девственно чистая равнина. Нормально. Снегу выше колена. И ни тропинки, ни следочка. Зашибись. Ну, как говорится, с богом. Делаю несколько шагов и проваливаюсь по пояс. Офигительный у меня в этом Задрючинске досуг. Главное, такой разнообразный. Реально. И развлекуха-то тебе, и фитнес. Верно? Вылезаю на корячках. Ползу минут десять. Прямо как на минном поле. Пытаюсь встать. Решение неверное. Перезагрузка. Продолжаю доблестный путь на четвереньках. Не встречаю ни души. Будто вымерли все. Ах, чтоб вас! Дыхание сбивается. Капли пота ползут по вискам и замерзают на щеках. В варежки и ботинки набивается снег. Он медленно тает, стекая противными струйками. Жесть. Присаживаюсь отдохнуть. По-прежнему никого. Прикольно. Переубивали, что ли, подчистую? Неизвестно. Блин, и задницу уже прихватило! А нефиг, короче, рассусоливать.
На самом деле, людей должно остаться достаточно много, судя по фону. Видимо, попрятались, боятся выходить. Окей. А заснеженный город вполне себе красив. Реально. Мешает только ощущение опасности и угрозы. Угу. Смотри-ка, а ведь впереди кто-то болтается. Барахтается, бедняга, как и я. Пытается, короче, двигаться. Нормально. Вот этот человечек мне и нужен. Точнее, не сам он, а информация, хранящаяся в его голове. Хе-хе. С хрустом отдираю днище от наста и делаю рывок. Наверное, со стороны я проламываюсь, словно танк. Ржача. Чувак оборачивается. Вопит как резаный и пытается ускориться. Дурачок. Слава богу, это точно человек. Страх бьет из него просто фонтаном. Видимо, чего-то уже напридумывал, идиот. Хе-хе.
Блин, расстояние сокращается слишком медленно. Я уже запыхалась и устала. Еще несколько дней таких занятий, и прекрасная физическая форма будет мне обеспечена. Реально. Наконец остается метров пятнадцать до этого кадра. Окей, сойдет. Высунув язык, торможу и блокирую незнакомца. Он фигеет. Хе-хе. Теперь можно немного передохнуть. Высморкаться. Вытереть пот. Нормально. Скоро мышцы окрепнут, дух возмужает, а фигура приобретет известное изящество. Зашибись. Ну вот, ноги перестали дрожать. Окей. Глубоко втягиваю морозный воздух и, не спеша, подгребаю к аборигену. Хватаю за воротник. Поворачиваю к себе и вижу, что это мальчишка лет четырнадцати – пятнадцати. Перепуганный насмерть. Ну, офигеть.
Он тут же начинает верещать. Но вдруг затыкается, вытаращив зенки. Несмело улыбается. А потом ржет. Почти беззвучно. С едва слышными подвизгиваниями. Зашибись. Свихнулся, что ли? Только этого мне и не хватало, блин. Встряхиваю пацана и сурово спрашиваю:
- В чем дело, чувак?
Без толку. Продолжает счастливо хрюкать как идиот. Встряхиваю сильнее. Ага, что-то бормочет. Не разобрать.
- Чего? Давай-ка попонятнее. Слышь, приятель?
- Живая! Блин, ядрена вошь… Живая, нахрен! Человек!
Нормально. Похоже, тяжелый случай. Таким образом я нифига из него не вытащу. Окей. Наверно, придется к себе вести. Короче, отогреем, накормим. Это ему язык-то развяжет, однозначно. А там посмотрим. Хе-хе. Крепко хватаю его за рукав и волоку. А он и не сопротивляется. Прикольно. Начинает упираться только у входа в подъезд. Что за нафиг, блин? Смотри-ка, чуть не плачет. Скулит. Зашибись.
- Нельзя! Опасно! Не надо, ешкин кот. Я жить хочу, жить.
Офигеть. Он, что, решил, его в подъезде замочат? Интересный все-таки городишко. Так много развлечений.
- Послушай, пупсик, никто и не собирается тебя убивать. Ты хоть что-нибудь понимаешь? Все будет тип-топ. Ясно? Мы идем ко мне в гости. Уж там-то тебе точно ничего не угрожает. Давай, хватит выделываться!
Блин, еще силу приходится применять. Будто мне и заняться нечем. Жесть. Короче, только в квартире он немного успокаивается. Заставляю его стащить одежду и вталкиваю в комнату. Хе-хе. Подросток как подросток. Не изголодавшийся, не пахнущий помойкой. Зато в глазах – тоскливость. Наверное, хлебнул бедняга лиха. Ну, окей, посмотрим, что он мне расскажет.
Мнется, неловко садится в кресло. Еще и ногти грызет. Нервничает все еще, что ли? Или боится? Нормально. Иду в кухню, ставлю чайник. Делаю бутерброды. Пора, кстати, с ними завязывать. Но готовить, гадство, я не люблю. Короче, зову пацана. За едой знакомимся. Зовут его Сережа. Окей. Чавкает, деликатно прикрываясь, уже третьим бутербродом. А я внимательно изучаю, что он за фрукт. Поле спокойное, доброжелательное. Но видны следы сильнейшего потрясения, возможно, ужаса. Офигеть. Думаю, мальчишке серьезно досталось. Что же это за мутотень у них тут такая происходит? А? Начинаю задавать вопросы. Сначала вполне невинные. Но затем постепенно затрагивающие сложившуюся ситуацию.
Парень отвечает неохотно. Словно с трудом выдавливает слова. А потом - с лихорадочным возбуждением. Поди, выговориться было не с кем. Окей. И картина для меня частично проясняется. Блин, похоже на то, что происходит превращение людей в неких монстров. Которые по своей природе заведомо являются хищниками. Общий процесс, видимо, запущен не менее двух-трех месяцев назад. Соответственно, уродов в городе скопилось несколько тысяч, если не больше. Ну, зашибись. И они из-за высокой скученности вот-вот отправятся осваивать новые территории. Жесть, короче.
А вот что для них служит пищей, я пока не понимаю. Жертва, в принципе, не раздирается и не съедается. Но она явно умирает, а убийца тем временем удовлетворяет голод. Затем бывший человек неминуемо становится таким же хищником. Прямо история про вампиров, гадство. Хе-хе. И все же я не верю в их существование в обыденном понимании. Это противоречит логике. Создание, первым проникшее сюда невесть откуда, не могло питаться человеческой кровью. Так как не имело представления, что это такое. Верно? А уроды явно убивают ради пропитания. Однозначно. Окей. Впрочем, думаю, вопрос прояснится при более близком знакомстве с обстановкой. Пока это не самое важное. Реально.
Нужно разбить город и прилегающие территории на квадраты. И методично осматривать их. Рано или поздно источник будет найден. Окей. Тогда я смогу закрыть проем. Зашибись. Блин, но это только полдела. Где-то еще должен разгуливать тот, кто его открыл. Ведь подобные дела не происходят самопроизвольно. Конечно, проще всего предположить, что выпущенные хищники тут же и сожрали инициатора. Но «проще» не означает «правильнее». Верно? Если идиот не погиб, то его существование нельзя игнорировать. Сделал один раз, сделает и другой. Ведь так? Значит, этого человека тоже нужно искать. Окей. Должна ли это делать я или кто-то другой? Вопрос открытый. Прямых указаний наставник не давал. А копаться в сознаниях людей – непростая работа. По крайней мере, для меня. Есть и поспособнее спецы. И потом, ведь проблем с отысканием прохода будет дофигища. Нутром чую. Не получится просто и быстро. Вот, гадство, влипла.
Тут до меня допирает, что пацан давно что-то впендюривает. Осторожно перевожу взгляд на него. Он смотрит жалобно и выжидательно. В чем дело, нафиг?
- Извини, ты что-то сказал?
Тот становится еще жальче, заикается, путается. Тык-мык. Быр-дыр. Зашибись. Короче, выясняется, что его беспокоит судьба превращенных родителей. Вот жесть. Ничего утешающего-то, блин, нет. У меня четкое ощущение, что процесс преобразования вспять не повернуть. Ну, вроде, как куколку уже не сделать обратно гусеницей. Или как там? Окей. Но пацану-то что сказать? И как? Черт.
Молчу, пытаясь подобрать нужные слова. Но, видимо, что-то меняется в моем лице. То, что наталкивает парня на правду. Зараза. Его губы начинают дрожать. Какое неприятное зрелище. Из горла вырывается то ли писк, то ли хрип. Он закрывает руками моську и пулей выскакивает из кухни. Офигеть. Как круто я умею работать с людьми. Честь и хвала, гадство.
Чем успокаивать тех, с кем случилась беда? Вопрос, не имеющий четкого ответа. И, думаю, не только для меня. Жесть. Сижу, слушая стук капель из крана. Вот что мне теперь, нафиг, делать? Гладить, утешать? Фу, гадость какая. Блин. Вздыхаю, отряхиваю кофту, расправляю рукава. Нужно же было припереть его сюда! Нет мальчишки – нет проблемы. Разве не так? Встряла, короче, реально.
Выглядываю в комнату. Смотри-ка, сидит, вжавшись в кресло, комкает свой свитер. Это еще что за ерунда? Нюхает, что ли? Надо же, ревел. Зашибись. А такой большой мальчик.
- Э… Серега, слушай, ну, жизнь хреновая такая штука, да. Но, что теперь, вешаться, что ли? Ну, да, не изменить ничего. Ну, и что? Надо привыкнуть, приспособиться и жить дальше. Иначе-то никак. Слышишь? Эй!
- Мама! Свитер вязала мама. Блин, ядрена вошь. И он пахнет ее духами, нахрен. Она как живая! Ты гонишь! Гонишь!!
Срывается с места. С рыданием бросается в туалет. Ну, и что дальше? Я же еще и вру. Нет, ну нафиг мне все эти проблемы? Зараза. Самой, что ли, повеситься? Будто я тут все это и устроила. Черт. Плюс куда его девать? Оставить у себя? Правила, конечно, гласят: «При выполнении задания нужно рассматривать любого человека, не являющегося сотрудником, только как источник информации или потенциальную опасность. Но ни в коем случае не вступать с ним ни в какие отношения, будь то симпатия, дружба или вражда. Необходимо помнить, что такой человек является просто инструментом для качественного выполнения задачи». Прикольно, да. Тем более что здесь пацан мне нервы явно истреплет. Не отдохнуть, не расслабиться. Еще под ногами все время путаться будет. Вот радости-то. Короче, здорово было бы избавиться от него. Хе-хе. Но есть зазвоздка. Под названием совесть. Как только мальчуган выйдет отсюда, он стопроцентно погибнет. Шансов у него нет. В общем, закрыть за ним дверь все равно, что выстрелить в голову. Зашибись. Убивать мне не приходилось. И как-то не хочется. Реально.
Вызываю наставника. Откликается немедленно. Окей. Докладываю ситуацию. Предлагаю забрать парня. Орел наш медлит, потом отказывает. Типа нецелесообразно. Ах ты, старый хрен! Тысячелетняя замшелая редиска! Куда ж мне-то его девать, блин? Выпнуть? Отвечает, что территория подлежит дезинфекции. Ну, после того, как я выполню свою задачу. Найденных людей разместят в карантинной зоне. Если мальчик выживет, то окажется среди них. Ясно? Сеанс завершен. Круто. Краткость – сестра этого, как его, блин? Таланта, что ли? Окей.
Ну, и что же мне все-таки делать? А? Вот зараза. Блин, в миропонимании наставников нет понятий «добро» и «зло». Все основывается на равновесии, гармонии и естественном ходе эволюции. Вытащить пацана – нецелесообразно, нафиг. А обречь на смерть – гармонично. Логика зашибись! Причем спорить с наставниками можно, но делать это бесполезно.
Стук щеколды звучит как выстрел. А вот и наш маленький камень преткновения. Пупсик-аборигенчик. Прячет глаза. На щеках красные пятна. Распухший нос до кучи. Жалок до невозможности. Нет, гадство, выбросить его на растерзание я не смогу. Замучаюсь потом оправдывать себя. Нафиг это надо. Гляди-ка, посмотрел и отвернулся. Самостоятельный, что ли?
- Никаких электронных игрушек здесь, по всей видимости, нет. Но, кажется, есть какие-то книги. Располагайся, теперь тебе придется пожить у меня. Понятно?
Ничего не отвечает. Ну, и фиг с ним. Наплевать. Достаю карту Залучинска с ближайшими его окрестностями и начинаю делить на приблизительно одинаковые квадраты. В каждый включаю несколько домов. Ведь источник явно находится в пределах населенного пункта. Таким образом, за месячишко я смогу отсмотреть все. С учетом производственных помещений. Прикольно. Это худший вариант. А надеяться надо на лучшее.

Он
Вчера все не ладилось. Шло наперекосяк, валилось из рук. Согласно «Харрашу», а я всецело доверяю ему, это означает утечку энергии. Наверное, кто-то спровоцировал меня на ее выброс, что удивительно само по себе. Но люди ведь не могут жить спокойно, не трогая других. Разве нет? На самом деле, больше удручает то, что я не сумел идентифицировать провокатора. А это странно. На самом деле, я мало с кем общаюсь. Несколько приятелей да одна женщина. И даже такое взаимодействие некоторое время назад было сведено к минимуму. Только по работе. Вот так.
Признаться, я всегда чувствовал, что отличаюсь от окружающих. Мы действительно разные. Ведь они предпочитают напиваться до скотского состояния при всяком удобном случае. А также обожают шумные вечеринки, беспорядочные отношения и деньги, берущиеся буквально из воздуха. И ничего иного для них не существует. Какая узость мышления, разве нет? Я же очень рано научился читать. И именно книги стали моими единственными и до конца верными друзьями. Они всегда расцвечивают серый обыденный мир, расширяют границы мировосприятия. И побуждают становиться лучше, как ни смешно это звучит. А когда два года назад на книжном развале в областном центре я обнаружил «Харраш», в моем существовании вообще произошел перелом.
Телевизор в комнате матери вопит на полную катушку. Как всегда, политическая программа. Смотрит их все подряд. Честно говоря, с таким уровнем подкованности пора в революционеры. И это не ирония, а вполне себе осмысленный вывод, следующий из многолетних наблюдений.
Да, раньше мою энергию забирала как раз мать. Если не в процессе нагнетания ссоры, то исподволь, постепенно. Например, стоя с преувеличенно скорбным видом у косяка двери. Или готовя себе отдельно нарочито нищенский ужин при ломящемся от продуктов холодильнике. Жалуясь поджатыми гузкой губами на бесконечные болезни. Или же пытаясь самостоятельно начать делать уборку. Будьте спокойны, ни одно из вышеупомянутых действий, предоставленных самим себе, никогда не будет завершено. Это просто способы продемонстрировать, какая сволочь у нее сын. А в сердцевине своей – получить энергию. И таких приемов у матери множество, всех и не перечислить. Да, было время, когда пребывание дома изматывало меня не хуже многочасовой физической работы. Но, конечно, кошмарнее всего оказывались скандалы, которые закатывались все чаще и чаще. Видимо, с каждым разом требовалась более серьезная доза. Спасался я тем, что старался реже бывать в стенах нашего жилища. В моей сумке всегда лежала книга, с которой можно было пристроиться где угодно, и хотя бы на время отодвинуть проблемы.
С появлением «Харраша» изменилось многое. Я получил подтверждение, что подавляющее количество людей не умеют или не могут извлекать энергию непосредственно из пространства. Кстати сказать, насыщенного ею. Ведь воровать намного проще. Разве нет? Признаться, мало кто из соплеменников, осознанно или неосознанно, черпает ее из вселенной. Хотя наш мир буквально переполнен ею в том или ином виде. Бери, не хочу. Но лишь те немногие ни у кого ничего не крадут. А остальные, в большей или меньшей степени, становятся энергетическими упырями. Встречаются такие монстры, что способны высосать досуха. Происходит так потому, что канал, ведущий от вампира к донору шире, чем тот, который связывает донора с космосом. Последствия таких манипуляций ужасающи. Высосанный внезапно, без всяких видимых оснований, теряет все жизненные силы и умирает. Причем врачи не в состоянии диагностировать заболевание. Но это крайний случай. Как правило, люди и берут, и отдают одновременно. Если выкачивается больше, чем закачивается, то нарастает ощущение гнетущей опустошенности, слабости. Появляются неотступные мысли о смерти. И действовать тогда нужно безотлагательно. Необходимо во что бы то ни стало выявить источник утечки и оборвать связь.
«Харраш» научил ставить защитные блоки. Помог развить способность накапливать энергию самостоятельно. Я стал совсем нелюдимым, но мое самочувствие резко улучшилось. Организм окреп, а разуму открылись такие тайны, о которых и не подозревал.
Интересное дело, когда мои пальцы впервые коснулись этой удивительной книги, вдруг пришло ощущение, что именно в ней сокрыто предназначение, то, ради чего я пришел на планету Земля. Идея, конечно же, выглядела нелепой. Но отвязаться от нее оказалось невозможным. И книга, конечно же, была приобретена. Кстати сказать, за смехотворные деньги. Еще в поезде я начал читать, с первых же строк погружаясь в неведомый и необыкновенный мир. Толчки и мат соплеменников, грубо вырывавшие меня на поверхность, воспринимались особенно болезненно. Но оторваться я уже не мог.
Дома внимательно осмотрел толстенький том, достаточно потрепанный, хотя и с целыми страницами. Ни издательства, ни года выпуска, вообще никаких выходных данных. Будто «Харраш» упал с неба. Но какое это имеет значение? Каждый раз, когда я беру его в руки, он становится теплым. Как настоящее живое существо. И оно благоволит ко мне, стремится дать знания, в которых я так нуждаюсь.
При мысли, что мать, имеющая привычку рыться в моих вещах, может найти его, сердце давало сбой. Словно в книге действительно заключался смысл моего существования. Поэтому мне пришлось поставить у себя звуконепроницаемую дверь, врезать хитрый замок. Которым я пользуюсь даже тогда, когда выхожу по малой нужде. А также приладить звукоизоляцию во всей комнате. Признаться, в тот момент не обошлось без наигранных обмороков и бесконечных завываний со стороны матери. Но овчинка стоила выделки. Пьяные вопли соседей, грохот телевизора и спектакли родительницы отрезаются сразу, как только я закрываю дверь. И остаюсь с самим собой и с «Харрашем».
После опытов с защитными блоками раскадровка домашних представлений заметно модифицировалась. Скандалы устраивались в любое время, когда я появлялся в пределах досягаемости. Мать споро вышмыгивала из своей комнаты или кухни, и запускалась хорошо смазанная карусель. Перечислялись сотни болезней, которые неустанно грызут ее, а мой образ выписывался густыми мазками и определялся где-то в районе мерзавца и дряни с отклонением в сторону маньяка, стремящегося сжить со свету самое близкое существо. Это выглядело настолько нелепо, что я смеялся матери в лицо. Тогда тактика претерпевала превращения. И меня принимались хватать за руки, сползая в картинных рыданиях на пол.
Да, занимательное было время, признаться. Я не уставал изумляться изобретательности и находчивости человека, давшего мне жизнь. Но разрушить воздвигнутые барьеры эти выступления уже не могли. Соответственно, прекратились и выплески энергии с моей стороны. А если нет подпитки, то нет и нормальной жизнедеятельности. И мать начала съеживаться и стареть буквально на глазах. И, как правило, редко выходить из своей комнаты, куда перетащила телефон. Теперь оттуда почти постоянно слышится нескончаемый разговор с очередной приятельницей, в котором без труда угадываются знакомые визгливые нотки.
В общем, мамаша моя оказалась еще тем вампиром. Хотя, простите, много ума не надо, чтобы тянуть энергию из собственного сына. Истины ради стоит отметить, мною просто восполнялось то, что без лишних усилий забиралось у нее окружающими людьми. И ее можно и даже, наверное, нужно пожалеть. Но поступать так с ребенком, согласитесь, бесчеловечно. Не зря мое детство сопровождали бесконечные болезни, больницы и отчаянное ощущение ненужности.
По мере изучения «Харраша» я стал замечать, что животные проявляют симпатию ко мне. Даже самые злобные псы, за секунду до того готовые разорвать кого угодно, виляют хвостами и смиренно тыкаются носами в мои колени. Сначала это казалось просто забавным. Потом пришло понимание, что все живые создания действительно братья, к которым нужно относиться не менее бережно и уважительно, чем к самому себе. Дальше – больше. Меня начали избегать хулиганы. И теперь уже ничто не препятствует мне совершать прогулки в городе или лесу в самый поздний час, ничего не опасаясь. Всякое дело спорится в моих руках, а все существо переполняет радость. Хотя, признаться, только наедине с собой. Внутренняя нечистоплотность рода человеческого отталкивает, вызывает настоящее отвращение. И от этого никуда не деться. Вонючие скоты, гадящие вокруг себя. Стремящиеся выжать как можно больше – из жизни, природы, других людей. И не прикладывать никаких усилий. Их неумение или нежелание смотреть в перспективу, совсем близкую или отдаленную, по-настоящему обескураживает. Неужели так можно? Да, наверное, со стороны мое отношение к ним выглядит чем-то вроде ненависти. Смешно, честное слово. Ведь «Харраш» показал мне, что ненависть, как и каждое сильное чувство, провоцирует стремительный и значительный выброс энергии, потеря которой может вызвать разрушение защитных барьеров и даже нездоровье. А это уже совершенно не к чему. Разве нет? Поэтому я был вынужден выработать автоматическую доброжелательность при любых контактах.
Мне известно, что ничего и никогда не происходит просто так. Вот и встреча с «Харрашем» для чего-то нужна. Но для чего, по-прежнему остается загадкой. Признаться, вопрос этот мучает и изводит, не давая отдых рассудку. Мысли одна занимательнее другой буквально раздирают мозг. Они не оставляют меня и на работе, где требуется сосредоточенность и внимание. Понятно, что моя деятельность притормаживает, буксует, а это вызывает раздражение начальников и коллег. Мнение последних можно элементарно игнорировать, а вот с руководством выходит сложнее. Но пока все происходит по одинаковому сценарию. Меня вызывают, устраивают жуткую выволочку. Я же в ответ улыбаюсь и предлагаю урегулировать ситуацию миром. Почему-то такая реакция раз за разом ставит руководителей в тупик. Они теряются, замолкают, а потом крутят пальцем у виска. Смешно? Видимо, подобное поведение совершенно не укладывается в накатанную схему взаимоотношений внутри организационной структуры.
Чтобы отдохнуть, я всегда ухожу в лес. В выходные дни – надолго. Иду, бережно отодвигая ветви, в самую глухую чащу, где не угадывается даже намек на присутствие человека. Нахожу сухую поляну, покрытую резными травами и цветами, ложусь, раскрывая руки, и закрываю глаза. Солнце ласкает теплым прикосновением, птицы распевают веселые куплеты, шумит листва под ветром, а душа наполняется радостью. И в такие моменты мне кажется, что я сливаюсь с природой, со всем мирозданием. Нет отдельного меня и отдельного макрокосма. А образуется некоторое общее, гармоничное целое.
Таким образом я могу проводить время до позднего вечера, вслушиваясь в симфонию, которую дарит природа. Встаю, травы распрямляются, ложусь – превращаются в мягкий покров. Если хочется есть, присаживаюсь на поваленное дерево, вытаскиваю из сумки термос и бутерброды. Утолив голод, поднимаюсь и иду дальше. Когда начинает садиться солнце, поворачиваю обратно. И не сумею объяснить, почему. Нет сомнений, что мир, частью которого я являюсь, обязательно позаботится обо мне, не даст замерзнуть, промокнуть или заболеть. Удивительно, но с наступление темноты ноги сами, без участия разума, несут меня к городу. И чащоба неизменно редеет, сквозь разрывы веток загораются огни, а я выхожу на знакомую тропинку.
Ход времени не остановить. Лето заканчивается, наступает осень, раскрашивая кроны деревьев яркими красками. В лесу становится тихо и как-то стеклянно прозрачно. Задувают холодные ветра. И я наконец получаю ответ на так мучающий меня вопрос. Гуляя и вороша ботинком опавшие и уже преющие листья, поднимаю голову, услышав, как ветер ураганом несется по верхушкам берез и елей. Он кружит около меня и неожиданно бросает в лицо охапку неизвестно откуда взявшихся цветов. Пытаясь удержать нечаянный подарок, я внезапно осознаю, для чего появился здесь. Будто это понимание присутствовало во мне всегда. Как странно. Разве нет? Оказывается, нужно просто предоставить наш доверчивый и чистый мир самому себе, изъяв паразитов, разрушающих его со все возрастающей яростью. И способ пока неизвестен, верно. Однако я должен это сделать, если то, что окружает меня, действительно дорого мне. И если мы – единое целое.
Наверное, такое решение всегда лежало на поверхности, но почему-то никогда не приходило в голову. И вот теперь все ясно и четко, но продолжать прогулку я больше не в состоянии. Неясное беспокойство тревожит и гонит домой. Интересно, зачем? Видимо, за разъяснениями придется обращаться к «Харрашу», не иначе.
Задумавшись, неспешным шагом выхожу к реке. И ненароком набредаю на компанию, культурно – в своем понимании – проводящую досуг. Все как всегда. Пьяные мужчины в тренировочных штанах и кожаных куртках. Изрядно нетрезвые их подруги. Дети, бегающие с пронзительными воплями. Костер, шашлыки, бутылки, мусор. И автомобиль, почти уткнувшийся в ствол дерева, машина, оставившая за собой две глубокие колеи, будто раны. Я застываю, пораженный в очередной раз варварством соплеменников, не в силах сдвинуться с места. И, видимо, этим привлекаю внимание одного из отдыхающих. Он нагло разглядывает меня, сплевывает и начинает подниматься, растягивая мерзкой ухмылкой рот. В глазах злоба, презрение и предвкушение потехи. Неудивительно, ведь я не его круга и один. Жалкий, чисто одетый «ботаник», на свою беду наткнувшийся на расслабуху реальных мужиков. Разве нет? И, слава богу, ему никогда не узнать, что мышцы мои не менее крепки, чем у него, а тело сложено во много раз лучше.
Ругательства уже готовы сорваться со слюнявых губ мужчины. Но тут он наталкивается на мой взгляд, и мат застревает в его в глотке. Славно. Вот теперь можно и покинуть место обильных возлияний. Но вокруг порожняя посуда, отходы. Какая-то дрянь раскидана буквально повсюду. А ведь банкет еще и не думает подходить к завершению. И я не выдерживаю, уйти просто так нельзя. Поворачиваюсь к людям и отчетливо произношу:
- Немедленно убрать за собой все!
- Чего, блин? – нетвердо привстают мужские особи.
Женщины тут же поддерживают спутников отборным матом, на все лады склоняя мою родню. Даже их отпрыски останавливаются и вытаращивают глаза в ожидании развлечения. Действительно. Почему бы нет? Их так много, а я один. И я смеюсь. Хохочу во весь голос. Эхо перекатывает звук смеха вверх-вниз, вверх-вниз, будто пробуя его на вкус.
А эти обезьяны сначала замирают в недоумении, уж больно неадекватна моя реакция. Но приказ ведь ясен и недвусмыслен. И они, шатаясь и падая, все-таки принимаются собирать мусор в пакеты и сумки. Ни единого слова, только шорох, хруст и шелест. За этим занятием я и оставляю их, зная наверняка, что соплеменники приберут все, потушат костер и отправятся восвояси, так и не вспомнив, не поняв, что заставило их прервать так удачно начавшуюся вечеринку. Самое печальное заключается в том, что их можно остановить сейчас, но заставить вести себя по-человечески в следующий раз – нельзя.
От окраины леса до моего жилья всего десять минут ходьбы. Но я успеваю встретить еще несколько подвыпивших в тренировочных штанах и торчащих на макушках вязаных шапках. Один из них держит за руку не менее пьяную подругу с плоским пустым лицом. И все вместе они выводят нестройными голосами что-то вроде «Ничего на свете лучше нету…». Слава богу, хотя бы детские песни помнят, те, в которых до сих пор есть светлый посыл.
На скамейке возле дома сидят две молоденькие мамаши, их совсем маленькие дети возятся в песочнице. Девицы оживленно что-то обсуждают, перемежая каждое слово ругательством, прикладываются к бутылкам пива и посасывают сигареты. Их высоко заколотые хвосты одинаково трясутся от возбуждения, вызванного, видимо, интересной для дам темой.
Прохожу мимо, морщась от дыма. Они умолкают, провожая меня внимательными взглядами. За спиной продолжают, совершенно не заботясь о том, что я могу услышать:
- Прикинь, это наш сосед сверху, твою мать. Не курит, не квасит и баб не водит, сука.
- Да ты гонишь, блин!
- Неа, прикинь.
- Ну, по ходу, видать – пидор! Ясное дело.
- Ага, по ходу. В натуре клево было бы позырить, как мой Сашка взлохматит его, твою мать.
Мамаши довольно хихикают. Славно. Захожу в подъезд, мысленно желая этому Сашке держаться подальше.
Открываю дверь квартиры. Меня встречают включенное на полную громкость радио и вышедшая из своей комнаты мать. Она, как обычно, опирается плечом о косяк, и не успеваю раздеться, заводит привычную песнь о подлой моей сущности. Сопровождаемый такими сказаниями я умываюсь и скрываюсь у себя. Переодеваюсь в домашнее, ложусь на кровать, закинув руки за голову. Знание согревает меня теплым светом. Теперь нет сомнений, что через некоторое время наш мир снова станет цельным, таким, каким он был до прихода человека. Ведь хомо сапиенс не всегда существовал здесь. На самом деле, он инородное тело, привнесенное сюда неизвестно кем и непонятно зачем. Человечество – болезнь, разъедающая эту часть пространства. И не исключено, что такое инфицирование когда-то было произведено намеренно.
Проходит, наверное, еще месяц. И, в конце концов, я понимаю, что именно требуется сделать, чтобы помочь нашему миру. Хотя для меня, скорее всего, это означает смерть. Все так, а медлить нельзя, наступает нужное время. Начало ноября, землю сковывает морозец, и воздух насквозь пронизывают белые мухи. И я оказываюсь в заброшенном двухэтажном деревянном доме, ничем не отличающемся от окружающих строений, за исключением того, что он признан аварийным, и всю пьянь, населявшую его, растолкали по другим местам. В сумерках замирающего дня поднимаюсь по скрипящим ступеням на второй этаж, толкаю дверь одной из квартир. Под ботинками хрустят разбитые стекла, повсюду валяется мусор, но по комнатам гуляет свежий ноябрьский ветер, холодный, пронзительный и уничтожающий любой дурной запах. Слава богу, никто не встречается на моем пути.
Медлю несколько минут, окончательно взвешивая принятое решение, так как отчетливо осознаю, что обратного пути не будет. То, что произойдет сейчас, станет безвозвратным. И для меня тоже. Разумеется, выбор сделан, но в последнее мгновение я останавливаюсь, откладывая финальный шаг. Ведь он важен неизмеримо. Жду, позволяя мыслям свободно блуждать. И постепенно предельная ясность затопляет сознание. Глубоко вздыхаю, немного нервничая. И рывком открываю дверь в нужное измерение.
Порыв ветра едва не сшибает меня с ног. Вместе с вихрем выныривает нечто темное, юркое, неопределенной формы. Оно кружит возле, но почему-то не трогает. Затем вытягивается в ленту, вплотную приближается, будто обнюхивая, и стремительно уносится прочь. Славно. На висках выступает холодный пот. Я знал, что существо придет одно, однако не подозревал, что после встречи останусь в живых.
Все. Возврата нет. Положено начало цепной реакции. Процесс продлится, возможно, несколько десятков лет, но постепенно население планеты целиком превратится в открытых энергетических вампиров, умеющих поглощать энергию только от человека. Когда будет высосан последний, чудовища останутся без пищи. Какое-то время им придется голодать. Но придет день, и их жизненная сила иссякнет без остатка, а сами они рассыплются в прах. Тогда выпущенное сегодня существо покинет временную оболочку и уйдет к себе, закрыв распахнутую мною дверь. А наш мир продолжит жить. Но уже без человечества.

Серега
Очухиваюсь, по ходу, поздно. С трудом раздираю слипшиеся зенки. Нехотя умываюсь. Питаюсь опять бутиками. Чуханско, что я нихрена варить не умею. Кроме, блин, жареной картошки. Бутерброды уже в натуре достали. Щупаю батареи – горячие. Свет и газ – тоже на месте. Клево. А вот телефон в отрубе. И не поймешь, то ли твари провод перегрызли, то ли телефонная служба загнулась. Короче, не хило бы снова в город смотаться. Купить типа суп в банке. Ну, кашу растворимую. Еще, ешкин кот, какой-нибудь хренотени. Ну, и на вокзал зарулить. За билетом. По ходу, точняк пора валить отсюда.
Чапаю к родокам. Выдвигаю нижний ящик шкафа и роюсь в вещах. Стараюсь нащупать картонную коробку, где хранятся деньги. Маманя всегда чуток откладывала. Поэтому там захована приличная пачечка. Дыбаю несколько сотенных, запихиваю в карман штанов. Блин, снова выходить, бояться, прятаться. Как все задрало! Вот так бац, и не вернешься. Говняно, короче, ядрена вошь. Какого, вообще, хрена все это случилось конкретно со мной? Коптят же небо другие, и ништяк. Снова раскис, пацан? Ага, а тебе-то клево, что ли?
Выглядываю в окно. За ночь нанесло дохрена снегу. И следов никаких, людей – тоже. Чухня какая, блин. Лезу на антресоли, ешкин кот. Вытаскиваю валенки, не в ботинках же переться по такому. Еле-еле напендюриваю их – маловаты стали. Одеваюсь всяко-разно. Беру, короче, авоську и тихохонько вылезаю из хаты.
Вся лестница первого этажа заметена. В слегонца открытый подъезд рвется ветер. Кружит, прикинь, поземкой. Прям тут рассекать можно, ага. Пробую сдвинуть дверь наружу, а хрен. Короче, как есть продираюсь сквозь щель. На четвереньках карабкаюсь по сугробу. Клево. Кто бы меня щас видел. Ага. Два шага по насту, и хрясь вниз. Опять двигаю на карачках. Короче, по любому надо сначала билет взять. Только как до этого хренова вокзала дошкандыбать? Дороги, блин, не чистят. В натуре. Не видать ни машин, ни народу. Может, уже всех нахрен замочили? Жесть. Что ж ты будешь делать, пацан, если кирдык и вокзалу, и поезду? Убирайся ко всем чертям, ешкин кот! Да ты сам ублюдок, ты в курсе? Пошел вон, я сказал!!
Снег набивается в валенки, рукава. А мне жарко. Торможу чуток передохнуть. Зыркаю себе вокруг. Я, по ходу, совсем один. Занесенные деревья, дома с пустыми окнами. И тишина. Даж собак не слыхать. Ядрена вошь, неужто и правда никого живого не осталось? Ссыкотно как-то. Маленько подмерзают намокшие варежки. Хлопаю ими, покрепче закручиваю авоську вокруг руки и ползу дальше.
Ешкин кот, а это еще что за хрень сзади? Мигом оглядываюсь. На той стороне тоже кто-то тащится. До рези вперяюсь, пытаясь въехать, кто там. Твою мать, он тоже засекает меня и поворачивает. Вот мудила! Страх в натуре пронзает до пяток. По ходу, меня догоняют. Быстрей, быстрей, пацан. Нам бы только до подъезда дотюкать. Бли-ин, нахрен я вообще выперся сегодня? Что за ералаш, твою мать?! Не могу сдвинуться, прям застыл весь. А-а-а-а! Щас схватят, раздерут! Зассал? Да зассал, отвянь, блин! А-а-а-а-а!
И тут меня хлопают по плечу. Слышу точняк девчоночий голос: «Что это у вас тут происходит?». Клево. Чуть не охреневаю. По ходу, прокатило? Несмело оборачиваюсь. Светлые глаза на улыбающейся роже в веснушках. Вот это да. Вглядываюсь – в натуре человек. Живая девчонка небольшого роста. Ну, ядрена вошь, это ж надо было так лохануться? Ржу, как придурошный. Она опускает голову, хмурится. Потом снова - прям в зенки. Типа душу вытаскивает. И, короче, предлагает пойти к ней чаю попить. Нет, ну ты втыкаешь, пацан? Ага, щас, так и пошел, нашла кретина. Но, прикинь, она крепко берет меня за руку. И я почему-то не противлюсь. Во придурок, да? И говорит, что ей жизненно необходимо узнать, что за мутотень тут случилась. Догоняешь? Жизненно! Клево. Ну да, я идиот. Ты, что ли, лучше?
Короче, вот ни за что бы не подумал, что девчонка вот запросто так пригласит меня к себе. Посреди этого ужаса, блин. Когда никому не доверяешь. Да чуть не за шкварник потащит куда-то. А я типа и нормально. Понтовый расклад, пацан? Я даж ничего придумать не успеваю. В натуре. Да ладно, ты типа круче меня, ага. Ты вообще в курсе, что я и ты – это один чувак? Вот-вот, и нехрен выделываться.
Чапаем быстро. По следам в натуре легче. И дом ее почти рядом. Она тянет дверь подъезда. Заглядывает внутрь, уморно поводя короткой сопыркой. Потом дергает меня. Пендюрим на четвертый этаж. Здесь тоже пусто и тихо. Только ветер воет в выбитых окнах. Не улавливаю ни голосов, ни смеха, ни радио. Вообще глушняк. Клево. Девчонка открывает какую-то квартиру. Ну, чуток шухерясь вхожу. Стараюсь, короче, отряхнуть налипший везде снег. А она вмиг закрывает замки, сбрасывает полушубок, ботинки и мчится в комнату. Во энерджайзер! Я же, ешкин кот, все топчусь. Одергиваю свитер, приглаживаю волосья. Никто ж не думал, что окажусь в гостях. Тем более у девчонки. Конечно, она смешная и, по ходу, старше меня лет на пять. Но мы-то с пацаном по любому крутые перцы.
Вроде зовет меня. Ну, я – молчок. Тут ведь, пацан, покумекать надо, что вякнуть-то. А она, прикинь, влетает, аж в глазах рябит. Затаскивает, ешкин кот, в комнату. Сильная, блин. Выдергиваю, короче, руку. Зыркаю туда, сюда. Чтобы определиться. Ну, ничего так в хате. Только разбросано всякое. Видать, убираться не любит. А мне-то какая баня? Засекла, ешкин кот, что осматриваюсь. Ржет, пихается. «Не нравится?», - спрашивает. Кому, может, умора, а кому – и нет. По ходу, краснею. А, похрен! С деловой мордой залажу в кресло. Устраиваюсь как реальный пацан. Не деревенщина ведь какая-то, в натуре.
Девчонка, засунув пальцы в карманы штанов, несколько минут оглядывает меня сверху донизу. Как эту, экспонату, что ли. Потом уморно жмурит глаза и предлагает перекусить. А я чего ж? Ну, не против, ясен пень. Она прыскает и несется в кухню. В натуре чувствую себя идиотом. Да, пацан? Зато кое-кому, ешкин кот, весело охренеть как. Ну. Слышится звон посуды, шум воды. По ходу, мастрячит что-то. А я маленько расслабляюсь. Крутого изображать все-таки напряжно. Блин. Ну, чего дальше-то, пацан? По ходу, не хило бы держаться с ней вместе. Все не один. А? Молчишь? Ну, и хрен с тобой. Интересно, квартиру ей предки купили или снимает?
О, уже идти есть можно. Клево. Солидно спрашиваю, где помыть руки. Девчонка вытаращивается и снова прыскает. Ешкин кот, я просто клоун для нее. Да, пацан? Короче, драю ладони, стараюсь притиснуть вихры. Принимаю, ядрена вошь, задумчивую рожу. Вроде ништяк более-менее. Чапаю обратно. А меня уже ждут. Опять зыркает, щурит светлые зенки. Ну, на столе кружки с чаем, гора горячих бутиков. Запах – аж слюнки текут. Сажусь, короче. Не знаю, что делать. Куда, блин, смотреть. Но есть сильно охота. Молчим. Долго так еще, ядрена вошь? Тишком взглядываю на девчонку. А она губы кусает. Вот-вот заржет, чумичка. Ну, клево. Неужто я такой уморный? А, пацан? Предлагает познакомиться. По ходу, мне надо было предлагать. Лоханулся чуток. Ну, и ладно. Имя у нее ржачное – Тося. Прям подходит. Такое же смешнючее и незатейное. Умора. Ну, пьем чай. А потом она просит рассказать с самого начала, что за ералаш в городе.
Ну, ништяк. Как чужому все это раскрыть, ешкин кот? Да еще девчонке. Столько всякого. Разного. Ну, мямлим с пацаном. А дальше, типа, подхватывает. Базарю без остановки. Как попугай, в натуре. По ходу, правда, что чужому легче выложить, когда хреново. А Тося все зырит. Внимательно так. И мне, короче, начинает казаться, что ближе нее у меня и нету никого. Прикинь. С чего бы? По ходу, влипли, да? До того доходит, ядрена вошь, что про мать раскалываюсь. Ну, что любил ее, а вот все равно предал. Зассал и предал.
В глотке сухо. Отпиваю из кружки. Поднимаю глаза. Девчонка так же смотрит, но типа сквозь меня. О чем-то думает, что ли. Бровь чешет, прикинь. Зову, не отвечает. Тогда решаю еще бутик сожрать. Чего отвлекать человека? Ну, жую себе тихонько, чтобы не опозориться, как свинюке. А Тося подпирает голову и узоры на клеенке чертит. Как-то стремно прерывать, да? Нам ведь тоже есть о чем покумекать, ешкин кот. Вот было бы круто, если бы эта зараза лечилась, как обычная простуда. Сунул гадине в пасть таблетку, и привет! Стоит перед тобой нормальный чувак, а не какой-то там ужас на крыльях ночи, ядрена вошь. Тогда, глядишь, все бы и наладилось, как прежде. Тишком зыркаю на девчонку. Типа просчитывает что-то, блин. Вот замороки. Странная она какая-то. По ходу, сечет про всю эту байду больше, чем я сам. С чего ради? А хрен знает. Может, надо зассать, пацан? Но вокруг такая спокуха, опупеть.
Снова зову девчонку. Потом с опаской дергаю за рукав. Она вздрагивает и в непонятках пялится на меня. Типа не догоняет, кто я вообще такой. Ништяк, да? Но рожа тут же мягчеет, видать вспомнила. Просит повторить, ешкин кот. Задумалась типа. Ну, спрашиваю про родителей. Можно ли вылечить их, обратно людьми сделать.
Что-то меняется в ее глазах. Она чуток качает головой и опускает ее. И тут мне в натуре плохеет. Где-то внутри взрывается бомба. Выметаюсь из кухни, как ошпаренный. Ну, что ж, ядрена вошь, такое! Реветь хочется, в натуре. И никто не должен это видеть, понял? Толкаю дверь туалета. Срывающимися пальцами задвигаю защелку. И сажусь на крышку унитаза, закрыв рожу руками. Пацан! Оказывается, я верил, блин, верил! Что можно все как-то исправить. Что вокруг только страшная игра. Которая закончится рано или поздно. Просто нажать нужную кнопку, и все закрутится назад. А вышло, что нельзя. Никак. И не изменить ничего. Как на той войне, о которой базарил дедуля. А со мной дальше-то что будет? С нами, а, пацан? Сам ты, ешкин кот, нытик! Сам такой! Пошел нахрен, и без тебя тошно. А эта девчонка, откуда, блин, знает все, понимает? У-у, змеюка. Спецом ведь подстроила, а ты и выболтал, дурак. Ну а ты, типа, такой умный, что ли? Ну, и выболтал, и что? Ну и надо ей для чего-то въехать, я-то тут при чем? Да? Отвали! Достал уже выше крыши!
Пару раз глубоко вздыхаю. Споласкиваюсь холодной водой. Полотенцем растираю морду. Стараясь не шуметь, отодвигаю задвижку. И тишком выползаю. Говняно, если Тося просечет, что я разнюнился, как салапон. Да еще в туалете засел. Вообще стремно. Как смотреть-то на нее после этого? Типа в натуре не пацан. Заткнись! Ну, в комнате никого. Клево. Чапаю к креслу. И тут вижу нитку, приставшую к рукаву. Ладонью пробую сбросить. Ядрена вошь! Какой же он мягкий, теплый. Прям как маманя, которая его вязала. Бли-ин, нету мамы, нету. И не будет. Стаскиваю, комкаю, прижимаю к лицу. Почему все так погански? Почему? Мы с пацаном совсем одни. Гребаная эта жизнь, засранская, слышишь?
Меня окликают. У входа в кухню стоит Тося. Я отвожу взгляд. Пытаюсь что-то ответить, ешкин кот. А получается мудацкий скулеж. Больше не могу. Снова реву, уткнувшись в пушистый комок. А ее уже и нет в комнате. Стыдно, блин, как же стыдно. Перед девчонкой. Разревелся. Как салага, как пидор, как нюнсик. Вставай, пацан, вставай! Мы же не какие-нибудь, мы настоящие мужики, блин. Это просто жизнь такая, а так мы с пацаном что надо. Кусаю губы, сжимаю, разжимаю пальцы. Мы никому не разрешим насмехаться над нами! Мы покажем, какой я крутой пацан. Пусть только сунутся.
В дверях снова Тося. Спрашивает, как дела. Говорю, да все ништяк, разве может быть по-другому? В ее глазах нет издевки, это клево. Она подходит, садится на ручку кресла и гладит меня по голове. Я дергаюсь, как от удара. Вообще уже! Но противиться нет сил. Бедный, бедный Сережик. Нет настоящего, нет будущего. Ты почти мертвяк. Пацан, не прикалывайся так, мне сильно хреново.
Девчонка молчит. Типа рассматривает.
- Послушай, я не знаю, что тебе сказать. Мне надо подумать. Ситуация – реально дерьмовая. Короче, посмотри пока сам, что тут есть. А я постараюсь сообразить, как действовать дальше. Окей?
Вздыхает и выходит. Все тело разбито, типа я дрался. Руки дрожат, не собрать. В натуре не хило бы чем-то заняться. Хоть отвлечешься. Только вот чем? Не в солдатики же играть, вон их сколько на полке. Короче, без зазрения совести копаюсь в шкафу, набитом всякой мурой. Клево! Нахожу игру. Вполне себе такую играбельную. Нажимаю кнопы. Ништяк, ребята. А мы их счас тут замочим! Они туда? А мы их слева! Бац, бац! Круто, ешкин кот. Время вразлет!
В кухне вроде скрип половиц. Открывается дверь. Это Тося. Садится в кресло напротив меня. Кладет рядом какой-то пакет.
- Ну что, герой? Тебе, видимо, пока придется остаться здесь. Так будет безопаснее для тебя, а мне – спокойнее. Понимаешь?
Улыбка против воли растягивает мои губы. По ходу, как у петрушки, блин. Клево, что не выпинывают.
- А чему ты радуешься-то, дурашка?
- Ну, вместе лучше, по любому. Не так ссыкотно. Ага. Но нам не хило бы побыстрее свалить отсюда. Ты в курсе? Чего ждать-то, ешкин кот?
- Пупсик, ты задаешь вопросы, на которые у меня нет ответов. По-крайней мере, сейчас. Короче, поживешь тут. Когда все устаканится, уйдешь. Держать не буду. Понял? Спать будешь в том кресле. Оно раскладное. Короче, из квартиры не выходить. Действий, не согласованных со мной, не предпринимать. Все ясно? Жизнь у тебя одна, и ею надо дорожить. Окей?
Торопливо киваю, ешкин кот. Еще бы не просечь. Уж лучше так, чем одному. Да, пацан?
- И еще. Сейчас мы смотаемся за твоими вещами, здесь ведь не гостиница. Возьмешь только самое необходимое. От меня – ни на шаг, понял? И никаких резких движений, что бы ни случилось.
Прям начальник, ядрена вошь. Втыкаешь? Ну и плевать пока. Дальше, по ходу, сориентируемся.
- Слушай, а нахрена нам вообще торчать в городе, раз тут так говняно? Может, завтра все-таки свалим? А?
Она усмехается. Опять зырит мимо. И вопросец мой игнорит, по ходу. Клево. Но разбираться, короче, щас не время.
На улице вечереет. Нам в натуре надо пендюрить скорее, если хотим вернуться до темноты. И мы стараемся, блин. Я – впереди, она – сразу за мной. Типа прикрывает, умора. Чапаем по утрешним следам. У подъезда тормозим. Она опять смешнюче поводит сопыркой. По ходу, вынюхивает что-то. Дверь, прикинь, широко раскрыта. Хотя давеча я еле вылез. И снег истоптан. Видать, таскался кто-то. Сигналю, ешкин кот, девчонке. Не отвечает. Только крепко хватает за руку повыше локтя. Аж больно, блин. Потом подталкивает. Ну, ништяк, чего ж. Двигаем тишком дальше. Вроде нормально все. Останавливаемся у хаты. Шарю, короче, в кармане. Пытаюсь вытащить ключи.
Леденящий вой откуда-то сверху. Прям рвет, ядрена вошь, тишину. Твою мать! Дергаюсь. Роняю. Блин! Тося клещами стискивает плечо, шипит не хуже змеюки:
- Зараза. Главное, не надо вести себя, как придурок. Понял? Пока я рядом, с тобой ничего не случится. Шевелись, блин!
Наверху копошатся. Слышится глухое рычание. Ядрена вошь! Наклоняюсь, ощупываю пол. Вот они, блин! Вцепляюсь. Трясущимися пальцами пытаюсь вставить нужный. Никак, твою мать! Тося выдыхает в самое ухо:
- Да не волнуйся ты так.
Ништяк. Колбасит нисколько не меньше. Как во сне поворачиваю замки. Вышло! Девчонка сама распахивает дверь. Впихивает меня. Секунду всматривается в полутемь на площадке. И наконец запирает на засов. Клево. Стою, подпираю, ешкин кот, стенку. Дышу через раз. Тося находит выключатель. Тихонько крадется по коридору, делая мне знаки рукой. Типа, чтобы не рыпался. Да мне, блин не до того, в натуре. Прям как выполоскали всего. Так бы и рухнул.
- Порядок. В квартире чисто. Начинаем работать.
Ага. Агенты ФБР, блин. Секретные, твою мать, материалы. Посмотрела бы, ешкин кот, на себя со стороны. Ой, не могу, умора. Во, в кухню зарулила. Роется, по ходу, в холодильнике. Выходит. Чет быстро как, да, пацан? А мы на том же месте. Отдыхаем, ядрена вошь, типа на природе.
- Ты чего торчишь тут как истукан? Марш собирать шмотки! Брать исключительно трусы, носки, футболки. И зубную щетку не забудь.
Встряхивает. Больно сдавливает ухо.
- Давай скорее, идиот! У нас очень мало времени!
Эй, пацан! Помоги, что ли. Куда пропал-то нахрен? Чет я, по ходу, как обдолбанный. Хрень ежовая, нафиг. Ты где, блин? Не отвечает, ядрена вошь. Еле-еле раздеваюсь, тащусь к себе. Как в коматозе выдвигаю ящики, вытаскиваю какое-то барахло. Складываю обратно. По ходу, протягивается вечность.
За спиной рявкают:
- Нормально, блин! Все еще копаешься? Вот ведь наказание, гадство.
Вздрагиваю. Из рук выпадает куча белья. Тося отталкивает меня. Сама собирает сумку, ругаясь сквозь зубы.
- Ну, все! Пошли.
Хватает за руку. Потом оборачивается. Буравит колючими зенками. И вдруг со всей дури дает подзатыльник. Фигасе! Какая подлость! Ну, постой, щас я тебе тоже вмажу. Мало-то не покажется, ешкин кот.
Прикинь, а она усмехается:
- Вот так-то лучше, пупсик.
По ходу, прикольнулась. А в натуре я вроде растормошился маленько. Ядрена вошь. Какой ералаш-то со мной приключился. Но нам и правда пора валить. Стемнело ведь. Беру, короче, сумки.
- Может, деньжат взять из родительских запасов? У них целая коробка. По ходу, не нужно им теперь.
Ну, типа, и от меня польза есть.
- Зашибись. Да не пригодятся они нам в ближайшее время. Реально. Потом заберешь. Когда все закончится. Окей?
Голос ее звенит в душной тишине. Да хоть за хоккей, ешкин кот. Выискалась тоже! Умная какая, блин. Все-то, типа, знает, ага. Да, пацан?
Короче, возвращаемся тем же порядком. Я с сумками впереди. Она сзади. Фонари не горят. Хоть глаз выколи, в натуре. И опять жутко, ешкин кот. Пендюрю, не жалея ног. Только бы добраться поскорее. А наперерез что-то бросается. Твою мать! Отскакиваю назад, налетая на Тосю. Чуть не сбиваю.
- Не надо дергаться, блин!!
Ага, ядрена вошь! Прямой наводкой горящие зенки несутся. И зверское рычание со всех сторон. А-а-а-а! Спасите!!
- Пошел вон отсюда, урод!
Это она кому? Девчонка рывком подтаскивает меня к себе. А гадина резко кидается на нас. И тут типа натыкается на какую-то шнягу. Круто! Тварь отбрасывает нахрен. Она валится набок, отклячив зад. Я зырю, не отрываясь.
- Так ты еще и плохо соображаешь? Вот тебе, сволочь!
Мудачина в натуре зарывается рылом в снег. Будто получив крутого пинделя. Потом жалобно ноет. И, припадая на заднюю лапу, улепетывает. Прикинь.
Стою, как в ступоре. Не верю глазам. Это что щас было-то, а, пацан? Ты хоть что-нибудь просек? Я натурально хренею. А девчонка пихает меня в бок. Опять шипит. Клево. Трогаемся с места и пендюрим пуще прежнего. Прям беговые лошади в натуре. Перед входом в подъезд она стопорит. Видать, снова какую-то хрень вынюхивает, ядрена вошь. Потом толкается и волочет за рукав наверх. Вваливаемся в квартиру. И я ну давай кашлять типа задохлика. Загоняла, короче, нахрен. А этой, ешкин кот, все нипочем. Жмурится себе, чумичка.
- В общем, на сегодня приключения закончены, хе-хе. Порядок. Можешь расслабиться, пупсик.
Пытаюсь хмыкнуть. Но выходит чуханско. Нет, ну в натуре охренеть. Держись, говорит, типа, рядом, и ничего не случится. И правда ведь, гадина-то обломалась круто. Хотя старалась прям ништяк. Да, пацан? Ну, опупеть, твою мать! Кто ж она такая, Тося-то эта? А на вид совсем обычная, блин. Пока топчусь, девчонка скидывает бутсы и оперативно выметается из коридора. Клево.
Медленно стаскиваю одежду. Пялюсь, как придурок, в стену, покрашенную зеленой краской. И не нахожу ответа. Подтягиваю сползшие треники, ползу в комнату. Там слоняюсь чуток, крутя те же мысли. Ну, мне до смерти, пацан, не забыть, как та тварь с разбегу хряпнулась обо что-то невидимое. Ну, я просто в ауте, точняк. Ага, а сумку-то чего не разбираешь, козлина? Пошел ты, знаешь куда?
Выглядывает Тося, зовет поесть. Типа сготовила макароны с тушенкой. Жуем молча. Прям как в морге, ешкин кот. Девчонка таращится только в свою посудину. Уклоняется, по ходу. А мне в натуре невмоготу.
- Тося!
- Да? - Она поднимает глаза, но зырит в сторону.
- А что за хренотень у нас тут?
- Где?
- Ну, здесь, блин. В городе.
- Это ты у себя спроси, я же вчера приехала. Откуда мне знать?
- Да ну как же, ага! Ты ведь в курсе, что за ядрена вошь с нашими чуваками. И пендюлей вон каких можешь навесить. Что, типа, не так?
- Ты задаешь слишком много вопросов. И тебе было сказано все, что нужно. Не больше и не меньше. Понял? А сейчас, милый, вымой-ка посуду. И запомни: нянек тут нет.
Она спокойненько так кладет ложку в пустую тарелку. И выходит. А мне становится говняно. Прям как кутенка отшлепала, ешкин кот. Обидно как! Сжимаю кулаки. Пацан, где ты, козлина? Ядрена вошь, в натуре кто она такая, чтобы командовать? Развыступалась, дура хренова! Тоже мне нашлась! Да, пацан? Мы-то ведь вместе? Ну. Нафиг было вообще меня сюда тащить, раз уж такой расклад, а? Типа, много вопросов. Ага. А если нихрена не понятно, блин? Вот ты что-нибудь просек? Ну, и я нет. Крындец, твою мать, полный. И чего выпендриваться? Сволочь.
Встаю, начинаю сгребать грязную посуду. Вот радости, блин. Сама бы и драила. Бабской работой еще не занимался, ага. Змеюка. Включаю воду, колбашу всю эту хрень. Даже со стола, ядрена вошь, вытираю. Твою мать! Ну, что, пацан, я типа в натуре послушный мальчик? По ходу, нам ведь пока нарываться не след. Втыкаешь? Не хило бы выждать. Осмотреться, нахрен. Усек?
Эта торчит за столом. Чертит что-то. Вот гадина! Тишком корчу ей рожу, тишком проскальзываю к креслу. Цапаю игру, и пошла кутерьма. Да уж. Мы с пацаном, конечно, живы. Но что, ешкин кот, дальше? Куда тыркаться? Сплошные, ядрена вошь, непонятки. Да, пацан? Цокаю зубом, зыркаю ненароком вверх. Вот блин! Прикинь, эта прям пялится на меня. Да еще типа смеется. Клево. Нашла развлекуху, ага!
- Прекрати дуться, дурачок. Здесь реально безопасно. Слышишь? Короче, завтра мне придется уйти на весь день. Может, забегу перекусить. Но не точно. В общем, останешься за хозяина. Так что будь добр, приготовь что-нибудь на ужин. Окей? И не пытайся сбежать. Во-первых, это невозможно. Ну а во-вторых, у тебя попросту не будет шансов остаться человеком. Понятно?
Я невольно дергаю плечом и хмыкаю. Она маленько сжимает губы. Зырит еще тверже.
- Это действительно так. Вопросы оставь пока при себе. Думаю, недели через полторы их станет меньше. А сейчас давай спать ложиться. Поздно уже. Короче, двигай в ванную. И не забудь сменить носки и трусы. А также не забудь их постирать – здесь за тобой ухаживать некому.
Опять что-то рисует, типа разговор окончен. Ага, командирша выискалась, блин! Ну ничего. Придет и наше с пацаном время. Только погодь. Да, пацан? Тишком показываю этой язык и тащусь мыться. Назло девчонке долго торчу под душем, завывая какую-то хрень. Пусть, короче, побесится малехо. Кое-как жмулю белье. Развешиваю сушить на батарею. Ништяк. Маленько шухерясь, выруливаю в комнату. Прикинь, кресло для меня уже расправлено. Остается застелить, ешкин кот. Клево. А Тося читает книжку. Типа в библиотеке, ага.
- Эй, ты, короче, не жди меня. Укладывайся. Окей?
Киваю. Она берет пижаму и сваливает. Ну, пора, так пора, пацан. Да? Зеваю, вырубаю верхний свет. Ложусь, завертываясь в одеяло. Клево, блин. Не страшно, по ходу. Торчу, как мышь в норке. Даж когда притаскивается девчонка, прикидываюсь, что дрыхну. Хрен знает, зачем. Бзикают пружины. Типа, залезла в кровать. Ништяк. Поворачиваюсь на бок, получше сминаю подушку. За окном свистит ветер. Стучит веткой по стеклу. Не спится, ешкин кот. Тося дышит ровно. По ходу, отрубилась. А я натурально в пролете. Столько всякого разного случилось за эти дни, да, пацан? По ходу, меня уже ничего так не вставит, блин. А может, девчонка, типа, с другой планеты? Или этого, как его, с пространства? Умора. Странная она, в натуре.
На улице тоскливый вой. Ежусь, ссыкотно как-то. Проходит несколько минут. К одному голосу присоединяется второй, третий. И вот это уже ансамбель, поющий жуткую песню на незнакомом языке. Жесть. Укрываюсь с головой, так спокойнее. И отключаюсь.

Тося
Закончив с разбивкой, смотрю на мальчишку. Ему необходимы личные вещи, ведь квартира приготовлена только для меня одной. Еще день-два, и от него начнет пахнуть, а одалживать ему свое белье я не намерена. Окей. Это означает, что придется наведаться к пацану домой. Городишко небольшой, и дорога не отнимет много времени. Вот только защищать нужно будет не только саму себя. Зашибись.
Негромко окликаю его. Он поднимает глаза. Блин, какой преданный, доверчивый взгляд. По собачьи. Все же дети такие странные. Реально. Разве у него есть основания полагаться на меня? Он совсем не знает, что я за человек, какие цели пытаюсь достичь. И мне ничто не мешает воспользоваться этим и сделать какую-нибудь пакость. Черт, ему нужно научиться быть осторожным с незнакомыми людьми, пусть даже те и кажутся неплохими. Хе-хе. Понимание реально приходит с возрастом. И вполне возможно, что не мешало бы преподать пацану урок. Но таким учителем явно буду не я. Окей.
Нужно успеть до темноты. Понукаю парня, мы в спешке собираемся и выходим на улицу. Блин. Солнце уже клонится к горизонту. Пока все спокойно, но чтобы остаться в живых, чувак должен следовать определенным правилам. Короче, даю указания. Он торопливо кивает, прям как тот болванчик, хе-хе. Моргает уже заиндевевшими ресницами. Ну, что, двинули? И мы впендюриваем к его дому. Нормально. Я держусь за спиной мальчишки, закрывая нас защитным полем. Слава богу, сейчас идти значительно легче, чем утром. Снег смерзся и трещит под ногами. Порядок. Вокруг по-прежнему безлюдно. Не знаю, хорошо это или плохо. Ну, вот и прибыли.
Перед входом в подъезд притормаживаю пацана. Куда разбежался-то? Сканирую пространство перед нами. Гадство, на верхнем этаже, похоже, торчит урод, и он стопроцентно поведется на нас. Окей. Но шансы есть, верно? Тогда вперед. И побыстрее! Стараясь не шуметь, поднимаемся по ступеням. Лестничные пролеты, разбитые окна. Невесело. А наверху, видимо, нас почуяли. Завозилось это чудо-юдо. Тихонько пихаю мальчишку, заставляя шевелиться живее. Он достает ключи, возится с ними, роняет, блин. Зараза. Я начинаю злиться. Но мы успеваем. Хищник спускается огромными прыжками, прямо собака Баскервилей, тяжелое дыхание отчетливо слышно в тишине. Жесть. Захлопываю дверь буквально перед его носом и с удовлетворением показываю язык. Круто. Этот раунд за нами.
Теперь необходимо заняться более прозаичными делами. Окей. Отправляю пацана собираться, а сама осматриваю жилище. Блин, в большой комнате нехорошо, в фоне темно-красный цвет насилия. Видимо, именно здесь умерла его мать. Жесть. Наклоняюсь, зачем-то выдвигаю ящики, открываю дверцы. Наконец до меня доходит, что занимаюсь откровенной ерундой. Черт. Все, хватит дурью маяться, эй. Прохожу в кухню, изучаю содержимое холодильника и кухонного шкафа. Еда обязательно пригодится, ведь сейчас нас двое. Реально. Пакую консервы, крупы, картошку. Мясо, конечно, тоже хочется, но его никто не сможет приготовить.
Закат краснеет за окном. Окей. Пора сваливать. Заруливаю в соседнюю комнату. Блин! Мальчишка завис на полу среди разбросанных вещей. Да еще уставился в стену как идиот. Зашибись. Дергаю его за ухо, давай же интенсивнее, болван! Потом вновь спешу в кухню, складываю продукты во вместительную сумку, выставляю в коридор. Окей. От пацана ни звука. Нормально. Видимо, и не думает торопиться, скотиныш. Сейчас точно наподдаю. Влетаю, злая как фурия, и останавливаюсь. Гадство. Уткнулся в руки и ревет будто маленький. Вот ведь мамсик. Здорово, лучшего момента не выбрать. Особенно теперь, когда нельзя терять ни минуты. Офигеть. Оттолкнув придурка, сама роюсь на полках, выбираю белье и остальное. Намного проще было бы оставить его здесь и уйти. Но я так не могу. Совесть, наверное, или жалость. Наставник бы, короче, не мучился в такой ситуации, а поступил наиболее целесообразно, впрочем, пошли они все.
Заставляю парня встать. Окей. Он точно в коматозе. Вообще-то это странно. С чего бы? Может, хищники парализуют жертв? Ну, прежде чем напасть. А что? Вполне возможно. И чем уродов больше, тем сильнее воздействие. Зашибись. Глупо игнорить такую идею. Тогда надо быстрей выбираться, пока не поздно. Даю пацану неслабый подзатыльник. Для энергичности. Он мотает головой. Похоже, даже не врубается, в чем дело. Главное, шевелиться начинает. Нормально. Заставляю его взять обе сумки, ведь мне нужно быть предельно мобильной. И мы выскакиваем на улицу. Почти совсем стемнело, блин. Мелкая снежная пыль бьет в лицо. Неприятно, но терпимо.
Шуруем, только пятки сверкают. Хе-хе. Неожиданно мальчишка дергается, чуть не сбивая меня с ног. Зараза. Башку оторву за такие выкрутасы. Крепко хватаю его за шкварник и вглядываюсь в сумрак впереди. Не повезло. Там явно тусуется хищник. И двигается слишком быстро. Зашибись. Хочет жрать? Или так охотится? Особенности поведения данного вида мне все еще неизвестны. Черт! Прыгает, гадство. Ну и рожа! В страшном сне увидишь, не один раз обделаешься. Жесть. Удивительно, что он рискнул напасть. Вот дерьмо. Какие-то они все тупые тут.
- Бейся не бейся, урод, только черепок разобьешь! Понял?
Может, мозги человека влияют на сообразительность получившегося хищника? Из дурака выходит дурак, из умного – умный? Фиг знает. Пусть загадки решают другие. У меня свои, блин, задачи. Нет, ну он реально тупой! Кретин полнейший! Отлетел в сторону и кумекает еще, что ж это ему, сиротинушке, делать. Зашибись.
- Ты у меня дождешься, сволочь!
Вытаскиваю протуберанец и с силой даю ему под зад. Прикольно! Сразу все осознает, без поправок. Хе-хе. Вон как улепетывает. Скулит и подвывает. Окей.
- Вот и другим передай, недоносок, что со мной связываться не стоит! Самим же хуже будет.
Нормально. Ну, и приключение. Если придется постоянно от них отбиваться, сколько же я провожусь с поисками? Жесть какая. Короче, нужно двигать, ведь неизвестно, сколько их тут. Блин, еще и этот встал, как вкопанный.
- Эй, ты чего застыл-то? Давай, шевели ноженьками! Мы, что, на пикник сюда прибыли?
Молчит. Без зазрения совести пихаю его, куда придется. И только сейчас до меня начинает доходить, какое ярмо я повесила себе на шею. Зараза. «При выполнении задания сотрудник должен быть максимально свободен в своих действиях». Правила ведь, наверное, не глупцы придумали. Верно? Зашибись. А мне сейчас приходится заботиться еще и об этом тормозе. Ну, я молодец. Долго думала, как разнообразить свою жизнь, идиотка! Блин. Толкаю пацана уже со всего размаха. Нормально. Он чуть не падает и даже пытается обернуться. Но все же не делает этого. Порядок. Главное, сдвигается с места.
Дома в изнеможении плюхаюсь на стул. Жесть. Вроде ничего особенного не произошло, но измотана до предела. Что-то мне это совсем не нравится. Жуткий городишко. И непонятно, с чего бы такое опустошение. Окей. Как бы там ни было, нужно отдохнуть, собраться с силами, ведь завтра предстоит трудный день. Бросаю быстрый взгляд на пацана. Похоже, об ужине придется тоже подумать самой. Офигеть. Дополнительная роль прислуги меня вообще не устраивает. Наверное, пора расставить нужные акценты. Верно? А пока все-таки надо что-нибудь съесть, чтобы не сдохнуть.
Сделав макароны с тушенкой, зову парня. Входит, как бы нехотя. Морду еще такую корчит, зашибись. Короче, явно начинает выпендриваться. Круто. За поглощением еды безмолвствуем. Блин, он меня раздражает. Реально. Ну, что ж, начнем дрессировку. Непререкаемым тоном сообщаю список его непосредственных обязанностей в моем доме. Пацан поводит плечом, поджимает губы, но спорить не спешит. Окей.
- А сейчас будь добр, вымой посуду. И чтобы без фокусов, понял?
Не отвечает. Плевать. Залажу с ногами на диван и еще раз внимательно изучаю карту. Нормально. Наверное, лучше всего сканировать территории в шахматном порядке. Мне кажется, так выйдет быстрее. За относительно небольшое время я отсмотрю весь город, пусть и с дырами. Ну и, соответственно, если повезет, в течение двух недель найду источник. Прикольно. Откуда же начать? Все квадраты пронумерованы, чтобы не запутаться. Ну, и чего тогда мудрить? Давай, с первого. Окей.
В кухне выключают воду. Через несколько секунд в двери возникает мальчишка. Глядит исподлобья. Зашибись. Придется нам терпеть друг друга. До тех пор, пока не прибудут спасатели. Хе-хе. Вернее, пока не закрою проем. Круто. Отправляю заморыша в ванную. Смотри-ка, не нравится. Строит всякие рожи, мусолится. Иди, иди, не оглядывайся, нафиг. С тобой только проблем не хватало.
Вызываю куратора. Докладываю ситуацию. Запрашиваю помощь. Получаю отказ. Нормально. Да, наставникам реально насрать на людей. В худшем раскладе я здесь буду валандаться больше месяца. При текущей скорости распространения дерьма за это время в городе не останется ни одного, блин, человека. Сто процентов. Вот если бы прислали еще одного спеца, того же Костю, к примеру, мы все это расколбасили бы в два раза быстрее. Нет, хоть в жопу засунь, наставников моя позиция нисколько не интересует. Офигеть.
Стук. Это хлопнула дверь. Появляется пацан, гримасой выражая презрение к окружающему миру. Ржача. Видимо, к числу отвергаемых теперь принадлежу и я. Окей. Разбираться в причинах его поведения у меня нет никакого желания. Славно то, что поддерживать разговор уже не надо, необходимость отпала. Нормально. Как большой, он сам стелет постель, готовя для себя умилительную норку. Хе-хе. Раздевается до майки и трусов, косится на меня, и ныряет внутрь. Прикольно. Через несколько минут я ложусь тоже. И почти сразу проваливаюсь в сон.
Встаю в девять утра, как раз начинает светать. Парень спит, высунув из-под одеяла ногу и смешно открыв рот. Ржача. Стараясь не шуметь, умываюсь и завтракаю. Он так и не просыпается. То ли я такая тихая, то ли он дрыхнет, как слон. Хе-хе. Одеваюсь, беру с собой карту и сваливаю. Ночью, блин, опять была метель. Но окреп наст, и это помогает без лишних напрягов топать по заснеженным пустым улицам. Наверное, в ближайшие два дня отключится электричество и отопление. Но в берлоге все останется по-прежнему.
Вот и нужный район. Окей. Главное, не пропустить ни одного дома, ни одного подъезда. Это важно. Захожу в первый. Осторожно поднимаюсь, обследуя пространство вокруг. За некоторыми дверями маются хищники. Видимо, кто-то не успел выбраться, а другие не в состоянии выломать двери. Жесть. Людей здесь нет. Все это не то, что мне надо. Дохожу до чердака. Блин, источником тут и не пахнет. Зараза. И так второй подъезд, третий, двадцать второй. Электрическая будка во дворе тоже оказывается чистой. Но оттуда на меня вылетает урод. Зашибись. Наверное, в засаде сидел, придурок. От неожиданности подскакиваю. Ну, и видон! Реально. К такому кошмарному облику фиг привыкнешь. Жесть. Гада отбрасывает. Смотри-ка, еще черепушкой мотает, на морде – явное недоумение. Да-а. Тупые, точно. Это же надо! Давай, вали отсюда, уродец. Ага, скулит, пятится и реально скрывается в будке. Нет, ну зашибись. Хорошенько тебе там поджариться, вонючий дружок! А мне пора дальше.
Опять подъезды, дома, дворы. И так без конца. Блин. Через несколько часов понимаю, что нужно передохнуть. Иначе скопычусь. Реально. А вот и незапертая квартира. Пустая. Здорово. Трогаю выщербленную дверь, а потом закрываю ее изнутри на засов. Делаю несколько шагов и осматриваюсь. Круто. Никакого беспорядка, только пыль повсюду. Похоже, отсюда ушли самостоятельно и больше не возвращались. Окей. Такое тоже может быть. В детской аккуратно расставлены игрушки, и до сих пор несет какой-то ванилью. Нормально. Глазастый мишка лежит, раскинув мягкие лапы, на коврике. Смешной. Наверное, бэбик хотел его взять, а ему не разрешили. Ведь мамаши часто опаздывают и из-за этого нервничают. Вырвала из рук и кинула в сторону. Реально. И не по злобе, а так, в сердцах. Чтобы слить раздражение. Блин, он похож на того неказистого ушастика, что у меня самой был в детстве. Хе-хе. Прикольно. Пройти мимо никак. Реально. Поднимаю и рассматриваю его. Умильная рожица, ржачный хвостик, а сам такой пушистый, что так и тянет потискать. Окей. Сижу с ним, наверное, полчаса. Улыбаюсь и пялюсь на фотографии напротив. Оказывается, тут жили мальчик лет пяти и его мама. Где-то должен быть еще и папа, но его изображений в детской нет. Окей.
В животе урчит. Да, блин, не мешало бы перекусить. Может, в кухне найдутся консервы? Осматриваю крошечное помещение. Прикольно. Здесь тоже царит порядок. И если бы не пыль, можно было бы представить, что хозяйка вот-вот вернется. Печально все это, блин. В пристеночном шкафу обнаруживаю скумбрию в масле и банку соленых помидоров. В подвесном шкафчике – растворимое пюре. Круто. Мишку сажу на табурет, а сама готовлю нехитрую жрачку. Похожа ли я на воришку? Не знаю. Грустно мне. Реально. Жили себе люди, плохие или хорошие. Скорее всего, намешано в них было разного. Жили они себе, жили, строили планы, мечтали о чем-то. А тут – бац! И нет никого. Напоминает войну. Жесть. Чайник свистит, плюясь паром. Окей. Завариваю картошку. В цветастую кружку наливаю чай и устраиваюсь напротив медвежонка. Его темные пуговичные глаза глядят осмысленно, будто он соглашается со мной: да, друг Тося, такие вот бывают дела на свете. Зашибись.
После еды зачем-то мою посуду. Наверное, просто чтобы оставить все так, как было до моего прихода. Маленькая частица гармонии, вложенная мной в море хаоса. Хе-хе. Затем натягиваю полушубок и уже у двери оборачиваюсь. Ушастик жалобно таращится вверх. Его, блин, второй раз собираются бросить. Ах ты, черт! Хватаю медведя, засовываю в свою сумку. Потом отодвигаю засов и навсегда прощаюсь с этой квартирой, его аккуратной хозяйкой и ее сыном.
А дальше следующий подъезд и дом, и еще скверик за поворотом. Офигеть. Вечереет. Окей. Это означает, мне нужно сворачиваться. Тем более что хищники активизируются. Видимо, к ночи. Вполне возможно, у себя они охотятся именно после захода солнца. Опять загадка, и вновь не для меня. Короче, лучше поторопиться. Остался всего один дом. Как в полусне прохожу по его этажам. Здесь тоже чисто. Окей. Таким образом, сегодня мне не повезло. Чудо не случилось, и в этом районе открытый проем не обнаружен. Почти вслепую спускаюсь по лестнице. На улице совсем темно, а лампочки не горят. И такая же чернота в моей душе. Я уверена, что людей до рассвета станет еще меньше. Жесть.
Пробираюсь по кварталам, где почти не осталось освещенных окон. И дома похожи на стены ущелий. А в подворотнях копошатся эти ужасные существа, переговариваясь гортанными звуками. И их язык нисколько не напоминает человеческий. Иногда голоса сливаются во что-то наподобие хора. Тогда становится особенно жутко. Жесть. Когда наши пути пересекаются, уроды неохотно отходят в сторону и злобно рычат. Но не нападают. Это не может не радовать, верно? Короче, будто фантасмагория или страшный сон.
Теоретически можно было бы работать и ночью при свете фонаря. Реально. Это дало бы мне выигрыш во времени. Но только в случае, если проем находится в тех квадратах, которые первыми в списке. А вот в противном случае через пару дней я свалюсь от усталости, причем с нулевым результатом в корзинке. Хе-хе. И еще восстанавливаться, блин, буду дольше, чем вкалывала. Непростая, нафиг, ситуация. Реально. Не представляю, как в одиночку можно ускориться. Жесть.
Ну надо же, гадство, как воняют эти хищники! Закрывая нос, тороплюсь пройти очередную подворотню. Вновь вижу вверху желтое пятно окна. На секунду торможу, ведь там живые люди. Пока живые! Их еще можно спасти. Окей. Но куда мне их девать? Единственное безопасное место здесь – это моя берлога. А она, черт побери, не резиновая. Зараза! Проклятые наставники со своими дурацкими принципами! Блин.
И тут впервые за весь день вспоминаю о мальчишке. Прикольно. Интересно, как он там? Надеюсь, ничего не поджег и не разгромил. Это было бы слишком. Реально. Я ведь не прошу лишнего. Немного тишины, покоя и хорошего настроения. Разве это роскошь? Последние шаги до дома. Окей. Поднимаю голову. Мое окно освещено, как и то, за несколько улиц отсюда. И темный овал лица, прижатый к стеклу. Пацан однозначно ждет, когда я приду. Надо же. Хоть кому-то здесь не наплевать на меня. Круто. А ветер без конца швыряет снежную пыль. Кажется, он дует со всех сторон, зараза. Вздыхаю, отряхиваю ботинки и медленно поднимаюсь по ступеням крыльца.
Почему бывает страшно в темноте, а? Может, это дыхание чужих пространств? В чернильной мгле всегда кажется, они здесь, только руку протяни. Или это ужас первобытного человека, который постоянно ждет нападения? Вот иду, и холодок страха ползет за воротник. Реально. Такая бессознательная чушь. Не объяснимая ничем. Ведь я знаю наверняка, что защищена полем. Надежным, проверенным и крепким. Но ничего поделать с собой не могу. Зашибись.
Последний раз смотрю в провал лестничного проема на площадке и толкаю дверь квартиры. Окей. Меня встречает запах еды. Здорово. Один позитив уже обеспечен, верно? Мягкие теплые тапки – второй. На этом счет пока окончен. Хе-хе. Или не совсем? Мальчишка делает вид, что не замечает меня. Нормально. Наверное, это тоже в плюс. Падаю на диван и какое-то время просто бездумно сижу. В голове ни одной мысли, а вокруг тепло, светло и безопасно. Огромный плюс, скажу я вам. Круто. Пацан все-таки выкопал где-то электронную игру и сейчас самозабвенно лупит по клавишам. Офигеть. Не иначе в кладовке рылся, поросенок. Ну, хоть чем-то занялся. Хе-хе.
С хрустом потягиваюсь, потом шлепаю в кухню. Реально хочется есть. А на плите жареная картошка с сосисками. Прикольно. Море позитива, однозначно. Накладываю жрачки с горкой. Окей. Сегодня придется ужинать без компании. Ну и ладно, пусть себе дальше выделывается. А ведь вкусно приготовил, заморыш. Может, ему в повара податься? Хе-хе. Отложив вилку, щурюсь на лампу, которая мерцает вполне себе ласково. И на душе хорошо так, спокойно. Я бы даже сказала, сыто. Ржача. Откуда-то издалека, как посторонний, едва слышный шум, приходят разные мысли. Блин, вернее, не так, не как шум, а как прибой. Уходят и приходят, накатывают и откатывают. Зашибись. Интересно, есть ли какой-нибудь смысл в моей жизни? Ну, вот реально? Ну, выполню я задание, займусь чем-нибудь другим. Потом опять выполню и опять другим. Будто в колесе. А для чего все это нужно? Есть ли цель какая-нибудь? Без дураков. Ведь быть просто винтиком как-то беспонтово. Верно? Блин, Тося. Задавай побольше вопросов, на которые не знаешь ответа. И уж как-нибудь сойдешь за умную. Так, что ли?
Эх, ладно, забьем, тоже мне, рассусолилась. Пора и о делах подумать. Мою тарелку, выключаю свет. Пацан все так же колбасит по кнопкам и только искоса быстро взглядывает на меня. Окей. Во что же он такое играет? А, впрочем, все равно. Зеваю, отмечаю на карте пройденный район – их оказывается два. Здорово. Короче, пойду в шахматном порядке. Возражения есть, блин? Круто. Тогда завтра меня ожидает квадрат номер четыре. Офигеть. Усаживаюсь поудобнее и вызываю наставника. Отвечает сразу, орел-то наш. Хе-хе. Отчитываюсь о проделанной за сегодня работе. Ну, блин, конечно, ему не нравится, что проем не найден. Вот сам бы и искал, раз такой умелый. Снова поднимаю тему о напарнике. Отказывает. Черт бы его побрал. Мальчишку тоже не соглашается забрать. Причем прямо так и заявляет – «сейчас нам это не нужно». Зашибись! Будто мне нужно.
Вскрик. Чего еще такое? Пацан, что ли? Смотри-ка, вытаращился! Испугался, родимый? Ржача. Может, говорю что-нибудь вслух? Или моська как-то меняется? Фиг знает. Что там видит внешний наблюдатель, мне неизвестно, хе-хе. Судя по реакции парня, контакт с наставником выглядит довольно жутко. Ладно, учтем.
- Серега, ты бы сходил, поужинал, что ли. Чего сидеть голодом? Есть-то не хочешь? А?
Он вздрагивает, беззвучно шлепает губами и наконец вылезает из кресла. Окей. Согнувшись, шаркает в кухню. Гремит там посудой. Нормально. Ну-ка, посмотрим, что у него там за игрушка? Офигеть! «Убей зомби». Это что за ерунда такая? Нажимаю красную кнопку. На экране появляется покачивающееся ружье на фоне подвала, что ли. Зашибись. Видимо оный предмет - мое средство нападения и защиты. А сбоку медленно восстает полуразложившийся труп. Нет, ну я фигею. Реально. Пытаюсь разобраться в управлении. И случайно палю в этого синюшного упыря. Ошметки плоти разбрызгиваются по складскому помещению. Жесть. Блин, будто реальных монстров в жизни не хватает.
А вот и сам игрун на пороге. Нормально. Отправляю его мыться. Надо же, не перечит. Ржача. Короче, пока он плещется, стараюсь восстановить силы. Окей. И как-то незаметно засыпаю. Видимо, реально вымоталась подчистую. Блин, когда продираю глаза, абориген уже спит. Лампу оставил включенной. Заботливый какой, нафиг. Короче, пора и мне ложиться.
Просыпаюсь как от толчка. Прислушиваюсь. Вроде все в порядке. Окей. Тогда откуда ощущение, что кто-то пытался прощупать мои мозги? Или это сон? Осторожно приподнимаюсь на локте. Светает. И уже довольно поздно, наверное, часов девять. Пацан мирно сопит. В берлоге тишина. Что происходит? Зараза. Такое просто почудиться не могло. Ничего не понимаю. Зашибись. Наверное, надо быть более осторожной. Но в чем? Вот гадство. Попробую поразмыслить в течение дня. А сейчас пора вставать.
Горячий кофе обжигает. Мысли о непрошенном посещении не выходят из головы. Похоже, я здесь не одна такая «интересная». Окей. И визитер – не кто иной, как тот чувак, что открыл проем. По-крайней мере мне так кажется. Офигеть. Значит, у него есть способности, да еще какие! Пролезть сквозь общую защиту – суметь надо. Окей. Что дальше? Если это действительно так, то проем он открыл не по дурости, а с некоторой целью. Только вот с какой? И вообще выходит, хмырь остался жив после встречи с хищником. Зашибись. Окей. А права ли я в выводах? Может, его все-таки уделали? Но в итоге получившийся урод перенял способности. Фиг знает, блин. У меня стойкое ощущение, что хищники ниже нас по развитию. Вроде макак. А по сути своей – паразиты. Окей. Но ведь я могу ошибаться с точностью до наоборот. Верно?
Считается, что нашу защиту пробить нельзя. Но незнакомец, по сути, сделал именно это. Жесть. Насколько же он силен? Черт, даже задуматься страшно. Окей. Я была настолько убеждена в своей безопасности, насколько вообще доверяла наставникам. Да, считается, что защиту пробить нельзя. Поэтому моя задача всегда состоит только в том, чтобы найти и закрыть проем. А затем уступить место другим сотрудникам. И не задумываться ни о чем. Прикольно. Но действительность, оказывается, бывает разная. Вот и на меня нашлась та самая проруха. А если бы он меня убил? Дерьмо. Надо что-то срочно предпринять, реально.
Куратор не удивляется вызову. Фиг знает, есть ли у них хоть какие-нибудь эмоции. Или, может, удивить их уже ничего не в состоянии? Интересненько. После первых же моих слов орел подключает к разговору других наставников. Они долго что-то обсуждают на своем шипяще-свистящем языке, не удосуживаясь переводить. Окей, фиг с ними. Засунем пока в жопу свое самомнение. Короче, выходит, никто не ожидал встретить инициатора живым, да еще с талантами. Круто. Но у них нет сомнений, что именно он посетил меня сегодня утром. Ну, зашибись. А я-то переживала. И еще, в отношении меня будут определены дополнительные меры защиты. Какие – пока не уточняется. Я фигею. А пока мне надо держаться настороже и быть более предусмотрительной. Нет, ну я реально фигею! Что за ерунда? Тут даже не понять, кого и когда опасаться, блин. Эй, эй!
Конец связи. Зашибись. Помощи получила вагон. Короче, оборони себя сам. Нормально, блин. В общем, как бы там ни было, пора собираться. И так отклонение от графика на целый час. Придется вечером в темноте шарашиться. Сегодня у нас квадрат номер четыре. Включает один квартал, но достаточно большой. Ого, минус двадцать пять за бортом. Придется надеть два свитера. Окей. Спешно одеваюсь. Пацан по-прежнему спит, причмокивая во сне. Ну, все, ухожу.
Надо же, до чего холодно на площадке. Жесть. Ну, понятно. Открыта входная дверь и батареи почти холодные. Здорово, что я живу не на лестнице, хе-хе. На улице мороз сразу схватывает щеки. И еще этот ветер! Ну почему здесь он всегда? Зараза. Минут через десять начинают неметь пальцы в перчатках. Быстрее бы добраться до нужного здания. Почти бегу. Сверяюсь с картой. Ага, вот тут. Захожу в первую дверь. Намело дофига снега, и тоже дубарь. Топаю выше и выше. Чисто. Окей. Иду в следующую, и внезапно оскальзываюсь на ступеньке. Что такое? Черт! Под почтовыми ящиками реальный труп с перерезанным горлом. Кровищи из него вытекло! И вся уже замерзла. Видимо, не меньше суток валяется. Блин, противно как. Трогаю ботинком его ногу. Остекленевшие глаза выпучены в потолок. Несладко ему пришлось напоследок. Сам он, что ли, себя оприходовал? От безысходности? Жесть. Обхожу тело, поднимаюсь дальше. Скулит чудо-юдо из-за двери, черное размытое пятно дергается на более светлом фоне. Окей, хоть этот пока не на охоте. Доползаю до чердака. Подъезд чистый. Спускаюсь, шурую дальше. И так несколько часов. Зашибись. Надо отдохнуть, я устала и совсем окоченела.
Ворона перелетает с дерева на дерево, сопровождая меня. Не люблю этих помойниц. Реально. Пшла, вон! Дергаю ручку еще одного входа в дом. Поднимаюсь. Блин, на последних этажах какое-то движение. Рычание хищника. И вдруг пронзительный крик страха. Там человек! Бросаюсь наверх. Не откликнуться сейчас уж точно нельзя. Стук сердца отдается в ушах. В горле пересохло. Зашибись. Урод прижал свою жертву в угол, и ему не до меня. А зря! Сквозь остатки одежды торчит шерсть, а еще он дико воняет. Жесть. Мгновенно выбрасываю протуберанец и с силой бью существо по круглой башке, вжатой в плечи. Порядок. Гадина смачно икает и валится набок. Сбрасываю неподвижное тело в лестничный пролет. Внизу глухой удар. Окей. Хотя, наверное, через несколько часов все-таки очухается и выйдет на новые поиски.
Поворачиваюсь. У стены дрожит женщина. Глаза расширены от ужаса, угол рта подергивается. Одна рука прижата к груди, в другой - швабра. Да, оружие просто зашибенное, если подумать. А сама жертва на грани истерики. И ее можно понять, блин. Окей, нужно что-нибудь сделать, так просто ее оставлять здесь нельзя. Реально. Пытаюсь высвободить палку из стиснутых пальцев. Никак. Свело, что ли? Приходится отгибать каждый. Порядок. Инструмент обороны падает на цемент. Одно дело сделано. Сейчас бы отвести беднягу в относительно безопасное место, желательно не в мою берлогу. Окей. И тут ноги женщины подкашиваются, и она сползает на пол. Зашибись. За шкварник ее теперь, что ли, волочить? И куда? Оглядываюсь. Здорово, одна из дверей на площадке приоткрыта. То, что требуется. Еще бы стронуть эту белоснежку с места.
- Пупсеныш, нам нужно сваливать отсюда. Понимаешь? Ау!
Блин, она начинает неудержимо рыдать. Круто. Вцепляется мне в руки.
- Эй, голубушка, если не уйдем, вернется тот урод. Слышишь? Давай потихоньку сваливать. А?
Интересно, откуда только у меня слова такие берутся? Хе-хе, скоро психологом можно будет работать. Нормально. Всхлипывания становятся реже. Женщина судорожно сглатывает и пытается встать. Прикольно. Помогаю ей не упасть снова.
- Мне страшно. Везде. Дома тоже.
- Ничего, все наладится. Реально. Вон в той квартире никого нет, я же вижу. Давай все-таки туда двигать, пока не поздно. Окей?
Она покачивается, не решаясь сделать первый шаг. Но медлить реально нельзя, ведь неизвестно, когда чудо-юдо очухается. Подталкиваю бедолагу к двери. А потом просто тащу. Зашибись. Работаю бульдозером, хе-хе. В коридоре она устало опускается на тумбочку. Прикольно, оказывается это ее жилье. А я запираю все замки. Порядок. Оборачиваюсь. И разглядываю незнакомку. Все ж таки интересно, кого я спасла. Милое, довольно симпатичное лицо. Карие большие глаза. Немного оттопыренные уши. Руки сжала в замок. Пальцы длинные, гибкие. Музыкантша, что ли? Короче, наверное, в любом случае из интеллигентов, блин. Окей. Молчание затягивается. И неудивительно, бедняга реально в шоке. Взгляд пустой, в никуда. Нерешительно кашляю. Она вздрагивает и непонимающе смотрит. Блин, чувствую себя совершенно лишней здесь. И чего осталась? Тоже, нафиг, утешительница нашлась. Быстро опускаю голову и вижу лишь край ее синей юбки. И тут женщина поднимается. Тихо извиняется и приглашает в комнату. Здорово.
Вещи разбросаны, будто их хозяйка металась, не находя выхода. Она оглядывается на меня и начинает суетливо рассовывать их по разным местам. Совершенно лишние действия в данных обстоятельствах. Реально.
- Э, сударыня, оставили бы вы все это. Какая, в принципе, разница? Лучше расскажите о себе. Мне это важно. Без приколов.
Странно, но мое предложение не вызывает вопросов. Нормально. Хотя, что угодно, наверное, можно списать на доверие к спасителю. Да?
Анна, значит, ее зовут Анна. Она очень напугана и уже несколько дней не выходит из квартиры. Но сейчас закончились все продукты, поэтому возникла необходимость поискать что-нибудь у соседей. А их давно не слышно. Вообще в доме такая тишина, что становится страшно. Телефон не работает, на улице не видно людей. Шастают только эти нежити.
Интересное название хищников, блин. Короче, наверное, она попала в точку. Хе-хе. Нежити! Придумала же.
У нее такое ощущение, что она осталась совсем одна в городе. И так радостно, что есть еще живой человек.
Тут женщина прерывисто вздыхает, теребя рукав кофты, и спрашивает, не составлю ли я ей компанию. Прикольно. Ответить мне нечего. Она имеет в виду совместное выживание. Вдвоем, наверное, действительно проще. Но здесь мы в очень неравных условиях. Все, что я могу предложить, это позаботиться о ней до прихода моих коллег. И даже в таком случае она станет дополнительной обузой для меня. Реально. Мне придется выбирать время, чтобы навещать, искать продукты, успокаивать. Жесть. Нет, вот умею я создавать себе проблемы на ровном месте. Будто пацана не хватает. Окей. Но, с другой стороны, не бросать же беднягу на произвол судьбы. И так всех этих людей просто кинули. Реально оставили без оружия в клетке с вурдалаками. Ладно. Делаю неопределенный жест рукой и сажусь в кресло. Женщина благодарит взглядом. Зашибись, я такая хорошая.
Вчера к ней весь вечер долбилось это чудовище, но затем пропало. Анна решила, что оно направилось искать другого человека. Оказалось, нет, затаилось на верхнем этаже.
Опять вздох на уровне рыдания. Сжатые на груди пальцы. Офигеть.
Ночью под окном завывал какой-то дьявольский хор, не давал уснуть. А сегодня пришлось вот выйти за едой. Все квартиры на площадке оказались заперты, и когда она начала спускаться, нежить напала на нее. И если бы не я, Анны не было бы уже в живых. Ах, она так мне благодарна, что даже не знает, как это выразить.
Круто. Вот такие пироги. Ужас и горе. Рядом. Долгие месяцы. И лицо ее поблекло, осунулось. Но я думаю, она сумеет вырулить, когда все это дерьмо закончится. Ей просто нужен покой и отдых. Мне так кажется. Короче, крепко пожимаю ей руку. Как пожала бы каждому, имеющему мужество в одиночку сопротивляться хищникам.
- Анна, сейчас я быстренько смотаюсь за продуктами. А ты закроешься и будешь терпеливо ждать. Понятно?
- О, господи, какая жуть! Неужели вы одна пойдете туда? А вдруг зверье поджидает поблизости. Одну вас я не пущу!
Блин, ну начинается. Не объяснять же ей что и как. И так уже кучу времени тут потеряла.
- Короче, ничего со мной не случится, поверь. Вернусь, максимум, через пятнадцать минут. И дай мне, пожалуйста, ключи на всякий случай.
Нормально. Женщина изумленно выставляется на меня, медлит. Потом вручает связку. Отходит в сторону. Окей. Такая сговорчивость не может не радовать. И пусть проблема истолкования текущих событий остается за ней. Наверное, как раз у нее есть время для размышлений.
Выхожу, сзади щелкает затвор. Окей. Внизу я видела незапертые квартиры, надо в них порыться чуть-чуть. Верно? В первой взять нечего. Как корова слизала. А вот со второй везет больше. Прикольно. Снимаю с крючка хозяйственную сумку, кладу туда консервы, чай, картошку, макароны. Думаю, Анне хватит на сегодня и завтра. А потом все должно закончиться, да? По-крайней мере я продолжаю на это надеяться.
Захожу на нужный этаж, прислушиваясь к звукам в подъезде. Только свист ветра да стук часов откуда-то. За дверью Анны тихо. Наверно, затаилась там, как мышь. Зашибись. Легко поворачиваю замки, вхожу. Никого. Нормально. Со стуком скидываю ботинки. И женщина в мгновение ока уже здесь. Расширенные зрачки, дрожащие руки. Ой, блин, бедняга! Долго же ей отходить придется. Если останется живой, конечно.
- Не надо бояться, пупсеныш. Ты, главное, не выходи отсюда никуда и ни за что. Понимаешь? Там верная смерть. Реально. Ты должна помнить об этом. Вот в сумке продукты. Завтра я принесу еще. И не забуду про тебя. Слышишь? Ну, чего не отвечаешь? Мутотень эта скоро загнется. Не будет она бесконечной. И я сообщу тебе, когда это случится. Обязательно. Блин, ну скажи хоть что-нибудь!
Она подносит пальцы к губам и, не отрываясь, смотрит на меня.
- Кто вы?
Зашибись. Конь в пальто, блин. Какая, нафиг, разница? Короче, задание мое в этот раз вообще проходит просто «на ура». Море контактов с людьми, зашибенная обстановка, охренительный противник до кучи. И неизвестно, где проем. Я фигею. Ей-богу, никогда так не встревала.
- М-да. В общем, я агент инопланетных спецслужб. Понятно? Надеюсь, тебя устроит такое объяснение. Другого не будет.
Лицо женщины еще больше вытягивается. Нормально. А вообще-то не мешало бы пожрать, живот уже реально свело. В общем, беру эту белоснежку за руку и веду в комнату.
- Кстати, не подскажешь, где находится кухня? Жутко хочется есть. Честно.
Ого, в глазах появляется осмысленное выражение. Ух ты, отбирает у меня сумку. Какие мы, оказывается, инициативные бываем, блин.
- Извините, сейчас я что-нибудь приготовлю.
Здорово. Иного я и не жду. Пока варятся макароны и закипает чайник, открываю консервированные овощи. Ставлю тарелки на стол. Здорово, когда кто-то готовит. Анна стоит около плиты, спиной ко мне. Рассматриваю ее. А ничего такая. Стройная. Наверное, от мужиков отбоя нет. Будто почувствовав мой взгляд, она оборачивается. Блин. Да ничего я не собиралась сказать. Ни слова. Зараза. Опускаю глаза. Надо же, человек может это чувствовать. Зашибись. Никогда бы не подумала.
Потом мы сидим напротив друг друга, едим, разговариваем. И я понимаю, что мне с ней офигительно комфортно. Давно так не было. Как у этого, блин, у Христа. За его пазухой. Хе-хе. А еще нет напряженной атмосферы, что успела сложиться в моей берлоге. И вопросов она не задает. Не то, что тот болван. Реально. Уходить, блин, совсем неохота. С ума сойти.
Наконец встаю. На часы боюсь даже смотреть. М-да. На лице Анны тут же появляется беспомощное выражение. Блин, она пытается меня остановить. А я ведь и так еле собралась, гадство.
- Может, ты все же останешься? Мне так страшно одной. Вдвоем легче выжить, ты же понимаешь. Пожалуйста, не оставляй меня.
Жесть! И что делать? Еще один человек нуждается во мне. И так будет с любым, кого я попытаюсь спасти. Зашибись. Но эта все-таки не любая, реально. Что-то в ней есть, родственное такое. Верно? Как бы мне по-хорошему уйти-то сегодня? Чтобы ей полегче стало. Блин, у меня же мишка есть! Прикольно. Роюсь в сумке и отдаю ей игрушку. Радуется. Как ребенок. Сколько, интересно, ей лет? И потеряла ли она кого-нибудь в этом дерьме? А спросить я все равно не решусь. Может быть, потом, когда-нибудь. Короче, одеваюсь, стараясь не смотреть ей в глаза. Но у порога оборачиваюсь.
- Анна, ты должна закрыть дверь на все замки. И не открывать никому! Слышишь? Четко понимаешь? Я зайду завтра. Не выходить! Не открывать! Надо, чтобы ты поняла стопроцентно. За дверью смерть!
Она внезапно хватает мою руку, прижимает к своей щеке, а затем целует. Зашибись! От неожиданности я отшатываюсь. А Анна сжимает ладонь еще крепче. Мы некоторое время стоим неподвижно. Потом отпускает пальцы. Офигеть. Так и до сердечного приступа довести можно.
Дверь за моей спиной закрывается. Я медленно иду и знаю, что женщина следит за моим уходом через глазок. А потом будет смотреть в окно.

Он
Медленно иду, пиная опавшие листья, и потираю замерзшие руки. Перчатки остались там, в том здании, а возвращаться не хочется однозначно. Казалось бы, чего проще – зайти всего на две минуты. Но, признаться, сама мысль об этом вызывает неприятие. Ведь то место связано для меня теперь исключительно с выпущенным созданием, которое оказалось на редкость мерзостным и внушающим отвращение. Вот как, получается, бывает. И слава богу, что больше я его не увижу.
Стемнело совсем. Зажигаются фонари, рождая круги света. А во дворах появляются компании с пивом. Все как обычно, и никто ни о чем пока не подозревает. Захожу в магазин, улыбаюсь симпатичной продавщице, строящей мне глазки. Покупаю кефир и хлеб, так как остальное, вроде бы, имеется в наличии. И направляюсь домой. Снова начинается снег. Колючие сухие песчинки, острыми иголками жалящие лицо, ложащиеся тонкой паутиной на плечи. Скоро зима, и уже ничто не сможет напомнить лето, словно его и не было никогда. Улетели птицы, остались одни вороны, важными персонами разгуливающие по помойкам. Не видно ни воробьев, ни снегирей, ни синичек. И в лесу сейчас, должно быть, очень тихо. Только щелкнет ветка, да зашумит где-то вверху ветер.
Дверь подъезда распахнута. Замок поставили еще года полтора назад, но он почти постоянно сломан. Не помню, чтобы когда-нибудь бедный механизм функционировал дольше недели. И не ввиду происков злобных хулиганов, как можно было бы подумать, а из-за манипуляций вполне себе добропорядочных жильцов. У того ребенок ключ потеряет, этот по пьяной лавочке напроказничает, а третий заранее обеспечит свободный доступ своим дружкам. А в итоге получается, заходи, кто хочешь. Поэтому во время городских праздников наш подъезд верой и правдой служит общественным туалетом для многочисленных горожан.
Поднимаюсь по лестнице. Характерный запах ударяет в ноздри. Вокруг облупленные стены с недвусмысленными надписями, выщербленные ступени, покосившиеся почтовые ящики. Взбегаю на свой этаж и останавливаюсь у окна в поисках ключей. У дверей делать это будет уже поздно, так как там царит таинственный сумрак по причине постоянно выворачиваемой кем-то лампочки. И здесь меня настигают ароматы соленой селедки. Похоже, у кого-то из соседей застолье. Славно. На ощупь нахожу скважину замка, два поворота, и я в квартире.
Орет телевизор, значит, мать дома. Снимаю ботинки, нащупываю ногами тапочки. Однако проскользнуть незамеченным не удается. Она споро семенит из своей комнаты и, поджав губы, интересуется, где это я шатался целый день. Подобное обращение не подразумевает какой-либо адекватной реакции, а служит лишь вступительной частью для бесконечной череды обвинений. Поэтому я, молча и уже не торопясь, раздеваюсь под испепеляющим взглядом и иду мыть руки. Потом разгружаю сумку.
Только у себя мне удается вздохнуть свободно. Растягиваюсь на диване, разглядывая потолок. Интересное дело, вроде бы все, как всегда. Но, прислушиваясь и всматриваясь вокруг себя, я чувствую перемены. Возникла темная дыра, откуда рвется ветер чужого пространства, и он уже завертел части нашего. Отменить сделанное нельзя, но, вероятнее всего, это и к лучшему. Нет сомнений, что человечество является чужеродным телом в данном мире, опухолью, которую можно нейтрализовать исключительно хирургическими методами. Разве нет?
На этой мысли задремываю и только через полчаса вновь открываю глаза, смотрю на циферблат будильника. Пора ужинать. Вынимаю из холодильника суп, ставлю на слабый огонь. На сильном разогревать не следует – портятся вкусовые качества блюда. Аккуратно расставляю тарелки, приборы. Тактично стучу к матери. Как обычно, она отказывается, мотивируя это тем, что есть мою поганую еду не собирается. Славно. На самом деле такое поведение идеально укладывается в условия нашего сосуществования. Минут через десять она в любом случае зайдет как бы между прочим в кухню и так уж и быть, но только один раз, поужинает. Все ее уловки мне давно знакомы. Хотя было бы действительно любопытно узнать, на что она тратит пенсию. Или куда откладывает? Иногда я задаю себе подобные вопросы. Хотя, вне зависимости от придуманных ответов, исправно покупаю, готовлю и кормлю, а пятого числа каждого месяца иду платить за коммунальные расходы. Потому что… А кому она еще нужна, кроме меня?
Наливаю суп, кладу сметану. Кефир тоже выставляю на стол – чтобы согрелся. Поудобнее пристраиваю книгу, признаться, за едой читаю всегда. И через несколько минут понимаю, что прямо над ухом громко вещает радио. Вот незадача! Так привык к нему, что даже замечаю не сразу. Поворачиваю тумблер на минимум и продолжаю есть. Между домами завывает пурга, а из маминой комнаты изредка доносятся наиболее экспрессивные выкрики политических комментаторов. Интересное сочетание, разве нет? Я уже пью кефир, когда слышится щелчок выключаемого телевизора. Сейчас надо ожидать гостей. И точно, скрип двери, шаркающие шаги. А вот и родительница. Стараясь не вслушиваться в едкие замечания, углубляюсь в книгу. Мать привстает на цыпочки и включает радио на максимум. Набор раздражителей налицо, поднимаю глаза. Она с какой-то злой радостью наблюдает за мной. Славно. Вздыхаю, мою посуду и выхожу.
Гневные реплики матери отсекаются дверью в мою комнату. Вот так мы и живем. Да. Включаю торшер, занавешиваю окно и еще с полчаса перечитываю выбранное наугад произведение. Затем беру «Харраш», чтобы просмотреть некоторые страницы. Странное дело, время от времени в нем появляются новые главы, а старые при этом никуда не пропадают, хотя визуально том не увеличивается в размерах. Такое ощущение, что на самом деле он растет вглубь. Признаться, у меня неоднократно возникали мысли, что «Харраш» существует в некотором другом измерении, и вот этот бумажный фолиант просто верхняя часть айсберга. Но что это за измерение и измерение ли вообще, сказать сложно, так как не хватает знаний по физике и математике.
Поздно. Пора ложиться, завтра снова на работу. Расправляю постель, потом стою под горячими струями воды в ванной. А затем укрываюсь теплым одеялом. Славно. Между шторами я всегда оставляю небольшую щель, чтобы перед сном была возможность увидеть звезды, а летом – тени от листьев деревьев на стене. Признаться, эти темные силуэты – странная штука, колышущаяся листва на них абсолютно реального размера, несмотря на то, что деревья и фонарь далеко от моего окна, метров сто, не меньше. Да что тень! В мире столько всего непонятного, что захватывает дух. Разве нет? Но сегодня небо покрыто тучами, поэтому я сразу смыкаю глаза, и меня немедленно затягивает круговорот цветных вихрей. Падаю, падаю и засыпаю.
Проходит день, другой, третий. Неделя. Ничего необычного не происходит, будто та черная юркая сущность не проникала к нам. Однако беспокойства нет и в помине. На самом деле, я чувствую, что все идет так, как надо. И мои ожидания не обманываются. Через месяц возникают слухи о странной болезни. Сначала мужики на работе начинают судачить не хуже иных кумушек. А затем и мать докладывает, о чем шепчутся старухи в очередях. Пока это выглядит нестрашным. Словно некие досужие вымыслы, в которых собачонке пририсовываются рога и копыта. Да, наверное, сейчас еще можно хотя бы что-то исправить, изолировав обращенных людей. Ведь их совсем мало, думаю, всего несколько особей. А вот убить их обычными способами, вероятнее всего, практически невозможно. Поэтому можно именно отделить, не уничтожить. Но до сих пор никто не насторожился, не понял опасности, грозящей всем без исключения, потому что люди не умеют принимать явления, отличающиеся от привычных и давно известных. Хомо сапиенс всегда считают, что если нечто не вмещается в их картину мира, то этого не существует вовсе. На самом деле, человечество твердолобо по самой своей природе, и это станет причиной его гибели.
Затем появляются разговоры о чертях, утаскивающих людей в ад. Соответственно, мои знакомые и знакомые моих знакомых разделяются на тех, кто придерживается версии ужасной болезни, и тех, кто считает происходящее карой небесной. Однако лично мне обращенные особи пока не встречаются, поэтому я не знаю, как относиться к ним, и держусь нейтралитета. Неизвестно, нужно ли их бояться или чувствовать омерзение. А, может быть, они ничем не отличаются от обычных людей? Признаться, меня это заботит мало. Я, как обычно, занимаюсь самообразованием, попытками усовершенствовать себя. Совершаю по возможности долгие прогулки. Ну и, конечно же, девять часов в день отнимает работа.
Но вот наконец события касаются и моего личного пространства. Пока это негромкий стук, еще не звонок. Один из моих коллег заболевает непонятной болезнью. Потом выясняется, что поражена вся его семья – дочь не ходит в школу, жена не появляется на работе. У нас начинают толковать об эпидемии. И моя мать тоже разъясняет своим приятельницам нечто подобное. Причем сама она старается реже выходить на улицу и уже не столь часто донимает меня скандалами. Более того, жалобно просит попытаться сократить число контактов, особенно избегать тех, где я чувствую неладное. Она как-то худеет, лицо сморщивается в кулачок, в глазах проскальзывает растерянность. Ведь происходящее совсем не состыковывается с ее представлением о действительности. А в моей груди вдруг шевелятся давно забытые чувства, и я советую ей вообще не выходить из дома, за исключением тех случаев, когда она идет со мной. Мать жалко смотрит из-под редких бровей и почему-то соглашается.
На следующее после этого разговора утро я, как всегда, выхожу на работу в пятнадцать минут восьмого. Еще совсем темно. Фонари горят через один, что тоже обычно. Иду, хрупая застывшей ледяной кашей, по тропинке через зеленую зону. Когда остается метров десять до улицы Советской, вдруг ощущаю затылком совсем рядом нечто жуткое. А секунду спустя на меня со страшным визгом обрушивается тяжелое тело. Успеваю осознать, что это конец. Затем слышу нечеловеческий вопль. Сзади что-то давит, выталкивая с дорожки, но я жив! Пытаюсь оглянуться и внезапно понимаю, что ору сам. Сглатываю сухой комок в горле и неожиданно легко оборачиваюсь. Боже ж ты мой! Меня до пяток пронизывает судорога страха, мелькает мысль, что надо бежать, бежать отсюда. И все это словно в страшном сне – сдвинуться с места не могу. А Оно скребет скрюченными пальцами в сантиметре от моего лица. Разинутая пасть и вытаращенные глаза - снизу вверх. Пробую отшатнуться. Бесполезно. Запах. Какой омерзительный запах. А Оно бьется, рычит в тщетных попытках добраться. И в этот момент я, в конце концов, уясняю, что Оно не может коснуться меня, как ни старается. А старается вовсю, желтой пеной исходит от усердия и нетерпения, юлой вертится. Ужасно!
Закрываю глаза, необходимо успокоиться и выровнять дыхание. Это, конечно же, преобразованное существо, бывший человек, только почему-то маленький. Карлик, что ли? Были ли в городе карлики? Так, спокойно-спокойно. Очевидно, что обращенцу я недоступен, но наблюдать это кошмарное нечто в самой непосредственной близости от себя? Нервное расстройство можно заработать. Спокойненько. Ме-едленно открываем глаза-а… Нет! Честное слово, это немыслимо! Оно никак не смирится с недоступностью добычи. Завывает. Становится на четвереньки. Копает. Опять вскакивает. Роет воздух. Доводит рычание до визга, а потом снова переходит на рычание. Визуально создание совсем небольшое, клочками покрыто шерстью, сквозь которую проглядывают остатки одежды. Какой-то рисунок в цветочек. Платье? Рубашка? Да нет, наверное, все-таки платье. Руки грязные, с ножевидными когтями, больше напоминают лапы. Ноги не обуты. Хвоста нет. Оно крутится возле меня, тряся круглой башкой с длинными прядями волос. Да. Вновь поднимает морду. Я вглядываюсь.
Боже! Что-то знакомое в искаженных чертах. Хватаюсь за горло. Что же это такое?? Как так можно? Ласково зову: «Машенька, девонька милая». Существо замирает, морда подергивается и по ней пробегает тень мучительного вспоминания и непонимания. На меня вдруг глядят глаза побитого и не знающего за что щенка. Несколько секунд мы в упор смотрим друг на друга. Затем Оно разворачивается, опускается на четвереньки и с тоскливым воем устремляется прочь.
Я сглатываю, закрываю лицо руками и только сейчас понимаю, что весь взмок. Потом медленно-медленно опускаю руки и гляжу на ладони. Пальцы трясутся мелкой дрожью. Так вот как это выглядит! Что же с обращенцем происходит дальше? Господи, а ведь скоро мне предстоит наблюдать за ними во всех стадиях превращения. Этого я уж точно не выдержу. Нужно иметь стальные нервы, чтобы ежеминутно видеть возле себя искаженные яростью морды и устрашающие когти.
Потираю кисти рук и еще раз провожу ими по лицу. Смотрю на часы, на работу, конечно же, опоздал. Позвонить и сказаться больным? Вполне приемлемый вариант. Но вот идти домой совершенно не хочется, а кафе в городе нет. Чувствую, как холод пробирается под воротник. Надо что-то делать, иначе замерзну. Смежаю веки, несколько раз глубоко вдыхаю морозный воздух. Слышу хруст льда под чьими-то ногами. Через мгновение меня грубо толкают, и в мой адрес звучат отборные ругательства. Славно. Открыв глаза, вижу мужчину, уже удаляющегося в сторону. Походка враскорячку, запах перегара. Отличного дня тебе, туземец.
Наконец-то мне удается сдвинуться с места. В надежде согреться шагаю быстро, почти бегом. На улице в этот час довольно много сограждан, с утра угрюмых и глядящих исподлобья. Пытаюсь на ходу упорядочить мысли. Нет сомнений, инцидент выбил меня из колеи. Обращенец не сумел достигнуть своей цели, это так. Но пережитое потрясение, видимо, сдернуло мою обычную защиту. Ведь в повседневной жизни уже давно никто не смог бы толкнуть или ударить меня. А сейчас я опустошен и подавлен. И с таким ощущением оставаться вне дома совершенно точно нельзя. Вновь разворачиваюсь и в обход леска тороплюсь обратно.
Добираюсь без происшествий. Мать встречает меня удивленным возгласом, едва не роняя кастрюльку с водой. Успокаиваю ее, как могу, и сразу же звоню на работу, говоря, что беру отгул. Потом долго стою под душем, стараясь согреться. До красноты растираюсь полотенцем, надеваю теплые носки и свитер. Под бодрые реплики радио по поводу угрозы простатита варю кофе, вытаскиваю из шкафчика печенье и сервирую стол. Налив чай, ко мне присоединяется мама. Сидим с ней, беседуем о том, о сем. Затем мою посуду и, ставя чашки на полку, напоминаю, что одной на улицу выходить ни в коем случае не следует. Она ворчит, смешно теребя жиденький узелок волос на голове, и уходит к себе.
Закрываю дверь, расправляю постель и забираюсь в ее уютное тепло. Однозначно, выжил я только благодаря «Харрашу». Однако теперь и мне известно, что переживает тот, кто подвергается нападению перевертыша. На самом деле, это жутко и по моральным нормам отвратительно. Хотя, вероятно, по-другому нельзя. Люди вполне заслужили подобное обхождение. Разве нет? Пусть хотя бы перед смертью они узнают, что чувствуют убиваемые и замучиваемые ими животные, деревья, растения. Да. Но с каждым днем число обращенцев будет увеличиваться. И выдержать многократные нападения я не смогу чисто психологически. Или все-таки привыкну? А если это просто расплата за содеянное? Похоже, придется поискать ответ в «Харраше». Но, боже мой, во что превратилась Машенька, двенадцатилетняя дочь моего коллеги! Наверное, самое страшное, когда обращение детей совершают ближайшие родственники. Мерзко. Гадко. Чудовищно!
Глубже закутываюсь в одеяло, вожусь, устраиваясь удобнее. Какой пасмурный день, низкие тучи давят на стекло окна, будто закупоривают его. И сон витает совсем рядом, уже смыкает мои веки. Да. С другой стороны, выросла бы девочка Машенька и стала похожей на своих родителей – через день пьяного, едко пахнущего потом отца и громкоголосую вульгарную мать, пышно трясущую телесами от смеха или негодования. Так же, как они, она каждый день пила бы пиво или водку, в худшем случае – кололась в подворотне или у реки. Так же материлась, хамила, ненавидела тех, кто отличается от нее самой, и имела бы девственно чистые мозги, не отягощенные ни одной сложной мыслью. И варварски калечила деревья, разжигала костры, непрерывно гадила вокруг себя, не удосуживаясь убрать, вытаптывала траву, издевалась над животными. И умерла бы лет в сорок пять, если не раньше, от перепоя, передоза или болезней, вызванных неумеренным потреблением спиртного, сигарет и мужиков. Так, может быть, все вполне закономерно? А? Я зеваю и незаметно проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь поздно, около четырех. Бодрости и сил, конечно же, добавилось, но вылезать все равно не хочется. Тишина. Только часы стучат, отсчитывая секунды. Надо пообедать, а затем заняться делами – посмотреть «Харраш», сходить за продуктами и приготовить какое-нибудь блюдо. Ладно, встаю. Потягиваюсь, надеваю домашнюю одежду – обязательно теплые носки – и выхожу в кухню. Мама тут, похоже, похозяйничала немного, видимо, уже поела. На обед у нас предполагались макароны с сыром и консервированными помидорами. Вернее, это я готовил на ужин, но сейчас придется делать перегруппировку. Так, ставим кастрюльку на маленький огонь. А вот помидоры, наверное, лучше оставить для супа. Хотя нет, пару штук все-таки возьму. Наливаю в чайник воду, зажигаю газ. Когда готово, не спеша обедаю, потом мою посуду, вытираю со стола.
За окнами уже стемнело. И пора бы сделать ревизию продуктов. Морковка и свекла в наличии, а вот картошки и сметаны мало. Понятно. У матери еще и хлеба совсем не осталось. Над головой что-то с грохотом падает, слышатся приглушенные вопли. Признаться, это не нападение своры обращенцев, как можно было бы решить, а самые обыкновенные пьяные разбирательства соседа со своей женой. Видимо, сегодня у него выходной, вот и надрался, как зверюга. Завтра бедная Зина точно будет сверкать синяком под глазом и разбитой скулой.
Закрываю свою дверь, достаю «Харраш». Пролистывая знакомые страницы, натыкаюсь на новые абзацы. «Харраш» вновь не оставляет меня в одиночестве, он поддерживает и дает надежду. Теперь я знаю, как защититься от перевертышей. А надежда – это не пустые обещания. Повода сомневаться в искренности друга у меня нет. Глажу переплет и убираю книгу.
Что там на градуснике? Минус пятнадцать. А снега почти нет. Ледяная катушка. Славно. Придется постараться, чтобы не упасть. Стучу к матери узнать, не требуется ли ей чего-нибудь особенного. Она дремлет в кресле, клюя носом. Старый журнал съехал с колен. Услышав вопрос, мама оживляется и предлагает пойти со мной. Но я отговариваю ее, ведь очень скользко и темно. Обещаю погулять с ней в субботу днем. Потом одеваюсь, натягиваю шапку, проверяю ключи и выхожу, запирая дверь.
С верхней площадки слышатся бодрые напевы «Ля-ля, ля-ля, тра-на-на». Затем стук рухнувшего тела. Я поднимаю голову. По лестнице вниз на четвереньках довольно удачно продвигается верхний сосед Гриша. Стараясь держать марку, он делает попытки подняться с колен, но безуспешно. Веселое мычание тем не менее не прерывается ни на минуту. Видимо, у Гриши есть поводы для радости. Славно. Киваю и тоже начинаю спускаться. Он снова старается встать, но валится уже окончательно. Вероятнее всего до завтра, пока немного не протрезвеет.
На улице ветер, нескончаемо дующий со всех сторон. Рваные тучи быстро скользят по небу, то открывая, то закрывая луну. Я ежусь и направляюсь в ближайший магазин. Выбранное время не совсем удачно, сограждане толпами возвращаются с работы, поэтому небольшое помещение буквально набито людьми. В овощной отдел приходится продираться через толпу, зато там свободнее. Покупаю картошку, яблоки. Потом стою очередь за сметаной и сыром. В первом отделе выбираю хлеб. Изрядно помятый протискиваюсь на свежий воздух. Тяжелая авоська бьет по ноге. И уличная собачонка так и крутится возле. Но, не учуяв мясного духа, отстает. Ветер подталкивает в спину, плюет снежной пылью. Признаться, мне часто кажется, что это живое веселое существо, которое иногда не прочь попроказничать. И я желаю ему удачи.
Дома переодеваюсь, мою руки и приступаю к приготовлению овощного супа. Вскоре по кухне плывут аппетитные запахи, привлекающие сюда маму. Она заходит узнать, что будет на ужин, да так и остается. Между делом я в очередной раз выслушиваю излюбленные воспоминания. Где нужно, смеюсь, где нужно, сочувствую. А тут и похлебка готова. Разливаю ее по тарелкам, нарезаю хлеб, вытаскиваю сметану и приглашаю маму к столу.
Наверное, этот вечер был последним спокойным отрезком времени. Далее события развиваются по нарастающей. Начинает пропадать все больше и больше людей. Они исчезают целыми семьями, этажами, подъездами. А с наступлением темноты становится небезопасным находиться вне дома. Но наше основное предприятие до сих пор функционирует, хотя и с перебоями. И я по-прежнему хожу на работу. Зачем, трудно сказать. Ведь деньги можно достать в любой пустующей квартире. Даже если там еще находится обращенец, напасть на меня он не посмеет. Как показывают наблюдения, достигнув полного превращения, перевертыши сами покидают свои жилища и почти ничем не напоминают человека. Насколько я понимаю, эти существа, как правило, сбиваются в стаи и живут в заброшенных зданиях или подвалах. Охотиться предпочитают с наступлением сумерек.
Наконец и администрация города приходит в сознание после летаргического сна. Закрываются школы, детские сады. Вводится патрулирование улиц. Ходят слухи об облавах, которые милиция проводит на территории давно остановленного завода. Но на самом деле по-прежнему никто не осознает размера проблемы. Люди считают, что обращенцев можно убить или хотя бы изолировать. И не понимают, что совсем скоро в городе не останется ни одного живого человека, вне зависимости от того, были ли попытки уничтожить варгов.
Так течет наша жизнь. Вскоре я перестаю посещать работу ввиду абсолютной бессмысленности данного занятия. Начинается настоящая зима, снежная и холодная. И я почти каждый день надолго ухожу в лес на лыжах. Ветвистое царство дарит покой и ощущение особенной ясности сознания. Лечу по проложенной мною лыжне и чувствую себя птицей. Весело насвистывает ветер, качает пушистыми лапами елей. А под ноги легко ложатся километр за километром. С таких прогулок я возвращаюсь обновленным, словно и во мне идет некая перестройка. Но, в отличие от тех чудовищ, я становлюсь лучше.
А сегодня мне встречается рысь. Она мягко спрыгивает откуда-то сверху прямо передо мной и застывает в нерешительности, глядя лучистыми желтыми глазами. Я резко торможу и от этого едва не падаю. Мы стоим, рассматривая друг друга, наверное, минут десять. Затем зверь делает шаг ко мне… И трется ушастой головой о мое бедро! Запустить пальцы в густую шерсть я не решаюсь. И секундой позже жалею об этом. Ведь его уже нет. Будто и не было. Да, это как знак, как способ дать мне понять, что все идет правильно. Разве нет?
Когда появляюсь дома, весь в снегу, разгоряченный и радостный, никто меня не встречает, а квартира выглядит как-то особенно уныло. Это так, но я переодеваюсь, принимаю душ, ем и только тогда понимаю, что меня что-то тревожит. А где же мама? Ее нигде не слышно. Да и на улице слишком темно для прогулок. Ахаю и кидаюсь в прихожую. Старенькое пальтишко на месте, ботики тоже. Прижимаюсь ухом к ее двери – ни звука. Зову раз, другой. Поворачиваю ручку – заперто. Значит, она точно дома, так как комната закрывается на защелку только изнутри. Тихонько стучу. За дверью угадывается скрип, неуверенные шаги. Зову еще раз, спрашиваю, не случилось ли чего. Что-то падает и разбивается с тонким звоном. Тишина. Сердце гулко колотится, я не выдерживаю и барабаню изо всей силы:
- Мама! Открой дверь! Мама…
Губы мгновенно пересыхают, из горла вырывается хрип.
С той стороны, откуда-то издалека слышится надтреснутый и, кажется, бесконечно усталый голос:
- Сынок, похоже, я приболела. Не тревожь, пожалуйста, мне что-то нехорошо…
Я издаю стон, сжимая ладонями лицо. Господи! Оказывается, мне может быть больно! Оказывается, мне не все равно. Процесс необратим. И я буду вынужден наблюдать все стадии превращения непосредственно рядом с собой. Что за пытка? В животе начинаются неприятные спазмы. Бросаюсь в туалет.
Выхожу совершенно обессиленным, приваливаюсь к стене. Видимо, я все-таки люблю мать. Глубоко-глубоко. Детские воспоминания и чувства не смогли исчезнуть без следа. Как бы там ни было, именно она дала мне жизнь. И этого не отнять. До чего больно, господи! Будь ты проклята, гадина, что выманила маму из дома. Старая приятельница, не иначе. Та, которая давно уже не человек, та, которой просто необходимо было подпитаться. И не изменить ничего. Ужасно. Боже ж ты мой, а ведь я, получается, подсознательно полагал, что мамы это никоим образом не коснется. Какой непроходимый тупица! Разве нет?

Серега
Солнечный луч шкрябает по роже. Колышется штора. Ветер дергает край простыни. Ворочаюсь в постели и окончательно просыпаюсь. Сажусь, зевая и потягиваясь. Я один. Тося, по ходу, уже свалила. Тишина, только часы пендюрят. Клево. Совсем, короче, не страшно. А впереди целый большой день. Без напрягов. И делай все, что хочешь. Ага? Прям начало каникул, ядрена вошь. Интересно, не наколола ли меня девчонка про побег? Надо бы проверить, ешкин кот. Да, пацан? Зырю по сторонам, навостряю уши. Ну да, я точняк один. А Тося, блин, у нас на важном задании. Вот умора!
Грею чайник, мастрячу бутики и наворачиваю за обе щеки. Круто. За стеклом колбасятся снегири. Тудым, сюдым по веткам, ешкин кот. Крутые такие, чумички. Хотя, им-то вот чего бояться? Красные комочки с крыльями. Тяп-тяп по белому снегу. Типа капли крови. Нет, типа ма-аленькие такие лужицы. Блин, заканчивай, в натуре! Нахрен ты вообще завелся про кровь? Да ладно, забей, салага. Все ништяк. Ля-ля, ля-ля. Может, братишка, нам чуток побеситься? А? «Я клевый живой пацан, реально крутой чувак» - взвываю тоненьким голосом, и мне становится ржачно. По любому. Всяко-разно кривляюсь, скачу перед зеркалом. Веселуха, ешкин кот. Правда, достает быстро. Ну, и хрен с ним. У нас еще игрушка в запасе. Ага? Цапаю и начинаю смачно мочить гадов. Пиу, пиу, бац!
Блин, прям вздрагиваю от неожиданного стука в стекло. Что еще за хренотень? Оборачиваюсь, вжимая голову в плечи. Прикинь, с той стороны торчит ворона. Косит на меня злым глазом, и долбит стекло. Ссыкотно как-то. Чего ей, ешкин кот, надо?
- Кыш, кыш! Пошла вон!
Ворона стопорит. Поворачивается другим глазом и хрипит: «Дурррак!». Клево! Топчется еще маленько, потом уматывает. Пацан, это что было-то, а? Вроде муть какая-то. Плевать, да? Как-то не плюется. Как-то хреново мне, ядрена вошь. Сплошная засада вокруг. Не хило бы в натуре замки пощупать. Ну и защиту эту дурацкую. Чего? Да пошел нахрен, это не дебилизм. А вот щас мы позырим, кто из нас кретин. Эй, ты что делаешь? Эй! Я ж проверяю, не ты. Ай!!
Дверь распахивается. Отшатываюсь, больно треснувшись башкой о вешалку. Стекаю на пол, шаря руками в поисках шняги потяжелей. В двух шагах от меня стоит тварь. Глядит маслеными затягивающими глазками. Причмокивает и тишком ощупывает что-то перед собой.
- Ма-а-а-льчик! Иди сюда, миленький! - гнусавит мудила.
Я натурально вжимаюсь в стену. Во рту говняно. А под руку попадается, блин, только ботинок. Ага. Швыряю его и стараюсь отползти подальше. И, прикинь, получаю ботинком же. По кумполу. Фигасе, отфутболилось хрен знает от чего. А гадине нипочем, просто чуток дергается. И продолжает лапами колбасить воздух. Охренеть. Старается, сволочь. Твою мать, да по ходу, она попросту не может залезть сюда! Круто. Между нами по любому какая-то прозрачная и твердая хрень. Сечешь? Маленько шухерясь встаю, сжимаю кулаки и двигаю к двери.
Тварь лыбится. Вплотную клеится к невидимой загородке:
- Вот давно бы так, сына!
Как хлыстом по роже. Чего?? Вглядываюсь в уродскую кривящуюся морду. И холодею. Ядрена вошь! В этой мерзкой харе проступают черты батяни, пацан. Понял? Резко пережимает горло. И вокруг все темнеет.
Елки – моталки, блин. Хряпнулся в обморок типа девчонки. В глотке сухо, не продохнуть. Дверь открыта, а там никого. Глюканулось, что ли? Клево. Еле поднимаюсь, ешкин кот. Прям старикан, блин. Чуток заносит. И я, прикинь, натыкаюсь на слегонца пружинящую пустоту. Опупеть. Значит, правда? Щупаю прозрачную стенку. Как та гадина. И тоже не могу найти дыру. Защита сплошняком закрывает выход. По ходу, смыться через дверь нельзя. Втыкаешь? А в башке, прикинь, мудацкая тишь. Дрожат руки. Стою, замерши, не знаю, сколько. Потом малехо расшевеливаюсь, запираю замки. Жутко хочется жрать. Пацан, ты где?
Тащусь, типа обдолбанного, в кухню. Жадно наворачиваю три больших бутика. Но отстой из мозгов никуда не девается. Прикинь, какие-то голоса, типа не мои мысли, звон. Двинанулся, по ходу? И пацан молчит. Клево. Врубаю телек. Везде, ешкин кот, одни помехи. Пялюсь, пялюсь на зигзаги, и выворачивает еще хуже. Прям чуток и блевану. Да что, блин, такое? Вырубаю все нахрен. Сижу, обхватив голову. Качаюсь тудым, сюдым. Движухи, ядрена вошь, движухи надо, пацан. Как в коматозе беру игрушку. И клацаю, клацаю кнопами. Давлю упырей, мертвяков, мудил. И, по ходу, лучшеет. Ну, что, пацан? Прорвемся? У нас тоже все будет в натуре, братан. Ништяк.
А на улице идет снег. И вечер почти. Пора ужин хреначить, ядрена вошь. Типа примерному хомячку. Тоське ведь не впендюрить, что говняно. Наедет, мало не покажется. Ага? Ну. Не хило бы наперед окно проверить, как хотели. Может, и нет там никакой защиты, раз ворона пролезла. Чего молчишь, пацан? Достало все? Дергаю раму. В рожу лупит ветер. Ништяк. Ну? Пальцы упираются в тугую стену. Твою мать! Снова никак. А если кулаком? А вот так? Прочная какая, скотина. Короче, по ходу ворона ништяк заходит, а мне – облом? Круто. Добрая Тося, блин, тебя бережет. Ага, прям сижу тут и радуюсь. Нет, ну нам по любому надо перекантоваться. А там уж посмотрим, да? Ну, вроде так. Только в натуре погано крутиться крысой в клетке. Даже не погано, а противно. Вот! Клевое слово нашел. Ну, и нашел, тебе-то чего? Ты бы лучше мозгами пораскинул, что делать будем, если девчонка не вернется. Загрызут ее, к примеру. Или кинет. Крындец ведь тогда. Ну? Без понятия, ешкин кот. А пошло все нахрен.
Шмыгаю носом и конкретно чапаю варить ужин. Злить девчонку в натуре не след. Пожарю, короче, по ходу картоху. Отварю сосисы. Ага? Ну, чищу, чищу овощ. Пацан не помогает. А ведь дохрена черной. Тоже мне друган, ешкин кот. Пальцы мерзнут в холодной воде. Тишина давит на мозги. Как-то ссыкотно, точняк. Ежусь, зырю по сторонам. А жуть разгорается, растет. Твою мать! Что за хрень? А-а-а-а, Сережику страшно, страшно, страшно! Спрятаться, сжаться в комок. Чтоб не нашли. Никогда. Крик мечется, колбасясь эхом. Пацан! До боли стискиваю кулаки. Хватит! Хватит!! Кидаюсь к приемнику, кручу настройки. Врывается музыка. И меня слегонца отпускает. Спасибо, братишка. Сползаю кучей дерьма на пол. Маленько выждать, чуток совсем. Еще колотит, но уже так. Может, в натуре болею? Прям припадочный какой-то, ядрена вошь. Сижу себе, сижу. Снова пустотень внутри. Ни пацана, ни других мыслей. Но вроде типа ништяк, по ходу.
Ага. Хомячки в фартучках – хорошие ребята. Зажигаю огонь, вытаскиваю сковороду, наливаю масла, нарезаю картошку и морковь. Пахнет клево, и снова охота жрать. Хватаю руками поджаристые кусочки. Хрумкаю. Ням-ням, да?
Ну, чего, все готово. Уроки, ешкин кот, распендюрены. Пора и родокам пришкандыбать, га-га. За окошком уже в натуре стемнело. Врубаю свет, короче, для ясности. А в комнату тащиться, прикинь, боязно. Там какие-то скрипы, шорохи. Типа кто-то тихонько бродит и что-то жуткое хреначит. По спине снова холодок. Чет я сильно пугливый стал. Как задрот занюханный. Надо с этим завязывать, пацан. Во, точняк, на том и порешим, ядрена вошь.
Тишком двигаю вперед. Нащупываю выключатель. Бац! И никаких тебе нахрен скрипов, таинственных карликов. Вообще никого. Я все так же один, прикинь. Тыкаюсь лбом в холодное стекло. Окна напротив не горят. По ходу, там все уже мертвяки. Говняно в натуре. Ну, ладно, хоть я-то еще живой, блин.
Шарю на полках. Ведь не хило бы как-то убить время. А нихрена интересного, ешкин кот. Какие-то долбанутые жильцы здесь были, точняк. Недоделанные. Почитать, может, что-нибудь, как типа умному? О, моцики рекламируют, клево. Перелистываю, короче, журнал. А мандраж все тут же, блин. Еложу, еложу глазами по страницам, ничего не втыкая. И где же эта Тося, твою мать? Реально поздно, смотри. Или типа решила меня кинуть? А что, с нее станется. Вскакиваю, зырю в окно. Чумички этой в натуре не видать. Стою, как дурак, и пялюсь. Ну, вообще. Сажусь. Опять встаю. И так хрен знает, сколько раз. Прям жених, ядрена вошь. Невыносимо. Вот как это слово называется, понял? Упираюсь ладонями в подоконник. И вглядываюсь, вглядываюсь. Там луна. Разливает мертвый свет. Типа это кому-нибудь нужно. Ага. А вот и чувачок чапает к нашему дому. Блин, это Тося! Она! Чуть не прыгаю от радости. Дожили, да пацан? Тут девчонка стопорит и зырит вверх. Вот засада! Не хватало, чтобы нас тут засекли, ешкин кот. Отскакиваю. Клево, не бросила, по ходу, чумичка. Улавливаю шаги в подъезде. А я уже в кресле и типа клацаю по кнопам.
Щелкают замки. Чпокает дверь. Втаскивается Тося, щеки красные. С мороза, видать. А с ней наплывает, ну, типа свобода. Ну, как ветер дунанул. Круто. Ходит девчонка везде, прикинь, где вздумается. Рассекает. А я, ешкин кот, торчу тут запертый. Типа даже не хомячок, а в натуре зэк. По ходу, докатились вот с пацаном, отбываем типа заключение. Говняно, блин, выходит по факту. Ага? А эта даж и не задумывается. По любому. Ну. Долбаю себе по клавишам. Типа даж не улавливаю, что она тут. У нас с пацаном ведь свои принципы в натуре. Девчонка чуток медлит возле, притоптывая ногой. Потом хмыкает, ешкин кот, и двигает переодеваться. Еще напевает за шкафом. Тоже мне артистка нашлась, ага. Маленько покрутившись, чапает в кухню. По ходу, надо бы за ней двинуть. Все компания, блин. Но нас ведь не позвали нихрена? Ну. Пусть тогда сама там тусит. А мы после. Если ей так охота выпендриваться, то уж без нас. Да, пацан?
Сижу, ядрена вошь. Бацаю по кнопам как болван. А в брюхе натурально бурчит. Застряла она в кухне, что ли? Или спецом мурыжит? Змеюка. Заруливать туда щас уж вообще беспонтово как-то. Подождем, по ходу. Не вечно она там торчать-то будет. Ага?
О, показалась, блин. Присела себе на диванчик. Пора и нам с пацаном перекусить. Поди не все сожрала, ешкин кот. Пацан, глянь-ка, а что это с ней? Ядрена вошь. Опупеть, твою мать! Только посмотри, пацан. Ужас, блин, в натуре. Жесть. Короче, ты догоняешь, кто она такая? По ходу, маленько не человек. Или сильно шиндарахнутая. По любому, ешкин кот. В общем, попали мы с тобой в зоопарк, ага. Встряли, по полной. Клево. Ладно. Ну, тут, главное не напрягаться. Думать поменьше. Все типа нормально. Да, пацан? А то звезданешься стопудово. Мозгов потом не собрать.
Утро оказывается пасмурным и ветреным. По небу бегут темные рваные облака. И вставать совсем неохота. Укрываюсь, короче, с головой. И дрыхну, по ходу, еще час. Но потом все равно приходится вылазить. Ну, напяливаю на себя всяко-разное. Пью чай с бутиками. Ништяк. А чего ж делать-то сегодня, а? Гулять, ешкин кот, не выйти. Телек не показывает. Игра достала. Радио, по ходу, слушать? Умора. Ага, как старикан. Эй, пацан, ты где, козлина? Как, короче, день проводить будем? Молчит, чумичка хренов. Не отвечает. Ну, кручу настройки приемника. Ловлю какую-то типа повестуху. Двигаю кресло к окну, сажусь возле батареи. И пялюсь на улицу. Типа в кино. Ага. Скучно, блин, только. Деревья с белой бородой. Неживые дома. Короче, никакой движухи, ядрена вошь. Не кино, по ходу, а картинка, блин.
Ну. Поразмяться, что ли? Раз, два, три, четыре. Руки дальше, ноги выше. Тыдым, дыдым, тыдым, дыдым, ядрена вошь. Ага, разогнал маленько кровушку, ништяк. Снова копаюсь в шкафах. Всякая мура понапихана, ничего клевого, ешкин кот. И сколько тут торчать, нахрен? По ходу, зачуханишься, запоганишься от одиночества. А еще свихнешься, ядрена вошь. Как, блин, люди сидят в одиночках? В натуре гиганты. Еще чуток, короче, и говорить разучусь. Будешь блеять, как баран. Тоська молчит, партизан. О, стишки! Не хило бы запомнить, точняк. При случае козырну, ешкин кот. Встаю на руки. Делаю несколько шагов и грохаюсь. Все равно скучно. Тогда начинаю носиться на четвереньках, уморительно рыча. Жалко, что у меня нет маленького хвостика.
На улице дикий вой. Опа! Бросаюсь к окну. По насту пытается пендюрить человек. Он без шапки, блин. Худой, обросший. В руке топор, по ходу. Клево! Его преследует тварь, мотаясь из стороны в сторону. Иногда поднимает морду и воет, сволочь. Бегут прям как в коматозе. Типа мудила не столько охотится, сколько прикалывается. Ага. Вдруг выруливает вторая гадина. Третья, прикинь. Охренеть! И не махаются меж собой из-за чувака. А, по ходу, загоняют куда-то. И то одна, то другая, типа играя, почти торкают бедолагу. Тогда мужик колбасит топором, пытаясь отбиться. Но мне точно видно, ядрена вошь, что ему не оторваться. Твари по любому заставляют его отойти к третьему подъезду. А там, по ходу, притаились остальные охотники. В натуре. Иначе просто быть не может. Чувак, видать, тоже это просекает. Мечется. Кидается к стене, прикрывая спину. И в ловушку не спешит. Молоток! Но шансов, ешкин кот, у него, по ходу, нет вообще. Пропадите вы все пропадом, уроды гребаные!
Твари в натуре борзеют. По очередке подскакивают ближе и ближе. Чтобы, типа, вынудить. А мужик, супер, не поддается. Мудилы в ответ, по ходу, начинают беситься. Видать, засада у них не сильно выходит. Вот один суется почти вплотную. Есть! Топор вмиг опускается на череп. И раскалывает. Круто, ешкин кот. Черная густая слизь сочится на снег. Остальные ублюдки впадают в ступор. По ходу, в непонятках. Чел тут же впендюривает вдоль стены прочь. Эти медлят несколько секунд. Типа не сразу догоняют, что за ералаш. Потом несутся за ним. Твою мать! Прикинь, вопят какую-то хрень. Похоже на лай вперемешку с воем. Опупеть. Из укрытия выскакивают еще трое, блин. И долбают вдогонку. Мужику не убежать далеко. Он проваливается снова и снова. А этим мудилам все нипочем, летят как на санках. Говняно, ядрена вошь. Настигают на углу дома. Набрасываются скопом. Но с разгона взять не могут. Над мохнатой кучей раз за разом дергается топор. Слышен скулеж раненых. А потом, твою мать, только сытое ворчание. Через несколько минут твари отходят, облизываясь и рыгая. На снегу остается тело. С раскинутыми руками и ногами. В изодранной одежде. Жесть. Вокруг все истоптано. Изрыто. Пятна черной слизи. Ужас.
Прощай, храбрый человек! Ты не сдался без боя. Выложился на полную катушку. И не твоя, ядрена вошь, вина, что погиб. Да, пацан? Мы сохраним память о тебе. До самого конца, блин.
И типа не мужика растерзали, а меня самого. В натуре выпотрошили изнутри. До того говняно и отстойно. Ну. По ходу, твари теперь охотятся стаями. В одиночку, видать, уже не то, что раньше. По ходу, людей сильно мало осталось. И прячутся они ништяк. И вооружены не табуреткой. По любому. Ага? Короче, пацан, рыпаться из хаты нам не след. Сечешь? Шансов у нас не больше, чем у того мужика. Их в натуре нет совсем. Понял? Клево, что ты такой смышленый, братан.
А спектакля-то еще не того, по ходу. Этот, с разбитой башкой, начинает шевелиться. Неуверенно приподнимается. Одурело крутит черепушкой. Встает на четвереньки, подрагивая. Обнюхивает свою кровь. Или что там у него? Рычит, прикинь. Хрен их замочишь, ядрена вошь. Ведь, вроде, убили. Так нет! Прям неваляшка какая-то, блин. Сволочи хреновы, я ж говорю! Поворачивает в сторону мужика. Нос вытягивается, типа резиновый, ага. Прихрамывая, шкандыбает к телу.
Всех бы, ядрена вошь, бомбой забабахать! Нахрен! Чтоб на мельчайшие пипуськи разнести. На эти, как их? Ну, молекулы, типа.
Ага. Лапой старается перевернуть. Тычется рылом. Еще садится рядом, как зайка. И воет. Клево. Человек, по ходу, для него пуст. А этот хочет жрать. Он голоден, понял? Прям мурашки по коже. В натуре. Короче, отворачиваюсь. Кончена киношка. Тварей не уничтожить. Видать, они бессмертные. Въезжаешь?
Хочу задернуть штору. И охреневаю. Гадина уже под моим окном. Пялится, типа, прям в глаза. Опупеть. Сразу слабеют ноги. Чуток не грохаюсь, точняк. По ходу, они как-то чуют живых-то, блин.
- Пошел нахрен, ублюдок!
Плотно, без щелей, занавешиваю окно и отхожу. Ага. Не хило бы, типа, пожрать. Но, ешкин кот, вывернет еще в натуре. И так, блин, муторно. Не жизнь, а помои какие-то. Точняк. Случилось же это дерьмо конкретно в нашем городе. А не другом. Вовсе, ешкин кот, чужом. Вот почему такая невезуха, а? Ха, от таких мыслей только повеситься. По любому, пацан. Как же нам отвлечься? Ну? Включаю приемник. Передают, прикинь, новости. Про нас, блин, молчок полный. Ну ага. Как же, ядрена вошь, еще? Кручу ручку дальше. Опа, неслабый такой музон. Втыкает по любому. Дрыгаюсь. Пока не достает, ешкин кот. Аж запыхался в натуре. Ну, вырубаю все нахрен. Снова ковыряюсь в шкафу. Может, найду чего? А обломайся, козлина. Тоска и мрак.
В подъезде раздается рев. Потом прыжки, скрежет. Блин, да ведь это же точняк та тварь с улицы. Типа решила добраться до меня, сволочь поганая. Ах, ты дрянь гребаная! Мигом оказываюсь у входной двери. Рву замки. И начинаю кривляться перед беснующимся ублюдком. И чем больше он звереет, тем больше гримасничаю. Тот выдыхается первым. Стопорит. Из пасти капает желтая слюна. Маленькие вытаращенные глазки со злобой вылупляются на меня. Во уродина!
Ешкин кот, а это еще что за хренотень? Типа плыву куда-то. Щас свалюсь, в натуре. Цапаю косяк, пытаюсь оклематься. Тварь визжит, скребет лапами. Охрененным усилием заставляю себя захлопнуть дверь. И приваливаюсь к ней. Весь, блин, мокрый, ядрена вошь. Как курица. Неслабо поиграли, ага. Чуть в натуре копыта не откинул.
Уфф, пора пожрать, ешкин кот. Короче, грею и доедаю картоху, драю посуду. Все же развлекуха ништяк встряхнула. Да, пацан? Ну. А щас не хило бы ужин сварганить. Как там наши припасы, ешкин кот? А чуханско, прикинь. Надо Тосятину пригрузить, блин. А то скоро пузо набить будет нечем. Ага. По ходу гречку с тушенкой захреначу. Ништяк. Вкусно выйдет. Умора, прям домохозяйка, а не пацан в натуре. Находка для девчонок, ядрена вошь.
Короче, вечер идет себе, идет. И я таскаюсь по квартире тудым, сюдым. Все так же не втыкая, чем бы заняться. От безделья в башке натуральный каламбур складывается, даж пацан притих. Ну, короче, зачем, типа я вообще живу. Кто такие, ешкин кот, люди. Для чего, типа, они. Во, умора, придет же такое. Быстрее бы, блин, Тоська возвращалась. Уже восемь, а ее нет. Где ж она пропадает? По любому щас в темноте от тварей не протолкнуться. Как-то ссыкотно мне, пацан. Позырить, что ли, в окно? Там снова луна, прикинь. В ее свете ползает дохрена гадин. Появляются и исчезают. Скалятся и рычат. Натуральный фильм ужасов. Хрен поверил бы раньше, что попаду в такое, блин. И ни одного освещенного окна. То ли электричество совсем отрубили, то ли еще как. Даже странно, что где-то все как обычно. Живут нахрен люди. Ходят на работу. В кино там, еще куда. А здесь вот нормально, это когда монстры пендюрят по своим делам, а люди типа вроде фантастики. И я уже присобачился к такому. Мне даж не удивительно. Опупеть! Хотя вот кто такие эти самые твари? А, пацан? Думаешь, ученые задроты прокололись? Ну, а я по-другому считаю. Ублюдки эти в натуре типа наших обезьян. Недочеловеки, короче. И выпустили их сюда, чтобы замочить всех людей. Всех, прикинь. Нахрен? Ну, не знаю. Может, типа территорию очистить для других хозяев. Захват, по ходу. Звездные войны, ешкин кот. Неслабо я сообразил?
В замке поворачивается ключ. Наконец-то блин. Выползаю встречать. Чего уж там, вроде так прикольнее. Какая-то Тоська интересная сегодня. Ты не находишь, пацан? Шапка нахрен, улыбка на всю рожу, косички в разные стороны. Типа датая, что ли? Привет, говорит. Ага. Всем бы такие приветы. Напендюривая тапки, она бурчит, что имела счастье обнаружить еще одного человека. Счастье, ну ты прикинь! Слова-то какие. Ну, и где же он, этот выживший, ядрена вошь? Она смотрит мне прям в глаза и отвечает, что если этому чуваку будет угрожать непосредственная опасность, его тоже придется поселить здесь. Ну, вообще! Я просто в отпаде! Звезда сезона, твою мать. Да пропадите вы все пропадом! Разворачиваюсь и чапаю в кухню разогревать ужин. Ништяк, и где же этот найденыш дрыхнуть собирается? Вот что-то мне подсказывает, что меня по любому выпнут на пол. Подвалило, короче, это самое счастье выше крыши. Всю жизнь, можно сказать, мечтал, ага.
Исподлобья зыркаю на девчонку. У нее, по ходу, настроение просто супер. Блин, вкалывать надо лучше, а не отрываться, ядрена вошь. Закончила бы свое дело и веселилась. Да, пацан? Тогда бы и мы свалили отсюда. А щас-то чего, ешкин кот, зажигать?
- Тось, а вот нахрена мы торчим тут, а? Чего не уматываем? Достало ведь все в натуре. Одно и то же каждый день. Как на зоне, блин.
Она маленько молчит, типа думает. Потом отвечает.
- Честно говоря, я не могу сказать точно, когда мы сможем уехать. Реально. Мне нужно найти кое-что. Как отыщу, так и отчалим, короче. Но вот пока не выходит, к сожалению. В общем, придется, наверное, еще сколько-то потерпеть, пупсик. Согласен?
Клево. Ей-то чего? Не влом и тыщу лет здесь тусить. Она ж, типа, крутая, блин. Понтов выше крыши, твою мать. А нам в одиночку, ешкин кот, приходится колбаситься. Того и гляди рехнешься точняк. Поди, она к тому ж ни одной охоты, ни одной твари нормально не видела. Та, тогдашняя, не в счет. А вот посмотрела бы, блин, своими-то глазками. Порасчухивала, ешкин кот, почем фунт лиха. В натуре! Короче, выдаю ей в цветах и бутонах сегодняшнюю историю про мужика. Пусть, ядрена вошь, малехо понюхает.
Рожа у девчонки жальчеет, сморщивается. Тося трет глаза и, по ходу, вот-вот пустит слезу.
- Слушай, я делаю все, что могу. Все, что в моих силах. Реально. Быстрее никак. Но получается, люди, запертые тут, действительно обречены. Ведь, пока моя работа не закончена, никто выручать их не собирается. Такова, блин, наша гадская жизнь. А конкретно я ничего изменить в сложившемся ходе вещей не могу. Правда. Одно скажу точно, все хищники будут уничтожены. К сожалению, обратного преобразования не существует. Поэтому выжгут подчистую.
Вот такие ешкины моталки, пацан. Полный, нахрен, облом. Торчи тут, как бобик без вариантов. Понял? Так завершается этот вечер. Мы ложимся спать. И отрубаемся под уже привычный вой тварей. Улавливаемый то ближе, то дальше.
Следующие несколько дней слабо отличаются от прежних. Веришь, я уже ништяк въехал в роль хомячка. И, по ходу, не думаю о побеге. Жру, дрыхну, варю, убираю. А в остальное время помалеху дурею. Прикинь, сижу в ступоре в полной тишине и прислушиваюсь к чему-то внутри. Иногда мой коматоз нарушают твари. Но притерся я чуток к их воплям. Так что мне почти похрен. Пугает другое, блин. Какие-то шумы, шепоты, слова на непонятном языке, странная музыка. Вечером к ним добавляются цветные сполохи и пятна. И все это в бедной моей голове, прикинь. Типа развлекуха, конечно. Но оно мне нужно? А еще бывает посреди какого-нибудь дела, бац, и догоняю, что стою уже сколько-то, как дурак, замерши. И пытаюсь просечь байду-то эту. Ну, в натуре опупеть. Думаешь, я не втыкаю, что со мной типа что-то не так? Нет, пацан, не такой уж я кретин. Блин, не сбрендить бы совсем. По любому. От чего вся эта хренотень, не знаю. Может, типа я все время один. Не погулять, короче. Не пообщаться ни с кем, кроме тебя. Или, по ходу, твари дурят гипнозом. Их ведь точняк тысячи в городе. Вот.
Короче, у меня проблемы. Но Тося о них в пролете. Ей и самой как-то чуханско, видать. Она притаскивается все больше усталая и задрюченная. По ходу, та штука никак не выходит у нее. И отъезд наш, короче, все откладывается. Да и ништяк догнать, что девчонке на меня натурально наплевать. Есть Серега или нет – один хрен. Просто случилось, что мы пересеклись. Она дала мне возможность выжить, я ей – сведения. Мы в расчете. Такова жизнь, братишка, вот и все. И как дальше нам с тобой колбаситься, непонятно. Маманя с батяней сгинули. А других родичей у нас нет. По ходу, сдадут в детский дом. А, пацан? Встряли мы с тобой, ешкин кот, короче.
А вечером, прикинь, кое-что меняется. Тося, короче, возвращается не одна. Рядом стоит зашуганная, худая тетка с запавшими глазами. И в нервности тискает руки. Рот у нее дергается, блин. Типа она старается, да не может улыбнуться. Сзади болтается пухлый рюкзак. А концы полуразвязанного платка спускаются на грудь. Картинка еще та, ядрена вошь. Тоська знакомит нас. Это, короче, Анна. По ходу, она в возрасте. Но потом выясняется, что не очень. То есть бабец, типа, еще не пожилой. Умора. Где такую выкопала только? Нет, чтобы девчонку или пацана клевого надыбать. Ага, обломайся, чувачок, понял? Короче, это и есть тот самый найденыш. И мое кресло по любому отдают ей. А из кладовки, ешкин кот, выволакивают пыльную раскладушку. Для меня, твою мать. Не, пацан, ну нихрена расклад, да?
Так мы начинаем жить втроем. Анна оказывается тихой, типа навсегда пришибленной. Шугается даж шороха своей юбки, прикинь. Умора. Еще она сильно мало ест. Хотя по ней в натуре концлагерь плачет, ага. Ну, для нас это клево, чего уж. За продуктами реже таскаться. Да и пожрать вволю, ешкин кот. Чего меня поражает, так это забота Тоськи о ней. Я в пролете, точняк. Еще, блин, обидно, что обо мне как-то никто и не беспокоится. И чем эта баба лучше нас с пацаном, не понимаю! Ты тоже? Ну, вот и я говорю. Короче, надо забить на них на всех к едрене фене. Не пожизненно же мы тут замаринованы, как анчоусы в банке. Ага?
Днем, короче, довожу тварей. Оставляю дверь открытой, типа приманки. Когда гадина выруливает, выскакиваю и кривляюсь по посинения. Га-га, только не моего, а ублюдка. На днях с одним из них, по ходу сильно нервным, даж судороги случились. Умора. Но драйв уже по любому не тот. Приходится помаленьку шухериться. Ведь наша дама, ядрена вошь, пугается чуть не до кондрашки, га-га. Видать, благородная сильно, твою мать.
Зато часть домашней работы ложится на нее. И это клево. Варит она точняк лучше. А мы с пацаном в натуре соскучились по нормальной жрачке. Да и злиться на нее как-то стремно, блин. Ткни пальцем, и переломится. Боится всего, опять же. Дохлятина, короче, ешкин кот. Настоящий мужик и руки-то об такую марать не станет. По любому. Какое там чухать? Ага. Ниже достоинства, блин. Ну, есть в ней и плюсы, если уж по-честному. Молчит она все больше. Сидит себе в уголке, подперев физию, зырит куда-то. А я в это время впендюриваю что-нибудь. Собираю, ешкин кот, муть всякую. Начхать, блин, какую. Тетка только башкой мотает в ответ. По ходу, и не улавливает нихрена. А мне какая баня? Базары ништяк уводят от реальности. От которой, если подумать хорошенько, по любому рехнуться можно.
Тоська с каждым днем мрачнеет не по годам. И все внимательнее вглядывается в нас. Типа старается что-то найти. Эх, знать бы, что. Косички уже не торчком, а тоскливо так висят. И закидон новый появился – закрывается, блин, в кухне, запрещая заглядывать туда. Короче, напряги крепчают, раздражение мое - тоже. По ходу, не может она разыскать ту шнягу, из-за которой мы все завязли. Ну а мы-то тут при чем, ядрена вошь?
И еще у нас с пацаном усиливается та кутерьма. Ну, типа ощущение, что в мыслях колбасится чужое, не мое. Типа кто-то тишком шарится в них. По ходу, крындец, блин, полный. Пора в натуре лечиться, нахрен. Да, пацан?

Анна
Она ушла, и вновь стало страшно. Будто пропал лучик солнца, веселый и смешливый. Забавно, мы оказались настолько разными, что сработал закон притяжения. По крайней мере, с моей стороны. Мне не удалось оставить ее у себя, хотя честно пыталась, почти переступая собственные принципы. Господи, я так измучена страхом, тяжелыми безысходными мыслями, отсутствием какой-либо надежды. И так нуждаюсь хоть в чьей-нибудь поддержке. Да, никак иначе. Солнышко, Солнышко. Ты – мое Солнышко. Без тебя пропаду.
В который раз проверяю замки – они в порядке – и забиваюсь между кроватью и тумбочкой, сжимаясь в комок. Мне холодно. Однозначно что-то нервное. Незавидное, признаться, ощущение. Неважно. Нужно успокоиться. Поднимаюсь и иду в кухню, щупаю чайник. Надо же, он все еще горячий. Но недостаточно. Ставлю на огонь. Согреться, вытеснить озноб изнутри. Забавно, пальцы сами выстукивают что-то по столешнице. Без участия, так сказать, мозгов. Вот чайник уже и закипел. Отлично. Завариваю ложку зеленовато-коричневых листьев. Вода постепенно окрашивается в бледно-желтый цвет. Готово, дорогуша. Подношу чашку ко рту. Первый терпкий глоток. Замечательно. Это должно подбодрить. Напиток просто обжигает, расплавленной лавой стекает в желудок, откуда тепло расползается по всему телу. Прелестно, моя дорогая. Теперь - руки. Сую их под кран. Терплю, пока могу. Наконец-то становится лучше. Так-так. Сейчас не мешает навести порядок и на столе. Споласкиваю посуду, протираю стол. Вполне?
А дальше весь вечер снедает беспокойство. Просто не нахожу себе места, таскаюсь от стенки к стенке, как помешанная. Жуть. Помимо страха, глубоко-глубоко поселяется тревога. Может, это предчувствие, и что-то должно случиться? Трудно сказать. По окнам узоры, наверное, на улице похолодало еще больше. Зима, дорогуша. Время от времени сквозь двойные рамы доносится вой. Да уж, ощущение полнейшей изоляции и оторванности от цивилизованного мира. Господи, ну, а чего я переживаю? Продуктов, принесенных Солнышком, хватит на неделю, при разумной экономии – на две. Для выживания вполне достаточно. Очаровательно. А про будущее задумываться пока не стоит. Не до того. Да и о чем размышлять? Ведь неизвестность полная. Не знаю даже, хочется ли мне чего-нибудь, и пытаюсь ли я что-то исправить. Вот так.
Ну, надо же, горячую воду до сих пор не отключили. Удивительно. Это повод немножко поблаженствовать. Набираю ванну и распластываюсь медузой. Отлично. Не хватает только свечей, бокала вина и хорошей музыки. Так хорошо, что едва не засыпаю, путаются мысли. Поэтому пора праздник заканчивать. Было бы смешно захлебнуться там, где свирепствуют убийцы.
Разбираю постель, кладу три одеяла, чтобы не продрогнуть. Замечательно. Зачем-то долго рассматриваю свои тонкие руки, сжимаю и разжимаю пальцы. Да, когда-то они были красивы, бесспорно. Все в жизни меняется, и не факт, что к лучшему. Ну, да ладно. Выключаю свет, ложусь, подтыкая углы. Нужно засыпать. Закрываю глаза, но лунный свет без конца ползает по лицу. Да, точно, между шторами осталась щель. Все равно придется уснуть, так устала за сегодня. Очаровательно.
Резкий звук! Вскакиваю. Сердце колотится. Это в коридоре. Нащупываю выключатель, зажмуриваюсь на секунду. Прислушиваюсь. Скрежет. Как бы ни было страшно, придется проверить. Господи! Кажется, входная дверь содрогается от ударов тяжелого тела. Задерживаю дыхание, до черных точек всматриваюсь. Нет, она не сдвигается ни на миллиметр. Это просто воображение. Зверье пытается добраться до жертвы. Оно старается. Бьет, воет, копает. Жутко так, кошмар. Стискиваю руки на груди, стараясь не закричать. Девчонка сказала, главное – не выходить за пределы квартиры. А если нежить выломает железный лист? Боже! Страх захлестывает, поглощает.
Не помню, как оказываюсь в темном углу. Жуть. Лицо мокрое от слез, каждая жилочка трясется. С трудом сглатываю. В горле пустыня. Наверное, ревела в голос. Занятно, от безумия меня отделяет совсем тонкая граница. Прелестно. Снова приказываю себе успокоиться. Вслушиваюсь. Тишина. Осторожно выбираюсь из-под вороха одежды, что навалила на себя в беспамятстве. Крадусь в коридор. Дверь цела! Отлично. Надеюсь, на сегодня сюрпризы исчерпаны. А завтра узнаю у Солнышка, как там снаружи. Если она, конечно, придет. В одиночку мне ведь не спастись. Ну, а пока нужно пережить эту ночь, потом день. О дальнейшем сейчас думать нельзя.
Вновь вся замерзла. Срочно греться! Набираю ванну. Сначала ноги – совсем ледышки – потом руки, а затем и все тело. Блаженство. Но холод, он, к сожалению, внутри. И вздрагиваю на любой шорох, словно ненормальная. Жуть. Три ночи. Гиблое время. В эти часы умирает больше всего людей. Неизвестно от чего, просто так. А у нас в городе, наверное, вообще почти никого не осталось. Снова ложусь. Пытаюсь уснуть. Представляю неисчислимые полчища баранов, идущих по мостику, прыгающих через ограду, тыкающихся теплыми мордами в мои ладони. Очаровательно. Все впустую. Глаза широко открыты в темноту, да в голову приходят окончательно тягостные мысли. Только около семи удается задремать.
Просыпаюсь от каких-то невнятных кошмаров. В комнате стало чуть светлее. Смотрю на электронный циферблат – девять. Прелестно. Совсем не выспалась. И вставать так рано совершенно незачем. Кручусь в постели. Кажется, проходит несколько часов. Замечательно. Опять знобит. Приходится подняться. Сую ноги в мохнатые тапки, накидываю халат и иду в ванную. Господи, почему мне все время так холодно? Включаю воду. Пока она нагревается, изучаю себя в зеркале. Занятно. Лицо похудело, вокруг глаз – темные круги, углы рта опущены, а вот и новые морщинки. Наверное, неправда, что мне совершенно на это наплевать. Но, вообще-то, почти все равно. Ведь внешность просто оболочка того, что заключено внутри. И главное, чтобы именно там было красиво. Замечательно. Какие напыщенные слова, моя дорогая. Правда так считаешь? Ну-ну. Пора под душ. Горячая вода абсолютно выбивает идиотические мысли. Отлично.
В комнате по-прежнему северный полюс. Надо надеть что-нибудь потеплее, чтобы не схватить ангину. Так, что у нас в запасах? Где-то на дальней полке должен быть запихан старый лыжный костюм. Замечательно! Шкаф трясется от моих усилий. На полу растет куча выброшенной одежды. А результат поиска - нулевой. Забавно. Правильной дорогой идешь, дорогуша. Наконец натыкаюсь на нужное. Занятно, когда-то вещица была очень модной. А ныне – просто теплое тряпье, причем с пятнами неизвестного происхождения. Облачаюсь, подворачиваю рукава. На ноги – носки с длинным ворсом. Хороша. Однозначно, мечта поэта.
Раздергиваю шторы. Из-за деревьев выглядывает солнце. Наверное, это позитивно. Но как-то не радует. Похоже, придется поднимать настроение искусственно. Варю кофе, намазываю сухари остатками масла. Прелестно. Беру книгу. Не глядя, вытягиваю из-под стола табуретку, сажусь. И тут же подскакиваю как ужаленная – на табуретке что-то есть, а быть не должно ничего. Стремительно оборачиваюсь. Господи! Это же просто мишка, оставленный вчера девушкой. Как же можно было забыть про него? Лежит, таращит пуговичные глаза, слегка помят моим весом. Не потискать его просто нельзя, такого мягкого и пушистого. Очаровательно. Ну, что ж, посиди со мной, дружок, раздели компанию. И я, поглощая завтрак, иногда поглядываю поверх книги. Да, забавная у него рожица.
А в комнате ждет ворох вываленной одежды. Жуть. Так бы и не убирала ничего, если бы не ожидаемая гостья. Ну, ни пуха, как говорится, ни пера. Сначала стараюсь раскладывать аккуратно, потом толкаю, как попало. Лишь бы влезло. Ну, вот. С этим покончено. Отлично. Провожу пальцем по полированной поверхности шкафа. Так-так, не мешало бы навести чистоту. Но заниматься этим я точно не буду. Очень глупо лежать мертвой в выдраенной до блеска квартире посреди еще менее живого города. Ведь так, моя дорогая? Оглядываюсь по сторонам. Интересно, когда придет девчоночка?
Как-то беспокойно. Надо проверить замки. Проходя мимо зеркала, ненароком взглядываю и не могу удержаться от смеха. Забавно. Ну и облик! Особенно всклокоченные волосы. Нужно хоть немного привести себя в порядок. Но это чуть позже. Дергаю ручки, обследую засовы. Замечательно. Все надежно заперто. Прижимаюсь ухом к двери, прислушиваюсь. Тихо. Только ветер шуршит какой-то бумагой. Потом различаю осторожные шаги, поднимающиеся снизу. Жуть. Не хочу даже задумываться, кто бы это мог быть. Меня это не касается. Очаровательно. Отталкиваюсь напряженными ладонями.
И что там у нас насчет внешнего вида? Да, видимо, пора воспользоваться щеткой для волос. Где же она может быть? Не тут ли? Отлично. Ну, а сейчас немного причесаться. Вот так, вот так. Незадача, все равно с одного боку торчат, с другого – будто прилизаны. Ну и что? Пробую пальцем разгладить морщинки около глаз и рта. Провожу языком по пересохшим губам. Занятно. Вазелином, что ли, их смазать? Роюсь в сумочке. Наконец нахожу гигиеническую помаду. Ну вот, все лучше, чем ничего. Поддергиваю лыжные штаны, что-то совсем похудела за последнее время. Ну-ну. Чем же заняться?
Наверное, посмотрю какое-нибудь кино, а потом приготовлю поесть. Может, суп сварить? Его-то должно хватить надолго. Замечательно. Надо же, сколько дисков у меня скопилось. Просматриваю, не зная, на чем остановиться. Нужно что-нибудь оптимистичное и жизнеутверждающее. Иначе скоро волком завоешь. Так, наверное, остановимся на этом. Прелестно. Ставлю диск, запускаю проигрыватель. Звучит веселая музыка, появляются знакомые герои. Расплываюсь в улыбке. А в голову неожиданно приходят мысли, никак не связанные с происходящим на экране.
Забавно, но почему у нас в городе до сих пор нет Интернета? Настоящий медвежий угол. И не случайно для вторжения – а что это именно оно, у меня нет сомнений – выбрано наше захолустье. Плохая связь, разбитые дороги, уединенность – в зачет попадает все. Отлично. Идем дальше. Конечно, немало вопросов вызывают чудовища. Но и тут понятно более или менее. Я могу быть права в своих выводах или нет, это уже другое дело. Да, дорогуша? Полагаю, вначале бестий было немного. Вероятнее всего, они прибыли из космоса. Ну, не из преисподней же, в конце концов? Ну-ну. Занятно. И принялись оперативно осваивать территорию. Похоже, при их укусе происходит заражение человека. После чего он превращается в зверя. Конечно, не сразу. Прелестно. Покусать ведь можно очень многих. Тем более что полная трансформация – процесс довольно длительный. Зато потом все развивается в геометрической прогрессии. Очаровательно. И если заразу не остановить, уничтожив абсолютно всех чудовищ, через некоторое время, заметь, дорогуша, крайне непродолжительное, на нашей планете не останется ни одного хомо сапиенс. Вот так. А я ведь совсем не дура, если уж на то пошло.
Мне снова жалко себя. Ну, почему мой удел – постоянно нудить и ныть, ничего не пытаясь сделать. Так-так. Валяться бы кверху пузиком, а все бы вокруг крутилось и вертелось само собой. Прелестно. Никаких решений, никаких действий. Замечательно. Подумала, щелкнула пальцами и получила подарок. Но в жизни просто так ничего не происходит. Согласна? И вот зависла тут, в глубокой дыре. И оказалась совсем чужой. Пришлось привыкать к насмешкам и издевкам местных. Трудно отличаться от других. Гораздо проще плыть по течению. Впрочем, это было всегда. Забавно, понимаешь, но ничего не меняешь.
Вздрагиваю от вопля с экрана. Выходит, я совершенно отключилась. Ну его, этот фильм. Все равно пора готовить. Сварю-ка, наверное, борщ. Очаровательно. Кастрюлю - на огонь, картошку - в чистку. А тихо-то вокруг, как в склепе, честное слово. Нет, просто невозможно. Господи! Бросаю нож в раковину, вытираю руки. Приволакиваю из комнаты приемник. Делаю громче. Замечательно. Дорезая капусту, ловлю себя на том, что дергаю головой в такт музыке. Забавно. Значит, не все так плохо со мной, дорогуша.
Варево весело булькает, а у меня перерыв, остается только изредка помешивать да пробовать. Отлично. Что там за окном делается? Снежная пустошь, вот как. Неплохо бы вообразить, что через секунду-другую из-за угла вывернет вчерашняя девчонка и помашет мне ручкой. Прелестно. Сморщит веснушчатый носик, улыбнется от уха до уха и поспешит сюда. Сцена очень даже неплохо выглядит, моя дорогая. Вполне кино можно снимать. Ну-ну. А в реальности по насту ковыляет зверюга, с подозрением оглядывается по сторонам, прижимает лапу к боку. Ранена, что ли? Вот крупные снежинки закружились в воздухе. За несколько минут налетела настоящая метель. Сразу темнеет. Приходится зажечь свет. Господи, а суп-то выплескивается на плиту. Растяпа! Так-так, нужно уменьшить огонь. Принюхиваюсь, пахнет вполне аппетитно, вроде бы замечательно выходит. Очаровательно.
Вверху скрипит половица. Кто же это там? Раньше надо мной жила баба Маша, вздорная пожилая женщина, любившая сыном хвастаться. Частенько навещала ее младшая дочь, рано постаревшая и опустившаяся. Что же теперь со всеми ними стало? Вероятно, никого уже нет в живых. Жуть. Ну, ладно. Выключаю похлебку, оставляя крышку чуть приоткрытой. Немного остынет, и можно будет есть. Замечательно.
Сейчас бы хлеба. Белого, с хрустящей корочкой. Никогда бы не подумала, что мне его будет так не хватать. Забавно, стоит лишить человека хоть какой-нибудь пустяковины, не говоря уже о больших вещах, и этого начинает жутко хотеться. Ну-ну. Вообще-то, такие мысли надо на свалку. Мало ли кому чего хочется. Вернемся к реальности, дорогуша. Наливаю суп, выкладываю сухари. Вот что уж надоело до чертиков! Но закончатся, и тоже ведь взвою. Странное существо – человек. До умопомрачения желает чего-то, хоть умри, а получит – и не надо совсем. Очаровательно.
Отлично, получилось вкусно. Всегда бы так. А на руках-то у меня, оказывается, цыпки. Видимо, от холода. Надо кремом смазать. Вот это да, уже пять вечера. Где же наша красавица ходит? Не смогла придти или обманула? Неужели заявится, когда совсем стемнеет? Ну, это уже слишком, моя дорогая. Тогда придется предположить, что она не совсем человек. А это жутко. Ведь ни один обыкновенный товарищ не может разгуливать среди чудовищ и оставаться живым. Тем более, сейчас, когда людей практически не сохранилось. И метра не пройдешь, раздерут. Точно.
Хожу туда-сюда по квартире. Беру книгу. Откладываю. Перебираю диски. Включаю первое попавшееся. Под тихие напевы продолжаю кружить от окна до окна. Оказывается, большое количество свободного времени может утомлять и доводить до исступления не хуже дурацкой работы. Очаровательно. А ведь еще недавно я мечтала о длительном отпуске. И вот, нате, осуществилось. И стало просто невыносимо. Занятно. Будто заперта, будто в тюрьме. Боже, вновь этот вой! Живешь, как в лесу среди волчьей стаи. Скоро совсем одичаешь, не хуже этих. Ну-ну. Сажусь в кресло, устраиваюсь поудобнее. И вдруг засыпаю.
Вздрагиваю от неприятного звука. Вокруг совсем темно, только окно немного светлеет. Шея и правая рука совсем затекли. Лучше некуда. Что же меня разбудило? Господи, шум у входной двери! Стук, скрип поворачиваемых замков. Проклятье! Вскакиваю и тут же падаю. Нога тоже онемела. Боже ты мой, как же увернуться от чудища? Хватаюсь за подлокотник, пытаюсь подняться. Холодная испарина выступает на лбу.
- Анна! Анна, где ты?
Господи, да это ведь вчерашняя девчонка, а я тут так распласталась. Замечательнее не придумать. Зажигается свет, показывая меня во всей красе. Вскрик – какие мы оказывается нервные – и попытки помочь. Очаровательно. Просто спасение утопающего. Мне, честное слово, крайне неловко.
- Анна, что случилось? Отвечай же! Я так испугалась за тебя.
Очаровательно уже сверх меры. Что-то хриплю и наконец смотрю на нее. Физиономия у гостьи и правда весьма обеспокоенная. Брови нахмурены, глаза серьезные-серьезные. Мямлю нечто нечленораздельное. Тогда она встряхивает меня за плечи и требует, чтобы я рассказала все по порядку. А ведь докладывать-то, собственно, нечего. Ну, заснула. Ну, упала. По-дурацки, в общем. Девчонка очень внимательно всматривается в мое лицо, потом слегка отталкивает и смеется.
- Черт побери, как ты меня напугала, дуреха! Я уж было решила, что тебя ухайдакал хищник. Уф!
«Дуреха» - замечательно, ты не находишь, моя дорогая? Дело принимает все более забавный оборот. Фамильярность, все-таки, не для меня. Дружба, перетекающая в панибратство, да еще в самом своем начале? Как-то это слишком.
Красавица проводит у меня часа полтора. От борща отказывается. Это укол моему самолюбию, дорогуша. Перед уходом тщательно осматривает входную дверь, проверяет действенность замков.
- Анна, послушай меня еще раз внимательно. Эй, посмотри на меня, не отвлекайся. Никому и ни за что нельзя открывать дверь. Хорошо поняла? А кроме того, даже и думать не смей выходить за порог квартиры! Запомни, это верная смерть. Ну-ка повтори.
Забавно, какие мы требовательные и суровые. Просто командиры. Очаровательно.
- Нельзя открывать. Нельзя выходить. Прелестно. Все правильно?
- Ты такая смешная. Вот ржача. Да, молодец. Также я очень надеюсь, что буквально на днях все закончится, и вас вывезут отсюда. Если же что-то пойдет не так, мне придется забрать тебя к себе. Это даже не обсуждается, слышишь?
Очаровательно. На саму-то без смеха смотреть невозможно.
-Анна!
- Слышу. Понимаю. Соответствую. Запомню.
- Чего?
- Дорогая, а ты не хотела бы разделить мой скромный кров? Так было бы проще и удобнее для нас обеих. Ты не находишь? Мне не очень комфортно выступать в роли обузы. Это неприятно, поверь.
- Ой, блин. Да не могу я. Объяснять все это долго и муторно. Но реально не могу. Извини. Ладно, совсем опаздываю. Пока, до завтра.
Все, ушла. И снова становится невыносимо тоскливо. Прямо хоть волком вой, не хуже этих зверей. Прелестно. Все-таки Солнышко она и есть Солнышко, хоть и кажется грубоватой. Слишком мне одиноко. Вот в чем проблема. Клетка с человеком посреди клацающих зубами чудовищ. Один неверный шаг, и песенка спета. Вот так. Жуть.
Дни идут, похожие один на другой, как близнецы. Появляется ощущение, что схожу потихоньку с ума. Занятно. За окнами бродят исключительно нежити. Собираются в стаи, поют свои жуткие песни. Совсем не забавно, а очень даже страшно. Их завывания давят на психику. И, если вслушиваться, выворачивают душу, выманивают вовне. А еще скрывают не сразу угадываемый чудовищный ритм. Все просто ужасно до невозможности, дорогуша.
Узнав о моих ощущениях, Тося меняется в лице.
- Черт, какое дерьмо! Срочно давай собирайся. Тебе больше нельзя здесь оставаться. Блин, неужели я опоздала? Анна!
О чем это она, дорогуша? Ничего не понимаю. Какая, в общем-то, разница?
- Да, Анна, же, черт побери! Шевелись!
- Знаешь, сегодня я как-то не в настроении. Может быть, перенесем на завтра? Немного привыкну к этой идее. Освоюсь с ней, так сказать.
- Ой, блин! Откладывать уже некуда, дуреха. И вообще, ты там не одна будешь. У меня уже давно пацан живет, которого я раньше вытащила. Какое никакое, а общество. И безопасно там, слышишь? Это главное. Черт! Где у тебя белье и всякое такое понапихано? Живей!
Очаровательно. Какое давление, какой напор. Но сопротивляться уже нет сил. Девчонка помогает собрать вещи и приказывает не отходить в сторону ни на шаг. Даже для страховки привязывает к себе веревкой. Забавно. Наверное, мы выглядим очень странно, но меня сейчас мало что волнует. Я окончательно одурела от постоянного страха, воплей зверей и собственного бездействия. Может, так действительно будет лучше?
Дорога тянется, как в страшном сне. Все время спотыкаюсь. Без конца пробираемся через какие-то снежные заносы. Шаль налезает на глаза, лицо съеживается от холода, рядом с нами мечутся жуткие тени. Кажется, так будет всегда. Но все когда-нибудь завершается. Отлично. Темный подъезд с ветром, свободно гуляющим по лестничным пролетам, щелчки замков, тепло и домашние запахи. Стою, почти ослепшая от света. Моргаю и не могу ничего толком рассмотреть. Кто-то помогает снять рюкзак, развязать шарф. Наверное, Тося. По щекам текут слезы. Мне дают платок. Прижимаю его к глазам и неожиданно рыдаю в голос. Замечательно.
Ночью долго не могу заснуть. И уже не от страха, а просто от нервного перевозбуждения. Очаровательно. Лежу тихо, слушая, как мирно сопит девчонка, ворочается на раскладушке мальчик, стонет за окном ветер. Закончился определенный период моей жизни. А дальше - неизвестность. Прежде такая неопределенность напугала бы меня. Сейчас же мне все равно.

Тося
Вот так проходят дни. Я ищу, а найти никак не могу. И тоска охватывает меня в этом задрюченном городе. И закипает злоба на наставников, не собирающихся помогать ни мне, ни оставшимся людям. Кидалово. За просто так. Блин, впервые в такое дерьмо встряла. Реально. Ведь просто бойня. И мое долбанное бессилие что-то изменить. Одна против мощного не иссякающего потока черной энергии, пожирающей все живое на своем пути. Боже, какая жесть. Не изрыгнуть, не выблевать.
А еще я устала. Бесконечные хождения по безлюдным улицам и темным помещениям. Холод, пустота и давление чего-то абсолютно чуждого человеку. Офигеть. Подъезды, подъезды, лестничные клетки, чердаки, подвалы. И везде мерзкие оскаленные рожи. Скулящие, отшатывающиеся при моем появлении. За что мне выпал этот ад? Кто ответит? Ах ты черт! Гребанный, задрюченный черт!
И нужно постоянно поддерживать личную защиту. Не отключаясь, не отдыхая ни на минуту. Даже в берлоге. На это уходит слишком много сил. Которые взять неоткуда. Наставники же не торопятся, все что-то обсуждают, дискутируют, не могут придти к единому мнению. А пока я предоставлена самой себе. Как хочешь, так и действуй, как можешь, так и выживай. Зашибись. До кучи мальчишка подбавляет проблем. С мозгами у него явно не все в порядке. Такое впечатление, что двинанулся от ужаса еще до меня, а одиночество только докручивает его косяки. Жесть.
Блин, Анна совсем издергалась, извелась. Как жизнь в ней только держится? Толпы хищников у ее дверей и окон. Ждут, облизываются. Так бы всех и передушила. Недоноски чертовы! Видимо, совсем никого в городе из людей не осталось, раз так пасут. Ненавижу! Цементный пол на ее площадке изрыт, железное покрытие входа изорвано. И сегодня я вижу слишком четко, Анна дошла до предела. После моего ухода она точно выбросится из окна. Или свихнется. Гадство. Ее нужно забирать. Именно сейчас. Сама складываю вещи. Роюсь в ящиках, перебираю смешное, будто старушечье, белье. А женщина в это время безмолвно и очень прямо сидит на стуле. Сцепила на коленях руки. Слабая улыбка, пустой взгляд. Блин! Неужели я опоздала? Никогда не прощу себе этого.
Мы долго идем по темным улицам, обходя стороной скопления уродов. Изредка я дергаю веревку, которой привязала Анну к себе. Просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Лунная дорожка ложится впереди. Тени разбегаются влево-вправо. Пустые дома с черными провалами подъездов. Бредем, как навеки заблудившиеся странники, давно забывшие, кто они и куда держат путь. Нельзя возвращаться так поздно, слышишь? Больше не смей.
Наконец-то мое окно. Единственное светлое пятно в округе. Подталкиваю безвольную Анну. Сама ускоряю шаги. Подъезд пуст. Здорово, ведь силы на исходе. Ну, вот и берлога. На пороге мальчишка. Не иначе в окно таращился, поросенок. Недоверчиво хмыкает, переминается с ноги на ногу. Плевать. Приваливаюсь спиной к стене и чувствую, как напряжение постепенно отпускает. Круто, блин. Место выматывает похлеще черной дыры, гадство. Хренов городишко! Устала, устала. Все надоело. Стаскиваю шапку, разматываю шарф. Белоснежка моя неподвижно стоит посреди коридора. Поникшие плечи, опущенные руки. Я смотрю на нее и с удивлением понимаю, что вместо заботы в душе одно озлобление. Хочется послать ее, а за одним и весь мир, нахрен. Зараза. Крайне плохо, энергия почти на нуле. Нужно немедленно связаться с наставником. К черту все их споры и разногласия! Неужели он хочет, чтобы я здесь сдохла? С трудом отделяюсь от стены, сбрасываю полушубок. Пацан наконец помогает Анне снять рюкзак. Остального я уже не вижу. Иду в кухню, наливаю в кружку воды, медленно пью. И почему все так по-дурацки?
Окей. Закрываю дверь. Сажусь на табурет и вызываю куратора. Он тут как тут. Прямо ванька-встанька, нафиг. Бесстрастен, как всегда. Мне бы так, гадство. Родиться человеком – что может быть хуже? Оказаться кем-то другим? Не знаю. Я бы не хотела, чтобы это повторилось когда-нибудь еще.
Энергия окатывает горячей волной. Дрожит на кончиках пальцев, пронзает все тело и, в конце концов, замыкается в сферу. Зашибись. Офигенное ощущение. Да, подпитка – это именно то, что мне сейчас нужно. Жалко только, что мозгов она не касается, мысли по-прежнему мрачны и нелюдимы, хе-хе. А, между тем, наставник недоволен. Результатами работы, богадельней, устроенной мною в берлоге, а также перекосом в сознании, который создают навязчивые размышления. Ну, зашибись. Тоже мне контролер выискался.
Сижу без движения, закрыв глаза и рассматривая цветные пятна на сомкнутых веках. Что-то в комнате слишком тихо. Надо бы проверить, чем там мои жильцы занимаются. Окей. Открываю один глаз. Потом другой. Веселее жизнь не становится. Унылые стены, печальные думы. И ногти не мешало бы постричь до кучи. Хе-хе. Со вздохом встаю и толкаю дверь в комнату.
Анна потерянно приткнулась на кончике дивана. Пацан клацает кнопками игры, но как-то без энтузиазма. Наверное, больше придуривается. Кажется, такая картина была тут всегда. Офигеть. Оба поворачиваются на скрип петель. Теперь необходимо изобразить дружелюбную улыбку. Хотя бы постараться. Окей. Вот так. Ага. Но с дружелюбием как-то фигово. Реально. Оказаться бы сейчас далеко-далеко отсюда. На берегу океана. И чтобы никого рядом. Ни людей, ни уродов, ни инопланетян. Зашибись. Короче, мечтать не вредно. Верно? А вот нам всем пора за дело, если хотим уторкаться не глубокой ночью. Отправляю парня греть ужин, сама помогаю Анне разобрать вещи. Нормально.
За едой непрестанно улыбаюсь, хвалю так и сяк сидящих напротив. Чтобы, блин, создать и закрепить соответствующую атмосферу. Хе-хе. Завтра им придется целый день в ней находиться. Да и фиг знает, сколько еще, наверное. И вроде получается неплохо. Реально. Короче, во мне погибла актриса. Ага. А еще – крутой манипулятор. Ведь окружающие только и ждут, кто бы ими поуправлял, снял груз ответственности и переложил на себя. Зашибись. Все такие, нужно просто ключик подобрать. Реально. С помощью несложных приемов можно всегда добиться, чего захочешь. Грустно, блин. Поправляю воротник. Начинаю нарочито чавкать, изображая свинью. Собачьей преданности во взглядах гостей не убавляется. Офигеть. Как все достало! Бросаю вилку и выхожу, не сказав ни слова.
По комнате гуляет ветер, хлопает форточка. Прикольно. Забираюсь с ногами на диван, расплетаю и заплетаю косичку. А в кухне затихарились. Видимо, обалдели, хе-хе. Ну и черт с ними. Верно? Лучше позаботиться о себе любимой. Окей. Поймав нужную точку, отпускаю сознание в темное никуда.
Ну, вот. Полегчало наконец-то и мозгам. Здорово. Нет эмоций. Нет чувств и желаний. Только шорох других пространств. Взираю на мир сквозь узкие прорези глаз, как божок, не знающий ни добра, ни зла, ни правды, ни лжи. Зашибись.
А на утро все то же самое. Очередной квадрат, здания, лестничные пролеты, приоткрытые двери. Источник по-прежнему отсутствует, зараза. Блин, а есть ли он вообще? А? Поневоле задумаешься об этом. Ну, хорошо, непруха. День, другой. Неделя, месяц. Но не столько же! Наверное, надо было отсматривать все подряд, а не в шахматном порядке. Блин, да какая сейчас, к черту, разница? Плевать. Пошло все нафиг. Достало.
Как назло, за мной увязывается хищник. Потрепанный, взлохмаченный. Иногда, будто ему невмоготу, встает на четвереньки. И упорно шкандыбает за спиной. Вот гадство. В каком уж не помню по счету подъезде, он преграждает мне выход. Зашибись. Не обойти, не протиснуться. Окей. Останавливаюсь и рассматриваю попутчика. Глаза навыкате, шерсть клочками, с безгубого рта постоянно что-то стекает. Вот дерьмо! Аж передергивает. И как же упорно он стремится завладеть моим взглядом. Гипнотизеры они, что ли? Ведь не просто так все это. Реально. Переступает лапами, угрожающе ворчит, но не стронится. Офигеть.
Делаю шаг вперед и приказываю освободить путь. Ерзает, скулит и остается на месте. Совсем с дуба рухнул? Двигаюсь прямо на него, выражая решимость пройти насквозь. Урод неловко отпрыгивает, его визг наждаком режет слух. Окей. Продолжаю спускаться. И вдруг что-то тяжело толкает меня в спину, заставляя упасть. Блин! Стараюсь обернуться. Вот! Позади беснуется эта гадина. Жесть. Пытается пробиться. Как страшно, блин. Оскаленная, искаженная яростью уродливая морда, лапы с желтыми кривыми когтями, скребущие воздух совсем рядом с моим лицом, и нестерпимая вонь.
Сглатываю горькую слюну, вытираю внезапно выступивший пот и с трудом поднимаюсь. Болит ушибленное колено. В остальном, вроде бы, цела. Поворачиваюсь к хищнику. Несколько секунд смотрю на него, а потом даю тумака. Он отлетает в сторону, ударяется о стену и затихает. Вот так, недоносок.
На душе погано. Реально не понимаю, зачем мне все это нужно. Дерьмо! Иду, не разбирая дороги, пинаю смерзшийся лед. Сзади вновь тяжелое дыхание. Удар, скачок, вновь удар. Теперь урод мечется вокруг. Ищет брешь в защите. Прыжки следуют без остановки. Офонарел он, что ли, совсем? Или с голода помирает? Просто в глазах рябит от его движений. Жесть. Не могу я больше! Не могу! Сажусь прямо в снег и плачу, закрыв лицо руками. Химеры повсюду. Химеры мыслей, чувств, желаний. Вою в голос. А хищник не оставляет меня, будто кошмарное сопровождение нервного срыва. Закусив губу, вскакиваю и наношу удар. Один, другой, третий. Бью и бью, не слыша и не видя ничего. И внезапно останавливаюсь, с трудом переводя дыхание. Жесть. Безжизненное изломанное тело лежит, истекая черной слизью, передо мной. И время от времени подергивается в последних конвульсиях. Зашибись. Можно подумать, он мертв. Но я стопроцентно уверена, что вот просто так убить гада нельзя. Через час-другой он очнется и вновь начнет нескончаемый поиск жертвы.
Снег вокруг истоптан и залит. Черт. Поправляю вывернувшийся полушубок и иду обратно. В следующий за уже осмотренным подъезд. Долг. Они держат нас долгом, понятиями добра, света. А сами не имеют ничего, наставники хреновы. Они абсолютно бесстрастны. Любое их действие определяется целесообразностью, методы не имеют значения. И в глазах человека они могут казаться чудовищными. Но не для них. А для нас – долг. Который закладывается глубоко внутрь. И в нужный момент срабатывает как предохранитель. Зашибись. Мне не переступить через него, как бы этого ни хотелось. Я просто вынуждена продолжать свою работу, хотя душа корчится и кричит «Хватит!». Но что же, блин, это за штука такая, душа? А, зараза? У них вот такого понятия нет. Они все объясняют энергией. Но ведь во мне-то что-то есть! Помимо тела, мозгов и прочей хрени. Верно?
Поднимаюсь по скользким ступеням. Все как всегда – разбитые окна, мусор и снег, сквозняки, неосвещенные коридоры, осторожные шаги за дверями. Пусто. И так хожу, хожу, хожу. Как по замкнутому кругу, блин. Декорации почти неизменны. А, может, и сама я лишь персонаж мрачной пьесы. Бумажная куколка в дьявольском театре. Дерьмо.
Когда совсем темнеет, поворачиваю домой. С наступлением сумерек хищники окончательно наглеют. И даже мне становится опасно находиться на улице. Жесть. Ускоряю шаги. Не терпится оказаться в тепле, уюте и под надежной защитой. Реально. И меня там все-таки ждут. Но никаких иллюзий, слава богу, нет. Это не любовь, не дружба и не родственные связи. Просто каждый из подопечных знает, что без меня он сдохнет.
Переступаю порог квартиры. Навстречу выходят оба. Наверное, им важно видеть, что я жива, здорова. Ну и пофиг, ведь любое человеческое лицо прекрасно на фоне бесчисленных уродливых харь, кружащих рядом в течение дня. Зашибись.
Ночью впервые не могу уснуть, зараза. Ворочаюсь, подтыкаю одеяло, взбиваю подушку. В голову снова лезут разные мысли. Что-то я делаю неправильно, блин. Обычная логика или не срабатывает, или мне просто чертовски не везет. Все тут получается через задницу. Поганое местечко. Жесть. Сегодня обследован последний заштрихованный квадрат. Завтра надо приниматься за белые. Окей. Но сканировать по порядку или попробовать наугад? Фиг знает, как лучше. Вздыхаю, переворачиваюсь на другой бок.
А мальчишка ведь тоже не спит. Дрыхнул, наверное, до полудня, вот сейчас и мается. Так о чем это я, блин? О баранах, видимо. Круто. Встаю, иду в кухню, на ходу подтягивая пижамные штаны. Окей. За последнее время что-то сильно похудела. Реально. Наливаю в стакан теплой воды из чайника. Пью мелкими глотками. Поганый вкус, нафиг. Подхожу к окну. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Три часа ночи. Никак не уснуть, хоть ты тресни. Завтра буду вялой, как вареное мясо. На улице вой, то ближе, то дальше. Темные пятна перемещаются в свете луны. Зашибись, какой классный городишко. Окей. Короче, надо как-то отрубиться. Опять вздыхаю и, шаркая тапками, бреду в комнату. Черт, пацан все еще таращится в потолок. Поросенок. Показываю ему кулак и вновь закутываюсь в одеяло.
Интересно, что за человек этот инициатор? Какой он? Зачем выпустил хищников? Для чего остался? Мне почему-то кажется, он как-то привязан к этому месту. И если напрячься, можно почувствовать его присутствие как легкую тень. Офигеть.
Утром будит запах свежесваренного кофе. Прикольно. Не открывая глаз, принюхиваюсь. Это не сон. Хе-хе. Опа, уже полдевятого, едва не проспала. Вскакиваю и чуть не падаю, запутавшись в простыне. Зараза. Еще тапки никак не найти спросонья. Тут из кухни открывается дверь. Сквозь узкую щель падает светлый луч. Ого, повеяло яичницей и кашей. Круто. А вот и наша Анна. Лица не угадать, но, думаю, она вглядывается в темноту, пытаясь увидеть меня. Тихо зовет. Прямо как в сказке, хе-хе. Сижу, зачарованная, боясь пошевелиться. Она несколько секунд ждет, потом пожимает плечами и скрывается. Прикольно. Специально встала раньше, чтобы приготовить завтрак. Зашибись. Здорово. Обо мне заботятся, помнят. Ну, надо же. Блин, я реально благодарна ей. Улыбаюсь, шмыгаю носом и решительно двигаю к еде.
Поев и умывшись, не спеша одеваюсь. В первый раз не хочется уходить отсюда. Реально. Поэтому сегодняшний день просто должен быть хорошим. Верно? Может, мне все-таки наконец повезет? Блин. Еще раз смотрю в лицо женщины у порога. Прощаюсь и выхожу. Нельзя отрицать, она стала немного родным человеком. Которого вполне может не хватать. И к кому испытываешь теплые чувства. Офигеть.
У подъезда уже ерзают трое хищников. Ждут подругу? Хе-хе. При моем появлении бросаются в стороны. Угрожающе ворчат. Нормально. Один пристраивается следом. Что опять за фигня? Оборачиваюсь, топаю на него ногой. Скулит, но не отходит. Вот гадство. И бросить-то в него нечем. Снег сухой, как крупа, снежок не сделать. Окей. Иду дальше, сопровождаемая таким кортежем. Почетный караул, блин. Секьюрити. Хе-хе. Нападать урод не решается, в отличие от вчерашнего. Вот так мы и ходим часа три. Когда я спускаюсь по лестнице, он почтительно прижимается к стене, скребет цемент. А потом вновь шлепает позади. Зашибись. И чего ему надо?
Окей. Настроение все утро на подъеме. Похоже, искреннее участие реально приносит удовлетворение. Хе-хе. Чувствуешь себя нужной и небезразличной. Ржача. Но во второй половине дня радость постепенно улетучивается. Слишком много вокруг черной энергии, которая старается проникнуть, разъесть. Блин, точно пора пообедать и отдохнуть. Реально.
Ага, на четвертом этаже распахнута дверь. Вся такая желтенькая и аккуратная. Внутри пусто. Окна целые. Прикольно. Закрываю замки. Не раздеваясь, сажусь в кресло. Холодно и невесело. Видно, что у хозяина не из задницы руки росли. Но пыль, пыль повсюду толстым слоем. И запах нежилой. Окей. Потягиваюсь, хрустят позвонки. Нет, ну прямо как в саркофаге. Реально. Так не пойдет. Открываю форточку. Врывается свежий морозный ветер. Крутит листы бумаги. И тут еле слышно проявляется тоскливая мелодия. Она звучит во мне, будто что-то тянет. Интересненько. Откуда такой мотив?
В кухне совсем темно. Надо раздвинуть шторы. Влево, вправо, хрясь, хрясь. На руки сразу же сыпется пыль и дохлые насекомые. Блин, какая пакость. Проверяю газ. Здорово, баллон почти целый. Можно что-нибудь приготовить. Роюсь в пристеночном шкафу. В холодильник лучше не заглядывать. Мне везет, нахожу банку гречневой каши с говядиной. Вываливаю все это в кастрюлю, зажигаю огонь. Становится немного теплее. Окей. Посмотрим, что у нас с водой. Краны угрожающе хрипят, но не выдают ни капли. А это уже не радует. Без чая оставаться совсем неохота. Реально. Придется все же пошарить в холодильнике. Так, полиэтиленовые мешки с полуразвалившейся парашей, заплесневелый кусок сыра, какие-то банки в потеках. А вот и двухлитровая бутыль газированной воды. Не вскрытая и не превратившаяся в лед. Считай, снова повезло. Прикольно. Ополаскиваю чайник, ставлю кипятиться. Потом ем прямо из кастрюли, так как вся посуда в пыли.
Где-то непрерывно хлопает на сквозняке незапертая дверь. Голая ветка бьет в стекло. Прямо как рефрен мелодии в голове. И почему-то мне вдруг становится страшно. Ведь я одна. Одна на многие километры. Жесть. Сумрак толчками вползает сквозь окна. И что-то темное входит вместе с ним. Оно кружит вокруг на бархатных лапах. Пока еще не касаясь. И выжидает. Его можно почувствовать, но увидеть нельзя. Раз, два, три. Рывок. Дрожь ужаса током пронзает тело. Я на секунду замираю. Потом вскакиваю. Бросаюсь к выходу, вопя как резаная. Но найти его не могу! Мечусь, падаю, ору, снова бегу. Ударяюсь, спотыкаюсь, сшибаю. А музыка громче и громче. Заливая, поглощая, уничтожая.
Холодно. Блин, как же невыносимо холодно. Где это я? Губы ссохлись. Все налито свинцом. Пытаюсь разлепить веки и никак! Блин, да что же это за ерунда? В чем дело?? Сознание вновь проваливается в яму, где мысли дергаются как обезумевшие гадины. Мука длится и длится. А затем что-то мягкое забивает рот и нос. Мешает дышать. Черт. Да ведь это ковер! На котором я лежу. Ничком, уткнувшись рожей в пыльный ворс. Зашибись. Отплевываюсь. Пытаюсь повернуть голову в сторону. И наконец чувствую, как кровь горячими ударами пульсирует во всем теле. Круто. Я жива. Проходит какое-то время. Переворачиваюсь на спину. Вверху должен быть потолок. Верно? Но его не видно. Офигеть. Очень темно? Или что-то с глазами? Ощупываю лицо. Да нет, вроде порядок. Окей. Откуда ж такой мрак? И где я, черт возьми! Осторожно приподнимаюсь. Ага, и вовсе тут не жопа мира. Слева явно окно. Оно чуть светлее всего остального. Окей. Какая удивительная тишина вокруг. Значит, опасности нет? А что, она была? Фиг знает. Пробую встать на ноги. Шатает, вот-вот свалюсь. Зараза. И горло совсем пересохло, будто песка нажралась. Нормально. Смотрю на светящийся циферблат. Знаки сливаются, двоятся. Зашибись. Да что ж такое-то? Траванулась, что ли? Сколько? Восемь вечера?? Нифига себе шуточки! Делаю шаг вперед. Натыкаюсь на что-то и снова падаю. Подлейшая жесть, блин. Спокуха, это диван. Стопроцентно. А рядом стул. Окей. И тут меня прожигает понимание. Как вспышка. Офигеть, я в той самой квартире, куда зашла пообедать часов пять назад. Круто.
Медленно сажусь. Пытаюсь вспомнить, что же произошло. Но ничего путного в голову не приходит. Пришла, поела. Верно? А вот потом провал. Зашибись. Нет, ну какой дубарь. Зуб на зуб не попадает. Надо хоть немного согреться. На ощупь пробираюсь в кухню. Неверными пальцами зажигаю газ, приближаю руки к огню. Прикольно. Тепло от ладоней идет выше и выше. А теперь можно и мозгами пораскинуть. Верно? Сейчас в квартире, кроме меня, точно нет никого. Окей. Но несколько часов назад произошло нападение. Подлое, исподтишка. Блин, ну какая разница-то, подлое оно или честное? Окей. Короче, оно было. Внезапное и успешное. Я даже сообразить ничего не успела. Жесть. Кто и зачем это сделал, мне неизвестно. Важно лишь то, что ему удалось вырубить меня. Несмотря на защитное поле. Зашибись. Окей. И еще хорошо, если он меня просто отключил. Гораздо хуже, если сумел сделать что-то в довесок. Офигеть. Паршивая ситуация, блин. Пора срочно связываться с куратором. Самой все это дерьмо мне не разгрести.
Придется разговаривать здесь. Выходить к хищникам, не имея понятия, что со мной происходит, нельзя. Окей. Главное, не околеть, пока будет продолжаться сеанс. Так, проверим двери. Порядок. Теперь нужно одеться. Нахожу полушубок, застегиваю на все пуговицы. Нормально. Придвигаю табурет поближе к плите и вызываю нашего орла. Откликается сразу. Внимательно выслушивает, произносит пару незначащих фраз и затыкается, видимо, обдумывая положение. Его явно начинает раздражать то, что все идет через задницу. Может, это для меня и неплохо - пришлют напарника, усилят защиту или вообще отстранят.
Смотри-ка, просит разрешения немедленно отсканировать мое поле. Круто. Будто без позволения он это сделать не может. Хе-хе. Странные они, все-таки, честное слово. Никогда мне, видимо, их не понять. Ну, давай, чего уж медлить-то?
Короче, ничего не повреждено. Но видны следы проникновения. Более того, внутри поставлен маячок, с помощью которого всегда можно точно определить, где я нахожусь. Офигеть. Интересно, зачем? Наставник кажется озабоченным. Похоже, он впервые столкнулся с таким серьезным противодействием. Хе-хе. Кое-кто оказался покруче, да? Ржача. Меньше понтоваться надо. Реально. В общем, оказывается, ему необходимо поразмышлять и обсудить с коллегами состояние, сложившееся в данной ячейке пространства. Давай, давай, редисина! Зажигай, хе-хе. Говорит, вполне вероятно, мы ищем то, чего не существует. А вот это уже точно зашибись. Теперь и мне нужно время, чтобы подумать. Ладно. А сейчас он собирается меня лечить. Предупреждает, что произойдет отключка сознания. Окей.
Вынырнув из небытия, ощущаю огромный прилив сил и даже радости. Прикольно. Куратор сообщает, что маячок убран, а также в несколько раз увеличен энергетический потенциал моего поля. Офигеть. Будто раньше этого сделать было нельзя. Окей. Мне рекомендуется сегодня хорошенько отдохнуть под внешней защитой. Ну, да, точно. После того, как наставники проанализируют ситуацию, он сам обратится ко мне. Окей, удачи.
Все. Вновь тишина. Но тьма вокруг больше не кажется пугающей. Она пушистая и мягкая. Здорово. Блин, уже начало десятого. Пора сваливать. Представляю, какая истерика ждет меня дома. Выключаю газ, беру вещи и пробираюсь в коридор. Окей. Прикладываю ухо к двери. Тихо. Хищников в подъезде нет. Нормально. Натягиваю и завязываю под подбородком шапку. Рассматриваю варежки. Ну, ладно, надо идти, чего еще медлить-то. Верно? Хреново, что не удалось отсмотреть квадрат полностью. Лишняя нагрузка на завтра совсем не вдохновляет. Реально. Короче, в этот раз действительно все наперекосяк. Даже наставник удосужился заметить. Ну, и плевать. Мое дело маленькое, верно?
Ноги скользят на обледенелых ступенях. Хватаюсь за перила. Черт! Они вымазаны в каком-то дерьме. Зараза. Если не везет, так уж во всем, гадство. Хорошо, если жива-здорова нынче останусь. Блин. Вот иди сейчас и нюхай. Черт, черт, черт. Заставлю пацана стирать варежки, все равно от безделья дуреет.
Зараза, какой ветер! Подхватывает, тащит куда-то в сторону. Зашибись. Главное, не поддаться, не заблудиться. Иначе замерзнешь насмерть. Реально. Проклятое все-таки местечко. И как тут люди жили, не понимаю. Натуральная трясина. Кажется, не выбраться уже никогда. Жесть. Даже уродов не видно. Странно, с чего бы им прятаться? Обычно шуруют туда-сюда, тусят. Фиг знает, короче. И дороги опять занесло, не пробраться.
Прямо надо мной каркает ворона. Ага, осталось обосрать сверху до кучи. Блин. Поднимаю голову. Небо в рваных, быстро несущихся облаках. И никаких птиц. Окей. Типа показалось. Зашибись. Никогда ни за какие пряники сюда больше не сунусь. Будто другая вселенная со своими законами и правилами, совершенно непонятными мне. Ну и плевать, я же сказала.
Приваливаюсь к дереву отдохнуть. Все эти темные дома вокруг похожи друг на друга как клоны. Не разобрать, где твой, а где чужой. Реально. И какой дурак придумал так строить? Самого бы сюда поселить. Хе-хе. Окей. Короче, пора заканчивать передышку, мороз реально дерется не на шутку. Уж как-нибудь за один рывок дошкандыбаю до берлоги. Ноги, поди, не отвалятся. Ведь за дальним-то поворотом точно должно быть мое окно.

Он
В эту ночь я почти не сплю. Лежу, глядя то в потолок, то в окно, и прислушиваюсь к звукам за стеной. Иногда там угадывается шелест, будто по полу возят тяжелую ткань, а в остальное время - тишина. Под утро мне все-таки удается заснуть. Мучают кошмары, от которых голова становится тяжелой и словно лишней. Очнувшись, натягиваю одеяло до подбородка и долго не спешу вставать. На улице идет снег. Его крупные снежинки образуют удивительное кружево, касаются стекла. И это зачаровывает. Но валяться бесконечно нельзя, к тому же хочется есть, поэтому все же приходится подняться. Проделываю несколько энергетических упражнений, надеваю теплые штаны, носки, свитер и выхожу в кухню. Там, как обычно, надрывается радио, хотя поблизости никого нет. Похоже, человеческие привычки еще довлеют над поведением нового существа.
Умываюсь, ставлю чайник, поджариваю тосты и ем в одиночестве. Снегопад прекращается, и солнце весело сверкает сквозь тучи. Сегодня все выглядит несколько иначе, чем вчера, но я осознаю, что вечером, когда стемнеет, боль потери вернется вновь. На самом деле, хорошо, что у меня нет любимого человека, поэтому теперь мне больше не о ком беспокоиться и не за кого бояться.
Стучу к маме, предлагая завтрак, в ответ слышу нечто невразумительное. Ну да, все правильно, обращенец не нуждается в обычной пище, а далее – и в нормальном жилье. Даже у нас в подъезде уже имеются несколько квартир с незапертыми дверями. Варги либо устроили там засаду, либо просто покинули их. Мою посуду, беру яблоко и скрываюсь у себя. Вкусно хрустя им, раскрываю первую попавшуюся книжку. А после полудня снова спешу в лес.
Возвращаюсь поздно. В квартире темно, тихо, словно я здесь совсем один. Мыча привязавшуюся песенку, разогреваю ужин. Интересное дело, сейчас я чувствую себя обновленным и полным сил. Вглядываясь в отражение, вижу, что выгляжу моложе и, если так можно выразиться, более невинно. С чем это связано, не понимаю, да, честно говоря, и понимать не хочу.
Вчерашнее варево оказывается на удивление вкусным, поэтому уминаю полторы тарелки. Славно. Складывая вымытую посуду, обнаруживаю, что сушилка вот-вот отвалится. Да. Тоже мне мужик в доме. Вытаскиваю с антресолей молоток, гвозди, начинаю прибивать. И вдруг ощущаю движение за спиной. Быстро оборачиваюсь. Сзади, совсем рядом стоит мама. Внешне это почти она, только лицо еще больше скукожилось, глаза ввалились, а руки все время беспокойно двигаются. Непроизвольно дергаюсь, ведь что-то уже не так. Провожу языком по внезапно пересохшим губам. Вновь пробегаюсь по ее физиономии. Так. Глаза точно не мамины. Вернее, не человеческие. Из глубоких впадин глядит кто-то абсолютно чуждый. Причем даже не мне, а вообще нашему виду. И это, признаться, жутко. И чем дольше наблюдаю, тем страшнее становится. С трудом отвожу взор и осознаю, что до сих пор держу поднятый молоток. Да. Поспешно опускаю его и приглашаю варга поужинать, словно ни о чем не догадываюсь. Существо хмыкает и приказывает:
- Посмотри мне в глаза! Посмотри! Слышишь? Я слишком голодна.
Славно. Я вновь пристально слежу, готовый увидеть уже не мать, а именно перевертыша. Он ерзает, отступает на шаг, не отпуская меня взглядом. Потом хрипло произносит:
- Вот ведь поганец! Не подступиться. Даже тронуть не могу! - Создание разворачивается и шаркает из кухни вон, ворча себе под нос.
Я сглатываю, тру ладонью горло, словно натертое веревкой, и приваливаюсь спиной к стене. Силы покидают меня, не двигаюсь и жду неизвестно чего, тяжело дыша. Дрожат губы. Слез нет. Вот она и пришла, расплата за содеянное. Да.
Из коридора доносятся бормотание и шаги, будто кто-то ходит по кругу и шепчет заклинания. Час от часу не легче! Отлепляюсь и выглядываю за дверь. Там почти темно, и в этом жутковатом сумраке мечется черная тень, похожая на огромную хищную птицу. Я отшатываюсь. Без сомнения это она. Или оно. Или как еще сказать – не ведаю. Но почему оно так мается? Настолько хочет есть? Или человеческая составляющая неожиданно жестко борется за жизнь? Не знаю. Но смотреть на это невозможно.
Открыв в кухне холодную воду, споласкиваю лицо. Да так и застываю с прижатыми ко лбу ладонями. Мысли медленно покидают голову, и она становится абсолютно пустой. А бурчание в коридоре тем временем усиливается. Господи! Я вскрикиваю и бросаюсь к себе, закрывая дверь на замок и припечатывая энергетическим клеймом. Сползаю на пол и неожиданно принимаюсь всхлипывать. Тискаю физиономию согнутыми пальцами. Размазываю слезы и сопли. До крови сбиваю руку, в бессильном отчаянии долбая ею по стене. Такая тоска и безысходность, боже мой! Как же я одинок. Как трудно. Да. И никто, никто не сможет разделить тяжесть выбранной ноши. Меня колотит. Вскакиваю и принимаюсь рыться в шкафу в поисках теплых вещей. Выброшенная одежда падает неприглядной кучей, а я, рыча, топчу ее, с остервенением выкидывая новые порции.
Но вдруг что-то останавливает меня, будто неведомый друг треплет по плечу и тихо произносит ласковые слова. И я словно вижу всю сцену со стороны. Разметанные по всей комнате шмотки, вывороченный шифоньер и человечек, жалкий и смешной в своей нелепой ярости и еще более нелепом горе. Славно. Откинув голову, начинаю хохотать. Да, нам кажется, что внутри нас целый космос, что мы так сложны и неповторимы. А на самом деле мы никто, чушь, пыль по отношению к настоящей Вселенной.
Отсмеявшись, уже спокойно отбираю два свитера, надеваю их, а остальное аккуратно складываю на полки. Становится ощутимо теплее, однако по-прежнему мерзнут руки. Прижимаю их к батарее, жар волнами идет по всему телу. Признаться, не представляю, что буду делать, когда отключат все коммуникации. Опираюсь на подоконник, смотрю через стекло на улицу. Напротив горит фонарь, качаются ветви дерева, загораживая и открывая свет. Людей заметить не удается. Да. Задергиваю шторы, сажусь в кресло. Вот так. Прожит еще один день.
Следующие несколько суток абсолютно ужасающи. Мать быстро меняется, превращаясь в варга все интенсивнее. Запах, просачивающийся из ее комнаты, заставляет выворачиваться внутренности. Она неоднократно пытается напасть на меня, но всякий раз с визгом отшатывается. Я физически ощущаю, насколько она голодна, а ее остервенелый взгляд пронизывает просто до глубины души. Чтобы избежать контактов, приходится либо сиднем сидеть в комнате, либо уходить из дома. Возвращаясь по вечерам, я надеюсь, что перевертыш все-таки покинул квартиру в поисках пропитания. Но, видимо, его останавливает пугливость, оставшаяся от человеческой сущности мамы. И меня снова и снова встречают запертая моими руками дверь, вонь, бьющая в ноздри, да вороватые шаги за спиной. Признаться, чувствовать это создание сзади крайне неприятно. И я неизменно вздрагиваю и неизменно оборачиваюсь, хотя разумом понимаю, что навредить мне оно не в состоянии. Но так и кажется, что через мгновение острые когти и зубы вцепятся в спину, в шею. Оглядываюсь и смотрю на обращенца. И тяжелый холод поднимается изнутри. Желтые круглые глаза ищут мой взгляд, и в них такая злоба, что перехватывает дыхание. Выдвинувшаяся вперед челюсть открывает клыки, покрытые темным налетом. Тело заросло клочковатой шерстью и как-то согнулось. Существо пробует с налета подскочить ко мне, но его опять и опять отбрасывает назад. А вопли потом долго звучат в моих ушах.
И в последний раз я не могу сдержаться и, перекрестив бывшую мать, вполголоса говорю:
- Если есть в мире бог, помоги ей! Во всем виноват только я, оставь же ее в покое!
Однако эти манипуляции совсем выводят варга из себя. Он встает на четвереньки и принимается бесноваться, пока желто-зеленая слизь не начинает стекать из его безгубой пасти. А я смотрю, будто околдованный, не в силах пошевелиться. Наконец обращенец замирает, тяжело раздувая бока, а затем вперевалку ковыляет к себе.
Ночью мне долго не спится. Вынужденный во всех подробностях наблюдать, как человек превращается в гнусное исчадие ада, я ощущаю, что душа моя корчится в медленной муке. Не раз и не два появляются сомнения в верности сделанного выбора, и кружат мысли о необходимости самоубийства. Да. Нащупываю ступнями холодные тапочки, встаю, шарю на полке в поисках «Харраша». Он сразу же ложится в ладонь, согревая ее пушистым теплом. Книга сама раскрывается на одной из страниц, и освещенные светом луны строки входят в сознание. Читаю несколько минут, потом вновь укладываюсь в постель. Да, нашу планету должны населять исключительно существа, свободные от ненависти, подлости и других «приятных» качеств, присущих человеческим созданиям. Я все сделал правильно. Наверное. И мне спокойно и радостно. И сон уже обволакивает мозг.
Но вдруг, как черная молния, пронзает мысль, что именно я, и никто другой, являюсь причиной конца хомо сапиенс и его грандиозной многовековой истории. Судорога скручивает тело. Ноги отрываются от земли, и я завораживающе медленно лечу в бездну, пытаясь конечностями ухватить пустоту. Предсмертный ужас вползает в сознание. И тут какая-то сила останавливает падение. Окутывает мягким светом. И наваливается настоящим сном.
Утром встаю разбитый, неверными шагами прохожу в уборную и, уже закрывая дверь на защелку, внезапно понимаю – что-то изменилось. Осторожно приоткрыв дверь, выглядываю в коридор. Так и есть: комната матери нараспашку, по прихожей гуляет сквозняк. Я бросаюсь вперед, на ходу подтягивая штаны. Светелка пуста. Кидаюсь вправо по коридору. Входная дверь бьется замком о косяк. Сглатываю, прижимаю руки к лицу. Но поверить боюсь. Дрожащими пальцами закрываю засовы и прислоняюсь к стене. Ушла. Наконец-то она ушла.
С этого дня наступают более спокойные времена. Хотя надолго заходить в соседнюю комнату я по-прежнему не решаюсь, ведь там появляется ощущение, что тебя рассматривает некое недоброе создание, а мерзкий запах до сих пор не выветривается. Поэтому, приладив на эту дверь простенький замок, я закрываю его и больше не делаю попыток проникнуть внутрь. А сам читаю, смотрю фильмы, проведываю лес, начинающийся в двух шагах от дома. И думаю.
Затем появляются перебои то с горячей водой, то с подачей газа. Но проблемы быстро разрешаются без моего вмешательства. И я наивно полагаю, что город некоторым чудесным образом продолжает функционировать в обычном режиме. Пока не захожу за продуктами в одну из пустующих квартир этажом ниже. На улице минус двадцать пять, и здесь – не намного теплее. Странное дело, а ведь жилье-то находится по одному стояку с моим. Батареи оказываются ледяные! Забыв про все, бросаюсь на два пролета выше, чтобы проверить то, что надо мной. Незапертая дверь легко поддается. И меня встречают холод и ветер. А под раскрытой форточкой наметен сугроб. Все ясно с первого взгляда, но я для чего-то щупаю радиатор. Отопления, конечно же, нет. Иду в кухню, оставляя на девственном снегу рифленые следы. Кручу краны. Вода есть, правда холодная. Вот так дела! Нет сомнений, что в моей квартире сейчас все по-прежнему.
Ежась и потирая замерзающие руки, собираю продукты, лежащие нетронутыми в пристеночном шкафу, и спешу к себе. Жилое уютное тепло, электричество, газ, горячая вода. Никаких изменений. Славно. Проходя мимо комнаты матери, зачем-то дергаю ручку. Дверь, конечно же, заперта.
Принимаюсь готовить овощное рагу. Механическая работа располагает к размышлениям. Разве нет? Получается, коммуникации в порядке только у меня. А это говорит о том, что «Харраш» оберегает мое существование, не бросая на произвол судьбы, хотя все, что ему требовалось, я уже выполнил. Мою руки и, предоставив вареву булькать в свое удовольствие, беру «Харраш». Ласково глажу переплет и раскрываю наугад: «Всякому живому существу найдется место во вселенной. И каждое существо приходит из небытия с некоторой целью. Но нет никакого наказания, если оно не выполнило свое предназначение. Хотя горе и тоска его станут неизбывны в последнюю минуту перед тем, как оно канет в вечности. Сама эта минута для существа представляется бесконечно долгим временем. И именно это многие религии называют адом, не представляя, что происходит на самом деле. Поэтому большое счастье – узнать свою цель и сделать к ней хотя бы шаг». Потираю переносицу и улыбаюсь. Раньше такого текста в книге не было. «Харраш» продолжает быть моим учителем, и я благодарен ему за это.
А однажды меня будто что-то толкает, чувствую, как изменяется ткань пространства, и в ней возникает тревожная нота. Стремительными шагами меряю комнату, пытаясь уяснить, в чем дело. И осознание приходит, ясное и звонкое. В городе появился человек, отличающийся от других людей, который пришел, чтобы прервать то, что начато мною. Замираю. Череда видений проносится перед мысленным взором. Я ощущаю незнакомца и вижу его. Это оказывается смешливая девчонка небольшого роста со светлым и солнечным полем. И чудится, словно ее энергия чище моей. Славно. Признаться, чем дольше я смотрю, тем больше растет мое расположение к ней. При других обстоятельствах я совсем не отказался бы от знакомства и, возможно, даже дружбы.
Сначала наблюдаю за нежданным персонажем, не предпринимая никаких действий. Девушка закрыта энергетическим колпаком, поэтому обращенцы не в состоянии причинить ей вреда. Осторожно прощупываю этот заслон и с облегчением прихожу к выводу, что она не замечает ничего. Соответственно, она слабее и менее чувствительна, чем я сам. Однако место дислокации моей новой знакомой тоже окружает защитное поле, причем более сильное, чем ее собственное. И, похоже, что действия девчонки направляются и координируются некоторыми высшими существами, отличными от тех, чьим представителем является «Харраш». Причем такое впечатление, что обе эти силы преследуют разные цели.
Иду в лес, скользя по проложенной мною лыжне. Снег осыпается с потревоженных веток, деревья несутся навстречу, морозный воздух рвет легкие и щипает щеки, а я смеюсь, счастливый и невесомый как луч света. Крадусь, словно рысь, а затем делаю рывок и лечу с дикой скоростью с горы, слушая свист ветра в ушах. Славно. Потом останавливаюсь, приваливаюсь спиной к стволу березы и гляжу вверх, в прореху голубого неба.
Девчоночка очень нравится мне, а ее желание помочь людям не может не импонировать. Разве нет? И понятно, почему она спасает мальчишку-подростка, ведь пройти мимо для нее просто невозможно. Все так. Однако я чувствую, что должен остановить ее, потому что времени не осталось совсем. Я вижу, как девчонка кружит вокруг открытой мною двери, как она стремится и, самое главное, способна закрыть ее. Казалось бы, что из этого? Процесс уже запущен. Но дело в том, что ею руководят другие, поэтому вслед за ней придет кто-то еще, сомнений нет. И неизвестно, что за навыки будут у него.
Стягиваю рукавичку и внимательно изучаю прореху. Признаться, то, что умею я – мельчайшая малость из того, что мог бы. Ведь выбор «Харраша» не случайно пал на меня. От природы мне дано многое, а такое случается не часто. Но самостоятельно развить в себе непонятно что невероятно трудно, если не невозможно. Разве нет? Девчонку придется остановить.
Замерзает рука, и я поспешно натягиваю варежку. Дыхание инеем оседает на шарфе. Глубоко вздыхаю и направляюсь обратно. А вокруг темнеет. Кажется, тучи навечно нависли над городом. Может, их притягивает темная энергия? Пробираясь к дому, натыкаюсь на двух перевертышей, с визгом бросающихся в стороны при моем приближении. Они останавливаются шагах в десяти, встают на четвереньки и исподлобья выставляются. У одного из угла рта стекает желто-зеленая слизь. Меня передергивает. Все-таки, что за мерзкие создания! Да. Но намного ли лучше были люди, послужившие материалом для них? Этот вопрос не дает мне покоя. Ведь однозначно сказать я не могу, сумеет ли варг обратить абсолютно чистого и хорошего человека. По-настоящему жутко сознавать, что отвратительное нечто превращает в исчадие ада любого на своем пути, вне зависимости от его внутренней сущности. Лучше не задумываться, ведь так?
Еще раз взглянув на скулящих и переминающихся перевертышей, открепляю лыжи и вхожу в подъезд. После горячего душа и сытного ужина удобно устраиваюсь в кресле под лампой с янтарным абажуром. Тело приятно ломит. За окном воет ветер, лупит снежной крупой в стекло. А мне уютно и тепло. И вот тут вновь появляется ощущение, что нужно что-то делать, пока не поздно. Благодушие сменяется тревогой.
Слежу за девчонкой. Она дома. Светлый огонек перемещается внутри более темной защитной полусферы. Наблюдаю долго, пытаясь принять решение. Вредить ей я не собираюсь, но выполнить кое-какую перенастройку ее энергетических сенсоров не помешает. Вероятнее всего, это разрешит имеющиеся проблемы. Если манипуляции выйдут успешными, девушка никогда не найдет открытую мною дверь. Конечно же, ее хозяева через какое-то время поймут, в чем дело. Но пока они разберутся и пришлют другого, ситуация пройдет точку невозврата.
Удовлетворенно потираю руки и ухватываю первый ложащийся в ладонь том, а надзор за подопечной перемещаю в фоновый режим. Через несколько часов вижу, что она крепко спит. Славно. Отложив книжку, принимаюсь осторожно изучать энергетическую оболочку, закрывающую девушку. Положительным открытием становится то, что внутри своего жилища она убирает индивидуальную защиту, соответственно прокалывать придется только одно поле. Но действительно плохо, что оно достаточно сильное. По всей видимости, предназначено и от физического проникновения внутрь, и от парализующего воздействия варгов.
Еще несколько часов уходит на то, чтобы сделать прокол. А дальше начинается сканирование энергетики девчоночки. И разобраться в хитросплетениях светящихся волокон оказывается очень трудно. Похоже, я переоценил свои силы. Проходит слишком много времени. Она чувствует неладное и, встрепенувшись, рефлекторно ставит защиту, которая выталкивает мой поисковый луч наружу. Скверно. Обессиленный, откидываюсь на спинку кресла. Признаться, это безусловное поражение. Не добиваюсь ничего, а о моем присутствии становится известно. Ведь до текущего момента, уверен, девушка даже не подозревала обо мне. Пытаясь не навредить, я все испортил. Радует лишь, что найти меня она не сможет в любом случае. Ее способности слишком неразвиты, поэтому локализовать мое местопребывание ей точно не удастся.
Вновь горячий душ, обжигающий чай с тостами и теплая постель. Необходимо хорошо отдохнуть, чтобы восстановить силы. Просыпаюсь поздним вечером, отдав Морфею более двенадцати часов. Потягиваюсь, выпрастывая руки из-под одеяла. Похоже, я голоден как слон. А в холодильнике должны быть остатки рагу. Славно. Разогрев, с аппетитом ем. Вокруг все спокойно, но, пока мою посуду, проявляется мысль, что девушка вполне способна сообщить о происшествии своему руководству. Что она, кстати, наверное, уже и сделала. Вот я осел! То, чего не может девчонка, с легкостью провернут ее старшие товарищи. Разве нет? Замираю с мокрой тарелкой в руках. Вода пополам с мыльной пеной медленно стекает в раковину. Смотрю, не отрываясь, на радужную игру света на лопающихся пузырях. Да. С другой стороны, если бы ее хозяева были достаточно сильны или делали все сами, они не послали бы в нашу дыру такого несмышленыша. Разве нет? Похоже, у них тоже есть в этом некий резон. Правда, на данном этапе непонятный мне. Очевидно, что ведь и «Харраш» выбрал меня только в силу определенной, опять таки неизвестной, необходимости. Знаю и умею я больше девчонки, но это такая капля в море неосвоенного.
Заканчиваю мыть посуду, беру «Харраш». Как обычно, раскрываю наугад: «Любое существо, осознавшее и исполняющее свое предназначение, защищено. Никто не в состоянии помешать ему. Это не воля богов и не игра высших сил, а закон, гласящий, что малым дается много. Ведь исключительно малое количество созданий во вселенной способны понять, для чего они пришли из небытия». Славно.
Нащупываю девушку. В такой поздний час она уже дома, но ее окружает дополнительное защитное поле. Пробить двойной заслон я не смогу, поэтому необходимо придумать что-нибудь иное. Встаю и отодвигаю штору. На улице снова метель, по пустынной улице несутся снежные вихри. Ни одно окно напротив не освещено. Зябко повожу плечами и отхожу. Что же делать? Сейчас мне видится только два выхода: либо воздействие на мальчика, живущего в ее убежище, либо изменение настроек энергетического поля девчонки во время ее дневных путешествий. Вредить ей я по-прежнему не расположен.
Сажусь, закидывая ногу на ногу. Да, неплохие у меня носки – теплые и пушистые. Кручу ступней в тапочке. Одно несомненно, теперь нужно постоянно отслеживать передвижение девушки. Шутки закончились, нельзя допустить, чтобы она закрыла источник. Почему нельзя, уже другой вопрос. А сию минуту придется заняться мальчишкой.
Мальчик совершенно обычный. Видны грязноватые разводы комплексов на основной энергетике. Да. Наверняка в его небогатом лексиконе главным словом является «Я», а под понятием «Любовь» он подразумевает исключительно возню под одеялом или в подворотне. А вот тут уже любопытно: в глубине души парнишка лелеет надежду, что вот-вот раскроется страшная тайна его неземного происхождения или у него вдруг проявятся невиданные способности супермена. Смешно, право слово. Открываю рот и, изображая робота из нравившегося в детстве фильма, произношу «Ха-ха-ха!». Интересно, а каким был я в таком возрасте? Сколько ему – четырнадцать? Пятнадцать? Вновь осторожно прикасаюсь к сознанию мальчика. Несмотря на гонор он безобиден и очень внушаем.
А далее постепенно, чтобы он не почувствовал, принимаюсь устанавливать контроль над ним. Работа эта не быстрая и занимает не один день. Кроме того, теперь я ни на минуту не упускаю из поля зрения девушку, хотя районы ее исследований начинают удаляться от открытой мною двери. Мне необходимо понять принцип, по которому она отбирает области сканирования. И это оказывается шахматный порядок. Славно. Остается самая малость – предугадать, в какой очередности будут закрываться белые квадраты этой шахматной доски, когда иссякнут черные.
Впервые за долгое время решаю осуществить прогулку по городу. Причем предполагается не праздная вылазка. Признаться, хочется своими глазами увидеть жилище, где обосновались мои знакомцы, почувствовать это место изнутри. Нынче выдалась очень холодная, с частыми метелями зима, когда кажется, что в воздухе снега ничуть не меньше, чем на земле. Последняя пурга длилась дня два, и я до сих пор поражаюсь стойкости девушки, продолжавшей несмотря ни на что выполнять свою работу. Но даже она была вынуждена возвращаться раньше, чем обычно. И, наверное, совсем вымоталась, ведь ее энергетический шарик потускнел. Бедная девочка! Такая самоотверженность. Все-таки крайне интересно, кому она служит. Однако на этот счет «Харраш» хранит молчание. Полагаю, он просто не хочет разговаривать на данную тему.
Так вот, одевшись как капуста, выхожу из дома. Двигаться трудно, так как снега намело видимо невидимо. Выбираясь из очередного сугроба, чувствую чей-то недобрый взгляд и быстро оборачиваюсь. Сзади никого, но ошибиться я не мог. И как же было не догадаться пойти на лыжах? Продолжаю утомительный, но наверняка забавный со стороны, вояж. Улица лежит пустая, лишь кое-где наблюдаются звериные следы. Они огромны и без сомнения принадлежат обращенцам. Несмотря на сильный мороз, мне становится жарко, дыхание сбивается. И ощущение опасности не исчезает. Делаю еще несколько шагов.
Все вокруг приходит в движение. Из многочисленных подвалов выскакивают варги и споро окружают меня. И через несколько секунд я оказываюсь в плотном кольце. Задние напирают, взбираются на головы тех, кто впереди. А эти, в свою очередь, переминаются, пытаясь податься назад. Действие происходит почти в полном молчании, только хруст снега и хриплое дыхание. Оглядываюсь, и становится не по себе. Да. Разумом понимаю, что они ничего сделать мне не могут, но душа бьется в истерике. Слегка приседаю и закашливаюсь. Ну и зрелище! Стая перевертышей выглядит действительно жутко, словно я оказался в аду. Врагу не пожелаешь, это точно. Прикрываю веки, тут же ударяет вонь. Поспешно открываю глаза и кричу что есть мочи:
- С дороги! Здесь вам не место! Убирайтесь!
Некоторые дергаются, но не отступает никто. Да. Получается, ждать нечего. Трогаюсь вперед. Обращенцы взвывают. Одновременно и в унисон. В вое различается определенный ритм, но настолько чуждый человеку – то есть мне, что продирает дрожь. Иду, и расстояние между мною и передними экземплярами неуклонно сокращается. Шагаю, сопровождаемый то ли песней, то ли гимном, то ли бог знает чем. И тут осознаю комичность ситуации. Ведь, получается, я - Пигмалион. Обычный простой создатель сего уродливого народца, встречающего своего творца приличествующими случаю песнопениями. Да. Боже мой! Останавливаюсь и хохочу, страха – как не бывало.
А вот с этого момента начинается нечто немыслимое. Будто понукаемые моим смехом варги принимаются прыгать, стараясь добраться до меня. Но не долетают метра три. С визгом падают, корчась, на снег, морды и лапы дымятся. Но из-за их спин несутся другие. И тоже падают. Вокруг образовывается каша из скулящих, извивающихся и копошащихся тел. Я тоже мечусь, пытаясь выбраться из засады. И при моем приближении тление усиливается, визг переходит на запредельную высоту и сменяется хрипом. Те, кто может двигаться, из последних сил стремятся убраться с моего пути. Зрелище настолько ужасает, что, кажется, еще немного, и сойду с ума. Ничего не соображая, бросаюсь в сторону, лишь бы покинуть это место, и ожидаю, что придется продираться сквозь живую дергающуюся преграду. Но столкновения не происходит. Тех, кто закрывает мне дорогу, охватывает пламя! Некоторые пытаются отползти и принимаются кататься, сбивая огонь. Кто не успевает, сгорает заживо.
Бегу так быстро, насколько это вообще возможно. Падаю, поднимаюсь, бегу вновь. Только оказавшись в лесу, почувствовав его защиту, я останавливаюсь, обхватываю руками ближайшее дерево, прижимаюсь к нему щекой и плачу, как не плакал уже лет двадцать, не меньше.
 
Серега
Никак не могу отрубиться. Вроде здесь, а вроде и нет. Но помалеху цветные пятна начинают сливаться в странные картины. И вот я мчусь над поверхностью, освещенной зеленовато-синим светом. Гигантские удивительные цветы сплетаются и расплетаются в завораживающем танце. Их лиловые выпуклые головки покачиваются, следуя неслышной мелодии. Потом надвигается пустыня серого песка, который шевелят вихри. Поднимая его вверх, закручивая в воронки. Чьи тонкие шеи изгибаются в разные стороны. Все здесь подчиняется какому-то ритму, который мне не понять. И вдруг типа пробки вылетают из ушей. Чудесная неземная музыка проникает в них. Торможу, совершенно обалдевший. Начинаю двигаться в такт. Тело совсем не приспособлено к этому. Прям неотесанный болван, ешкин кот. Но она так прекрасна! И восхищение взрывает меня без остатка. Блин! Отдал бы всего себя, лишь бы музыка не кончалась никогда. По любому. Прикинь, наполняюсь ею до краев. Она растворяет меня, сочится сквозь поры. И внезапно обрывается на охрененно красивом звуке. Падаю вниз, в серую пустыню. Катаюсь. Кричу. Ломает нестерпимая боль отсутствия. Теперь я весь – судороги и корчи. Бью кулаками, вздымая фонтанчики пыли. Которые после кружатся рядом. Грызу песок, пытаюсь его вдохнуть. И опять ору, требуя, умоляя вернуть музыку хоть на миг.
И тут меня выкидывает обратно. Перед глазами темнота. Моргаю, слегонца проступают предметы. И помаленьку я догоняю, что стою, ядрена вошь, посреди комнаты. В квартире, где живу с Тосей и Анной. Ночь. Тишина. Только ровное дыхание спящих. Руки разведены в стороны, кулаки сжаты. Еще секунду назад я боролся. Дивная мелодия и мое отчаяние еще звучат в мозгах. Но они стекают, типа струйки дождя. Оставляя меня опустошенным, почти выпотрошенным. Пытаюсь шагнуть. Ага. Ништяк. И тишком хреначу в туалет. Отливаю. Споласкиваю рожу. Пацан, ну опупеть! Ты все это видел? Я просто в полнейшем отпаде.
В кухне жадно выхлебываю сок – мучает сушняк. Потом заползаю в постель. Противно скрипят петли раскладушки. Твою мать! Переворачиваюсь с боку на бок. Опять, по ходу, нихрена не уснуть. Даж колбасить начинает. В натуре задрог. Помаявшись с часик, чапаю в ванную. Врубаю горячую воду. Пялюсь, как она лезет выше и выше. Прям, как долбанутый, ага? Потом залажу. Ешкин кот, до чего, блин, клево. Сползаю вниз, чтобы тепло дошло до подбородка. Шевелю пальцами. Опускаю и поднимаю руки. Круть, пацан!
Но натурально оттянуться нам не дают. Улавливаю шаги, потом стук в дверь. Тихонько спрашиваю:
- Кто там?
- Тося. Ты что там делаешь? – тоже негромко.
Охренеть, какой содержательный базар, ага? Дальше девчонка начинает помалеху наезжать. Я огрызаюсь, но типа понарошку. Короче, в конце концов все же сворачиваю расслабуху. Чтобы в натуре не нарываться. Выпускаю воду, растираюсь полотенцем. А сам думаю, что хрен Тоська узнает о моих приключениях. Пошла она, ешкин кот, подальше, ядрена вошь. Напендюриваю, блин, трусы, футболку. И тащусь дрыхнуть. В этот раз отрубаюсь мигом, прикинь. И никаких снов. Понял?
Зенки продираю поздно. По ходу, в натуре не уловил, как мондроськи шевелились с утреца. Типа не было меня тут, ага. Тишком выглядываю из-под одеяла. Анна торчит у окна, шьет, что ли. Да ладно, пацан. Видать, неплохая она тетка. Легко с ней, по любому. Ненапряжно. Ага.
Ты, блин, короче, в курсе, что уже первый час? Так ты видел, чумичка? Оборачивается Анна. Обзывается негодником, прикинь. Пацан! Я в натуре с тобой разговариваю, козлина. А не с ней, понял? Сам ты баран, по ходу.
Весь день мне офигенно клево. Типа завтра праздник. Анна точняк не просекает, что за ералаш. И сам я маленько без понятия. Но так круто, да? Ништяк драю пол и даже порываюсь погладить белье, га-га. Умора. Мало бы не показалось, ага. Во мне в натуре колбасится энергия. Типа щас разорвет. И хрен знает, куда ее девать. Ну. То таскаюсь по квартире. То скачу, размахивая руками. А на самом деле жду не дождусь ночи, ешкин кот. Стопудово тот мир снова возьмет меня. По любому. Дергаю форточку. Глотаю морозный воздух и завываю во всю моченьку. Вот умора, твари, тусящие у подъезда, тут же поворачивают рыла.
- Да не достать вам меня, ублюдки вонючие! Хоть уссытесь там!
Блин, сзади, по ходу, вцепляется Анна. Старается оттащить, твою мать. Ну, может, я и виноват, ага. Но в чем? В венах пузырьками крутится радость. Цапаю игрушку и сразу бросаю. Принимаюсь дудеть, свистеть, кривляться. И натыкаюсь на осуждающий взгляд. Блин, ядрена вошь! Щас бы нестись без краев хрен знает куда. А меня заперли в гребаной коробушке. Сечешь?
Наконец вечер. Почти ночь. Клево. А Анна, прикинь, прям изнохратилась от беспокойства. Ведь Тоськи-то все еще нету. Ну, непонятки, конечно. Но мне по любому насрать. В натуре. Давно бы дрыхнул уже. Если бы не эти их хухры-мухры, нахрен.
Короче, Тоська припендюривает сильно на взводе. Все больше молчит, типа со зла. И пялится на меня, маленько двигая бровями. С чего бы, а, пацан? Потом ужинаем как в морге. Я натурально ерзаю от нетерпения. Дальше быстренько драю посуду. И предлагаю не засиживаться. Понимания, ешкин кот, не нахожу. Девчонка снова всматривается. И ей, по ходу, кажется, что она догнала, дура хренова, что за ералаш. Лыбится. Советует, прикинь, трусы чаще стирать. Вот овца! За собой бы лучше следила. Да, пацан? Ну, ништяк, отольются наши слезки! По другому никак.
Типа нарочно тянут, сволочи. Все разговоры разговаривают. Всяко-разно укладываются. Ну, вот. Тоська отрубается, по ходу, быстро. Анна возится, вздыхает, тудыть-растудыть. А я сильно нервный, чтоб сразу отключиться. Проходит час, второй. Чапаю в туалет, чтобы отвлечься. Когда возвращаюсь, тетка шепчет:
- Сережа, перестать дурью маяться. Спи давай.
Га-га! Интересное дело, а сама-то? Пошла-ка ты, Аннушка, нахрен, в натуре. Короче, молчком тащусь к раскладушке и заворачиваюсь в одеяло. Зажмуриваюсь. Ничего. Закрываю руками глаза. Снова облом. Просто цветные пятна, прикинь.
Верчусь, кручусь. И бац! Проваливаюсь в полусон. То вроде не сплю, а то вроде сплю. И, у-ахх! Мчусь над морем цветов под сине-зеленым небом. Ветер свистит. В нос врывается неизвестный запах. Цветки поворачиваются ко мне. Кивают, как приятелю. И, блин, это они так удивительно пахнут. Смеюсь, машу руками, типа крыльями. Хотя втыкаю, что лечу за просто так. Первые нежные звуки вплывают в уши. Я весь внимание и предвкушение. Музыка нарастает, корежит. Она печальна и тосклива до невозможности. Но еще более - прекрасна. Слезы сами собой ползут по роже. Разнюнился? Ешкин кот, да в натуре вселенская мука в этой музыке. И кричу я, просто чтобы не умереть.
Звуки замолкают. Теряю высоту. Падаю среди цветов. Они такие огромные, что вокруг видны только их толстые коричневые стебли. Прям как в лесу. А ништяк, что музыка затихла, правда? Упираюсь в стебель, больше похожий на ствол дерева, покрытый шерстью. И от неожиданности отскакиваю. Прикинь, он теплый! Все странно тут, непривычно. Не знаешь, чего ждать. По ходу, валить отсюда нужно, пока не поздно, ага? Но какой же он клевый, блин. Не выдержав, прижимаюсь щекой. Как дурак. Мягкая шерстка щекочет кожу. А внутри него что-то пульсирует и бьется. По ходу, сердце. Так он живой, ешкин кот! Весь цветок. Опупеть! Нет, ты слышал? Умора.
Он наклоняется ко мне. Протягиваю навстречу пальцы, чтобы коснуться. Бац, оттуда выскальзывает щупальце. Обхватывает, садит на лепесток. И цветок мигом распрямляется. Ух! Как скоростной лифт, ядрена вошь. Даже дыхание пережимает. Поворачиваются и другие цветы. По ходу, с удивлением. Почему с удивлением – хрен знает, просто так кажется. Цветок раскачивает меня и, типа катапульта, выбрасывает вверх. Воплю от страха. Но воздух держит как вода. Несусь быстрее ветра. Резкий толчок.
Я в комнате. Как и вчера, стою с разведенными руками. Но ладони не сжаты. Пялюсь широко раскрытыми глазами в темноту. Очень тихо. Только сопение рядом. Прикинь, это Тоська. Какого хрена я тут? Ты в курсе? Эй, пацан? Молчишь, козлина? Ну, и ладно. Снова колотит, блин. Не хило бы погреться. Ага.
Ложусь в горячую воду и вытягиваюсь. Тепло толчками пузырит по телу. Отпад. Чуток, и ты уже счастлив, ешкин кот. Умора. Слушай, а ты въехал, что нас спецом затаскивают туда? Правда, для чего, я без понятия. Да и пофиг в натуре-то. Тварей в том мире точняк нет. По любому. И по ходу, я там нравлюсь, блин. Кому, говоришь? Да хрен знает. Просто нравлюсь, и все, понял?
Думаю так, думаю – прям мыслитель хренов – и тишком отрубаюсь. Просыпаюсь оттого, что заколел. И сначала, ядрена вошь, не догоняю, что я и где. Прикинь. Дергаюсь. Глотаю воду, ешкин кот. Но мигом очухиваюсь. Открываю, короче, затычку, врубаю душ. Клево, когда тепло, да, пацан? В башке вот только пустота. Типа обдолбанный, твою мать. Что за ералаш, а?
Утром чуток слышу, как встают мондроськи. Завтракают, малехо болтают. Потом Тоська сваливает, а Анна зависает в кухне. Ништяк. Короче, и дальше дрыхну как младенец, га-га. Солнце скользит по шторе. То ли облака, то ли ветки играются с ним. Открываю правый глаз. Тетки не видать. Спускаю ноги с постели. Тело, блин, чего-то ломит, как типа перезанимался. Натягиваю штаны и чапаю в кухню. Помаленьку тяну дверь, просовываю башку. Аннушка, ау? Прикинь, она сидит на одной табуретке, а ноги положила на другую. И читает, ешкин кот. Прям царица, га-га. Прикинь, заметила.
- Ну что, Ихтиандр, пробудился?
Это еще, блин, кто? А, пацан? Я хмыкаю и спрашиваю вслух. Ведь надо понимать, ядрена вошь, обижаться, типа, или нет. Она смеется, жмуря зенки. Но не отвечает. Скрытная какая мадама, да?
- А скажи мне, пожалуйста, милейший друг, зачем ты каждую ночь принимаешь ванну по три часа кряду? Очень интересно, честное слово.
Во загнула? Так мы ей и сказали, ага. По приколу типа смущаюсь.
- Ну. Сударыня, мне прям неудобно. Га-га. Ночью так холодно и дико одиноко. И сердце мужчины застывает. Как у реального пацана. В натуре, короче, блин. Га-га.
Она в непонятках вытаращивается. По ходу, круто я ее заморочил. Умора. Короче, втягиваю физию обратно. Типа рожу сполоснуть надо, ну и того, блин, сего.
А потом меня ждет вкусный завтрак. Клево, что ты есть, Аннушка, га-га. Ну. Наворачиваю, слушая шипение и завывание радио. Спецом включаю, чтобы с тоски не подохнуть, короче. Мою посуду. Выруливаю в комнату. Тетка гладит белье. Ништяк. Стопорю у окна и зырю, постукивая пальцами по стеклу, разрисованному снежными узорами. Ага. А Анна-то, прикинь, наблюдает за мной. Нихрена себе, да?
- Очаровательно. Кто бы мог сказать, сколько нам еще здесь находиться? Кажется, мы живем вне времени и вне пространства. Ты не находишь? Нет ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего. Жуть.
Как умно она базарит, ядрена вошь. Мне вот так ни за что не сказануть. Ну. Ответить по любому нечего. Короче, молчу, снова повернувшись к окну. Вытаиваю рукой один из узоров. Какой-то я усталый прям с утра, ешкин кот. Не то, что вчера. Да, пацан? Ну и хрен с ним, по ходу. Что делать-то сегодня будем, а? Придуриваться?? Ну, ты силен, в натуре. Круто. Двинанули, что ли?
Скачу на одной ноге к Анне. Ну, она маленько шугается, га-га. Грохаюсь, прикинь, на колени. И, почтительно присосавшись к краю ее юбки, с придыханием завываю:
- О, бирюзовая Розамунда! Доколе же нам томиться в сей конуре? Ну, типа лабораторным крысам. Не настало ли, короче, время попробовать выпереться на просторы вселенной? И побыть, нахрен, хоть немножко свободными людьми?
Неслабо вышло, да? Га-га. Она усмехается, выдергивает юбку из моих пальцев. И советует заняться каким-нибудь делом. Пока, типа, совсем не рехнулся. Ну а чего? Может она и права, пацан. Но все равно ржачно. Ага?
Сегодня я, короче, вкалываю прачкой, ядрена вошь. И самое время, по ходу, приступать к обязанностям. Изображая раба в цепях, тащусь в наш совмещенный санузел. Чтоб его нахрен. А сзади вдруг:
- Господи, да еще немного, и мы все спятим, друг мой.
Нихрена себе, да? Я мигом оглядываюсь. Прикинь, всю физию ей покорежило. Прям, скорчилась. Клево. Она проводит рукой по волосам и возвращается к глажке. Бедная, короче, тетка. У меня вот есть хотя бы сны. Ну, в натуре. А у нее? Ведь мы по любому не в курсе, что будет дальше. Ага? По ходу, и людей-то никого тут не осталось. Повсюду рыскают только твари. Голодные, как волки. Тогда какого, ядрена вошь, хрена мы ждем, а? Вот что ищет Тоська, блин? И при чем здесь мы с Анной? Без понятия? Ага. Ну, то-то, же. Непонятки, короче.
Отделяю цветное бельишко от белого. Захреначиваю в машинку, и вперед. Ты сечешь, братан, что, по ходу, о снах болтать нельзя? По любому. Там ведь все так натурально, что даж в дрожь маленько бросает. Ага. Короче, по ходу, тот мир такой же настоящий, как и наш. Точняк? И от этого чуток ссыкотно. Типа, крадешься по краю пропасти да еще вниз зыришь. У тебя тоже? Ну, дела, блин.
Выглядываю в комнату. Пустотень. Видать, Анна в кухне. Обед варит, по ходу. Ништяк. А мне пол, что ли, пока помыть? Какая-никакая, блин, да занятия. Наливаю, короче, ведро. Шлепаю тряпкой. Вожу ею тудым, сюдым. Бдынц, бдынц, ешкин кот. Пяу. Прикинь, заруливает Анна. С ножом еще в руке. Опупеть. Прям кадр из триллера, да? Умора. Маленько стоит, выперившись на меня, и фигачит обратно. Неинтересно.
Быстро темнеет. Мы обедаем. Потом Анна садится штопать. А я чапаю достирывать остатки. Ты уловил, пацан, что уже дня два никаких глюков в башке? Прям как раньше. Ну, до тварей когда. По ходу, эти косяки не запросто так были, а? В натуре. Короче, развешиваю чистое в кухне и туалете. Клево. С домохозяйкой на сегодня покончено, га-га.
Чем бы, нахрен, снова заняться? Ядрена вошь, даже зачуханного плеера нету. А свой взять не допер. Болтаю ногой. Ерзаю. Скорее бы ночь, в натуре. Никакой, блин, движухи вокруг. Анна чего-то все молчит. Вздрагивает, ешкин кот, при любом шорохе. Прям типа собаки зыркает в сторону коридора. Ну, понятно. Ждет, не дождется Тоську. Ага. Умора. Уж такие дружбаны, прям уссаться. А эта-то змеюка за каким-то хреном все маринует нас здесь. Ну. Видать, выжидает, пока совсем долбанемся. По любому. Говняно, по ходу. Кусаю губу. Пытаюсь сочинять стишки. Выходит чуханско, блин. Ну, и похрен.
Стук входной двери. Анна мигом вскакивает. Бросается к пришедшей Тоське. Нет, ну какие, ядрена вошь, нежности! Какие сюсюхи. Всем бы так, ага. Тишком базарят. Ржут. Интересно, пацан, и об чем их разговоры-то. Прикинь, снизошли, нахрен. Сообщили, что типа самое большее через три дня все закончится. Кто бы, ядрена вошь, поверил. Ага. В гробу я это видел. По любому, ешкин кот. А так-то, по ходу, вечер двигается в натуре. Без отклонений, га-га.
И вот снова лечу, лечу. Навстречу ветру, музыке и цветам. Теперь я умею переворачиваться в воздухе, двигаться вверх и вниз, замедляться и ускоряться. Но стопорить там, где хочу, пока никак. По ходу, не хило бы разыскать вчерашнего друга. Ага? Но только чуток притормаживаю. Цветы медленно-медленно плывут подо мной, кивая головками. А я неожиданно пендюрю дальше. Сегодня запах как-то совпадает с музыкой. Короче, так и брякнул бы, что это «звуко-ароматическая симфония». Понял? Только ты вот в курсе, что такое симфония, ешкин кот? Ага? Вот и не ржи, блин. Умный какой выискался, ядрена вошь. Несусь над золотисто-алой поляной. Цветной мох, что ли? Меня тишком опускает вниз. Прикинь! Это маленькие цветочки, похожие на солнышки. А между ними красная травка. Опупеть. Провожу рукой по верхушкам. Ешкин кот, они тоже теплые. Сажусь и запускаю пальцы. В башке тут же появляется голос. Мягкий. И почему-то знакомый. Он базарит без перерыва. Не по-русски, блин. Нихрена не просекаю. Но мне насрать. Такой он сладкий и певучий. Во, шпарю как, да? Умора. Падаю, расшеперив руки и ноги. Трава и цветы повсюду. Проходят меж пальцев. Щекочут. Вверху удивительное небо. С сине-зеленым солнцем. Тело впитывает шепоты и запахи. Невыносимо хорошо. До ужаса.
Как жестокий удар холодного ножа – я опять в темной комнате. И такая тоска, блин! Одиночество и ненужность! Что в натуре повеситься, ядрена вошь. Кидаюсь в туалет. Включаю воду и рыдаю, кусая пальцы. Не хочу быть здесь, блин. Не хочу, не хочу! Въехали вы все? Какая мука, твою мать. И что дальше, а? Да чуханская жизнь. Гребаная работа. Доставшая жена с сопливыми детьми. Попойки до блевоты. А потом смерть, твою мать. А-а-а-а, нет, нет, ешкин кот! Идите нахрен, понятно? Не надо мне такого, ясно? Горло перегрызу, но останусь там. В том мире. А не здесь, в этом вонючем дерьме. Пожалуйста, возьмите меня назад. Миленькие, хорошенькие, добренькие! Ну, пожалуйста, ешкин кот.
Да ты задрал! Ты, нахрен, задрот обдолбанный, кусок говна, твою мать, или пацан? Вставай, гаденыш! Давай! Достал сопли тянуть, в натуре. Кому говорю, дебил? Ну, вот, ага. Хватит. Надоело. Ну? Давай, ядрена вошь!
Икая, споласкиваю рожу. Еще жду маленько. А потом вытаскиваюсь, стараясь не шуметь. И что за непруха, ешкин кот! Тоська зырит прям в упор. Лежит и пялится. Раз, два, три.
- Что происходит? Какого черта ты там торчишь каждую ночь? Придурок!
- Ничего. Точняк. Задрог, по ходу. В натуре. Ну, греюсь я, блин. Чего такого-то?
Тягучее молчание.
- Как же мне все надоело-то, господи!
Ага, а мне, типа, не надоело. Нашлась, ешкин кот, оригиналка, нахрен. Тишком, короче, проскальзываю в постель. Веду себя как мышка. А Тоська вертится. Противно скрипят пружины. Ну, по ходу, она отрубается даже позже меня. А мне похрен. Я почти уверен, что завтра уже не вернусь.
Просыпаюсь рано. Но не встаю. Жду, пока свалит девчонка. Пересекаться с ней, по любому, совсем впадлу. А как только щелкает замок, подскакиваю, типа на резинке. Внутри все колбасит. И я прикалываюсь, гримасничаю, как клоун. Не удержаться. А если правда, то я как типа в тумане. Ну, как под кайфом. Иногда очухиваюсь, и тогда становится страшно. По ходу, вчера я сделал что-то безвозвратное. Чего натурально не догоняю. А щас не повернуть. Жесть. Может, Тоське рассказать? Уж она-то придумает решение. Вызволит по любому. Да, пацан? Но потом меня снова затягивает. И типа все идет так, как надо. Типа правильно все. В натуре. Анна, по ходу, базарит о чем-то. Успокаивает, что ли. Не поймешь, блин, Впендюривает, прикинь, что скоро все закончится. Ну, да. Кто бы, ядрена вошь, спорил, ага. Без вопросов закончится. И очень скоро.
Меня трясет. Время тянется как жвачка, нахрен. Чтобы маленько сжать его, начинаю обычную развлекуху. Но сегодня охотники тормозят. И мне приходится стараться. И сильно долго. А на приманку клюет только Анна, прикинь. Заруливает такая и ну давай уговаривать меня. Прям так и сяк. Чуток и разревется, ешкин кот. Вот маятня с ней, точняк. Еще нахрен валандаться со всякими, ядрена вошь.
- Проваливай отсюда, блин! Сечешь? Нахрен, твою мать!
Как по роже луплю, ешкин кот. Жалко. Но в натуре не до нее. Самому бы как-то перекантоваться. Да, пацан? Аж в пот пробивает. Ну. Сажусь, короче, напротив открытой двери. Ору во всю глотку. Ну, типа пою. И наконец улавливаю тяжелые шаги снизу. Круто. Помалеху показывается громадная тварь. И мне вдруг становится жутко. Хотя я их уж разных повидал, пацан. По ходу, чувак, из которого она вылупилась, был не просто так качок. А еще и верзила, по любому. Ага.
Мудила вытаращивает бешеные зенки и с низким рычанием обнажает охренительные желтые клыки. Я впечатлен, блин. Точняк. Малехо пригибаюсь и на заду хреначу в глубь коридора. Гадина не отпускает мой взгляд. Она уже на площадке. По ходу, как-то подзывает меня. Ну, типа изнутри. Ну, как клич, что ли, нахрен. Прикинь, стоит. Покачивается на задних лапах, ублюдок. Прямиком у двери.
И делает резкий рывок. Твою мать! Дергаюсь назад. Блин, как больно, ешкин кот. Треснулся только так. А этого отбрасывает на перила. Он в непонятках трясет башкой, выдает мощный рык. И снова бросается на меня. Облом. Опять кидается. Опять облом. Раз за разом. Еще и еще. Его ярость точняк завораживает. Прям фильм ужасов в натуре. Но вот он стопорит. Роет цемент. Исподлобья рассматривает. С лютой ненавистью. Желто-зеленая слизь стекает из пасти. Пачкает его шкуру и пол. По ходу, пора перейти к финалу. Да, пацан? Мы ведь не слабаки?
Поднимаюсь. Стремак, как дрожат ноги. Не дрейфь, блин, козлина! Не сметь!
- Ливер. Пуль был далеко отсюда. Ливер. Пуль хреначил ты полгода, - тонко выдавливаю я. И корчу рожу.
Это окончательно выводит тварь из себя. Кажется, прогибается защитное поле. Охренеть. А вдруг не выдержит? Блин, ублюдок снова ловит мой взгляд. В глазах сразу плывет, типа нюхнул. И первое, что вижу четко, мерзкая харя совсем рядом с моим лицом. Зловонное дыхание входит в мои ноздри. А руки прижаты к его когтям. Нет, ядрена вошь! Не прижаты! Между ними воздух. А между нами – прозрачная стена!
- Выкусил, ублюдок сраный? Получил?
Бока твари тяжко вздымаются. Клоки шерсти торчат, как проволока.
Неожиданно сзади короткий вскрик. Стук падающего тела. Ешкин кот! Ступора как не бывало. Мигом оборачиваюсь. На пороге комнаты лежит Анна. Говняно. Ее руки по-дурацки откинуты. Юбка задралась выше колен. Твою мать! Что же я наделал? Бросаюсь к тетке.
- Аннушка! Ну, Аннушка, же, блин!
Она теплая и вроде дышит. Ага. Надо приподнять, по ходу. Нихрена. Тяжелая, ядрена вошь. Пацан, ну что за непруха? Зубы лязгают. Из глаз слезы. Блин! По любому нужно выволочь тетку отсюда. Хватаю ее подмышками и стараюсь вытащить. Вот так, вот так, твою мать. Уфф! Чего там делают в таких случаях, пацан? А? Два шага в кухню. Налить воды. Два шага обратно. Брызгаю раз. Другой. Третий, ядрена вошь. Прикинь, зашевелилась! Жива. Шмыгаю носом. Почему-то трясутся руки. Ага.
И тут волной накатывают звуки. Опупеть! По ходу, раньше я нихрена не слышал. Клево. А тварь-то, прикинь, беснуется, сволочь. Никак не заткнется, ядрена вошь. Гадина гребаная! Вмиг захлопываю все двери. Типа потише будет, ага? Блин, пережимает горло. Щас сдохну, нахрен. А Анна помалеху пытается сесть. Ништяк. Потирает затылок, локоть. Лыбится жалко. По ходу, чуток не догоняет, что за ералаш. Пацан, видать, нельзя с ней было так? Да? Короче, выходит, мудила я. В натуре. Не хило бы извиниться, блин. Ну. Только не лезет из меня нихрена, ядрена вошь. Как запечатано, точняк. Ага.
Ну, до прихода Тоси мы не базарим. Делаем, типа, свои дела. И молчим. Клево. Тишком навязываюсь помочь с ужином. Ну, картоху там почистить, моркоху. Тетка вроде не противится, но типа не наблюдает меня. Короче, ну и насрать. Забей. Пусть себе дальше выделывается, сколько хочет. Что теперь, пожизненно унижаться? Ага. И девчонке никто из нас ничего не докладывает. Пацан, да по любому Анна не расколется! Ну ты чего? Но от Тоськи ведь не скроешься. Она снова прилипчиво зыркает. И выдает, типа сегодня Серега реально странный. Странный, ешкин кот, не странный, а только в натуре вот-вот что-то случится. И соседок своих, по ходу, я вижу в последний раз. Ну. Типа, надо бы радоваться. Ага? Да изнутри, блин, какая-то хрень все тянет. Выматывает. Тяжко. Типа камень к шее присобачили.
Как в коматозе драю посуду, стелю постель. Ну, короче, обычно. Мондроськи тоже укладываются. Вырубая свет, Анна громко шепчет Тоське, типа Сережка явно решил не возвращаться из снов. Нихрена себе змеюка! Неужто, просекла? Хихикают. Нет, по ходу. Это она типа прикалывается так. Ну.
Возятся и возятся. Заколебали в натуре. При них-то никак, по любому. Ага. Торчу, как гусеница в коконе. Безмолвный. Неподвижный. Ну. Во, затихарились наконец-то. Засопели. Ништяк. Лежу, короче, в своем корыте. Руки вдоль тела. Зенки плотно сжаты. Прям космонавт, ядрена вошь. Жду. В башку лезет всякое, разное. Как типа перед смертью, говорят. Ага, блин. Жутковато, пацан. В натуре. А ты, что ли, не ссышь?
Воздух, бьющий в рожу. Полет высоко-высоко. Откуда гигантские цветы кажутся мелкими. Сегодня они опять танцуют. Но звуков нет. Спускаюсь ниже. Ешкин кот, как охрененно они двигаются. Прям не оторвешься. И тут типа пленка лопается в ушах, прикинь. Слышу натурально колдовскую музыку. Ближе, ближе. Лепестки в лиловых чашечках поют. Опупеть. Так это они?! Их песня, ага. Пацан! Вот бы к ним.
Опа, я уже там. У стволов с шелковистой шерсткой. Бросаюсь к тому, другому. Мне по любому надо найти того друга. Сечешь? А выходит облом, ядрена вошь. Стопорю в непонятках. Но тут подхватывает музыка, прикинь. Колбашусь вместе с цветами. И один опускает чашечку. Закидывает меня наверх. Нихрена себе, да? И никак не остановиться, блин. Я внутри красивейшего существа. И я счастлив!
Вспышка. Как больно! Ядрена вошь, мне больно!! Ах… Где я, блин? Ну? В руке какая-то шняга. Не догоняю что. Нахрен! Глаза Тоси напротив. Рядом. В них страх. Опупеть! Что за муть, твою мать??
- Тося, - хриплю слипшимися губами. И тяну к ней свободную руку. - Тося, блин! Что происходит?
Она тоже поднимает ладонь. Как в коматозе. Наши пальцы почти касаются.
Но вмиг ее лицо корежит. И мне наносят зверский удар. У-ах! Сгибаюсь пополам. Нет воздуха. И боль. Нахрен. Пошло все нахрен! Блин! Несет, не зацепиться. Мама! На помощь! Мамонька, душка! Мне страшно! Слышишь? Миленькая.
Ураган крутит. Вертит. И кидает в песок. А тот везде. В глазах. Ушах. Во рту. Сжимаю и разжимаю пальцы. В них тоже он. Клево. На грани слышимости дивная музыка. Нужно открыть глаза. Ну. Малехонькие смерчи носятся возле. Свиваются и развиваются в такт мелодии. И все вокруг переливается сине-зеленым светом.
По ходу, я вернулся, пацан. Ага. Теперь в натуре уже навсегда. Понял?

Анна
Забавно, но на новом месте жизнь течет совершенно обыденно, будто всегда так было, есть и будет. Даже с трудом верится, что когда-то происходило иначе. Квартира полностью изолирована от внешнего мира, и никто, кроме Тоси, не может по собственному желанию в нее ни войти, ни выйти. И тут до того спокойно, как в укрытии, что мне определенно становится лучше. Нет сомнений, дорогая, что чудища как-то воздействуют на всех нас. Может быть, излучением, может – еще какой-нибудь ерундовиной. Ужасные создания. Еще немного, и я сама открыла бы дверь навстречу смерти. Спасибо девчоночке, уберегла.
Ну, что было, то прошло. Слава богу, хотя бы жива осталась. Отлично? Это как сказать. Тесно здесь слишком. Три человека в однокомнатной хрущевке – это вам не сыр с маслом. Зато одиночества нет и в помине. Постоянно кто-то рядом, не скроешься, не затаишься. Наверное, в такой ситуации нет ничего особенного, но я давно разучилась прилаживаться к людям. Тем более к подростку, неуравновешенному и временами истеричному, как, видимо, многие в его возрасте. Однако постепенно и мы притираемся друг другу, деваться то все равно некуда. Распределяем домашние обязанности, потихоньку общаемся. Хотя, забавно, наши беседы больше напоминают монолог, а не диалог. Мальчик вещает, я слушаю. Нет, немного неправильно, не слушаю, а воспринимаю в качестве звукового фона. Ведь в полноценном собеседнике мой сосед не нуждается. А мне, в порядке самосохранения, совсем необязательно узнавать подробности его истории, и уж тем более незачем пытаться понять, что он обо всем этом думает. Занятно.
Отсутствие свежего воздуха и длительное бездействие дурно сказываются на психологическом состоянии мальчишки. Иногда он будто с ума сходит, начинает скакать, кривляться, придуриваться. Очень неприятное зрелище. Причем остановить его не в моих силах. В такие моменты для него не существует слова «нельзя». Забавно? Хорошо, что мне хватило ума не завести своих детей.
Но это еще цветочки. Намного более ужасающими выглядят его игрища со зверьем. Каждый день. Жуть жуткая. Причем маленький засранец даже не удосуживается хотя бы визуально отгородить меня от своих развлечений. Вот он - эгоизм высшей пробы. Предоставляемые пьесы, признаться, не блещут разнообразием. Сценарий, как правило, один и тот же: настежь распахнутая входная дверь, а также песни и пляски непосредственно рядом с ней. Небогато. Впрочем, это просто наживка, как у охотника или рыбака. Самое главное – впереди. Даже болвану ясно, что людей в нашем городе катастрофически не хватает. Поэтому через какое-то время, очень небольшое, одна из нежитей в любом случае клюет на закинутую удочку и подходит перекусить. Близится кульминация, господа. Замечательно. Животное отчаянно пытается добраться до жертвы, такой, казалось бы, близкой. Ан нет, кукиш, собственно говоря, без масла. Раздражение бестии неуклонно возрастает, а мальчишка в это время дразнит ее. Причем изощренно и исступленно, просто как обезумевший. Очаровательно? Это с какой стороны посмотреть. Настоящие бои гладиаторов с доставкой на дом, дорогая моя, экскурс в далекое прошлое. Под занавес зверь буквально сатанеет, тщетно стараясь достать кривляющуюся мартышку, которую только раззадоривают его потуги. Но конец уже близок. Вскрикнув напоследок, мальчик обессилено опускает руки, всматривается в чудовище и совершенно хладнокровно закрывает дверь. Представление окончено.
Что лежит в основе всей этой феерии и является причиной ее возникновения, я не знаю и догадываться не желаю. А вот избавить себя хотя бы отчасти - пытаюсь каждый раз. Закрываю глаза, затыкаю уши, ухожу в кухню, включаю радио. Все, что угодно, лишь бы не слышать, ни видеть, отстраниться. И мне это почти удается. Прелестно.
Сам главный актер возвращается со сцены, то бишь из коридора, прямо как с того света. Хмыкнет подергивающимся ртом и свалится в кресло, где и лежит часа полтора без движения. Наверное, он все-таки не вполне адекватен. Впрочем, также не вполне нормально жить рядом с полоумным, не пытаясь что-то изменить. Но я почему-то ничего не рассказываю Тосе. Трудно сказать, по какой причине. Она догадывается о происходящем сама, без какого-либо участия с нашей стороны. Много ума не надо, чтобы, видя ежедневно заблевываемый и изрытый пол на лестничной площадке, не придти к определенным выводам. Очаровательно.
Однако мне она рекомендует не вмешиваться в происходящие забавы. Стоит ли, говорит, тратить силы и нервы на временные неудобства, ведь в любой момент все может закончиться, и ни один из нас никогда в дальнейшем не увидит друг друга. Занятно. Пахнет махровой безысходностью. А вот этого я не люблю.
- Звучит, как приговор, ты не находишь?
Внимательный взгляд, почти явственно ощупывающий мое лицо.
- Вполне может быть. Вам обоим сотрут память. Уклониться от этого нельзя. И я не босс, чтобы изменить существующие правила.
Вновь пристальный прищур в мою сторону. Забавно, что именно она старается рассмотреть?
- Короче, я в курсе, что тебе интересно со мной. Ну, то есть нравится общаться.
Очаровательно, как ты считаешь, дорогая? Какое удивительное самомнение. Не ей интересно, а мне! Отлично. Так-так, полюбопытствуем, что дальше.
- В общем, мне тоже прикольно с тобой. Знаешь, наверное, я найду тебя, ну, потом. И если все сложится нормально, продолжим знакомство. Что скажешь?
Занятно. Интригующий поворот событий, а? Впрочем, почему бы и нет? Ведь друзья не бывают лишними.
- Отлично! Конечно же, я согласна!
Видимо, слегка переборщила с эмоциями, как бы не возникло мысли, что издеваюсь. Впредь надо лучше контролировать себя. Но она права в одном, если бы не наши беседы по утрам, а точнее - разговоры со мной абсолютно нормального и уравновешенного человека, то неизвестно, куда заехали бы мозги мои в самое короткое время. Нужно быть благодарной ей хотя бы за это, не считая уже всего остального. И слава богу, что мальчишка, большой любитель поспать, нам не мешает. Круглосуточно его было бы просто не вынести. Очаровательно.
Похоже, с Тосей в тот раз мы договариваемся до чего-то, так как больше подобные темы не поднимаются. Ну и замечательно, хотя я не совсем понимаю, до чего именно договариваемся. Но это, по большому счету, не очень важно. Чем быстрее наступит хэппиенд, тем лучше для всех нас.
В квартире тепло, поэтому лыжный костюм засовываю подальше, отдавая предпочтение, как и прежде, юбкам. Становлюсь вполне похожей на женщину, а не на пугало. Можно снова начинать ухаживать за собой. Помимо основных преимуществ, это хотя бы немного убивает время, которое девать здесь совершенно некуда. Ни книг, ни фильмов, ни музыки, ни променада. Только домашнее хозяйство, и не вполне нормальный сосед в свободном доступе. Очаровательно. Тошнит от всего этого. Но целыми днями сидеть без дела еще хуже. Одни и те же мысли скребут извилины, постепенно превращаясь в навязчивые идеи. И каждый вечер я с нетерпением жду возвращения Тоси. У любого должна быть какая-то надежда, и моя связана с этой девчонкой. Но неделя сменяет неделю, а все остается по-прежнему. Мы так же заперты в зачумленном городе. Что-то держит нас тут, какая-то вещь, которую девушка не может найти. И именно это раздражает ее все больше и больше. В последнее время с ней иногда даже находиться неловко, кажется, тронь, и взорвется. Поэтому каждый вечер мы молча садимся за ужин и в погребальном безмолвии едим. Затем мальчик моет посуду, а я выхожу в комнату. Закончив, он присоединяется ко мне. Тося же на какое-то время остается в кухне одна. Занятно. Много раз я пыталась понять и осторожно разузнать, зачем ей это нужно, но с нулевым результатом. Когда она освобождается, мы дружненько ложимся спать. И только утром ее лицо вновь озаряется надеждой, которая нужна любому.
По ночам меня часто изводит бессонница, ни дать ни взять как у столетней бабки. Лежу, глядя в потолок, сортируя все те же надоевшие мысли. Забавно, похоже, у мальчишки тоже проблемы. И это в его-то возрасте. Ну-ну. Ворочается, кряхтит, вздыхает. А заснув, дергается и вскрикивает. Видимо, мучает его без конца то, что забыть нельзя. Да, скорее бы наступил конец. Уже, наверное, неважно, какой. И каждую ночь я прошу бога, чтобы это случилось сегодня.
Тося злится, я теряю терпение, а соседушка все вернее двигает к безумию. Чаще и чаще замирает на полуслове или движении, будто вслушиваясь или вглядываясь куда-то. Застывает подчас в самых неожиданных позах. Как статуя. Можно подойти, рассмотреть, даже ощупать. И периоды такого столбняка только возрастают. Признаться, выглядит страшно. Душа покидает тело, которое может стать вместилищем чего угодно. Жуть. А я стараюсь заниматься чем-то совсем обыденным, что потеснило бы этот страх. Очаровательно. Как правило, штопаю драные носки, которые предыдущие и нынешние обитатели квартиры предоставляют мне в избытке. Латаю чужие дыры, поглядывая на неподвижного человека, ожидая и боясь возвращения его к жизни. Монотонная работа успокаивает, а там и мальчик приходит в себя. Замечательно, что возвращается он пока всегда в целости и сохранности. Хотя вид имеет несколько ошарашенный и недоуменный. Словно не совсем представляет, что произошло. Вот так мы и живем. Никаких вопросов с моей стороны, никаких комментариев – с его. Но однажды он не выдерживает и все-таки спрашивает, глядя настороженно и исподлобья, не слышу ли я прикольной музыки или непонятных слов, не пузырятся ли цветные штуки перед глазами. И этим застает добрую тетю врасплох.
Господи! Дотянуть бы как-то, доползти, дожать. Остаться в добром здравии, дождаться, в конце-то концов, когда нас, когда меня заберут отсюда, купируют память и дадут новую жизнь с чистого листа. Разве многого мне нужно, господи? А пока я гляжу расширенными зрачками на этого дрожащего мальчугана, и что-то проскальзывает в моем взоре, что-то, чего я не могу скрыть, и именно оно заставляет его сжаться, закаменев лицом, и больше не задавать подобных вопросов.
Тогда я окончательно понимаю, что существо рядом является сумасшедшим. И единственным спасением для меня становятся утренние разговоры с Тосей, все более мрачной, немногословной, но абсолютно нормальной. Замечательно, замечательно, замечательно! Пытаюсь расшевелить ее, как Тузик грелку. И иногда мне это удается. Вода, как известно, точит камень, вот и я постепенно собираю информацию. Девушка часто рассказывает о детстве, но никогда – о своей нынешней жизни. Но я не такая дура, чтобы не сделать определенных выводов. Друзей у нее нет, как нет и постоянного дома. А ей хочется тепла и участия. Да, вот чего ей совсем не хватает. И вот почему она так уцепилась за меня. Забавно. Мое стремление выжить она приняла за искренний интерес к себе любимой, перепутав его с заинтересованностью. А я действительно жизненно заинтересована в ней. Прелестно. В данной ситуации кроется дополнительное подтверждение, что человек всегда стремится выдавать желаемое за действительное. Теперь мне это очевидно, как никогда. Занятно.
Так течет время в событиях, в общем-то, необычных, но каждодневных, и потому – вполне уже рутинных. Вечер. Сижу, сложив руки на коленях, и пытаюсь отвязаться от прилипшей мелодии. Тося опаздывает на пятнадцать минут. Непонятно, что могло задержать ее. Наблюдаю за остановившимся взглядом мальчика, похоже, опять у него видения. Проходит полчаса, потом еще минут двадцать. Начинают мерзнуть пальцы. Что-то определенно случилось. По-другому быть не может. Так надолго она раньше не опаздывала. Наверное, разладилась защита, и чудовища не упустили шанс поживиться. И лежит она, вся истерзанная, в снегу или вонючем грязном подвале, одинокая и холодная. Жуть. Начальные стадии превращения проходят довольно быстро. Ждать недолго. Вот тело подергивается, раны затягиваются. Бестия, пока еще выглядящая, как человек, приподнимается и осматривается. Инстинкт заставляет ее встать и направиться к своему дому. Идет спокойно, не нуждаясь в прикрытии. Поднимается к себе на этаж, открывает дверь. А вот дальше мое воображение сбоит. Пропустит ее защитное поле? Или оттолкнет? Если нежить сумеет войти, то через какое-то время она просто убьет нас, разорвав как крысят в клетке. Жуть. А если зайти не сможет, то мы с мальчишкой начнем голодать. И, в конце концов, тоже умрем. Правда, по другой причине. В общем, плохо в любом случае. Очаровательно.
Ну-ну. Просто представить не могу, что еще могло с ней случиться. Жаловалась ведь, и не один раз, что с наступлением темноты искать становится затруднительно, поэтому приходится работать только днем. А от чудовищ теперь нелегко отделаться, даже когда светло. Прелестно. Хотя, что это я паникую? Возможно, Тося упала, сломала ногу. Или сильно ушиблась. Такое тоже вполне вероятно, да? В таком случае она чисто физически не может сдвинуться с места. Так-так. Ужасно. Но если она, в конце концов, появится, пусть и с переломом, я буду уверена, что передо мной живой человек, а не мерзкая гадина в ее обличии.
Стиснув пальцы, хожу из угла в угол, не пытаясь скрыть беспокойство. Не вижу смысла что-либо прятать, все мы тут в одной мышеловке заперты. В ожидании кота или кого-нибудь похуже. Мальчишка, забравшись в кресло, неотступно следит за петлями, которые я выписываю вокруг. Занятно. И мне начинает казаться, что вместо него зверь, выбирающий подходящий момент для нападения. Лучше некуда. Туда, обратно. Туда, обратно. Как же, господи, холодно, даже морозит. Завернув в кухню, прикладываю ладони к не остывшему еще чайнику. Что же, все-таки, случилось, а? На кого теперь рассчитывать?
Скрип двери за спиной. Резко оборачиваюсь. Господи! Гаденыш готовится к прыжку. Хватаю со стола нож и хрипло кричу: «Только тронь меня, сволочь! Вот только попробуй!». Лезвие мелко дрожит, зубы лязгают. Мальчишка быстро отступает, округляя глаза: «Ты охренела, что ли, дура? Хренова идиотка, блин!». Что? Вглядываюсь в его лицо. Да ведь он человек, дорогуша! Нервишки совсем расшалились? Разжимаю пальцы и всхлипываю. Нам здесь теперь все можно, все. Парень сглатывает и говорит уже спокойнее: «Да вернется она. Живая и здоровая. Это я тебе говорю, догоняешь?». Зло щурит глаза и ретируется. Кровь толчками бьется в висках, сердце колотится, как бешеное. Очаровательно. Немолодая истеричка в финале очередного скандала. Есть, чем гордиться, без сомнений.
Совсем негромко щелкает замок в коридоре. Но этот звук буквально рвет барабанные перепонки. Ну, вот и все. Остается поставить последнюю точку. Зачем же медлить? Всего восемь шагов. Очаровательно.
Она раздевается, не поднимая головы, не произнося ни слова и даже не улыбаясь. Означает ли это что-нибудь? Лицо бледное, изнуренное, капли пота на лбу. Глаза… Ты посмотри, какие они бездонные. Ужас! Я отшатываюсь, прижимая ладонь к губам, когда она проходит мимо. Запах пота. И еще чего-то противного, перебивающего. Какашечный, земляной дух! Сердце падает, во рту мгновенно пересыхает, а кишки начинают наматываться одна на другую. Господи, быстрей в туалет! Да, как мало иногда надо для счастья, дорогуша.
А в комнате, тем временем, вроде бы все спокойно, болтают о чем-то – слов не разобрать. Прелестно. Даже смеются. Может, и не произошло ничего страшного? Очень легко принять воображаемое за действительное, примеров не счесть. Так-так. Пора решаться, не век же сидеть здесь. Осторожно вступаю в комнату, готовая тут же шмыгнуть обратно.
Картина, между прочим, идиллическая: Тося, подогнув ногу - на диване, а мальчик, спиной ко всем нам - у окна. Видимо, бояться нечего. Вот девчонка поднимает голову, глаза ее вытаращиваются, а брови ползут вверх. Спустя долю секунды она фыркает, потом начинает откровенно хохотать. Замечательно. В чем, интересно, дело? Мальчишка оборачивается, хмыкает и присоединяется к гоготу. Будто в конюшне. Да что такое-то? С недоумением оглядываю себя, только добавляя окружающим веселья.
- Анна, черт побери! Ты как нашкодивший котенок, гадство.
Их по-прежнему пробивает на «ха-ха». Отлично! Быть посмешищем, ни больше, ни меньше. Всю жизнь, так сказать, мечтала о такой роли.
- Ничего не пойму, ты боишься меня, что ли? Глупыш! Ну вот, пощупай мою руку.
Смотри-ка, на щеках румянец, очи сверкают, а раскрытая ладонь так и манит, чтобы ее пожали. Очаровательно. Все-таки что-то останавливает меня. Но не ее. Не успеваю даже пикнуть, как меня уже трясут, дергают и хрюкают в ухо. Прелестно. Ну да, пахнет потом. Немного резко, но без всякой какашки. Поблазнилось, что ли? Нет, пора менять обстановку и климат. Жить в таких условиях просто невыносимо, дорогуша. Меня наконец отпускают. Отлично. А то все внутренности уже взболтались.
Приведя себя в порядок, иду в кухню разогревать ужин. Ну что ж, проверим, ведь чудовища не едят обычную пищу. А соседушки за стеной так и не угомонятся. Шепчутся, смеются. Парнишка взахлеб выкладывает о моей нервозности, подлец. Все выложил, все. До последней детали. Прелестно. На самом деле, это очень неприятно. Ах, чтоб вас всех!
Во время ужина не один раз ловлю на себе пристальный взгляд девчонки. И с удивлением угадываю в нем теплоту. Похоже, она искренне тронута. Забавно. Вот никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, да, дорогуша? Так-так, посмотрим, что будет дальше. Рассказывает, что попала в жуткий переплет. Опять глядит в мою сторону. Замечательно. Поэтому задержалась. Ну-ну, примем к сведению. Дает мальчишке указания постирать ее одежду и варежки. Тот кривится, но не возражает. Браво. Какой разнообразный сегодня день.
Улегшись в кровать, размышляю об отношениях внутри нашей скромной компании. Не знаю, хорошо или плохо, что девчонка считает, будто я искренне предана ей. Вот ведь смешно, действительно, каждый стремится видеть в другом то, что хочет, а не то, что есть на самом деле. Наверное, такой расклад мне только на руку. В критической ситуации эта красавица постарается придти мне на помощь, ведь друзей не бросают. Разве не так? Отлично.
Утром никак не могу встать. Вроде бы открываю глаза, но вновь впадаю в забытье, в котором мне чудится, что я пытаюсь приподняться и снова проваливаюсь в темноту. И так чуть ли не до бесконечности. Забавнее некуда. Наконец осознаю, что Тося уже встала и плещется в ванной. Теперь уже точно пора. С трудом разлепляю веки, одеваюсь, не попадая в рукава, и плетусь готовить завтрак. Каша, кофе, сыр, сухари. Выбор у нас не ахти. Но, как говорится, чем богаты, тем и рады. Прелестно.
Вот и девчонка, тоже какая-то заспанная сегодня. Не одной мне хочется послать все в тартарары. Бурчит извинения. Ну-ну. Едим в безмолвии. Отчужденном таком и мертвящем. За кофе она спрашивает, не сильно ли мне мешает мальчишка. Что она имеет в виду, дорогуша? Батюшки! Оказывается, поросенок регулярно принимает дополнительные водные процедуры далеко заполночь. Очаровательно. И шум всегда будит Тосю. Как странно, а я была уверена, что сплю очень чутко. В общем, чем дальше, тем занимательнее. Новая привычка маленького засранца даже несколько интригует меня. Забавно. Цедя горячий напиток, мы обсуждаем возможные объяснения, но ничего толкового и серьезного в голову не приходит.
Потом она собирается и уже у порога говорит:
- Знаешь, я почти у цели. Потерпи еще немного, ладно?
Вот странно, у меня похожие ощущения. Более того, мне кажется, что вчера завершился некоторый этап всей этой истории. И начался следующий, который будет очень стремительным и непредсказуемым. Жуть. С чего бы такие предчувствия?
Выглядывает солнце, окрашивая снег в желтые тона. Из соседнего дома на четвереньках выползает нежить. Принюхивается, встает на задние лапы, почесывает брюхо, озирается. Просто прелестно. Сцена из сельской жизни. Крестьянин на гумне. А мне пора возвращаться к хозяйственным делам. Посуда, стол, полотенце. Побольше монотонных бессмысленных движений. Спустя некоторое время все равно становится неуютно. Вот незадача, не задернула штору. Против воли смотрю за окно. Так и есть! Бестия сверлит взглядом, подавшись заостренной мордой в мою сторону. Господи! Дергаю занавеску и отхожу. Тут же раздается тоскливый вой. Гореть тебе в аду, сволочь.
Часа через два встает мальчик. Потягивается, чмокая губами. Очаровательно. Не иначе приснилось что-нибудь из несмышленого детства. Ну что ж, пойдем кормиться, приятель. Похоже, у него сегодня дурашливое настроение. Забавно. Пытается изобразить в лицах вчерашнюю сцену. Получается неплохо, но с перекосом в издевку. Далее унылый наш день двигается, как обычно, мы оба честно стараемся не помереть от скуки. И ждем вечер. Я – чтобы узнать последние новости, парень – чтобы принять в три часа ночи ванну. Занятно.
Тося возвращается вовремя. Разматывает шарф и улыбается мне. Наверное, она действительно рада возвращению домой. А ощущение, что скоро все закончится, не исчезает. Замечательно. Мы ужинаем. Более оживленно, чем вчера. Пьем чай с медом. Обсасываем ложки и готовимся к финалу. Теперь я убеждена, что его приближение чувствует каждый из нас.
Мне снится река. Вода в ней зеленого цвета. Один берег пологий, другой – обрывистый. Медленно перебираю руками. Течение несет вперед, и это вполне комфортно. Затем появляется шум, усиливающийся с каждой минутой. В недоумении озираюсь. Накатывает ощущение опасности. Задыхаюсь, отчаянно бью конечностями. Бесполезно, кажется, скорость потока только увеличивается. И наконец прямо по курсу показывается водопад. Пытаюсь зацепиться за что-нибудь, удержаться. Все зря. Водоворот подхватывает, подбрасывает в воздух. Исступленно кричу от страха. И просыпаюсь.
Я все еще тяжело дышу, но вроде бы не ору. Отлично. Не хватало перебудить всех. Стоп! А откуда этот звук? Или один сон плавно перетекает в другой? Ну, замечательно. Видимо, единственного кошмара мне мало. Хотя, постой, дорогуша, похоже, ты все-таки не спишь. Плеск вроде бы доносится из ванной. Приподнимаюсь на локте, прислушиваюсь. Ну, да, точно! Может, трубу прорвало? Прелестно. И тут меня осеняет, что это мальчишка. С его дурацкими ночными водными процедурами. Вот поросенок! Сам не отдыхает и другим не дает. Теперь сразу и не заснешь. Очаровательно. Тихонько подтыкаю углы и поворачиваюсь на бок. Баранов, что ли, начать считать? Несладко на душе. Я бы даже сказала, что кажется, вот-вот произойдет какая-то беда.
В ванной выключают воду. Наступившая тишина отлично оттеняет скрип пружин Тосиного дивана. Значит, она тоже бодрствует. Вот ведь гадкий пацаненок! Поднял на ноги весь дом. Шлепает босыми ногами, кашляет, смывает в унитазе, возится с чем-то там. Быстрее бы уж ложился. Ну, наконец-то. На мгновение на полу появляется светлый квадрат с черным силуэтом. Щелчок выключателя, вновь темнота. Мальчишка крадется в свой угол. Его останавливает шепот девчонки. Она что-то выговаривает ему, слов не разобрать. Он дерзит в ответ, по тону ясно. Потом укладывается. Прелестно. Ни дать, ни взять, семейные разборки. И никто не отступает в сады Морфея, каждый вертится и вздыхает на свой лад.
Утром встаю с еще большим трудом, чем вчера. С ненавистью чищу зубы, разглядывая себя в зеркало. Ну, замечательно. Появились новые морщины, лицо помятое, бледное, натуральная поганка. Спать надо больше, моя дорогая. И жить в хороших, заметь, благоприятных условиях. Отлично. Чего же проще? Улыбаюсь, растягивая рот в лягушачьей улыбке. Еще неделька, другая, и пора будет на покой отправляться.
Вожусь в кухне, как сонная муха. Тем временем просыпается Тося. Шмыгает, хрюкает, заглядывает в дверь. Забавно. Рожица у нее заспанная, глаза щелочками, нос пятачком. Она осматривается, широко зевает, а потом вдруг показывает язык. Ну, и дела.
Насыпаю в турку кофе, доливаю воды, ставлю на огонь. Затем раскладываю по тарелкам кашу, вскрываю банку кабачковой икры. Завтрак аристократов готов, моя дорогая. А вот и умытая Тося. Прелестно. Теперь вид у нее более осмысленный и адекватный. Мы чинно, как и положено благовоспитанным дамам, садимся за стол. Она нехотя ест, искоса поглядывая на меня, и скребет пальцем кленку. Потом выдает:
- В общем, осталось три квадрата. Это максимум три дня. Слышишь? На самом деле, мне кажется, я найду раньше. Ты веришь в предчувствия? Короче, потом появится другая команда. Она зачистит город, продезинфицирует его и заберет оставшихся людей. Честно говоря, сомневаюсь, что кроме вас двоих тут кто-то выжил. Ну, там посмотрим. Ну, вот. Вас, так сказать, изымут, память почиркают, как я и говорила, и отправят в новую жизнь. Пока все понятно?
Забавно, до чего мы круты и деловиты, ты не находишь, моя дорогая? Девчонку, видимо, опять несколько заносит.
- Короче, мне неизвестно, что после этого люди помнят, а что нет. Поэтому придется задать тебе один вопрос именно сейчас.
Так-так. Посмотрим, какие Гамлетовские терзания нас ожидают.
- Э-э… Ну, ты реально хочешь, чтобы я тебя разыскала? Ну, потом?
Ах! Нет, вы слышали? Хочу именно я. Прелестно. Какая превосходная подмена понятий. Просто образчик для психологического исследования. Только мне все это совсем не нужно. Однако, замечательное у нее самомнение. Мне бы такое не помешало.
Каша почти съедена. Не зная, что произнести, вожу ложкой по пустой тарелке. Если быть действительно честной, вопрос ставит несколько в ступор, хотя что-то подобное она уже когда-то спрашивала. Вот уж ситуация. Ну-ну. Поднимаю голову и рассматриваю Тосино лицо. Веснушки-конопушки, вздернутый нос, слегка поднятые вверх уголки губ, косички в стороны. И очень серьезные глаза под светлыми, домиком, бровями. Ну, замечательно. Предполагается, что в случае отрицательного ответа я навсегда буду лишена общества упомянутого выше замечательного создания. Жуть. Послушай, моя дорогая, а ведь мне ее будет не хватать. Привычка, так сказать, страшная сила. Что-то нас все-таки связывает. Не пойму, что, но оно точно есть. Очаровательно. Так-так, подобьем бабки. В результате положительно решения ведь я не теряю ничего, в крайнем случае можно будет прикинуться шваброй. А вот иначе - как-то неуютно выходит. Отлично.
Я еле заметно киваю и говорю «Да». Она с шумом выдыхает и улыбается. На лице ее ясно читается удовлетворение, она явно предпочитает думать, что сделала меня. Ой, не могу, смешная какая. Забавно.
Потом моет посуду, я убираю со стола. Когда мы сталкиваемся локтями, а это неизбежно в такой маленькой кухне, она продолжает:
- По поводу мальчишки. Будь осторожна. С ним что-то не то. И чем дальше, тем хуже. И я, гадство, не могу понять, откуда это и зачем. Жесть. Ты поняла? Сейчас главное – дотянуть. Надеюсь, так и будет.
Вновь киваю, продолжая заниматься своими делами. Потом она уходит. Да, это правда, с парнишкой что-то происходит. Он стал совсем странным. И именно я провожу с ним столько времени наедине. «Будь осторожна»… Прелестно. Лучше бы сказала, что делать, если он совсем свихнется. Тоже мне забота. Тут осторожничай, не осторожничай, а припрет, и деваться будет некуда. Не сбежать, не укрыться. И оружия никакого. Отлично. В комнате резкий стук. О, господи, поросенок встал, видимо. Причем, ни свет, ни заря по его меркам. Эк его приспичило.
А лицо у него совсем еще мальчишеское, ничего взрослого. Хотя, действительно, частенько становится не по себе в его присутствии. Вот сегодня он сразу же необычайно возбужден, даже суетлив. Хватает то одно, то другое. Тут же отбрасывает. Болтает, как будто его прорвало, посматривает хитренько в мою сторону. Беспокойно мне как-то. Так чуть отвлечешься, и всадит что-нибудь в спину или по голове тюкнет. Пытаюсь поговорить с ним, отвлечь. Добиваюсь только того, что он набычивается и вообще перестает разговаривать. Очаровательно. Отличный воспитательный эффект. Подопечный, так сказать, свернет ближнему шею без единого слова. Ха-ха.
Раскладываю гладильную доску, достаю стопку белья. Пока нагревается утюг, подхожу к окну. Какое все белое, как в саване. Повсюду неживая выморочная сказка. Жуть. В кухне включают воду, звенит посуда. Очаровательно. Звереныш насытился, сейчас продолжит изводить меня. Раз бельишко, два бельишко, вжик-вжик. Главное, не обращать внимания.
Нет, он просто невыносим! Носится туда-сюда, строя рожи. Потом неожиданно замрет, остановивши взгляд, шлепает беззвучно губами. И вновь давай скакать, хлопать дверями, кривляться. Господи! Так больше продолжаться не может. Вскакиваю, пытаясь поймать его. А он визжит, злится. И вдруг кусает мою кисть. Ах! Вот ведь гаденыш! Отскакивает в сторону, пригибается и смеется. Сволочь. На глазах закипают слезы. Не столько от боли, сколько от обиды. Гадина. Ухожу в кухню, хлопнув дверью. Каков, а? Нет, надо успокоиться, что-то придумать. Он точно сошел с ума. А мне никуда не деться, заперта в крошечном пространстве с умалишенным. Замечательно. Перебираю и перетираю чашки в шкафу. За стеной тишина. Что он там делает, интересно? Пью кофе, прикидывая, какую колотушку с собой взять, чтобы в туалет выйти.
И тут вдруг понимаю, что уже некоторое время слышу нечто, напоминающее песнопения. Господи, только этого мне и не хватало. Приманивает нежить. Вот тварюжка! Бросаюсь в коридор. Так и есть. Приплясывает у раскрытой двери. Искаженное лицо, дурацкие песни. Нет, этого мне точно не выдержать! Пытаюсь оттащить засранца, а он визжит, лягается, матерится. Жуть. Меня захлестывает такая волна ненависти, что я с размаху влепляю ему пощечину. Он на секунду застывает, а затем продолжает ерничать с утроенной силой. Мразь.
Хожу, хожу по комнате, ломая пальцы. Все, все наперекосяк. Пара дней, и я буду ничем не лучше этого умалишенного. Что же делать, что? Громкий рык заставляет меня буквально подскочить. Началось. Судорожно роюсь в шкафчике в поисках ваты. Дрожащими пальцами скатываю комочки и затыкаю уши. Вот так лучше. Все замечательно. Сажусь, закрыв лицо руками. Темно и почти ничего не слышно. Надо переждать всего минут сорок. Надо их выдержать. Но находиться в неподвижности невозможно. Опять начинаю метаться. Четыре шага туда, четыре - обратно. Четыре – туда, четыре – обратно. Боже! А это что? Рычание перерастает в торжествующий вой на запредельно низкой частоте. И рядом - тоненький жалобный скулеж, обрывающийся на высокой ноте. Что же это такое-то? Кидаюсь к выходу, выставив вперед руки. Яркая, как вспышка в темноте, картинка - огромный безобразный монстр и прижатая к нему маленькая фигурка скукоженного мальчика.
Прихожу в себя от чего-то ужасно противного и холодного, что заливается в нос, мешает дышать. Господи, это вода. На лице, за воротом, в ухе. Господи, да где я? Что происходит? Прямо по курсу белое лицо этого мелкого засранца. Встревоженное, перерезанное улыбкой. Пытаюсь сесть. Почему-то болит затылок и рука. Мне помогают подняться, добраться до кресла. Отлично. Немного отдохнем. Что-то он там бормочет, поганец. Ага, просит прощения. Интересно, за что? Ах, вот в чем дело? Сволочь! Пошел вон отсюда. Как же все, все надоело! Ни конца, ни края…
Остаток дня мальчишка ведет себя спокойно. Словно бес наконец-то покинул его. Мы не разговариваем. Я не вижу в этом смысла. Сегодня он перешел некоторую предельную грань, за которой у нас уже не может быть никаких точек соприкосновения. Замечательно. Тем лучше.
Девчонка возвращается вовремя. Шепчет мне слово «завтра» и помогает собрать на стол. Ужасно любезно с ее стороны. За ужином она пристально разглядывает то меня, то мальчишку. И, видимо, что-то не нравится ей в наших лицах, так как она хмурится и произносит сквозь зубы:
- Осталось совсем немного. Надо, просто необходимо, выдержать.
Легко сказать, да не легко сделать. Посидела бы здесь сама. С помешанным. Наглухо запертой. Наверное, запела бы по-другому. Да, дорогуша?
Готовимся спать. Заученные движения, стандартные действия. Но всех нас снедает неясное беспокойство. Или мне это только кажется? Нормальным отсюда, видимо, не выйдет никто. Очаровательно. Опять без сна. Ворочаюсь с бока на бок. А в душе рождается и растет тревога. Холодно. Закутываюсь с головой в одеяло, подтыкаю углы. И осознаю, что приближается беда. Да нет, не приближается, она уже здесь, уже сейчас! Господи! Вскакиваю в холодном поту. Расширенными от ужаса глазами вижу, что мальчишка еле-еле, как в кошмаре, плетется к Тосиному дивану. Вот он совсем рядом. Отводит руку. Боженька, да ведь в ней нож! Крикнуть, нужно крикнуть. Вопи, ори же, дура! Но горло сжимает судорога. Слава богу, девчонка приподнимается и что-то говорит. Бесполезно. Тихонько, не спеша, светлая полоска металла двигается вниз.
И вдруг зажигается яркое окно. Оно будто распахнуто в другой солнечный мир. Теплый, пахнущий травами и цветами ветер врывается в комнату, кружит какими-то листьями. Рука парнишки разжимается. Он со стоном открывает глаза. Протягивает Тосе раскрытую ладонь. Почти касается доверчивых пальцев. Но тут что-то наносит ему смертельный удар. Такого не выдержать. Мальчик вскрикивает, как подстреленный, и начинает падать. Медленно-медленно. Полупрозрачная тень отделяется от него в этот момент. Секунду покачивается над поверженным телом и с неприятным чмоканием всасывается в ослепительный квадрат. В то же мгновение ветер уносится обратно, окно захлопывается, и нас поглощает темнота.
И я наконец кричу, кричу, что есть мочи.

Тося
Вот и берлога. Запираю замки, скидываю ботинки. Окей. В коридор врывается Анна и останавливается как вкопанная. Лицо перекошено, рот дергается. Офигеть. Я ж говорила, будет истерика. Ну, вот, уже и началось. Конечно, надо бы сказать ей что-нибудь ласковое, утешающее. Но у меня просто нет сил. Устала как собака. Реально. Хмыкнув, стягиваю полушубок и даже пытаюсь аккуратно его повесить. А тем временем с меня не сводят выпученных глаз. Прикольно. Что ж такого ужасного в прелестной Тосеньке? На всякий случай оглядываю себя. Ну, вывожена одежда в каком-то дерьме. Ну, пахнет она как-то странно, если не сказать – парашно. Ну и что? Фиг знает, в каких местах я там валялась. Верно? Конечно, стирать все нужно. Причем варежки тоже. Окей. Но ничего особо страшного в этом ведь нет. Короче, обсуждать, а уж тем более объяснять, что-либо – уж увольте, пожалуйста. Прохожу мимо Анны, стараясь не задеть. Она отшатывается и что-то сдавленно мямлит. Чего? Поднимаю голову, собираясь переспросить. А она вскрикивает. Замирает с прижатой ко рту ладонью. Блин, еще этих женских штучек мне тут не хватало! Зашибись. Пожимаю плечами, стискиваю губы и шлепаю в комнату. За спиной хлопает дверь туалета.
Серега играет. Увидев меня, кивает. Окей. Интересуюсь, как у них прошел день. Ну, рассказывает, по обыкновению глотая слова. Короче, вроде нормально все. Как обычно. Что же ее так напугало-то, блин? Переодевшись, плюхаюсь на диван. С наслаждением вытягиваю ноги. Здорово. Наконец-то дома. В кругу, так сказать, семьи. Хе-хе.
Осторожно звякает задвижка. На пороге появляется Анна, бледная и дрожащая. Круто. Держится за косяк и вся прямо на нервяке. Пошевели пальцем, рванет с места. Реально. Двинанулась, что ли? А? Ерунда, короче, какая-то. Смотрим друг на друга, наверное, минуту, не меньше. Прямо как удав с кроликом. Как, говоришь? Блин! Да бедняга же стопроцентно решила, будто меня покусала гадина. Офигеть. Это так смешно, что реально начинаю хохотать. Не могу остановиться. Пацан в непонятках оглядывается, но недоумение длится недолго, хе-хе. Теперь мы ржем вместе. Отдуваясь и высовывая языки. А там и белоснежка наша присоединяется. Зашибись, короче. Давно так не веселилась.
Ночью просыпаюсь от беспокойного чувства. Лежу, пытаясь понять, в чем проблема. Таращусь в темноту как дура. Но кроме неясного ощущения надвигающейся беды, ничего определенного не улавливается. Общий энергетический фон без особенностей. Никакого источника опасности не видно. Просто ощущение. Понятно? Круто. Даже ладони взмокли. И страшно, нафиг, не понять отчего. Короче, проклятое место, реально. Ладно, а что там за звуки, блин? Офигеть. Парень-то снова плещется в ванной. Хорошо слышно. Похоже, с ним точно что-то не так. Зараза. Ведь явно прослеживается динамика. Причем поганская. И надо бы разобраться. Хотя бы из чувства самосохранения. Но нет ни времени, ни желания. Авось пронесет. Не разорвет в непосредственной близи. Нормально. Выключил воду. Возится. Поднял крышку унитаза. А вот и веселое журчание. Звукоизоляция на уровне фантастики, блин. Выпороть бы придурка, да в угол поставить. Чтобы по ночам дрыхнул и другим не мешал. Сейчас фиг уснешь, гадство. Окей. Нет, стоп. Я ведь не совсем идиотка. Верно? Этак и до смерти доспаться можно. Сначала нужно выяснить, что это за муть происходит.
Аааааааа! Будто раскаленный нож втыкают в живот. Хриплю. Сгибаюсь от боли. Хватаю ртом воздух. А лезвие хладнокровно поворачивают. И вдруг резко вытаскивают. Падаю набок, вцепившись в простыню. Черт, какое дерьмо! Подтягиваю подушку, вжимаю в свое тело. Никак не отдышаться, блин. А на лбу и подмышками едкий пот. Зашибись. Надо проверить поле, слышишь? Срочно! Немедленно! Шевелись, дура. Окей. Уже. Вот. Так. Не пробито, не повреждено. Нормально. Что же все это значит, а??
Стукает защелка. Появляется и мгновенно пропадает светлое пятно на полу. Окей. Легко, как призрак, в проеме двери возникает мальчишка. Блин, а это еще что за фигня? Я даже отшатываюсь назад. Яркие зеленые полосы в энергетической оболочке пацана. Нет сомнений. Видно абсолютно четко. Жесть. Еще неделю назад все было спокойно. Ручаюсь. А тут следы явных и очень сильных возмущений. Наведенных или идущих изнутри. Зашибись. Гадство, а я не спец по таким делам, и мне с наскока не сказать, что это за ерунда. Одно к одному, короче. Парень останавливается возле. Видимо, оправдывается. Не отвечая, продолжаю осматривать. Нет, красных полос нет. Здорово, если уж на то пошло. Похоже, абориген представляет опасность только для себя, а не для окружающих. Короче, неизлечимо заболеет вскорости или повесится. Окей. А мне-то что с того? Это работка для других. Верно? Пацан разводит руками, потом неуверенно топает к постели. Туда тебе и дорога, сердечный.
Нет, ну надо же, все одно к одному, блин. Два нападения, да еще неадекватный питомец. Я фигею однозначно. Похоже, пора наставникам мозгами поворочать, поработать, так сказать, немного. Плотнее закутываюсь в одеяло и стучусь к куратору. Отвечает любезно, даже доброжелательно. В ходе разговора сообщает, что совокупность происшествий в Залучинске серьезно беспокоит их. Поэтому принято решение обеспечить дополнительную энергетическую защиту моей особы. Вплоть до окончания миссии. Ой, я натурально угораю. Снабжают защитником, который будет в постоянном, прямом, но удаленном, контакте со мной. С текущей минуты. При возникновении угрозы он должен закрыть мое тельце тем или иным способом. Интересно, каким? Зашибись. Почему бы просто не прислать группу захвата, а? Или не заменить меня кем-нибудь покруче? Все, блин, какие-то навороты. Что у них там в головах варится? О чем думают? Фиг знает, короче. Может, и башки-то у них никакой нет.
Сходив в туалет, взбиваю подушку, намереваясь безотлагательно отрубиться. А на деле выходит кукиш с маслом. Никакого тебе сна, никакого отдыха. Нормально. Блин, надо же, как меня раздражают наставники. Просто зашибись. Особенно в последнее время. А мне ведь с ними жить дальше. И сосуществовать. И работать, между прочим. Жесть. Еще хотелось бы понимать, чувствуют ли они мое неприятие. Ведь неудобный сотрудник априори является причиной, по которой его можно кинуть, если вообще не пристукнуть. Реально. Да, проблемка. Честно говоря, я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь по своей воле оставлял нашу организацию. Впрочем, как и не по своей. Круто. Чешу нос и поворачиваюсь на другой бок. Защитник, блин! И как же он собирается меня охранять?
Утром просыпаюсь как обычно. Некоторое время лежу без движения, прислушиваясь к обстановке вокруг. Окей. Что-то неправильно. Вот только не могу понять, что. Блин! Не слышно звяканья посуды в кухне. Поворачиваю голову. Точно. Там темно. Похоже, Анна проспала. Прикольно. Мне тоже совсем неохота вылезать из теплой постели. Окей. Языком ощупываю трещину на губе. Одним глазом слежу за тенями на шторе. Зараза, все дрыхнут, а мне вставать. Невезуха полная. Реально. Наконец вытаскиваю руки из-под одеяла, потом вылезаю сама. Сажусь, подогнув ноги. Темно и тихо. Начинаю качаться из стороны в сторону, чтобы окончательно развеять сон. Корчу рожи. Не помогает. Мерное дыхание спящих особенно впечатляет, хе-хе. Так и провоцирует завалиться обратно. Ладно. Вздыхаю и ползу на автопилоте в ванную. Сидя на унитазе, размышляю, что бы такое приготовить по быстрому. Ну, кроме бутербродов. В голову ничего толкового реально не приходит. Но, выключив воду, слышу, что за стенкой уже кто-то хозяйничает. Здорово.
Когда появляюсь в кухне, завтрак почти готов. Окей. Лицо женщины несколько помято и заспано. И смотрит она виновато. Бедняга. А нечего было брать на себя обязанности. Никто за язык-то не тянул. Вон пацан в отрубе и горя ему мало. Реально. Пробую шутить, насколько это в моих силах, хе-хе. Впустую. Видимо, Анна сегодня совсем не в духе. На щеках два красных пятна, взгляд в сторону. Все молчит. Теребит рукав кофты. Ну, и хрен с тобой, золотая рыбка. Верно? Короче, собираюсь. И, уже выйдя из подъезда, вдруг осознаю, что недотепы этой мне будет не хватать. Реально. Блин, надо же, успела привязаться. Офигеть. Надеваю варежки, которые нашла в шкафу взамен выпачканных. С вышитыми ягодками и божьими коровками. Зашибись. И кто же носил-то такой изврат? Хе-хе.
Квадрат сегодня хуже некуда, блин. Огромный заброшенный завод. Пока все осмотришь, сдохнешь, наверное. Хорошо хоть, тропинка не заметена. Знай, шуруй себе, пока ведет в нужном направлении. И утоптана, и достаточно широка. Офигеть. Вот уже и окраина города. А впереди пустырь, за которым нужный мне объект. И дорожка туда же. Интересненько, интересненько. Замечательная такая тропка, постоянно используемая. Верно? Хищники точно таскаются по ней десятками, если не сотнями. Нормально. Живут они там, что ли? Вот поворотец, так поворотец. Похоже, целый день придется тусить мне с уродами. Жесть. Натуральное испытание для моей утонченной натуры, хе-хе. Может, на завтра отложить?
Сзади слышится хруст снега. Стремительно оборачиваюсь. На полной скорости несется чудо-юдо. Гонец. Курьер. Или тупой охотник. Зашибись. Собака Баскервилей в обдолбанном варианте. Хе-хе. А ведь придется пропустить. Поворачиваться спиной реально жутко. Окей. Жду на обочине, ковыряя ногой наст. Обдав вонью, ветром и брызгами льда хищник проносится мимо. Правда, слегка притормозив. Но только на долю секунды. Да, неотложные, блин, дела. Зов, так сказать, сердца. Ржача.
Через некоторое время вырастает черная громада завода. Кажется, здания и корпуса хаотично наслаиваются друг на друга. Трубы толстыми иглами протыкают серое небо. Мрачное зрелище. Жесть. А ведь тысячи людей каждый день вкалывали здесь в течение всей своей жизни. Да тут за день свихнуться можно. Реально. Просто смотришь, и то дрожь пробирает.
Внутри оказывается настоящий город. Со своими улицами, площадями, постройками. Но нет ни одного дерева. А все дома будто отштампованы из унылого серого камня и бетона одним бездушным создателем. Думаю, человек, проработав в таком месте даже несколько лет, должен был совершенно обезличиваться, превращаясь в шестеренку, рычаг или болт. Нескончаемые ряды рабочих в одинаковых серых робах с одинаковыми серыми лицами, лишенными всякого выражения, и пустыми глазами. Офигеть. Есть от чего придти в ужас. Реально.
Обследую несколько административных зданий. Потом на пути возникает один из заводских корпусов. Спускаюсь и поднимаюсь по лестницам, кружу по коридорам, прохожу по гулким цехам и ангарам, карабкаюсь на смотровые галереи. И дальше, и глубже, и выше. Территория завода просто нескончаема. И все выглядит так, будто вокруг кошмарный сон. Зашибись. Тем временем в брюхе начинает журчать, и я вспоминаю про обед. Нормально. А поесть-то здесь негде. Почему-то раньше мне это в голову совершенно не приходило. Ну, молодец, блин. Орлица, можно сказать. Надо было что-нибудь взять с собой, дура. Сейчас вот ходи, загибайся от голода.
А заводские лабиринты по-прежнему простираются до горизонта. Такими темпами их и за несколько суток не обследовать, блин. И тут я натыкаюсь на двух хищников, мирно беседующих на крыльце одного из помещений. Прикольно. Заметив меня, они не выказывают никакого удивления. Зато посматривают куда-то за мою спину. Резко оглянувшись, обнаруживаю небольшой эскорт, видимо, следующий за мной уже давно. Круто, блин. Хожу, как припевочка, как лохушка последняя. Идиотка! К черту этот мертвый город, а заодно и все человечество. Влетаю в здание, едва не сбивая почтительно отодвигающихся гадов. Да, блин, никакой осторожности. Весь день вожу за собой хвост, а сама не в курсе. Зашибись. Плюхаюсь на стул вахтера прямо у входа. Вот я простофиля. Жесть. В дверь протискивается одно из безобразных созданий. Но, увидев меня, хрюкает и задом выдвигается обратно. Нормально. Продолжайте дальше в том же духе.
Сижу, глядя на серую стену напротив, всю увешанную плакатами. Они призывают к повышению самодисциплины, увеличению показателей и укреплению достижений в работе. Отдельное место занимают воззвания соблюдать трезвость и избегать распива алкогольных напитков непосредственно на трудовом посту. Круто. Такой визуальный ряд только ухудшает настроение. «Все бессмысленно» – думается мне. Если сейчас, в данный момент, умру я или любое другое живое существо – пусть даже хищник за дверью – в мире ничего не изменится. Живы мы или мертвы – для вселенной разницы нет. Она – вселенная – существует другими категориями, неведомыми нам, живым существам. Как все грустно! Я шмыгаю носом. Жесть. Так можно совсем раскиснуть. Наверное, лучше подумать о том, что впереди меня ждет много радостных, интересных событий. И вообще живем ведь мы для чего-то. В дверь опять заглядывают. Какие настойчивые, гадство. Тяжело вздыхаю и встаю. Блин. Поправив шапку, двигаюсь в первый из коридоров.
Здание оказывается достаточно большим. Несколько раз на пути попадаются хищники. Но все они спешат скрыться при моем приближении. Прикольно. На верхнем этаже обнаруживаю крытый переход в огромный корпус. Окей. Иду по гулкой, извилистой кишке, прислушиваясь к неясному шуму, и не понимаю, откуда он берется. Похоже на демонстрацию. Хе-хе. Или заседание акционеров. На выходе меня встречают отвратительная вонь и навечно застывшие краны, вкупе с еще какими-то механизмами. Нормально. Застываю, зажав варежкой нос. Что за ерунда? Куда опять я встряла?
Впереди колышется гигантская масса черно-коричневых существ. Лающих, скулящих и вообще издающих звуки, не поддающиеся описанию. Зашибись. Справа, на плоской спине агрегата, торчит в позе оратора один из уродов. Он явно что-то вещает, театрально поводя верней лапой. Ну, просто офигеть, не встать. От неожиданности я подаюсь в сторону, едва не задевая кого-то. Тот оборачивается и со злобой дырявит меня взглядом близко посаженных глаз. Пошел нафиг. Реально. Осталось только извинения принести, блин. Окей. Отступаю в тень, светиться явно не в моих интересах. Короче, похоже на собрание, участники которого так увлечены обсуждаемым вопросом, что нифига не заморачиваются на мне. Круто. Некоторые почесываются и иногда встают на четвереньки. От возбуждения, что ли? Но нет сомнений, блин, все они обладают речью. По-крайней мере понимают, о чем говорит докладчик. Нормально. Выходит, хищники вовсе не безмозглые паразиты, а совсем даже разумные создания. Зашибись, черт побери. Все мои теории реально побоку. Да уж. Тогда получается, город Задрючинск – просто первый населенный пункт на пути планового завоевания планеты Земля инопланетной цивилизацией. Реально с ума сойти. Хе-хе. Это звучит так глупо, что я действительно начинаю хихикать. Причем довольно громко. Тут поворачивается уже не один задохлик, а целая гвардия гадов. Скалят внушительные клыки, а угрожающий рык не предвещает ничего хорошего. Жесть.
Ладно. Нарываться не будем. Верно? Безопаснее дообследовать чертово здание с другой стороны. Но все же открытие впечатляет. Стопроцентно. Может, они вовсе и не оружие более развитых хозяев, как я считала раньше. А вполне сами себе с усами? Круто. Надо же, блин, организация у них. Ни за что бы не подумала. Вот сюрприз будет наставникам. Хе-хе.
Когда темнеет, поворачиваю к выходу. А сзади по-прежнему шкандыбает сопровождение. То ли меня охраняют, то ли от меня. Не разберешь. Ну и пофиг. При подходе к берлоге в любом случае отвяжутся. Так шиндарахнет, что мало не покажется, гадство. Но получается еще проще, так как у ворот они неожиданно тормозят. Елозят лапами, а потом исполняют такой жуткий гимн, что у меня буквально волосы встают дыбом. Жесть полная. Дерьмо. Слышно даже на подходе к городу.
И будто ведомая этими завываниями я пропускаю нужную своротку. Ухожу совершенно в другой район. Ах ты, черт, чтоб тебя! Тоскливо осматриваю снежные заносы вокруг, дома с темными, будто выбитыми окнами. Надо как-то выбираться. Окей. И лучше бы срезать, чем колесить влево-вправо. Делаю шаг с тропинки и сразу проваливаюсь выше колена. Зараза. Мимо меня, как ни в чем не бывало, семенит хищник. Потом в другую сторону еще один. Нормально. Я тут у них просто как заснеженная елочка, одиноко растущая близ проселочной дороги. Зашибись. Верно? Вообще как-то странно, что сегодня уроды почти не обращают на меня внимания. Прямо резкий разворот флюгера, реально. Может, у этих созданий есть что-то вроде оповещения, и всем уже раззвонили, что связываться со мной не стоит? Ну, может и так, фиг его знает. Не моя, короче, забота.
Двигаюсь, как могу, дальше. То бултыхаюсь, а то, вроде, и ничего. А скоро выруливаю еще на одну дорожку, протоптанную чудо-юдами. Прикольно. Ночная жизнь в городе, блин, кипит вовсю. Хищники без конца снуют по своим делам. На безопасном расстоянии обходя меня или пережидая поодаль. Круто. Нападать, похоже, не собираются. Но лицезреть и нюхать их просто отвратительно. Реально. Слава богу, наконец-то выхожу на свою собственную тропку, где гадов почти не видно. А вот и дом. Освещены только окна берлоги. Натуральные огни маяка, хе-хе. Дверь подъезда почему-то распахнута, но внутри вроде без закидонов. Окей. Медлю у квартиры, перебирая ключи, половину из которых пора выбросить. И захожу.
В ту же секунду в коридоре появляется Анна. Прикольно. Бросается ко мне, но буквально в десяти сантиметрах, хе-хе, тормозит, не решаясь протянуть руку или обнять. Интересненько. Что за бурные проявления в стадии оледенения? Хе-хе. Окей. Переключаюсь на энергетическое видение. Ну, атмосфера вполне стабильная, хотя в ней дофига возмущений. Окей. Анна по-прежнему стоит, тиская пальцы. Немного смешная и жалкая. Но ведь вроде все в порядке. Разве нет? Хватаю ее за плечи и трясу как грушу. Может, вылетят наконец все страхи, хе-хе. И тут приходит уверенность. Реально. Прямо как озарение. Типа проклятущее мое задание закончится досрочно. Цена вопроса – два дня, не больше. Офигеть. Что еще за дар предвидения у меня вдруг открылся, а? Странного накапливается чем дальше, тем больше. Реально, блин. Окей. Сообщаю Анне. Почти прикалываясь и ерничая. Так как едва верю сама. Но с ней происходит чудо. Надежда протаивает в глазах, по губам скользит несмелая улыбка. И внезапно, нет, ну я фигею, она решительно двигает вперед и стаскивает с меня полушубок. Ржача. В прислуги, что ли, решила наняться?
Серега мрачен и неразговорчив. Даже не здоровается, придурок. Торчит у окна, крутит в пальцах кисть от шторы и не думает поворачиваться. Вид сзади ясно говорит наблюдателю, что пацана раздражает абсолютно все. Нельзя, блин, не порадоваться, что я не вижу его спереди, хе-хе. Окей. Бедная Анна. Реально. Все время с ним рядом, и не деться никуда, не сбежать. Жесть. От такого соседушки свихнуться можно. Короче, главное – выдержать. Потом пусть наши с ним сами разбираются. Кстати, зеленых полос в его энергетике только добавилось. Похоже, он и сам на грани срыва. Веселенькая, блин, складывается ситуация. Верно?
После ужина мы все изображаем добропорядочную семью. Проводим, так сказать, досуг вместе. В нашей небольшой, но единственной, блин, комнате. Хе-хе. А ведь по настоящему-то деться друг от друга нам совершенно некуда. Только если Анну отправить в кухню, а парня спровадить в туалет. Ржача. Было бы замечательное уединение. Реально. Надо же, как он весь извелся, будто в жопе шило. Смотри-ка, с какой досадой зыркает по сторонам. Так бы нас с Анной и выпнул отсюда, была бы его воля. Зашибись. Короче, ясно, что ему не терпится забуриться в ванну. Глубокой ночью. Без свидетелей. Нормально. И что его так привлекает в этом? А? Просто представить не могу. В душ он ходит как часы. Это правило, которому пацан не смеет перечить. И правильно делает. Хе-хе. Тогда какого черта нужно еще плескаться в три часа ночи? Если вроде требуется подрочить, то почему с такой пунктуальностью? Блин, сплошные заморочки с этим дураком. И никакого объяснения из него не выдавишь, гадство. А, может, я смотрю не туда? И что-то или кто-то воздействует на него через воду. А он не в силах сопротивляться? Зашибись. Фантазии у меня точно вагон. Не забыть бы об этом напомнить наставнику. Окей.
Просыпаюсь от шума. Похоже, поросенок опять принимает водные процедуры. Офигеть. А Анна спит. И как, блин, ей все это не мешает? Мне бы так. Прислушиваюсь к себе. Вновь беспокойство, как вчера. Реально хочется вскочить и делать хоть что-нибудь, чтобы тупыми действиями отсрочить, отодвинуть беду. Нормально. Надеюсь, долбанный охранник всегда на связи. Иначе мне несдобровать. Окей. А вот и мальчуган. Светлая пижамка, мягкая поступь. Увидел гад, что я слежу, замер. Так бы и дала ему под зад!
- Сколько еще, придурок, ты будешь нам нервы мотать? Что за нафиг ты там выдумал каждую ночь? А?
Мой яростный шепот буравит тишину. Но не задевает пацана.
- Не слышу ответа. Ты там умер, что ли? Ведь руки-ноги откручу, если что. Улавливаешь?
Не дослушав, он прется дальше. Зашибись. Полный игнор. Абсолютный. Блин, надеюсь, завтра я найду проем. Иначе не выдержу и изобью идиота. Мало не покажется.
Утро приходит хмурым. Вставать не хочется просто жутко. Но тянет запахом кофе. Прикольно. Есть в жизни и положительные моменты. Верно? Нащупываю тапки. Делаю несколько наклонов для зарядки, хе-хе. И шаркаю умываться. Пока чищу зубы, крепнет убеждение, что все закончится именно сегодня. Ни днем позже. Круто. Что откуда берется, не понять. Но на самом деле я была бы только рада, если бы это оказалось правдой. Окей.
Анна щурит глаза, будто не выспалась. И вообще какая-то грустная и замотанная. Бедная. Выпало же ей попасть в такое дерьмо. Короче, если мои предчувствия верны, то вижу я ее в последний раз. Блин, даже в груди екает. Мне придется уйти сразу же. Выживших людей заберут другие. Проведут с ними работу, очистят память. Вот так. Теоретически Анну можно будет потом разыскать. Но она забудет и обо мне, и о многом еще. Жесть. Я для нее стану совершенно чужим и незнакомым человеком. Ерунда-то, блин, какая! Ерзаю на табуретке, не зная, что предпринять. И вдруг, неожиданно для себя, выдаю, какая судьба ждет их с пацаном. Нормально. По инструкции этого делать нельзя. Зашибись. Совсем офонарела.
Выхожу из дома чуть позже, чем собиралась. Снова ветер. Гонит по небу рваные тучи. Задувает во все щели. Жесть. Сразу становится холодно. Но идти сегодня все равно легче, намерз наст. Хоть это вперед, хе-хе. Натягиваю капюшон, засовываю руки в карманы. Брр! Здорово, что вчера мне удалось разделаться с заводом, сегодня бы там точно околела. Странно, что с исчезновением людей пропали кошки и собаки. Ни разу никого из них здесь не видела. То ли свалили, то ли засосало куда-то. Может, в ту же дыру, откуда хищники выпали. Окей. Остались одни птицы. Причем в основном вороны. Терпеть их не могу, гадство. Короче, в этот раз мне не везет, как никогда. Обычно бац-бац, и на отдых. А тут будто специально что-то водит за нос, затягивает поиски. Реально. Словно есть точка невозврата, после которой любые наши усилия станут бесполезными. Это я круто придумала, надо наставнику сообщить, пусть покумекает, болван хренов. Короче, реально все непонятно. И тот, кто нападал на меня, тоже затих до кучи. Может, ушел? Ведь делать ему здесь точно нечего. Ну вот какого черта торчать в городе, дожидаясь, когда тебя схватят? Даже дураку ясно, что просто так его в покое не оставят. Сам жить не захочет. Реально. Куратор считает, что это был одиночка. Я тоже так думаю.
Окей. Вот и нужный район. Несколько двухэтажных домов, остальные – пятиэтажки. Пора за работу. Проем ждет, чтобы его закрыли, хе-хе. Сегодня, блин! Поднимаюсь, спускаюсь. Перехожу из одного подъезда в другой. От этого дома к следующему. Мимоходом распугиваю стайку хищников. Прикольно. Сторонятся гады, больше не нападают. Наконец чувствую, что пора отдохнуть и перекусить. Окей. Чья-то очередная незапертая квартира. Пусто, холодно и пыльно. Впопыхах брошенные вещи, разбитое зеркало. Короче, жую холодные консервы, и настроение постепенно падает. Блин, а если я вообще не найду этот источник? Если его просто нет? Ведь никто из нас не изучал природу взаимопроникновения миров. Почему мы решили, что для их взаимодействия обязательно нужен проем? Наставники могут чего-то недоговаривать или не знать. Реально. В общем, либо его нет, либо прохожу мимо, не замечая. А дерьмо получается в обоих случаях. Зашибись. Что об этом думают наши орлы – дело темное.
Выбрасываю банку в мусорное ведро и иду дальше. Здания, лестницы, коридоры. Жесть. Начинает темнеть. Надо успеть отсмотреть последние два дома, без фонаря тут ноги переломаешь. Окей. Короче, пока источником и не пахнет. Раз, два, ступенька, ступенька, вверх, вниз. Никаких тебе летающих тарелок, лазеров, ультиматумов и прочего. А между тем вторжение медленно, но неизбежно набирает обороты. Верно? Интересно, хищников уничтожат всех или оставят парочку для изучения? Офигеть. А ведь никто не задумывался, кто такие сами наставники. Вполне возможно, те же завоеватели, только под другим соусом. В общем, один фиг знает ответы на все эти вопросы. Реально, хе-хе. Завершаю последний на сегодня подъезд. Зашибись. Не нашла ничего. Так куда же засунуть все мои предчувствия?
Плотнее заматываю шарф. Направляюсь в сторону берлоги. И спотыкаюсь, чудом не падая. Круто. Прохожу квартал, поскальзываюсь и все-таки сваливаюсь. Ударяю колени и сдираю ладони – ледяная корка не знает жалости. Дерьмо, блин, какое! Настроение реально опускается в минус. В голове кружатся бесконечные ругательства. Дома точно сорвусь и наору на кого-нибудь. Плохо, если это будет Анна. Потом самой же станет фигово. Еще хуже, если накинусь на пацана. Ведь на словах я не остановлюсь и излохмачу придурка в пух. А избивать того, кто слабее, такая дрянь, что лучше и не заикаться. Жесть, короче.
При входе в подъезд стукаюсь локтем. Ну вообще зашибись. Просто оторви и брось, нафиг. Сплошная невезуха сегодня. Зашипев, вспоминаю, что дома мало продуктов. Прикольно. Чуть не забыла, блин. Пришлось бы заново выходить. Окей. Первый этаж здесь я еще не грабила. Но начинать никогда не поздно. Верно? Хе-хе. Пинок в дверь. Кухня – напротив. Раздернув шторы, роюсь в квартире номер два. Всю жизнь мечтала заниматься мародерством, ага. Так круто, что офигеть.
За окном мелькает тень. От неожиданности дергаюсь и стукаюсь головой об какой-то угол. Вот же блинский блин! Зашибенский выдался день. Никак не скрыть восхищения, зараза. Прижав морду к стеклу, с той стороны смотрит хищник, сверкая бешеными глазами. Пошел нафиг, урод! Недоноски, блин, повсюду. Надеюсь, он не посмеет зайти сюда. Это слишком даже для такого офигительного вечера. Прислушиваюсь. Вроде, пока тихо. Окей. Снимаю с крючка авоську. Складываю крупы, бутылку масла, консервы, чай. Еще раз навостряю уши и выхожу на площадку.
Окей. В подъезде никого, и фон вполне приемлемый. Ну, короче, вроде нормально обстановка. Но ноги совсем не хотят идти, будто живут, блин, отдельно от меня. Круто. До кучи площадка у нашей квартиры заблевана желто-зеленой слизью, на цементном полу - глубокие царапины от когтей. Офигеть. Похоже, пацан развлекся на славу, придурок. Только бы они там с Анной не поубивали друг друга. Это было бы уж точно зашибись. Сразу вешайся, короче.
Окей. Все вовсе не так плохо. Вот Анна, по крайней мере, здоровехонька. Выходит встречать, вытирая передником руки. Моська бледная, губы дрожат. Но сама, вроде, пучком более или менее. И то вперед. Верно? Через несколько дней все равно наступит конец. Вне зависимости от моих долбанных предчувствий. Завершу обследование города. И свалю. А дальше пусть наставники присылают, кого им будет угодно. Искать несуществующий проем, хе-хе. Или еще какой дрянью заниматься. Это уже не мое дело. Реально.
Серега бурчит приветствие. И сразу отворачивается. Не хочет разборок, скотиныш? Да плевать я на тебя хотела, идиот. Смотри-ка, совсем не может усидеть на месте. Вскакивает, садится, дергает ногой, стучит пальцами по стене, мечется в разные стороны. Нормально. С чего бы такая активность? Ага, инородные полосы в его поле горят ярко зеленым цветом. Окей. Короче, если бы у него была возможность, он бы уже выбросился из окна. Стоп. Так ведь у него в наличие и масса других вариантов заколбаситься. Можно, например, повеситься. Или порезать вены. Таблеток напиться в тему. Реально. Однако ничего такого он не совершает. А, значит, нестабильность продолжает распирать ему мозги, грозя взорваться чем-нибудь другим. Но чем? Наблюдаю за ним, не зная, что предпринять. Разговаривать бесполезно. Реально. Мы поругаемся, он мне надерзит, и я его побью. Сразу лупить - тоже не имеет смысла. Окей. Лучше всего было бы закрыть придурка где-нибудь. Чтобы пацан физически не смог навредить никому, кроме себя. Короче, завтра так и сделаю. Запру в соседней квартире, а вечером заберу. Окей. Оставлять наедине с Анной нельзя. Мне кажется, парень окончательно спятил.
Ужин проходит, как в похоронном бюро. Потом пацан моет посуду. Это его обязанность. И кидает тарелки в сушилку с такой силой, что кажется, точно какую-нибудь разобьет. Нормально. Завтра же выпну гада. И без него тошно, хуже некуда. А он из кухни выходит злой. Глядит исподлобья, грызет ногти. Ну зашибись. Хоть сейчас связывай. Окей. Оглядывает нас и прячется за шторой. Какого, интересно, фига? И целый час его не видно, не слышно. Будто и нет там никого. Но мои нервы реально на пределе.
Ложимся спать. Чего-то кручусь, не могу заснуть. Сначала отрубается мальчишка. И это не может не радовать. Немного позже – Анна. А я так и считаю баранов, как дура. Через какое-то время появляется беспокойство. Ну, нам не привыкать. Верно? Окей. Но оно не только не утихает, а даже возрастает. Причем, до такой степени, что меня начинает трясти. Жесткое давление в солнечном сплетении сжимает тело в комок. Зашибись. На энергетическом уровне явно что-то происходит. Похоже, это атака. Но не могу уловить, откуда, и кто инициатор. Блин, офигеть. Так и сдохнуть недолго. Задействую все ресурсы на защитное поле. А его усердно пытаются сплющить. Блин, невыносимо! Забиваюсь в угол дивана, пытаюсь укрыться в кокон.
Вдруг будто вспышка молнии передо мной. Вижу, как встает со своего места пацан и шарит за шкафом. Опускается чернильная мгла. Слышу только свое дыхание, частое, словно у собаки. И тут мне становится так страшно, как никогда в жизни. В истерике вызываю наставника. Тишина и тьма. Будто в вакууме. Наедине с изначальным злом. Снова вспышка. Парень уже рядом! Глаза полузакрыты. На губах улыбка. Покачивается, расслабленный как тряпка. Что ему, черт побери, надо?? Медленно, это страшный сон, это страшный сон, поднимает руку. Там что-то блестит. Не могу оторваться. Смотрю, смотрю. Гадство! Нож! Аааа!
Он подошел ближе, чем позволяет защитное поле. Пытаюсь сглотнуть. Сухо. Пустыня. Что делать-то, зараза?? Зову гада по имени. Пытаюсь пробиться к сознанию. Как в пустоту. Зрение щелчками перескакивает с обычной картинки на энергетическое видение. И обратно. Затем оба изображения накладываются друг на друга. Зеленые полосы налились ярким ядом и вот-вот готовы лопнуть. Недоносок отводит руку назад и начинает двигать по направлению ко мне. Инстинктивно выставляю вперед ладонь.
Внезапно что-то меняется. Я не сразу понимаю, что. Пацан вздрагивает. Открывает глаза. Роняет нож. Сглатываю. По комнате кружит ветер. Душистый, с запахом цветов. Звучит странная музыка. Она до боли прекрасна. А слева открыт проем, откуда бьет желтоватый свет. По щекам мальчишки текут слезы. Он шепчет. В глазах такая тоска и надежда, что я фигею. Тянет ко мне дрожащие пальцы. Почти касается. Зашибись. Нельзя обидеть. Можно только сострадать. Сейчас, именно сейчас все разрешится. И отныне уже всегда и всем будет хорошо.
Но в то же мгновение черная пелена задергивает мысли. Открывая дорогу дикой, неизвестно откуда взявшейся злобе. Я делаю резкий выпад. Выбиваю энергетическое тело пацана из физического. Которое с мертвым стуком падает на пол. А светлая тень мгновенно всасывается в проем, схлопывающийся долей секунды позже.
Сижу, ослепленная навалившейся тьмой. Моя рука по-прежнему вытянута вперед. Она еще не успела опуститься. Так. Дерьмо. Гадское поганское дерьмо! Нет сомнений. Произошла непоправимая ошибка. Чудовищная!
У ног лежит бездыханный мальчик, а где-то сбоку кричит невидимая Анна.

Он
Слезы обжигают лицо, застывают ледяными каплями на шарфе. Стягиваю варежку, роюсь в кармане в поисках платка, вытираю глаза и нос. Господи, для чего устроено это представление? Чтобы я четко понял, что наделал? Признаться, крайне занимательный способ. Нельзя ли было попроще? Словно я до сих пор не удосуживался полюбопытствовать, каков результат моих действий. Поэтому мне его продемонстрировали сполна. Славно. И кто же, интересно, за всем этим стоит? Да. Обращенцы исключительно отвратительны, но разве люди были намного лучше?
Поворачиваю домой и совсем не помню, как дохожу. Вымотан до предела. Поэтому сразу ложусь спать. И открываю глаза только ранним утром. Вставать не спешу, вновь обдумывая вчерашнее происшествие. Признаться, оно действительно выбило меня из колеи. Странные маневры. Непонятные. Разве нет? Принимаю душ, варю гречневую кашу, делаю кофе. Не торопясь, ем, затем откидываюсь на спинку стула и смакую вкуснейший напиток, поглядывая в темноту за окном. Как-то грустно. Когда рассветет, отправлюсь в лес. На самом деле, это станет вернейшим лекарством.
Роюсь в фонотеке, выбираю фортепианные произведения Бирсона в исполнении Надса и сажусь в кресло, вытягивая ноги и сплетая пальцы рук. Очевидно, что помимо показа галереи уродов имелась и дополнительная причина вчерашнего спектакля - ведь к дому девушки меня элементарно не пустили. Но почему и кто? Да. Похоже, соваться туда больше не следует, запрет выглядит однозначным. Ладно.
Готовлю дополнительную порцию кофе. Ополаскиваю термос, наливаю и плотно закупориваю. Вынимаю из пристеночного шкафа круг сыра, отрезаю несколько кусков, вместе с хлебцами упаковываю в полиэтиленовый пакет и складываю в рюкзачок. Теперь тепло одеться – на улице минус двадцать - и на волю.
Вновь бегу по заснеженному лесу. Лыжню частично замело, но это не беда. Признаться, красота вокруг неописуемая. Ветер шумит в верхушках деревьев, осыпая меня искристой пылью. Ветви берез и осин покрыты инеем. Тишина, только треснет ствол, да каркнет ворона. Солнце расцвечивает белое полотно, заставляя его переливаться россыпью драгоценных камней. Ухожу дальше и дальше. Начинают попадаться следы зверей. Вот тут проскакал заяц, а там лисица преследовала мышь. Улыбаюсь, морозный воздух наполняет легкие, очищает мысли. Я становлюсь легким, звонким и очень чистым. Присаживаюсь отдохнуть на поваленную ель, от варежек идет пар. Синичка пикирует на куст напротив, смотрит одним глазом, покачивает хвостом и чирикает. Яркое желтое пятнышко на белом фоне. Перескакивает с ветки на ветку, клюет ягоды. Затем, взмахнув крыльями, улетает. Что ж, перекусить – неплохая идея. Снимаю рюкзак, извлекаю пакет и термос. Открутив крышку, наливаю горячий кофе. Славно. На свежем воздухе его аромат буквально пьянит. Откусываю бутерброд, запивая обжигающим напитком. Всматриваюсь в даль, вслушиваюсь в тишь. Где-то далеко стучит дятел. И умиротворение наполняет душу. А вот задняя часть тела начинает подмерзать. Со вздохом встаю, убирая термос и пакет в сумку. Потом несколько раз подпрыгиваю, опираясь на палки, и бегу вперед. Думать о происходящем в городе совершенно не хочется. Следить за девушкой – тоже.
Время проходит незаметно, и чтобы вернуться засветло, нужно двигать обратно. А идти назад, признаться, не настолько весело. Не ждешь ничего нового, да и все окружающее растворяют сумерки. Давненько я на такое расстояние не уходил. Вот и стемнело, скольжу почти на ощупь. Дома, показавшиеся в разрывах ветвей, вызывают тягостное чувство. Хочется действительно полностью отделиться от человеческой цивилизации и жить наедине с природой. Похоже, девушку все-таки придется как-то остановить.
Снимаю лыжи, поднимаюсь по загаженной лестнице на свою площадку. А наверху осторожные шаги, стук когтей по цементному полу. Надеюсь, внезапного нападения не произойдет. Вожусь с ключами у двери. Ощутив движение за спиной, резко оборачиваюсь. Метрах в трех позади мнется перевертыш и рассматривает меня. Странно, что такие неказистые и с виду неуклюжие создания могут подбираться столь бесшумно. Да. Достаточно большой экземпляр. Причем обращенный полностью. Внешне напоминает и волка, и гориллу, и адское чудище одновременно. И в полутьме выглядит действительно впечатляюще. Мы с минуту глядим друг другу в глаза. Вероятно, обычного человека он вполне способен подчинить своей воле. Затем варг разворачивается и с тоскливым воем пропадает в проеме лестницы. Почему-то перевожу дыхание, а потом открываю последний замок и вхожу в квартиру.
Так, лыжи - в угол, одежду – на просушку, принять душ, переодеться в сухое и теплое. Славно. Продуктов еще достаточно, можно приготовить суп. Но на неделе все-таки придется наведаться к бабе Кате на седьмой этаж, у нее уж наверняка сохранились запасы картошки, свеклы и тому подобного. Ставлю кастрюлю с водой на огонь, приступаю к чистке овощей. В голове толкаются невеселые мысли. Применять насилие я не люблю, тем более не хочу этого делать по отношению к человеку, который мне симпатичен. Девушка обладает способностями, сходными с моими. И она отличается от людей, населявших город. Но неисследованных ею кварталов остается наперечет. Поэтому мне придется что-то предпринять. Хорошо, что теперь у меня есть дополнительная возможность наблюдать за событиями с помощью мальчика: смотреть его глазами, слушать его ушами. Такие манипуляции возможны при частичном отключении сознания подростка, то есть не всегда, если, конечно, я не хочу причинить ему вред. Да. Слегка обжариваю морковку, свеклу, лук, чеснок и добавляю все это в кипящее варево, помешивая половником. Еще минут пять, и готово. Плохо, что нет сметаны. Без сомнения, ничто не мешает наведаться в соседний населенный пункт за пятьдесят километров отсюда, ведь обращенцы, скорее всего, туда пока не добрались. Но, боюсь, «Харраш» не одобрит такой поступок, и что-нибудь преградит мне дорогу как вчера.
Кипячу чайник, наливаю похлебку в тарелку. Пусть остывает, а я тем временем включу музыку. Разве нет? Вот так. Где моя большая ложка? Не спеша ужинаю, пью чай с вареньем, мою посуду. Немного почитаю, а потом надо укладываться спать, отчего-то кажется, что завтра предстоит напряженный день. Да. А девушка, похоже, нервничает. Тоже что-то чувствует? Закутываюсь в теплый клетчатый плед и устраиваюсь в кресло под торшером. Однозначно не хватает камина. Даже смешно, настоящий сквайр на отдыхе.
Пролетают полтора часа. Мои знакомцы готовятся спать. Находясь в сознании мальчика, слышу и вижу все, что воспринимают его органы чувств, хотя и слегка искаженно: звуки кажутся далекими, предметы – растянутыми и выцветшими. Ничего выбивающегося из основной канвы не происходит, поэтому откладываю книгу, расправляю постель и ложусь, выключив свет. Занавеска оказывается закрытой неплотно, и лунный луч скользит по полу рядом с кроватью. Таким манером скоро примется гулять и по моему лицу. Да. Приходится вставать и подходить к окну. На улице метель. Снежные вихри кружат в медленном танце. На секунду замирают, затем мечутся как сумасшедшие. Их движение завораживает. Встряхиваю головой, чтобы прогнать наваждение. Потом задергиваю штору и укрываюсь одеялом. Некоторое время раздумываю о том, что будет дальше, и незаметно засыпаю.
Раннее утро, темно. Девушка спит. Ее золотистый огонек в покое. Славно. Умываюсь, делаю зарядку, разогреваю вчерашнюю кашу, варю кофе. Пока завтракаю, огонек активизируется, значит, моя подопечная ходит по квартире. Мою посуду, убираю со стола. А девчоночка тем временем спускается по лестнице и направляется в сторону, удаленную от источника.
Сажусь в кресло, дремлю, полузакрыв глаза. Вздрагиваю от звука лопнувшей струны. Оглядываюсь в испуге. Ничего. Зато в моих руках лежит раскрытый «Харраш»: «Нужно уметь ждать. Но когда наступает время, избранный должен действовать, не раздумывая и не выжидая. Познавший предназначение несет ответственность за свой выбор».
Славно. Похоже, что-то происходит. Да. Девчонка в какой-то квартире, и ее защитное поле почему-то ослаблено. Возможно, такого хорошего шанса больше не выпадет. Вскакиваю, шагаю по комнате, собираясь с силами, и без промедления совершаю прокол. Вхожу неожиданно легко, выбивая ее осознание. Девушка лежит передо мной беззащитная и совсем маленькая. Одним движением проникаю в память, считывая прошлое, знания и опыт. Интересное дело, получается, она очень мало знает о тех, кому служит. Затем начинаю осторожно копаться в поле. Признаться, это кропотливая работа. Наконец нужный сенсор найден. Ставлю заглушку и собираюсь выйти.
Но внезапно мне наносят мощный энергетический удар, мгновенно выбрасывающий в беспамятство. Через пять минут прихожу в себя, провожу рукой по лицу. Что же случилось? Тщательным образом обследую свое тело. Энергетика не пробита, меня просто оглушили. А девушка? Стремительно вернувшись к ней, нахожу ее в том же положении вне этого мира. Заглушка на месте, ничего не тронуто. Не понимаю! Перевожу осознание девчонки в обычное состояние и покидаю место. Пройдет какое-то время, и моя подопечная очнется, ей ничего не угрожает. Конечно же, она поймет, что произведено нападение, но заглушку обнаружить не сумеет.
Вроде бы, все хорошо, но что было со мной? Кто и для чего атаковал меня? Да. Имеющаяся сила позволяет мне увидеть, что инородных объектов или следов манипуляций в моей оболочке нет. Странное дело. Выпиваю стакан воды, чтобы успокоиться. Затем обращаюсь к «Харрашу». Но никакой помощи не получаю, он либо не знает, либо держится в стороне. Не нравится мне это. К тому же, усиливается душевное беспокойство. Принимаю позу защиты, и не двигаюсь несколько часов, хотя никаких агрессивных выпадов больше не наблюдаю. А тут и девушка оживает. Славно. Расслабляюсь, настраиваясь на впитывание энергии пространства.
Давно стемнело, а ел я только утром, поэтому сейчас чувствую голод. Потираю руки, ставлю греть ужин, завариваю чай. Тишина, только капает кран. Наливаю суп, начинаю есть. Кап, кап, кап. Встаю, плотнее закручиваю вентиль. Нет, все-таки что-то не так. Сижу, напрягая слух. Боже, шорох в маминой светелке! Хотя нет, вроде показалось… Вот. Снова. И слабые голоса на пределе слышимости. Бред какой-то. Закрываю лицо, звуки становятся громче. По животу ползет струйка страха. Хватит! Порывшись в шкафчике, вытаскиваю ключи, подхожу к соседней комнате. Наверное, я спокоен, только пальцы немного дрожат. Ключ не сразу входит в замочную скважину, однако поворачивается легко. Мгновение выжидаю и толкаю дверь.
Смех далеко-далеко, словно не здесь. Темень. Окно выделяется чуть более светлым пятном на чернильном фоне. Осторожно ступаю вперед, пытаясь нащупать выключатель. И тут порыв ветра лупит в лицо, словно пощечина. Отшатываюсь. Холодный воздух рвется в распахнутую форточку. Вновь отдаленный смех. Невесомая тень скользит к окну и растворяется в ночном воздухе. Наконец мне удается щелкнуть проклятый тумблер. Помещение пусто. Славно. Каким же образом открылась форточка? А?
Запах варга неистребим, а ведь жил он здесь только неделю. Трудно вообразить, что за вонь в местах их постоянного присутствия. Да. Тщательно закрываю фрамугу, выключаю свет и запираю дверь. Внутренняя дрожь по-прежнему не дает успокоиться. Снова завариваю чай, пью, грея руки о чашку. Удивительные события творятся последние два дня. Такое впечатление, что в игру вступил кто-то третий. Либо существа, стоящие за «Харрашем» недооценили хозяев девчонки. В любом случае происходящее совершенно не нравится мне.
Требуется что-нибудь позитивное. Срочно. Включаю музыку, долго копаюсь в книжном шкафу, стараясь найти произведение повеселее. Самая забавная книжка оказывается в завале у задней стенки. Да. Повсюду зажигаю освещение, чтобы не стало страшно. Проверяю замки. Потом вытаскиваю припрятанные на крайний случай конфеты, удобно устраиваюсь в кресле под лампой и приступаю к чтению. Два часа подобного лечения, и мне становится значительно лучше. Смотрю на часы, давно пора спать. Разве нет? Но, даже лежа в постели, постоянно прислушиваюсь к шорохам и шумам, возникающим и пропадающим в квартире. До чего тревожно. Признаться, только третьего игрока нам и не хватало.
Ночью без конца просыпаюсь, снятся кошмары, в которых я куда-то падаю или от кого-то бегу. Утром встаю абсолютно невыспавшийся, с мутными глазами, осунувшимся помятым лицом и металлическим привкусом во рту. Отключаю повсеместную иллюминацию, потом умываюсь, ставлю чайник. Перекладываю оставшиеся у меня крупы, выбирая, чем же позавтракать. Все вызывает отвращение. Славно. Останавливаюсь на пшеничной, наливаю в кастрюльку воды, зажигаю огонь. Варю, помешивая ложкой. Настроение, признаться, совсем паршивое. В груди тянет, словно душу выдавливают. Надеюсь, хотя бы поставленная мною заглушка в порядке. Во всяком случае, девчонка обследует пустой квадрат. Выкладываю кашу, наливаю кофе, приступаю к завтраку. Но тишина буквально прессует. Встаю, включаю приемник, ищу какую-нибудь новостную волну. Везде либо шум, либо мяуканье. В итоге, наткнувшись на немецкие голоса, поворачиваю громкость на максимум и иду есть. Господи, все остыло! Сижу, брякая столовыми приборами в такт немецкому лаю. Такое ощущение, что мир - это злобное, мстительное создание. Славно. В подобном состоянии соваться никуда нельзя, похоже, придется отсидеться дома.
Вздыхаю, обращаюсь к «Харрашу». Он молчит. И на меня накатывает острое ощущение одиночества. Наверное, случилось нечто совсем непредвиденное, ведь ранее же он всегда был рядом. Мою посуду. Заняться совершенно нечем, и еще эта тоска проклятая. Да. Перебираю фильмы, запускаю старую комедию. Моя подопечная тем временем остается в фоновой сфере видимости.
Ближе к вечеру осознаю, что если не выберусь на прогулку, сойду с ума. Одеваюсь, хватаю лыжи, выхожу на площадку. Тихо, только ветер шелестит чем-то. Садится солнце, скоро станет темно. Но я рассчитываю обернуться довольно быстро. Спускаюсь по лестнице, оскальзываюсь и едва не падаю. А на улице сразу же накидывается мороз. Креплю лыжи и бегу по направлению к лесу. Здесь уже сумрак, лапы елей чернеют на фоне бледного неба и снега. Несусь навстречу свободе, невероятно вкусному воздуху и чему-то такому, чего просто так не выразить словами. Безоговорочно я вновь счастлив.
Через час отдаю себе отчет, что свет давно померк. Поэтому поворачиваю обратно. Всходит луна, превращая окружающее в сказочное царство. Останавливаюсь на минутку – передохнуть и полюбоваться. Находясь глубоко в чаще, понимаешь, что лес – живое существо, обладающее собственным сознанием. И появляться тут нужно только с незамутненными мыслями и намерениями, иначе оно может напугать или покалечить. Воздух прозрачен и искрист. Вдыхаю его полной грудью, затем трогаюсь с места. Мелькают синие тени на белой скатерти снега. И хочется кричать от счастья, хотя такое кощунство непозволительно. А город все ближе и ближе, и все беспокойнее мне становится. Мельчают деревья, уродливыми ветвями врастая друг в друга. Ведь аура чего-то нечистого проникает даже сюда. И участок пути непосредственно перед окраиной стараюсь пройти как можно быстрее.
У крыльца снимаю лыжи и едва не ощупью пробираюсь по подъезду. В квартире тишина, больше не слышно ни голосов, ни странных шорохов. Славно. Хотя, возможно, это пока. Переодеваюсь, разогреваю ужин. А девушка в данный момент спешит в свое убежище. Поев, опускаюсь в кресло, невольно прислушиваясь к отсутствию звуков. Я нервничаю и подавить это состояние не могу. Подключаюсь к мальчику. Они там тоже собираются ужинать, и моя подопечная отнюдь не весела.
Раскрываю «Харраш». Он так же безмолвствует, показывая прежние страницы. Ну что же, значит, появляется время для себя. Разве нет? Принимаю позу упорядочения энергии и проваливаюсь в пустоту безвременья. Когда возвращаюсь, пора спать. Вожусь, аккуратно раскладывая вещи, даже напеваю. Но затем ощущение чего-то грозно надвигающегося вновь проникает в меня. Сжимаю ладонями виски. Нужно срочно что-то сделать, что-то изменить. Внезапно мне становится холодно, срывающимися пальцами зажигаю огонь в кухне, грею руки. Меня трясет. Нет, не то! Пускаю горячую воду, встаю под душ, потом набираю ванну, ложусь, время от времени добавляя более обжигающей. И становится легче.
На верхней полке шкафа нахожу дополнительные одеяла, делаю в постели уютное углубление, забираюсь туда, стараясь сохранить тепло. Лежу с открытыми глазами, размышляя о собственной жизни, прошлом и будущем. Подобные мысли, как правило, ни к чему хорошему не приводят. Я знаю это наверняка. Поэтому пытаюсь выкинуть из головы абсолютно все, оставив там лишь вакуум. И, в конце концов, добиваюсь желаемого.
Просыпаюсь от голосов. Странное дело. Вокруг темнота. Смотрю на циферблат, надо же, прошло всего два часа. Приподнимаюсь в постели, кажется, что под дверью двигаются голубые огни. Слышатся мелодичные звуки, похожие на незнакомую речь. Нащупываю тапочки, в животе спазм. Встаю, включаю свет. Несколько минут собираюсь с духом и распахиваю дверь. Там пустота. Зажигаю повсюду освещение, прогоняя тьму. Я один, дрожат руки, в ушах звон. Ситуация просто невыносима, разве нет? Да. Запускаю музыку, принимаюсь с дикими криками носиться и что есть мочи колочу невидимого врага. Выдохнувшись, опускаюсь на табурет, приваливаюсь к стене. Страх ушел, теперь можно попить чайку. Вот так.
Происходит нечто, выходящее за рамки сценария, это совершенно точно. Мир вокруг нас непредсказуем, и никто не в состоянии предугадать последствия тех или иных поступков. Что, очевидно, я и имею возможность наблюдать. Думаю, своими действиями мы разбудили или привлекли внимание какой-то иной силы, цели которой неведомы. Под понятием «мы» в данном случае я подразумеваю сторону «Харраша», а также хозяев девушки. Возникающие в последнее время явления однозначно приводят меня к такому выводу. Создания, противостоящие владельцам «Харраша», не смогли бы управлять поведением обращенцев и, тем более, устраивать в моем доме подобные представления. А то, что «Харраш» находится в необычайной растерянности, ясно свидетельствует, что он тоже «не в курсе». На самом деле, эта иная сила может быть чем угодно, как конкретными живыми существами, так и некими воздействиями природы. Все это очень хорошо, однако что делать дальше? Насколько понимаю, мне неоднократно указали, что я не должен вмешиваться в текущий ход событий. При любой попытке я получаю щелчок по носу или пинок под зад в зависимости от интенсивности моих манипуляций. Отсюда следует, что остановить девушку собственными стараниями не удастся. При худшем раскладе – продолжении попыток – мне нанесут значительный физический или энергетический урон. С другой стороны, у меня имеются определенные обязательства перед «Харрашем». Разве нет? Дилемма выходит еще та.
В комнате что-то стукает. Я вздрагиваю, некоторое время выжидаю, но звуки не повторяются. Иду взглянуть, в чем дело. Оказывается, «Харраш» выпал из шкафа, раскрывшись на одной из страниц. Ну и ну! Поднимаю и вчитываюсь: «Узнавший о своем предназначении должен уметь ждать. И никакие сторонние силы не способны вывести его из равновесия, ведь он тот, кто избран. Избранный подобен охотнику, ждущему момента, чтобы нанести решающий и верный удар». Вот так. Видимо, те, кто стоит за «Харрашем», пытаются разрешить ситуацию, пока не стало слишком поздно. Неплохо, конечно, но что будет со мной в том случае, если перевес останется за хозяевами девушки? Меня непременно вычислят. А уйти в другой мир я не смогу, так как сумею открыть дверь только туда, где живут те жуткие создания. Хотя, возможно, это лучше, чем остаться в руках врагов. «Харраш» предлагает подождать. Хорошо, похоже, времени у меня навалом.
Вновь ложусь спать, и на удивление быстро проваливаюсь в пустоту, где плаваю, как в теплом океане. Затем проявляются сны, в которых я брожу с неведомым спутником по каким-то фантастическим эстакадам, громоздящимся выше и выше. Мимо пролетают странные поезда, а мы увлеченно беседуем о чем-то. Подходит очередной состав. Незнакомец тепло пожимает мою руку, шагает в вагон. И тот, обдав горячим дыханием, уносится прочь. Стою в растерянности.
Пространство идет рябью. Меня выносит в другое видение, промелькивающее очень быстро. Затем еще в одно. И, в итоге, выталкивает на поверхность реальности. Хватаю ртом воздух, боясь задохнуться. Постепенно прихожу в себя. Пытаюсь припомнить детали и сам разговор, который почему-то имеет огромное значение. Но все заволакивается туманом, не удается даже припомнить, что представлял собою мой собеседник. Похоже на то, что мне передали некоторую информацию. Подозреваю, это и был третий игрок. Но я не помню ничего! Неужели кто-то специально блокировал память?
Целый день мучаюсь, пытаясь восстановить содержание беседы. Добиваюсь лишь того, что образ сна становится более и более размытым. Даже пробежка по лесу не помогает воссоздать увиденное. А девчонка снова в пустом районе. И в любом случае сегодня она не найдет ничего. Хотя во мне растет уверенность, что как раз сегодня закончится все. Как именно и что «все», я не знаю. Однако не дает покоя ощущение завершения некоторого значительного этапа моей жизни и, более того, окончания некоторого периода в существовании планеты. Звучит смешно. И никаких оснований для подобных выводов я не вижу. Но, тем не менее, кажется точно так. Поэтому заняться чем-то осмысленным не получается.
Ближе к ночи тревога усиливается. Буквально не нахожу себе места, хотя пугающих явлений больше не происходит. Хватаю то одну книгу, то другую. Музыку включаю и выключаю. Хожу, считаю углы абсолютно без цели. Моя подопечная, как и предполагалось, возвращается не солоно хлебавши. Так что совсем не ясно, с какой стороны возникнет решающий толчок. Может быть, третья сила сама закроет дверь? Или просто кажется, что вот-вот что-то случится? Признаться, подобное бессмысленное ожидание угнетает. Как бы там ни было, принимаю душ и укладываюсь спать. Конечно же, уснуть не удается. Кручусь, верчусь, сминая простыни. И, боже, какая неудобная подушка!
Звук лопнувшей струны. Вскакиваю, вглядываясь в темноту. На кресле лежит раскрытый «Харраш». Поджимая босые ноги, беру его и прыгаю в постель. Посмотрим, посмотрим. «Настает переломный момент, когда избранный вступает в прямое противостояние с тем, что стоит на пути к его цели. Промедление подобно смерти, ведь препятствие стремится поменяться с охотником ролями. Избранный должен применить все свое искусство, силу, выдержку, для того чтобы выжить. Если нет другого способа, он должен уничтожить преграду». Да уж, сильно сказано. Неужели мне предлагается убить девчонку? Думаю, этим уже невозможно что-либо изменить. И лишать жизни я по-прежнему никого не собираюсь. Хотя медлить действительно нельзя.
Вхожу в сознание мальчика. Он спит, видит какие-то сны. Заставляю его подняться. Где-то за шкафом у нас был припрятан нож. Повторяю, в мои намерения не входит умертвить кого-либо, а вот поранить – вполне. Я обязан «Харрашу» и, хотя считаю, что на текущей стадии мы потерпели поражение, предавать его не желаю, поэтому доиграю до конца. Подросток, управляемый мною, бредет к постели девушки. Вижу крайне плохо, ведь его глаза все так же закрыты. Заношу нож над бездвижным телом. И вдруг уясняю, что девчонка вовсе не в объятиях Морфея, как предполагалось, а совсем даже в добром здравии и ясной памяти. Более того, она что-то говорит и смотрит в упор. От неожиданности делаю шаг назад, ведь глядящему на тебя человеку нанести удар гораздо сложнее. Но движение ножа продолжаю, собираясь задеть ей ногу.
Становится трудно дышать, словно нечто выпихивает меня из парнишки. Пытаюсь удержать внимание и сосредоточиться на действии. Что? Что это?? Свет бьет в глаза, они вдруг широко открыты. Справа от меня распахнута дверь в иное пространство, оттуда вырывается душистый ветер, едва не сбивающий с ног. Нож выпадает из руки. Внезапно я почти полностью утрачиваю контроль над мальчишкой. Он тянется к девушке, произносит какие-то слова. И тут меня окончательно вышибает из его тела. Оглушенный и ничего не понимающий я прихожу в себя.
С ума сойти! Моя подопечная никогда не смогла бы вышвырнуть меня так, как это было сделано только что. Бред какой-то! Пробую вновь войти в мальчика. Не удается. Ни с какой попытки. Так. Подросток либо мертв, либо находится в глубокой коме. Сглатываю сухой комок в горле. Раунд завершен. И он проигран безусловно. Мы ничего не смогли сделать. Инициативу взял в руки кто-то другой, а мы безжалостно выкинуты за сцену. И наше существование больше не имеет значения.

Анна
Не могу остановиться. Крик душит. Выворачивает наизнанку. Переходит в рыдания. Прижимаю стиснутые руки к лицу. Кусаю пальцы. Пытаюсь сдержаться, но все впустую. И не сразу слышу голос, монотонно повторяющий одно и то же. «Перестань, перестань, перестань, перестань…» доносится оттуда, где белым пятном застыла Тося. Судорожно вздохнув еще раз, замолкаю. Это словно сигнал для нее. Звучит резкий щелчок выключателя. Пронзительный свет. Ее руки дрожат, рот перекошен, а волосы вздыблены, как у призрака атомной войны. Мы смотрим друг на друга. Без слов. Сейчас не до них. Между нами ничком лежит мальчик. Будто мертвый.
Тося неловко опускается около него и осматривает. А я все на том же месте. Вцепившись в одеяло. Не в состоянии ничего сделать.
- Вот дурачок. Попал в западню, из которой не выбраться. Слышишь, в нем почти нет жизни. Жесть.
Киваю головой, соглашаясь. Не осталось сил, чтобы встать и убедиться в этом самой. Но я ей верю. Даже отсюда видно, что он бледен до синевы. Какая ужасная ночь. Какая ужасная…
Сижу, покачиваясь. Влево-вправо, влево-вправо. Так легче.
Не знаю, сколько проходит времени. Наконец девчонка предлагает перенести парнишку в постель. Не на полу же ему, в самом деле, всю ночь лежать. А потом надо попытаться поспать. Да, отличная идея, если хорошенько подумать.
Мальчишка оказывается тяжелым. Приходится в два этапа перетаскивать его на раскладушку. Ну, вот. Господи, руки у него болтаются, свесившись через края. Как у мертвеца. Складываю их вдоль тела. Зачем это нужно, не знаю. А девчонка укрывает сверху одеялом.
- Он умирает, Тося! Ты видишь? Ему необходима помощь. Ведь так он действительно погибнет!
- Да не могу я ничего! Вот пристала… Боюсь, и никто не сможет. Этого тебе довольно?
Сердце больно сжимается. Рыдания вновь подкатывают к горлу. Сквозь слезы вижу, как Тося, сжав губы, смотрит на меня почти с ненавистью. Размазня. Ну, да, да! И что? Думаешь, я не понимаю, что это тебе, а не мне впору устраивать истерики? Что это тебя, а не меня чуть не убили? Ну, и что дальше-то?
Не сказав ни слова, она разворачивается и выходит из комнаты. Ну, и пошла ты к черту! Сама разберусь как-нибудь. Утыкаюсь в подушку и реву, уже не сдерживаясь. Мне так сильно, так сильно жалко себя, господи! За что, ну за что все это? Пусть бы кто-нибудь другой, но не я, господи!
А продолжать жить ведь как-то надо. Улавливаешь, дорогая моя? Я бы даже сказала – втыкаешь? Очаровательно. Пора заканчивать, сколько можно лежать в соплях? И это правда. Достаю из кармана платок. Насухо протираю лицо, высмаркиваюсь. Отлично. Что дальше у нас на очереди? Так-так. Подбираю нож, отлетевший к стене, и, держа кончиками пальцев, отношу в кухню. Замечательно.
Из ванной появляется разгоряченная Тося. Поглядывает, словно не знает, как себя вести. Ой, да наплевать! Отворачиваюсь к окну. Тоже мне нашлась… Оп, додумать не успеваю, так как вдруг сзади меня крепко обнимают. Прелестно, только этого и не хватало. И чем-то все до того неприятно, что тут же стараюсь освободиться. Но девчонка сильнее. Жуть.
- Сейчас заору, мало не покажется! - Объятия сразу разжимаются. Прелестно.
- Мне так страшно и одиноко. Извини. Ты единственный живой человек рядом. Просто не смогла удержаться. Извини.
Прочищаю горло. Очаровательно. Ей захотелось человеческого тепла. А мне-то, что с того? Хотя, нет, придется помягче. Я по-прежнему в полной зависимости от нее, дорогуша. Поэтому отвожу девчонку в кровать. Заботливо укутываю одеялом. Достаточно? Надеюсь, убаюкивать и целовать не придется? Замечательно.
Греюсь под горячей водой, стараясь смыть отчаяние и ужас этой ночи. Почему с каждым днем становится только хуже? И я вынуждена привыкать и мириться. Господи, да будет ли вообще что-нибудь хорошее? Занятно, да? Забавные какие мысли.
А эта красавица еще не спит. Чего таращится? Мне вот в любом случае отдохнуть надо. Иначе заболею завтра. И тут же этот, неподвижный, лежит. Жуть. А что, если он передушит нас ночью?
- Может, мы привяжем его?
- Привяжем? А зачем?
Вот дура-то! Да затем, идиотка!
- Тебе не приходило в голову, что он может очнуться, пока мы спим? Умирать как-то совсем не хочется.
Тося долго смотрит на меня. В мозгах, что ли, слегка повредилась? Потом, будто нехотя, открывает кладовку. Замечательно. А вот и бельевая веревка находится. Просто отлично. Тщательно приматываем тело к раскладушке, проверяем узлы. Вроде бы все в порядке. А теперь, дорогая моя, пора спать.
Не могу заснуть. Кручусь, как юла. По-крайней мере сейчас на это есть основания. У девчонки же, напротив, тихо. Надеюсь, ей везет больше. Вот так. Никогда мне ничего не забыть, что бы она ни говорила. Будто навеки впечатано.
А вот утром не встать. Продираю глаза. Потом опять проваливаюсь в дрему. И так несколько раз. Наконец заставляю себя подняться. Ведь Тосю надо отправлять на работу, от результатов которой зависит, насколько быстро я смогу выйти из этой конуры. Причем, не опасаясь за свою жизнь. Отлично. И тут же спотыкаюсь, проходя мимо раскладушки. Жуть. Настоящее назидание. Указующий, так сказать, перст.
Умываясь, то и дело засыпаю в самых неудобных позах. Просто кошмар какой-то. Бреду в кухню, пытаюсь что-то делать. Все валится из рук. Каша подгорает, кофе проливается. Ну, замечательно. А как там дела у нашей супергерл? В комнате по-прежнему темно, и никакого движения. Она спит. Выпростав руку из-под одеяла и открыв рот. Забавно. Морщится во сне, даже стонет. Что же ей такое видится? Вероятно, не очень приятное. Тем лучше. Пора вставать. Осторожно трясу ее за плечо, зову по имени. Она мычит, с трудом разлепляет ресницы. Никак не может взять в толк, зачем ее будят. А я не отстаю. Настойчива, как никогда. Просто живая реклама батареек. Очаровательно. Борьба проходит с переменным успехом. В конце концов она хрипит «Да пропади все пропадом!», в чем я абсолютно солидарна с ней, и сдается. Прелестно.
Направляю ее в ванную, а сама иду варить новый кофе. Надеюсь, это мое последнее утро здесь. Выглядываю в комнату. Тося в задумчивости стоит возле мальчика. Оборачивается на скрип двери.
- Прикинь, не знаю, что с ним делать. Вчера-то ведь это был не он.
- В каком смысле?
- Да в самом прямом. Им управлял кто-то.
- Ты с ума сошла.
- Брось. Просто я вижу то, чего не улавливаешь ты. Вот и все.
Она цокает зубом. И вся сцена от этого выглядит несколько цинично.
- Пустой он сейчас. Как сдутая оболочка. Непонятно, кто и когда войдет в нее. В этом вся загвоздка.
Идея, что действительно кто-то иной, кроме владельца, может управлять телом, повергает меня в ужас. Слова застревают в глотке, не успев покинуть ее. Тося мнется, то ли раздумывает, что сказать, то ли что сделать.
- Короче, опасно оставлять его здесь. Лучше всего вытащить. Ну, в другую квартиру. Так всем спокойнее будет, точно.
- Господи, да там ведь холод собачий! Он часа за полтора замерзнет насмерть.
- Ну и что? Он и сейчас почти труп. Не думаю, что кто-то из наших сможет ему помочь.
- Из каких из ваших?
- Ой, блин, да неважно все это! Подумала бы лучше о себе.
- Послушай, я так не могу. Может, ты со своей компанией и привыкла убивать, я – нет.
В ответ получаю холодный оценивающий взгляд, видимо, призванный поставить меня на место. С ее точки зрения совсем незавидное. Прелестно. Но обрекать на заведомую гибель еще живое существо действительно выше моих сил.
- Ты не понимаешь, о чем говоришь. Впрочем, дело твое. В случае чего пеняй на себя.
На том мы и договариваемся. Очаровательно.
Тося уходит, а я остаюсь одна. Бесцельно брожу, стараясь держаться подальше от раскладушки с телом. И даже не столько опасаюсь, сколько инстинктивно избегаю наткнуться на что-то, в моем понимании сходное с уродством. Во всем подъезде тишина, только хлопает где-то незакрытая дверь. Солнце светит в замерзшие стекла, оставляя желтые квадраты на полу. Странно быть здесь совершенно одной. Непривычно.
Останавливаюсь у зеркала. Рассматриваю свое отражение. Тени залегли под глазами, уголки губ опущены, волосы всклокочены. Ну, замечательно. Беру расческу. И тут мне кажется, позади что-то мелькает. Стремительно оборачиваюсь. Нет, все по-прежнему. Показалось? Не знаю, не знаю. Сейчас я уже ни в чем не уверена. Несколько раз провожу щеткой по волосам, потом убираю их за уши. Ну-ну. Широко улыбаюсь своему двойнику. И сразу становлюсь похожей на миловидного гоблина. Занятно. Поправляю воротник кофты, одергиваю юбку. Хороша, ничего не скажешь.
Подхожу к окну, смотрю на улицу сквозь намерзшие узоры. Снега, снега. Деревья черными силуэтами на белом фоне. И дома с темными проемами. Никого. Даже нежитей сегодня не видно. Барабаню пальцами по подоконнику. Невесело. Оборачиваюсь, оглядываю знакомую до мелочей комнату. Мальчишка в ней выглядит даже не телом, а инородным предметом. Это, честно говоря, страшновато. Наверное, зря отговорила девчонку убрать его отсюда. Прелестно.
Вынимаю вязание, чтобы хоть чем-нибудь заняться. Мысли лениво перескакивают с одного предмета на другой. Отчего-то хочется есть. Забавно. Сейчас бы нормального горячего хлеба с поджаристой корочкой. Мечты, мечты. Надо же, как бестии там, на улице, развизжались. А ведь несколько минут назад никого не было. Просто подрались? Или не поделили добычу? Жуть, как верещат. Вроде бы их все же меньше стало. Может, часть отбыла осваивать новые территории? В общем, кто их разберет то…
Вскрываю консервы. Подцепляю куски рыбы. Очаровательно. Завтрак, так сказать, туриста. А в принципе, время задуматься об обеде. Как у нас дела с запасами? М-да, овощей маловато, пора пополнять. Нужно Тосе сказать об этом. Рассольник, наверное, сварю. Из них туда только картошка да морковка потребуется. Ну, хорошо. Режу, чищу, помешиваю, пробую. Наконец все готово. А день тянется, будто резина. Очаровательно.
В комнате как-то совсем тревожно. Убрать бы это тело куда-нибудь подальше, чтобы глаза не мозолило. И спиной к нему страшно поворачиваться. Кажется, там кто-то затаился и вот-вот нападет. Помаявшись немного, сдвигаю раскладушку к стене и отгораживаю столом. Отлично. Почти ничего не видно, а если и закопошится, сразу услышу. Вроде бы все возможные меры приняты, однако беспокойство не уходит. Стараюсь не думать о том, что вышло бы, если бы вчера планы мальчишки осуществились. Жуть.
Темнеет. Включаю лампу, собираясь почитать. Будто вызванный щелчком выключателя - шум отпираемой двери. Господи! Подскакиваю, прижав руки к груди. Что происходит?
Через секунду на пороге возникает Тося, приветливо помахивая ручкой, и корчит веселые рожи.
- Айн момент! Сейчас скину бутсы и доложу обстановку.
Дрожь пробегает по телу. Нет сомнений, это может означать только одно – все закончилось. Все! Должно появиться облегчение, а его нет. И слезы текут. Ну, замечательно. Вот метеором выносится девчонка. Скачет вокруг моего кресла, будто ей лет пять. Никогда бы не подумала, что взрослый человек может так вести себя.
- Ну, чего ты ревешь, дуреха? Свобода! Слышишь? Завтра тебя заберут.
Стараюсь улыбнуться, но получается плохо. Тося дергает меня за плечи, стараясь расшевелить. Потом бросает и, мельком взглянув на мальчишку, без единого слова мчится в кухню. Повозившись там, плотно прикрывает дверь. Прелестно. Воспитание у нее выше всяких похвал. Такую только в приличное общество выводить. Ну, да какое мне до нее дело, в конце концов.
Сижу, не двигаясь. Удивительно, произошли кардинальные перемены, но я ничего не чувствую. Абсолютно. И вокруг все, как и прежде. Так же завывает ветер за окном, так же тихо в квартире, и так же только мы втроем здесь. Очаровательно. Перебираю складки на юбке. Разглаживаю их. Что будет завтра? Где я окажусь вот в это самое время? А, дорогуша? И неужели забуду то, что намертво вырублено в моей памяти? Эту квартиру, чудовищ на улице, полоумного парнишку? И свою прошлую жизнь? Все, что сейчас кажется таким реальным и незыблемым. Не верится.
А вот и Тося. Улыбка от уха до уха. Переполнена, видимо, счастьем. Прелестно.
- Завтра, завтра. Это будет завтра. Мы наконец-то свалим отсюда подальше. Разве не здорово? Чего ты разнюнилась, балбесина?
Тут же обнимает, трясет за руки. Замечательно. И вовсе я не нуждаюсь в таком тактильном контакте. Чего это она выдумала? Освобождаюсь и встаю.
- Нужно разогреть суп. Думаю, ты голодна. Впрочем, как и я.
- И как ты догадалась?
Еще подмигивает, показывает язык. Нет, в больших дозах мне такого не вынести. В кухне ставлю кастрюлю на огонь, расставляю тарелки, приборы. Приглашаю девчонку. А в нее будто бесенок вселился. Такое впечатление, что передо мной совершенно другой человек. Занятно. Никакой серьезности, рассудительности, да даже усталости. Видимо, на самом деле она очень жизнерадостное создание, а мне просто достался один из безысходнейших периодов ее жизни. Да, очень забавно, какие выверты производит судьба. Более того, мне кажется, что иногда Тося забывает о моем существовании. И это неожиданно неприятно, дорогуша. Получается, девчонка нуждалась в моем присутствии, только когда ей было плохо. Отлично. Небольшой урок для такой дуры, как я.
Нет, вы посмотрите, совершенно не может усидеть на месте. Крутится, кидается мыть посуду, потом – собирать вещи. Как юла. Приходится самой доделывать то, что она бросила. Очаровательно. А сейчас что там такое? Поет? Так-так, полюбопытствуем. Ну-ну, выкладывает из сумки все, что ранее накидала туда, как попало. И действие украшает вокальным сопровождением. Очень мило. Косится на меня и начинает укладываться более аккуратно.
- А ты почему не собираешься?
- Извини, мне пока не до того.
- Почему?
- Потому. Как ты считаешь, зачем нужны старые вещи в новой жизни?
- Хм!
И ведь не объяснить ей ничего. Не поймет. Завтрашний день для нее – освобождение от тюремного заключения, не более. Куда там до попыток влезть в чужую шкуру! Ну, а мне надо отвлечься. Подбираю оставленную книгу, раскрываю на первой попавшейся странице. Взгляд скользит по строчкам, но смысл прочитанного совершенно ускользает. Прелестно. Займемся чем-нибудь другим. Достаю вязание.
Тося все так же носится вокруг, бурчит что-то, смеется. Не до конца собранная сумка зияет раскрытым зевом. Будто огромная жаба в ожидании насекомых. Забавно. Беспокойство мое от всей этой суеты и неразберихи только возрастает. Хочется тишины и покоя.
- Давай-ка спать ложиться. Утро вечера мудренее, насколько всем нам известно.
- Ну, ты даешь! Это же последний вечер здесь. Завтра все будет по-другому, и ничего не повторится.
- И что? Послушай, мне нужно отдохнуть. Я понимаю, что тебе все равно, но все же.
- Ну, ты странная, конечно. Ну, ладно, дело твое.
Конечно, я повергаю девчонку в недоумение. Никаких слов о вечной дружбе и благодарности, никаких потоков слез. Или что она там еще себе представляла? Занятно. Этот кусок жизни остается в прошлом. И для нее, и для меня. А будущее, насколько я чувствую, не нуждается в нашем взаимном соседстве. Подсознательно это понятно и ей. Не зря она время от времени отключается от моего присутствия. Замечательно. Зачем поддерживать то, что, по сути, уже мертво? Будет полезнее задуматься о своей судьбе. Оставят ли меня здесь, в страшном для меня городе? Или переселят в другое место? Что из воспоминаний уничтожат, а что сохранят? Кем вообще я буду в этом туманном неизвестном? Смогу ли использовать выпавший мне иной билетик судьбы? И что в нем написано?
Господи, какая неудобная постель! Еще нежити за окном завывают, как ненормальные. Словно чувствуют, что пришел их конец. Встаю в туалет, потом пью невкусную воду в темной кухне. Снова ложусь. Тикает будильник. Проходит час, другой, третий. Уснуть мне так и не удается. Очаровательно. Наконец в семь утра поднимаюсь, дальше ворочаться не имеет смысла. Собираю постель, аккуратно складываю белье. Долго умываюсь, пытаясь привести себя в порядок. Чем старше становишься, тем этого труднее добиться. Начинаю готовить завтрак. Последний раз. А ведь мальчишка не ест и не пьет уже вторые сутки. Жуть. Сколько человек может прожить без воды? Да, если ничего не изменится, он действительно умрет. Невесело все.
Тося, видимо, и не собирается вставать. Несмотря на то, что сборы ее вчера не были закончены. Забавно. Ну, что ж, пора мне вновь привыкать к одиночеству. Выключаю свет. Открываю занавески. Лунная дорожка лежит на снегу. Город стоит пустой и темный, вызывая в памяти самые безрадостные истории. Ветви деревьев колышутся от ветра. Ни одного чудовища. Кажется, пропали вдруг начисто. Вздыхаю и прижимаю лоб к стеклу. Все это в последний раз. Слышишь, дорогуша? Сажусь на табурет, прислоняясь спиной к стене. Я одна во мраке и тишине, будто одна во всем мире. Замечательно.
В комнате возникает шорох, как мыши роются в старых газетах. Интересно, что это? Неожиданно дверь медленно и беззвучно приоткрывается, словно в детской страшилке. Жуть. Мурашки бегут по телу. А щель все растет и растет, рождая в горле бессильный писк. Но вот в проеме появляется белое пятно, в котором, в принципе, можно угадать Тосю. Отлично. Она вертит головой и почему-то шепотом спрашивает:
- Ты чего тут сидишь в темноте?
- Не знаю. – Отвечаю тоже вполголоса.
На самом деле, ситуация выглядит такой нелепой, что мы обе хохочем без удержу. Прелестно. А потом она тянется к выключателю. И свет до того ослепляет глаза, что приходится прикрыть их ладонью. Девчонка, видимо, только что встала, так как ее щеку украшают отпечатавшиеся узоры, пижама перекручена, а тапочки перепутаны. Забавно. Демонстративно осматриваю красавицу с головы до ног и возвещаю:
- Хороша!
Она критически оглядывает себя. И так смешно изображает недотепу, что я вновь начинаю фыркать.
- Немедленно в ванную! Быстро умываться и одеваться! – Преувеличенно строго даю указания.
Она расшаркивается, мямлит «Прстите, мэм» и скрывается за дверью. Занятно. Заря новой жизни вовсе не так уныла, как показалось вначале?
Грею кашу, варю кофе. Тем временем вползает более или менее ухоженная Тося. Как-то бочком прокрадывается ко мне, дергает за рукав и кладет в ладонь какую-то вещицу. Сама же, оттеснив меня от плиты, намеревается раскладывать кашу по тарелкам. Немедленно раскрываю пальцы и вижу прелестную стеклянную зверушку, неведомого рода-племени. Кругленькая, с большой головой и ушками и просто огромными глазами цвета индиго. Замечательно! Игрушка испускает приятное тепло и сияние. Вот уж чего никак не ожидала, так подарка! Что все это значит? Пытаюсь поймать взгляд девчонки, но она его старательно прячет. Очаровательно.
- Тося, а что это?
Опустив голову, она бормочет, причем слов не разобрать. Но, не успев переспросить, получаю более внятный ответ.
- Это тебе. Ну, от меня. Возьми, короче, с собой. Попрошу, чтобы не забрали. Даже когда ты все забудешь, он останется. Ну, вроде напоминания обо мне.
Нет, чем дальше, тем интереснее. Получается, ей все-таки небезразлично, что будет со мной в будущем. Ай-ай-ай, какие повороты, дорогуша. Так-так. А ведь очень приятно, не обманывай себя. Явно дорогая ей вещь. Ну, с ума сойти. Пытаюсь скрыть улыбку и не могу. А глаза Тоси по-прежнему прикрыты ресницами, не разглядеть, что за ними. Очаровательно.
Мы молчим. Будто нам говорить уже не о чем. Я чуть не разливаю кофе, извиняюсь. Это, наверное, единственные слова за весь завтрак. Моя компаньонка явно чувствует себя неловко и, наверное, почти жалеет о том, что сделала. Занятно. Потом моем посуду, прибираем кухню, чтобы оставить после себя порядок. Почти как чужие. Словно через силу, девчонка рекомендует собрать вещи. В этом она права. Действительно, оттягивать уже некуда. Неторопливо складываю сумку. А Тося слоняется по квартире, не зная, чем занять себя. Вот, покусывая палец, предлагает свои услуги. Ну, уж нет, усмехаюсь я. От такой помощницы лучше держаться подальше. Иначе не разберешь, что и где лежит, все будет свалено в одну большую кучу.
Идет время. Ничего не происходит. Мы обе неподвижно сидим в разных концах комнаты. Вероятно, я почти готова к неизвестности впереди. Девчонка же постоянно прислушивается к чему-то. И в какой-то из моментов вскрикивает:
- Вот! Сейчас!
У входной двери раздается стук. Она сразу же бросается туда. Лязг открываемых замков. Ее радостный визг. Смех мужчины. Потом разговор. За нами пришел только один человек, других голосов не слышно. Боже, как же они там долго! Почему не заходят? Начинаю нервничать. Очаровательно. Только этого мне и не хватало. Наконец появляется счастливая Тося и высокий мужчина лет тридцати. У него твердый подбородок, уверенный взгляд. А зовут его Борис. Неплохое, надо сказать, имя. Да, дорогуша? И от моего напряженного взора не укрывается, что они не просто коллеги. Ах, служебные романы так нередки в наше время… Но мне неприятно. Я настолько привыкла думать, что девушка заинтересована только во мне, что она слишком одинока, и у нее совсем нет друзей. И мне крайне нелегко сойти с проторенной колеи. А придется. Ну, что ж, не в первый раз личиком да в грязь.
Поздоровавшись со мной, мужчина проходит к мальчишке, осматривает:
- Ну и дела! Сейчас ребята заберут парнишку, попробуем вытащить.
Развязывает и сматывает веревки, относит в кладовку. Движения его легки и упруги, как у хищника.
- А теперь, милые дамы, укажите своему верному слуге, что именно вы намерены взять в дорогу?
Тося фыркает, меня же такой стиль коробит. Прелестно. Тоже мне нашелся галантный кавалер! А он тем временем подхватывает указанные девчонкой сумки и исчезает.
- Пора одеваться, Анна. Давай, не мешкайся.
- Очаровательно. Так сразу?
- Да ладно тебе! Борис отвезет нас в одно место. Это исследовательская станция. Бояться реально нечего. Ну, ты там останешься. А я домой поеду. Все, Анна, хватит выкрутасов.
Прелестно. Что это она себе позволяет? Смотри-ка, отводит глаза. С чего бы? Господи, как все надоело. И я сажусь в кресло, вместо того, чтобы напяливать пальто и валенки. Тося бросает на меня быстрый взгляд.
- Ты чего не собираешься? Вот-вот придут, а у нас не у шубы рукав!
- Отлично. Ну и что? Мне все равно. Если вам так уж надо, сами и позаботьтесь.
- Анна, черт! Хватит дурью маяться. И так уже все в печенках.
Посмотрите-ка, как она заговорила. Замечательно. Еще немного, и отматерит или побьет. Видимо, не терпится поскорее покинуть этот скорбный приют. Вне зависимости от препятствий. А таковыми в данной ситуации являюсь я. Очаровательно.
- Анна, ну пожалуйста. Перестань выпендриваться.
- А разве я выпендриваюсь? Милое какое слово.
- А разве нет? Полюбуйся на себя!
- Ну, хорошо, отныне я сама покладистость. Однако, если не затруднит, подскажи, пожалуйста, а как долго продлится наше путешествие?
- Ну, какое это имеет значение?
- Для тебя, видимо, нет. Для меня – да.
- Блин, твои чудачества когда-нибудь сведут меня в могилу!
- Замечательно. Никак не могу взять в толк, о чем это ты. Мы ведь сегодня уже расстаемся. Нет?
- О, черт! Ну, да, да. Нам всего-то минут пятнадцать ехать.
- Отлично. Значит, перемещение произойдет в пределах города. Замечательно. Но тогда хотелось бы уточнить, куда именно отвезут? Что конкретно ожидает меня там? И, соответственно, когда я смогу освободиться?
- Блин, сколько вопросов. И ни на один я реально не знаю ответа. Но, в любом случае, бояться тебе нечего. Там работают обычные люди. Всех эвакуированных ждет карантин, частичная изоляция памяти и дальнейшая жизнь в полной уверенности, что никакого местного кошмара не было. Вот и все. Детали и частности мне неизвестны, извини. Устраивает?
- А ты? Что будет с тобой?
- Ну… Я другое дело. Короче, лично проконтролирую, чтобы тебя чики-пики разместили. А потом уеду.
Она еще смеется. И опять крутится в нетерпении. Отлично. Ни за что не позволю обращаться с собой, как с глупой простушкой.
- Солнышко?
- Чего? Давай интенсивнее.
- То есть ты хочешь сказать, через несколько минут то, что мы пережили вместе, исчезнет навсегда? Правильно понимаю?
- Э…Мы же вроде договорились, что потом я найду тебя. Что-то не так?
Жуть! Получается, я же еще и выступаю в роли просительницы. Ну, это тебе так просто не пройдет, засранка.
- Занятно. Просто идиотизм какой-то, ты не находишь?
- Это ты про что?
- Забавно, нас связывает столько, что другим и за всю жизнь не испытать. И, несмотря на это, мы расстаемся, как совершенно чужие люди. Вот что не так.
Играю отлично. Внутренняя злость придает мне только больше правдоподобия. Дрожь в голосе, слезы в глазах, потупленные взоры. Ну, же, ну! Что скажешь, мерзавка?
- Черт! Анна… Так по-дурацки.
И все же я добиваюсь победы. Замечательно. Тося долго и виновато всматривается в мое лицо, будто не зная, что предпринять. Потом неловко и крепко обнимает, утыкаясь носом в плечо. И наконец целует в щеку.
Едва удерживаюсь от хохота. И вовремя, так как на лестнице слышатся поспешные шаги. Все-таки, я тоже нагнула тебя, девчонка! Как там у Сент-Экзюпери? Никогда не читала?
В двери появляется Борис, а за ним еще несколько человек. Сразу становится тесно. Нас подталкивают к выходу. От волнения никак не могу застегнуть пуговицы. Ну, вот, готова. Тося выскакивает вперед, будто черти за ней гонятся. А меня мужчина галантно поддерживает под локоток. Очаровательно. Чтобы не убежала? Хватка у него, конечно, та еще.
На улице свежий ветер, солнце и простор с такой силой накатывают на меня, что приходится вцепиться в косяк двери, дабы не упасть. Господи, какое же громадное пространство вокруг! Нереально и неестественно! А воздух? Боже, как он вкусен и чист.
- Анна Васильевна, нам пора.
Мужчине не терпится выполнить возложенное на него задание. Притоптывая, он открывает дверцу большой машины, оказывается, ждущей нас у подъезда, и помогает мне влезть внутрь. Впереди уже елозит девчонка, крутит настройки приемника. Борис усаживается за руль. Все, поехали. Очаровательно. Улицы частично расчищены. Ни людей, ни нежитей. Пустота.
Деревянные двухэтажки окраины. Затем деревья, деревья вокруг. Выехали за город. Занятно. Куда же мы двигаемся? Что-то не припоминаю никаких построек в этой стороне. Ближайший поселок в полутора часах быстрой езды. Так-так. Сворачиваем в сторону от основной дороги и останавливаемся. Прелестно. Вокруг только лес. В животе медленно холодеет. Что они собираются делать в чистом поле? Услужливое воображение тут же предоставляет несколько вариантов развития событий.
Вот попутчики оборачиваются. Но вместо лиц имеют хари чудовищ. Очень впечатляет. Мои руки самопроизвольно принимаются ощупывать сиденье в поисках чего-нибудь, похожего на орудие защиты.
Тут девчонка действительно оглядывается. Да так внезапно, что я вскрикиваю и откидываюсь назад. Подмышками струится пот. Замечательно.
- Эй… С тобой все в порядке?
Киваю. Но, вероятно, делаю это слишком энергично, так как по ее физиономии скользит тень участия. Тося перегибается ко мне и пожимает руку.
- Не дрейфь, мы уже приехали.
- И где же вы собираетесь меня закопать? – мирно интересуюсь я, ведь теперь перед моими глазами маячит уже второй по выразительности сюжет.
Она вытаращивает глаза и прыскает со смеху:
- Ну, ты все так же артистка хоть куда!
Такой вариант меня не устраивает тоже. Выдергиваю кисть из ее пальцев и уточняю:
- Подскажи, если нетрудно, в каком дупле или берлоге находится ваш исследовательский центр? Что-то ничего подходящего не наблюдаю поблизости. Приношу извинения за неудобный вопрос.
- Сейчас ты сама все увидишь, глупыш.
Она хитро щурится и покусывает нижнюю губу.
Тем временем Борис покидает наше средство передвижения и направляется в лес. Как мне видно отсюда, по целине. Останавливается шагах в двадцати. Очаровательно. И вдруг, откуда ни возьмись, перед ним возникает стеклянная двустворчатая дверь, сквозь которую льется теплый свет. Господи! У меня буквально челюсть отвисает. Вокруг этого входа продолжают стоять, покачивая ветвями, деревья.
- Что? Что это вообще такое?
- Да так. Увидишь сама, дуреныш.
Девчонка пытается скрыть улыбку, успокаивающе похлопывает по плечу. Как для нее все просто и понятно, да, дорогуша? Мужчина поворачивается к нам и машет. Мы выходим. Сильно пахнет хвоей. Отлично. А далее меня буквально волокут по еле заметной тропке. Занятно, такое насилие вовсе не в моих интересах.
- Очаровательно, но зачем так тащить? Неужели нельзя поспокойнее?
- Прекрати, Анна. Ну, хотя бы сейчас, ладно?
А что такого? Так ведь, дорогуша? Делаем привал неподалеку от хмыкающего мужчины. Дверь медленно открывается. Внутрь. Забавно. Оттуда идет приятно щекочущий воздух. И вроде бы это не похоже на ворота в ад. Делаем несколько шагов.
Холл. Три коридора. Мягкий, с длинным ворсом, ковер. Мерцающие стены. Занятно, ей богу. Садимся на диван. А вот и Борис с нашей поклажей. Теперь прощается, жмет руки и выходит. Чудесная двустворчатая матовая дверь закрывается, не пропуская ни запахов, ни звуков снаружи. Очаровательно. Чего мы ждем? Тося молчит, покачивая ногой. Кажется, ее также раздражает бездействие. Барабаню пальцами по обивке. Неувязка?
Наконец из центрального прохода показывается человек. Здоровается с нами, доброжелательно улыбается и подхватывает сумки.
- Ну что же, пойдемте, гости дорогие.
Девчонка морщится, словно ее заставляют есть лимон. Занятно. Похоже, этот господин не очень нравится ей.
- Твою подопечную разместим в пятом секторе. А тебя – в четвертом. Рядышком. Можно посплетничать, развести, по девичьи, тары-растабары, – он хихикает, по-свински похрюкивая.
Тося угрюмо молчит. Спина напряжена, пальцы сжаты. И вдруг взрывается:
- Какого черта?
- Хладнокровнее, хладнокровнее, мон ами. Тебе нужно отдохнуть, придти в себя.
- Ты так считаешь?
- Даже без сомнений. Потом уж домой. А тем временем поможешь нам выявить чародесника, который и заварил все это непотребство.
- Ну, начинается! Нет, ну, какого черта? Ты уверен, что задание согласовано, а?
- Конечно, конечно, мон ами. Зачем так нервничать?
- И отдыхать я хочу дома, понял? А не в этом коровнике!
Интересные подробности выявляются, дорогуша. Оказывается, не все так согласовано и ладно среди тех самых «наших», как их называла девчонка. Занятно. И определение, данное месту, в котором я буду находиться, тоже мне как-то не по вкусу. Хорошо, что хотя бы не «свинарник».
- Нет, ну что за бред? Нашли помогателя, как же! Ты что, не знаешь границы моих возможностей? Как с дуба рухнули, блин!
- Остынь, милая, и послушай внимательно, что я тебе скажу.
- Ищи себе милую в другой стороне, понял?
- Давай, не будем отвлекаться, ладно? Короче, на данный момент обнаружено два человека, помимо твоих жильцов. Возможно, будут найдены еще, так как очистка города пока не завершена. И у нас есть определенные основания считать, что герой не ушел с поля боя, а по некоторым причинам затаился. Соответственно, он должен скрываться среди этих людей. Улавливаешь? И именно у тебя был длительный энергетический контакт с ним. Понимаешь, что это значит?
- Здорово! Лучше не бывает! По-твоему, цель всегда оправдывает средства?
Да, на этом празднике жизни я явно лишняя. Очаровательно. Но что же дальше? Мне по-прежнему непонятно, кто они такие, чем занимаются, и что за ужас творится в нашем городе. Для выводов нужно больше информации, дорогуша.
Тут мы останавливаемся у одной из дверей, которая немедленно отъезжает в сторону. Мужчина приглашает войти. Оглядываюсь на Тосю. Та кивает мне. Ну, что же, посмотрим, что за дареный конь нам достается.
Выглядит, как двухкомнатная квартира с санузлом и кухней. Но не так все просто, как кажется. Больше всего поражает возможность управлять видом за окном, включая тип местности и время года. Причем, с террасы, куда ведет один из выходов, можно спуститься в реальный кусок пространства. Отлично. Завтра же займусь его изучением на предмет побега. А тем временем интересуюсь у этого хлыща, насколько свободны мои перемещения.
- Ах, совсем заболтался с вашей подругой, извините. Меня зовут Алексей Георгиевич. Да, именно так. Что же касается ограничений, то они таковы: внутри блока передвигаетесь, как пожелаете, а вот входная дверь будет заперта. При необходимости связывайтесь со мной или с Анастасией. Вот так.
- Замечательно. Извините, а Анастасия – это кто?
- Не понял вопроса.
- Странно. Ну, вы же явно не Анастасия. Поэтому хочется понимать, к кому еще я могу обратиться, помимо вас.
- Анна, он имеет в виду меня, – досадливо морщась, в разговор вступает Тося.
Ну, и новости, дорогуша. Наша скромница, оказывается, в миру именуется «Анастасия». Прелестно. Чем дальше в лес, тем больше дров. Что еще припрятано в его чащобах?
- Очаровательно. Не подскажете ли, уважаемый, когда закончится мое заключение?
- Ну, это вы хватанули. Тут не тюрьма, милейшая. И вы не отбывать срок сюда прибыли, а пройти обязательный карантин. Вам все понятно?
- Забавно. Мне ясно только одно, любезный, что разговор наш проходит абсолютно впустую. Знаете, я очень устала. Не соблаговолите ли вы оставить меня одну?
Хлыщ пожимает плечами и выходит. А глаза девчонки сияют, она подмигивает мне, шепчет: «Все будет в порядке, поверь». Затем дверь за ними закрывается.
Слава богу наконец-то никого. Со вздохом опускаюсь в кресло. Это место мне вполне подходит, чтобы немного передохнуть. Я имею в виду блок или сектор или как там он у них называется. Замечательно. А еще очень хочется есть. Просто зверски, если уж быть точной.
Заказываю салат из овощей, тыквенный суп, отбивную, два куска хлеба и нормальный зеленый чай. Отлично. Через минуту заказ готов. Забираю его с подноса, пододвигаю мягкий стульчик к столу и начинаю с аппетитом поглощать то ли ужин, то ли обед. Прелестно. Так вкусно давно не ела, дорогуша. Пальчики оближешь. На этакой дармовщинке того и гляди животик отрастишь.
А теперь пора заняться благоустройством. Разбираю вещи, переодеваюсь, настраиваю цвет стен на позитивные тона. Тем временем за окнами темнеет, и в квартире зажигается мягкий рассеянный свет. Очаровательно. Немного культурного досуга совсем не помешает. Выбрав одну из книг, пытаюсь читать, но уже через несколько минут утыкаюсь носом в страницу. Забавно. Похоже, бессонная ночь дает о себе знать. Зачем же мучиться?
Расправляю постель, иду в ванную. Хорошая все-таки штука – горячий душ, дорогая моя. На ароматическую ванну меня сегодня точно не хватит. Господи, и что за наслаждение очутиться в хорошей постели, когда совершенно нечего бояться. Замечательно. Все, спать.

Тося
Мои руки дрожат. Трясется все тело. И Анна вопит без остановки как резаная. Жесть! Я тоже на грани. Но женщину просто необходимо заткнуть. А встать и врезать ей сейчас я не в состоянии. Сжимаю руки в кулаки и вдруг замечаю, что губы без конца произносят какое-то слово. Снова и снова. «Перестань», - шепчу я. Пытаюсь успокоить то ли себя, то ли ее. Зашибись. Пацан почти мертв. Энергетический двойник покинул его. И мальчишка теперь больше похож на растение, чем на человека. Сколько в таком состоянии живут, не знаю. Может, несколько минут. А может, годы. Дерьмо. Реально непонятно, что произошло. Одно ясно, им кто-то управлял.
Женщина вдруг затихает. Прикольно. Включаю свет. Щурюсь. Она вся зареванная. С красным распухшим лицом. Наверное, мой видон немногим лучше. Офигеть. Просто сцена из дома сумасшедших. Серега лежит, неловко подвернув конечности. Весь будто переломанный. С запрокинутой башкой, закатившимися глазами и полуоткрытым ртом. Полное дерьмо. Сажусь рядом и всматриваюсь. Да, блин, самой мне ему не помочь. Стопроцентно. Вот зараза. Надежда только на кого-нибудь из наших. Бедняга, ничего-то он в жизни не успел повидать. Жалко придурка. Реально.
Анна продолжает всхлипывать и икать. Тоже, блин, забота на мою голову. Тяжело вздохнув, поднимается. Подходит к нам. Все вперед. Гладит мальчишку по щеке, бормочет что-то. Она реально потрясена не меньше меня. Вот как бывает, и не думаешь, не гадаешь. Зашибись. А со стороны ведь выглядит, будто мы с ней молимся. Да-а. И тут меня пробивает на офигенное ха-ха. Буквально давлюсь от смеха, блин. Зажимаю рот, хрюкаю, захлебываюсь. Жесть. Так бы и наподдавала себе.
Окей. Предлагаю закончить пялиться без толку и перенести его на постель. Ведь он не собака, в конце концов. Короче, тащим, пыхтим и не с первого раза заволакиваем тело на раскладушку. Блин, такой тощий, а тяжелый. Ни за что бы не подумала. Укрываю парня одеялом, подтыкаю со всех сторон. Какой бледный, гадство. Будто потерял всю кровь. Жесть, короче, реальная. А мне холодно зашибись. Словно изнутри. Блин. Встряла по самую макушку, зараза. Тут еще до кучи Анна принимается снова рыдать. Черт! И без того тоска выше крыши, слышишь? Заткнись, дура!
Пусть, короче, сама успокаивается. Не нанималась в жилетки! Какое все-таки дерьмо, блин. Включаю горячую воду. Плюхаюсь, не дожидаясь, пока ванна наполнится до краев. Ух, как здорово. Тепло волной бежит по телу. Окей. Сегодня я чудом избежала гибели. От данного факта никуда не деться. И все же реально не понимаю, как пацан сумел пройти сквозь мое защитное поле. Но это случилось. Окей. И лежала бы сейчас Тосенька холодная и мертвая. Верно? Если бы не вмешательство кого-то третьего.
В общем, то, что на меня напали, в принципе неудивительно. Возможно, я вплотную подошла к источнику, и инициатор решился атаковать, подчинив своей воле мальчишку. Он вполне смог бы это сделать, судя по его силе и умениям. Окей. Короче, вот она я, и вот безвольная кукла Серега. Пока все логично. Но кто открыл проем-то, блин? А потом вышиб энергетическое тело из парня? А? Ну, насчет проема еще туда-сюда. Хотя в здравом уме я его точно не пробивала, слишком была напугана. Но манипулировать энергетикой другого человека явно не из области моих возможностей. Окей. А это означает, что мною тоже управляли. Пусть и считанные секунды. Кто-то обошел хваленую защиту наставников, сделал проход и моими руками ухайдакал мальчишку. Зашибись. Мы просто пешки в чужой игре. Реально.
Окей. А может, именно так сработал охранник? Если честно, не верю. Слишком мудрено и запутанно. Гораздо проще и целесообразнее без всяких заковырок автоматически увеличить поле при нападении. Хотя вообще-то фиг их знает, этих наставников, блин. Они такие мутные. Окей. Короче, выходят сплошные непонятки. А информации почти ноль. Прикольно.
Подливаю горячей воды. Такие размышления только с ума сводят. Реально. Вот, блин, живешь и считаешь, что все пучком, ведь ты круче других. Да еще до кучи офигительные существа тебя поддерживают и опекают. Разве может что-нибудь угрожать, а? И тут какой-то хрен неожиданно наносит удар. Бац! И все твои убеждения и взгляды летят к чертям собачьим. Зашибись. Ведь получается, чувак, запустивший сюда хищников, или же его покровители намного мощнее наших наставников. Хотя, погоди. То, что выкинуло отсюда пацана, спасло меня. А противники мои вовсе не заинтересованы в таком раскладе. Верно? Окей. Тогда третий игрок? Ф-фу, снова становится жутко.
Выползаю в комнату. Анна стоит у окна. Спиной ко мне. Блин, это зашибенский шанс немного догнаться. Чтобы уж совсем придти в норму. И она не успевает даже дернуться, как я, хрясь, и крепко обнимаю ее. Круто. Толчки человеческой энергии долбятся в мое тело, наполняют его горячими ручейками. Ведь рядом со мной обычный, нормальный, живой сапиенс. Тут главное, не переборщить, не отнять слишком много. Здорово, блин. Мысли о непонятных силах, чужих пространствах и игроках расплываются, тают. А женщина тем временем пытается освободиться и, похоже, вот-вот заорет. Окей. Наверное, действительно пора. Разжимаю руки. Ну, теперь внутри точно полный порядок. Спасибо за помощь, пупсик. Я этого не забуду, хе-хе.
Просыпаюсь оттого, что трясут за плечо. Что еще за ерунда? Зарываюсь в подушку, укрываюсь с головой. Но нифига не прокатывает. Вот ведь настырные, блин, какие! Ругаюсь, мычу, отпихиваюсь, как могу. Но оставляю поле боя побежденной. Так хочется спать, просто ужас. Отрубаюсь даже на унитазе. Офигеть. Сегодняшнее утро однозначно создано, чтобы дрыхнуть, дрыхнуть и еще раз дрыхнуть. Верно? Блин, мучения мои блинские. Глаза щелочками, рожа опухшая, как с перепоя. Нормально. Короче, надо бы умыться, причесаться, того-сего.
Просовываюсь в кухню. Там запах подгоревшего кофе. Анна движется как сомнамбула, хе-хе. Тоже нифига не выспалась, бедняга. Пытаюсь открыть зенки пошире. Не эскимос ведь я в конце-то концов. Удается, блин, плохо. Сознание в натуральном коматозе. Не помню, что ем, не помню, что пью. И вроде даже не разговариваю. Зашибись. Потом на автопилоте топаю в комнату. Пора, нафиг, собираться. Верно? Ну, и ладно. Вот только с пацаном что делать? Он все еще жив, если на то пошло. И оставлять его здесь просто так совсем неохота. Мало ли кому вздумается войти в неподвижное тело. Чтобы, гадство, завершить начатое. Окей. Может, тогда перетащить аборигена к соседям? А? Ну, мысль, конечно, хорошая. Но ведь замерзнет нафиг. Насмерть. Ладно, рисканем, пусть будет, как есть. До вечера.
Проверяю узлы на веревках, которыми парень привязан к раскладушке. Порядок. Медленно одеваюсь, по-прежнему борясь со сном. Окей. Интересно, знают ли наставники о ночных событиях? Наверное, да. Не лохи же они. Но на связь со мной никто не выходит. Нормально. А вот почему? Трудно сказать. Они такие странные. Фиг поймешь, как поведут себя в той или иной ситуации. Окей. Остается лишь надеяться, что навсегда меня здесь не оставят. Хе-хе. Это было бы слишком. Верно?
Выбитое окно, заблеванная лестница, похабная надпись на стене. Знакомо все до мелочей. И вновь ветер в лицо. Круто. Моя тропинка почти заметена. Но по-настоящему фигово становится, только когда сворачиваю в сторону. Окей. Первая остановка – детский сад. Занесенные качельки, карусельки и еще некие сооруженьица. Пробираюсь к двери. Она немного приоткрыта, но завалена снегом. А зазор слишком узок. Не пролезть, блин. Раньше везло больше, зараза. И ни лопатки с собой, ни каёлки. Окей. Отрыть ногами тоже не удается. Зашибись. Ну, где наша не пропадала? Иду вдоль стены в поисках другого входа. Местами проваливаюсь чуть не по пояс. Нормально, блин. Уже вся в поту. Остальные двери вообще оказываются запертыми. Бдят, короче. Чтобы не проник злоумышленник, хе-хе. Зато вскоре попадается неплотно прикрытое окно. Расшатываю раму. Она, в конце концов, подается внутрь. Прикольно. И подоконник на уровне колена. Короче, влезаю без проблем.
А там темно из-за задернутых штор. Окей. Оглядываюсь. Это спальня. Кровати аккуратно застелены, книжки расставлены по местам. Кажется, вот-вот приведут на тихий час салаг. Если бы, блин, не холмики снега повсюду. И пыль. Понятно? Окей. А вот по коридору напротив все перевернуто. Раскиданы игрушки. Изорваны и сбиты в кучу ковры. В спальне – не лучше. Дерьмо. Гребанные недоноски. Жрать такую малышню – последнее дело. Небось, со мной-то предпочитают не связываться, после того как накостыляла пару раз. Сволочи. Надеюсь, смерть детишек была мгновенной. И они не успели реально понять, что происходит. Очень надеюсь, блин. Думать о произошедшей здесь бойне просто невозможно.
Кстати, интересно, ведь я ни разу не встречала маленького хищника. Странно. Может, их держат где-то отдельно и не выпускают? Любой инициированный человек превращается в урода. Инициация происходит автоматически при укусе. Окей. И дети в данном случае не исключение. Тогда куда же они все деваются? Ведь должен их мучить голод. Как и всех остальных. Верно? Короче, получается одно из двух – или им приносят жрачку, или же они загибаются, не имея возможности умереть. Ужас, если учесть то, что хищники практически неуничтожимы. Жесть, блин, какая. Реально вам всем, гады, в аду гореть!
Обхожу второй этаж. Чисто. Окей, посмотрим, что дальше. Вылезаю наружу через то же окно. Впереди девятиэтажка и давно заброшенный деревянный дом с двумя подъездами. Чуть поодаль еще штук десять таких же строений. Круто. Работы не очень много. Можно будет захватить следующий квадрат. Двигаю, хрустя снегом. Чего-то сегодня совсем тихо. Ни одного хищника не видно. Попрятались, что ли? Или свалили на новые угодья? Поди, именно это они так возбужденно обсуждали на собрании в цехе. Хе-хе. Снова проклевывается задачка для наставников. А, короче, нечего расслабляться, если уж на то пошло.
В многоэтажке всего один вход. И это не может не радовать. Верно? Поднимаюсь выше и выше, обходя коридоры и лестничные клетки. Нежилым веет от всех этих пустующих помещений. Того и гляди выскочит привидение. На пятом останавливаюсь передохнуть. Тишина, блин. Только где-то поскрипывают половицы. Наверняка сами по себе, а не под тяжестью чьих-то ног. Окей. Ну, ладно. Ступени, перила, обшарпанные стены. Ничего и никого. Зашибись. На последнем опять торможу. Выглядываю в окно, держась за подоконник. Внизу серые крыши двухэтажек, черные силуэты деревьев. А вон за той полоской леса река, покрытая сейчас толстым слоем льда и снега. Часть города как на ладони. А что ждет его в будущем, я не знаю.
Перехожу к заброшенному дому. Он точно покинут еще до заварушки. Одна стена покосилась. В крыше дыра. Весь облезлый будто черти что. Нормально. Как бы мне там не рухнуть куда-нибудь. Или, блин, не зашибло бы какой-нибудь хренью. Короче, надо осторожнее. Реально. Двигаю в левый подъезд. Кучи тряпья, битого стекла и осыпавшейся штукатурки. На площадке три двери и деревянная лестница, ведущая наверх. Так холодно, нафиг. Будто градусов на пять ниже, чем на улице. Интересно, почему? Осматриваюсь, ставлю ногу на ступеньку.
Что это, блин? На ровном коричневом фоне протаивает черное пульсирующее пятно. Отшатываюсь, едва не падая. Что за ерунда?? Во рту мгновенно пересыхает. Черт! Это же на энергетическом уровне, балбесина. Офигеть. Посмотрим ближе. Верно? Только аккуратненько. Проблем нам совсем не нужно. Окей. Шаг. Второй. Третий. Так. А вот и площадка. Круто, очаг за дверью справа. Влипаю в стену. Нажимаю ручку. Не дай бог, заперта. Поддается не сразу, зараза. Визжат петли. Здорово, мне повезло. Путь свободен. Окей. Пока вокруг тихо. Минуту выжидаю. Потом влетаю в квартиру, захлопывая дверь за собой. Зашибись, тудыть-растудыть! Прямо передо мной в глубине комнаты бьется черный вытянутый овал. Мертвое солнце с темными протуберанцами. Так вот ты какой? С ума сойти.
Завороженная, гляжу в его нутро. А там переливаются яркие цвета. Неизменно переходя в черноту. Но иногда завеса истончается, и можно угадать иной мир. Зараза. Влечет почти неодолимо. Сглатываю, провожу ладонью по лицу. Офигеть. Так. Окей. Почему меня не пытаются остановить? Оглядываюсь. Никого. Окей. Подойдем вплотную, чтобы удар был предельно точен. Блин, притяжение растет скачками! Не вырваться! Блин!!
Прихожу в себя чуть дальше от прежнего места. Ничего не помню. Зашибись! Тело дрожит. В кожу впились тысячи иголок. Во рту пустыня. Подмышками и на лбу пот. Кидаю взгляд на часы. Прошло двадцать минут. Блин, это ни о чем не говорит. В том пространстве может течь совершенно другое время. И воспоминаний вообще никаких. Жесть полная. Окей. Брось трястись. Лучше посмотри, хватит ли сил? А? Гадство, опять я встряла. Как обычно в этом проклятом городе. Так, поле вроде без пробоев. Хоть в чем-то круто. Смотри-ка, черное солнце по-прежнему вытягивает и втягивает щупальца. Как ни в чем не бывало. Нормально. Прямо темное пламя, составленное из разных цветов.
Ну, что, поехали? Собираю свободную энергию в один пучок, несколько секунд держу, а потом выкидываю мощный протуберанец в сторону источника. Есть! Минуту еще видна узкая щель, из которой пробиваются черные языки. Но песенка их спета, хе-хе. И вот передо мной просто унылая комната. Со свисающими клочьями обоев, выломанным у стены полом и кучами хлама по углам. Зашибись. В изнеможении сажусь на корточки. Колотит еще сильнее, блин. Интересно, где радость от хорошо выполненной работы? Удовлетворение где? А? Ничего нет. Только огромная усталость и пустота. Жесть.
Вызываю куратора. Докладываю о результатах. Прошу день отдыха. Не возражает. Договариваемся, что чистильщики прибудут только завтра. Короче, мне дают время немного оклематься. Здорово. Окей. Но что-то во всем этом не так. Верно? Вернулась ли я туда же, откуда ушла? И вернулась ли именно я? Офигеть, сколько непонятного, ведь ничегошеньки не помню, реально. Такое впечатление, что какая-то часть сознания неуловимо изменилась, и к прошлому не вернуться.
Затекли ноги. Поднимаюсь, пытаюсь размять их. Окей. Очень дует из окна. Холодно, гадство. Пора возвращаться, обрадовать Анну. Но в голове крутится одна и та же мысль – почему меня никто не остановил? Мне позволили закрыть проем. Без проблем. Будто это укладывалось в чей-то неведомый сценарий, а я успешно отыграла свою роль. Зашибись. Разгадывать такие загадки не моя специфика. Мозги буксуют и перегреваются. Окей. Спускаюсь на первый этаж. Под подошвами хрустит мусор и битое стекло. Выхожу на улицу. На душе так дерьмово. Словно подгадила. Или сделала дрянь. Зашибись. Оглядываюсь по сторонам. Все это я вижу в последний раз. Пинаю куски наста, топчусь на месте. Жалко городишко, блин. Фиг знает, почему. Окей, но не торчать же здесь из-за этого вечно. У девятиэтажки оборачиваюсь. Снова рассматриваю заброшенное здание. Вот странная штука, в развалюхе нет ничего особенного. Таких сотни тысяч повсюду. Но только эта блеванула тьмой. Офигеть.
Тащусь еле-еле и вдруг понимаю, что хочется еще раз обойти город. Прежде, чем покинуть его навсегда. Блин. Сколько раз я проходила по этим улицам и кварталам? Распугивала хищников. Месила снег, проклиная все на свете. Мечтала выбраться. И словно приросла, не оторвать. Зашибись. Тут дофига деревьев. И днем, оказывается, совсем не мрачно. Отсутствие людей и запустение реально тревожат только ночью. Здания будто осели, притаились в ожидании неведомо чего. Снежная пыль осыпается с неосторожно задетой ветки. Прикольно. Темные пятна раскрытых дверей. Серые, словно слепые окна. Да ведь нет там никого. Ни злобных упырей, ни уродливых кощеев. Вот как получается, блин.
А вот и окраина. Дальше начинается настоящая тайга. Здорово. Почуять смолистый воздух, это, наверное, именно то, что мне сейчас нужно. Окей. Пробираюсь еле угадываемой дорогой к лесу. Нелегко, блин, зато весело. Но внезапно налетевший ветер поднимает с крыш снег. Покрутив, бросает его мне в лицо. Нормально. Пытаюсь прикрыться, поворачиваюсь спиной. Вихрь неутомимо танцует вокруг, не давая ступить ни шагу. Гадство. Туда мне почему-то нельзя. Это ведь явное предупреждение. Без сомнений. Придется возвращаться. А так жалко, блин. Топаю обратно. И ветер тут же стихает.
Наверное, надо бы зайти в квартиру Анны, чтобы захватить что-нибудь из ее вещей. Ведь она туда больше не вернется. Но я уверена, что покинутое жилище только нагонит тоску. Окей. В конце концов, все закончилось. Как мне и хотелось. И это должно радовать. Верно? Откуда же тогда ощущение, что что-то упущено, сделано не так? Когда, блин, и почему. И, кажется, дело даже не в пацане. А в чем-то по-настоящему значительном. Зашибись. Самокопание – реально неблагодарное занятие. Ведь что сделано, уже не вернуть. И кто может точно сказать, где ошибка, а где удача?
Подъезд встречает настороженной тишиной. В последний раз поднимаюсь по его ступеням. Полуоторванные почтовые ящики. Выщербленные стены. Цементный пол в пятнах и выбоинах. Особенно у нашей двери – привет от Сергея и его зверинца. Задерживаюсь на площадке, еще раз окидывая взором окружающее. Да, блин. Привыкаешь ко всему. Кажется, так было и будет всегда. Но это неправда. В любой момент можно изменить привычный ход событий. Перенаправить его в другую сторону. И тогда наступает время прощания. С кем-то или чем-то. Жесть. Это бывает больно до слез. Реально. Но мне хорошо известно, что впереди, возможно, ждет чудо. Ради которого нужно ломать привычные вещи. Жаль, что Анна этого не понимает. Для нее перемены – зло и страх, что будет хуже, чем сейчас. И никак не объяснить, не тыкнуть носом. Блин. Она осталась в живых, это главное. Выпал второй шанс. Так не упусти его, пупсик.
Окей. Вздыхаю и захожу. В коридоре темно. Пахнет супом. Почему-то совсем тихо. Наверное, Анна задремала. Стараясь не шуметь, расшнуровываю ботинки. Вдруг в комнате что-то с грохотом падает. Черт! Подскакиваю и, волоча полуснятый башмак, бросаюсь к двери. Рядом со столом торчит Анна с выпученными от страха глазами. Ее руки слегка дрожат. А возле ног валяется, чуть покачиваясь, настольная лампа. Нормально. Короче, ничего ужасного, блин. Одни приколы. Опять дуреха навоображала себе черти-что. Окей. Буркнув приветствие, скрываюсь обратно. Не в полушубке же мне тут торчать. Верно? Но тормозить нельзя точно, от Анны можно ожидать чего угодно. Хе-хе.
Она сидит в кресле. Очень прямо. Значит, волнуется. Окей. По лицу ее пробегает судорога. Которую легко принять за выражение отчаяния. И она тщетно пытается это скрыть. Бедняга, блин. Даже как-то неловко.
- Успокойся, пупсеныш. Все закончилось, слышишь? Реально. И твое будущее будет намного лучше прошлого.
- Господи, неужели это правда?
Анна и верит, и сомневается. А я, как обычно, не знаю, какие слова подобрать. Ну, и фиг с ним. Я же не психолог, в конце-то концов. Верно? Да и возиться совсем нет времени. Нужно поговорить с чистильщиками. Обсудить, что и как. Окей. Плотно закрываю дверь кухни, вызываю коллег. Прикольно. Хоть в чем-то везет, хе-хе. Мой давний друган назначен руководителем группы. Круто. По крайней мере, идиотов здесь завтра не будет. Блин, неужели через несколько часов свобода? Нормальные люди, разговоры, смех. И никакого жуткого города, страха, хищников? Хе-хе. Неужели так бывает? Тут ведь реально двинануться можно. А главное, утром поеду домой. Здорово, ух!
Анна опять затихла. Наверное, боится. Теперь уже - завтрашнего дня, хе-хе. Вот ведь бедолага. Интересно, трусила бы я сама в такой ситуации? Фиг знает. В чужую шкуру не влезешь, хе-хе. Но, блин, в любом случае ее жизнь станет лучше. Иначе никак. Верно?
Ну, блин, она еще и слезы лила. Что за человек? Все бы нюнить. Радоваться надо, а не реветь. Гадство. Я так не могу. Прямо не знаю, что предпринять. Начинаю чепуху молоть, кривляться. Даже самой противно. Блин, свалить бы сейчас отсюда. Угораздило же, зараза, договориться об отсрочке. Но ведь, с другой стороны, прикипела тут ко всему, фиг отдерешь. Вот и решила, дура хренова, немножко погодить. Попрощаться, оглядеться в последний раз. Чтобы по-хорошему вышло. Ну, теперь и получай фашист гранатой.
Вечереет. Мы молчим, думая каждая о своем. А напряженность между нами растет. Изматывает, блин. Выходит, нам даже не о чем говорить. Зашибись. Исподтишка наблюдаю за Анной. Моська неподвижная, без эмоций. Какие мысли бродят в ее голове, а? Проходит час за часом. Но ничего не меняется. Офигеть. В конце концов обстановка накаляется до того, что я готова на что угодно. Реально еще секунда и ударю Анну, изобью. Но мгновение проходит. Все остается по-прежнему. Обреченно смотрю на часы. Нифига себе! Так поздно, а ничего не сделано. Зашибись. Скрипнув зубами, бросаюсь собирать вещи. Роюсь в шкафу, шарю в ящиках. Сгребаю вываленное в одну кучу и пихаю, как попало, в сумку. Потом выбрасываю обратно, так как не влезает. И по новой. Становится реально легче. Прикольно. Смотри-ка, Анна тоже зашевелилась. Что-то подбирает, рассовывает. И изредка посматривает на меня, но все так же ни слова. Окей. Ну, и фиг с тобой, золотая рыбка. Пошла ты нафиг. Блин, надо же, какой тухлый вечер! Зашибись.
Наконец отправляемся спать. День завершился. Он отличался от других, прожитых здесь. Но и ему пришел кирдык, хе-хе. Окей. Задание, пусть и с грехом пополам, выполнено. Подведена черта некоторому периоду моей жизни. Завтра иссякнет знакомство с Анной. Прекратится, так сказать. Женщина забудет все. А я двину домой. Круто. И только мне решать, познакомимся ли мы вторично. Окей. Лежу тихо. Стараюсь отогнать все мысли. С соседней постели тоже ни звука.
Среди ночи вдруг открываю глаза. Снилась такая тоскливая фигня, что зашибись. Даже рожа мокрая от слез. Нормально. О чем было, не помню. Обрывки сна уходят, и их уже не ухватить. Вокруг тишина. А мысли опять начинают кружить, стремясь встыкнуться в привычные рельсы. Блин, ведь мне реально жалко расставаться с Анной. Мы как-то связаны, наверное. Черт. Подарить бы ей что-нибудь особенное. Яркое. Чудесное. Что осталось бы с ней навсегда. И тревожило. И беспокоило. Несмотря на то, что никаких воспоминаний нет. И тогда было бы уже неважно, встретимся ли мы когда-нибудь еще. Круто. Я молодец. Голова, хе-хе. На самом деле такая штуковина у меня есть. Ведь в кармане сумки спрятан звереныш. Игрушка, найденная в одном из странных миров. Милый, смешной и теплый. Как талисман. Он согревает руки. А заодно, и душу, когда ей холодно и грустно. Здорово?
Просыпаюсь. Еще темно. Интересно, сколько времени? Реально такое безмолвие вокруг, не слышно даже дыхания. Видимо, Анна спит, хе-хе. Ну, я тоже стараюсь не шевелиться. Надо же, последнее утро в Задрючинске. Уже сегодня меня здесь не будет. Прикольно. Надо взглянуть на недотепу сейчас, пока она дрыхнет. И постараться запомнить. Фиг знает, как сложатся события дальше. Верно? Хе-хе. Бесшумно встаю. Просовываю ноги в тапочки. И крадусь к ее кровати.
Черт! Она пуста! Белье стопкой в изголовье. Офигеть! Куда же делась наша белоснежка? Везде темно, тихо. Будто исчезла, растворилась. Скрылась. Зараза. Жесткий спазм в животе. Блин, неужели она не та, кем казалась? Дерьмо! А если она инициатор?? Ой, нет. Я сейчас прямо тут и сдохну. Надо же было так лохануться! Зашибись. Так, спокуха. Давай-ка сначала проверим туалет и кухню. Никого! А в кухне?
Блин! У стола определенно кто-то есть. Светлый силуэт на сером фоне. Шепот срывается с моих губ.
- Ты что тут делаешь, дуреха?
- Ничего. Просто так сижу. А что? – шепчут в ответ.
Торчать тут одной, во мраке, как мышка – вполне в духе Анны. Реально. И ничего странного или непонятного. Вот же я балбесина. Начинаю ржать. Она тоже. Страха, нафиг, и не бывало. Гогочем, прямо как две идиотки. Нормально. Щелкаю выключателем. Ну, передо мной обычная Анна. Жмурит глаза от ослепительного света. Правда, бледная немного. Зато прилежно причесана и одета. Ну ты, фу ты, хе-хе. А я, видимо, выгляжу черти как. Реально. По ее взгляду видно. Вот. И прикалываться уже начала. Зашибись. Похоже, с настроением у нее сегодня лучше, чем вчера. Здорово. Надо же, выставляет меня за дверь. Типа с таким видоном к ней не появляться. Окей. А мы чего ж? Наше дело маленькое, хе-хе. Привожу себя в порядок. Заплетаю косички. Ну, вроде сойдет. Верно? А теперь подарок. Вытаскиваю уже собранную сумку. Нахожу в потайном кармашке звереныша. Кручу в руках, прощаясь. Блин, вообразила же такое: Анна – инициатор. Ржача. Скоро точно лечиться придется, хе-хе. Пора, короче, завтракать.
Анна стоит вполоборота. У нее четкий профиль, тонкие кисти рук. Волосы мягкими волнами ложатся на плечи. Офигеть. Нужно запомнить ее именно такой. Окей. Женщина поворачивается. Улыбается, касаясь пальцами губ. И отходит к столу. Мне почему-то не по себе. Прямо не знаю, как отдать ей звереныша. Поди засмеет. Или решит, что дура. А она спокойненько так расставляет посуду, поглядывая на меня. Ну, блин, решайся! Вот. Дергаю ее за рукав. Вкладываю игрушку в ладонь. И сразу гляжу в сторону, типа я ни при чем. Фух! Ну, что там? Повисает неловкая тишина. Жесть. Блин, наверное, опять все не так. Она с непонятным выражением рассматривает подарок. Еле слышно говорит «Спасибо». И опускает голову. Похоже, снова я как-то встряла. Черт. Завтракаем в молчании. Мне крайне неудобно, нафиг. Не знаю, куда деть руки. Куда – ноги. Гадство. Может, я здесь уже лишняя? Проглатываю кашу и кофе, не ощущая вкуса. Не поднимая глаз, выскальзываю в комнату.
Вновь перетрясаю рюкзак, стараясь понять, не забыла ли чего-нибудь. Пацан, как и раньше, неподвижно лежит в постели. Привязанный будто невольник. Он по-прежнему почти мертв. Зачем-то глажу мальчишку по голове. Блин. Наверное, мне просто жалко его. Может ведь быть такое объяснение? Окей. Так беспокойно, прямо на какашку исхожу. Все кажется неправильным, зараза. Из кухни появляется Анна. Украдкой смотрю, не зная, как себя вести. Женщина растерянно застывает посреди комнаты. Похоже, не понимает, за что браться. Окей. Предлагаю помощь. Она с сомнением оглядывает меня и отказывается. Ну, и ладно. Не больно-то и хотелось. Верно? Сама достает из-под шкафа сумку. Перебирает вещи на полке. Движения нерешительные, замедленные. Видимо, тоже не в своей тарелке. Окей. Сажусь на подлокотник дивана. Но тут же вскакиваю. Кажется, реально взорвусь, если не двигаться. Нормально. Колбашусь по комнате, прислушиваясь к шуму снаружи. Блин, вот-вот должны зарулить коллеги. Опа! Это они!
Стук в дверь. Кидаюсь в коридор. Рву дверь и не могу сдержать радости. Круто! Борис, хе-хе. Немногословен, редиска. Ну, как обычно, блин. Ух! Стискивает, приподнимает, целует в щеку. Зашибись. За столько времени первый нормальный человек. Не задрюченный от страха. Не двинутый от напряжения. И даже не хищник. Хе-хе. Здорово. Мой нос прижат к твердой груди. Сплюснут, можно сказать. А мне пофиг. Понятно? Ну, ладно, ладно, блин. Хватит. Слышишь ты, дурашка? Хе-хе. Хватает мои ладони. Спрашивает про дела. Ржача. Короче, оказывается, пацаном займутся сами наставники. Офигеть. Поместят в спецотсек. И будут исследовать. Вот идиоты. В общем, выходит, не они его выкинули. Интересненько, интересненько. Немножко прикалываемся на их счет. Ржача. Как же я, блин, довольна, хе-хе.
Анна торчит у окна. Конечно, нафиг, любимое место. Смотрит на нас в упор, сцепив руки на груди. Прямо ангел мщения, блин. Хе-хе. Борис, редиска, сразу подбирается, глядит кошачьими глазами. У, предатель! Изо всей силы пихаю его в бок, шипя инструкцию. Он со смешком подмигивает. Показывает язык – во ржача. Шутя, отругивается. А потом смывается, точно от греха подальше, хе-хе. Уж я-то бы ему накостыляла. Уходит, подхватив сумки и пообещав вернуться. Минут через десять. Окей.
Ну, чего там? Ну? Взор в никуда. Губы стиснуты. Ну, блин, конечно, хе-хе. Как иначе-то? Она так отстранена, что я замираю тоже. Две, нафиг, статуи. Что-то там изображающие, хе-хе. А время-то идет. Наконец кашляю. Сообщаю, что надо шевелиться. Лучше бы я молчала, блин. Анна дергается, как от удара. Лицо искажается. Словно ей больно. Зашибись. У меня почему-то перехватывает дыхание. Быстро отворачиваюсь. Только всяких сюсек-масюсек не хватало. А она говорит, что невозможно расставаться вот так, словно мы едва знакомые люди; невыносимо и нельзя. Жесть. Каждое слово придавливает как камень. Втягиваю голову в плечи, боясь обернуться. Мутотень какая, блин. Ну, да. Наверное, нельзя. Ну, и что теперь делать-то? Вешаться, что ли? Черт. Сжимаю и разжимаю пальцы. Внутри холодеет. Обосраться, короче, видимо, и не жить. Окей. С шумом выдыхаю воздух. Подхожу к этой белоснежке. В общем, тыкаюсь губами куда-то в моську. И вроде даже обнимаю. Жесть. Ну, блин, бабы! Все сумеют вывернуть так, что мамаша родная не узнает. Ф-фу.. Аж вспотела вся.
Шаги на лестнице. Ну, слава богу, блин. Можно освободиться. А сзади опять тихое «Спасибо». Как утром. Зашибись. Ребята здороваются. Хлопают по плечу. Жмут руки. Подшучивают и ржут. Ух, поросята. Потом отходят к пацану. Тем временем Борис подталкивает нас с Анной к выходу. Блин, сгораю от нетерпения поскорее выбраться отсюда. Одеваюсь так быстро, как только могу, хе-хе. А вот Анна возится. Как в коматозе застегивает, завязывает, подтыкает. Жесть. Не могу дождаться, когда это закончится. Прямо ерзаю на месте. Переминаюсь с ноги на ногу. Сама бы все напендюрила, честное слово. Ой, ну наконец-то! Вываливаем на площадку. И тут я реально не выдерживаю, хе-хе. Несусь вниз будто метеор, вопя прикольную песню. Пулей вылетаю из подъезда. Несколько раз подпрыгиваю, обегаю машину, кручусь ежиком. И замираю, переводя дыхание. Здорово. Стало натурально легче. Хе-хе. Всегда бы так. Вот и эти двое выползают. Как старикашки, блин. Заскакиваю на переднее сидение. Врубаю музыку. Ну, нафиг, не дождаться! Закрываю руками лицо. Толчок. Покатили. Ура! Отвожу ладони. Прикольно. Ездить уже реально отвыкла. Борис с улыбкой косится на меня, редисина. Хе-хе. Строю ему рожу и отворачиваюсь. Свобода-а, короче, нас встретила у входа-а! Уэааааааааа!
На станции мы некоторое время торчим без дела. В ожидании, блин, руководителя группы научных изысканий. Так бы и дала ему под жопу. Реально. Спецом заставляет нас тут маяться. Уж я-то эту скотину хорошо знаю. Индюк хренов. Не нашли никого получше, как только этого идиота. А сваливать, никому не препоручив Анну, нельзя. Посмотрим, блин, что он там наисследует, кретин.
Борису, к сожалению, задерживаться некогда. Поэтому он уходит, пожелав нам удачи. Везет же некоторым. Хожу туда, сюда. Рассматриваю знакомые картинки на стенах. Офигеть. Бездействие определенно наводит тоску. Даже завтрашняя встреча с Борисом как-то не радует. Блин. Анна еще тоже молчит. Хоть бы сказала что-нибудь, нафиг. Сейчас волком завою, гадство.
Ну, вот и недоносок. Окей. Презрительно оттопыренные губы. Откляченная задница. Ручки свои ухоженные несет впереди как кролик. Надо же, до чего противный! И ни слова извинения. Реально. Ох, получит у меня этот дерьмоед когда-нибудь, блин. Мало не покажется, честное слово. Ну, короче, двигаем. Провожаем Анну в ее отсек. И тут мне сообщают, что работка-то моя еще не закончена, нафиг. Реально. Кто бы мог подумать? Верно? Меня решили привлечь к выявлению инициатора. Ну, я фигею. Точно, прямо сейчас сразу и найду, блин. Не откладывая, так сказать, в долгий ящик. Зараза. Будто бы у наставников есть основания считать, что чувак не свалил из города, а остался. Ну, да, больше ему делать-то нечего. Только вас дожидаться. Ой, не могу! Сейчас описаюсь. И вот среди выживших мне надо определить инициатора. Зашибись. Тут наверняка какая-то ловушка. Копаться в людях ведь я не умею. И потом, думаю, среди этих бедолаг его стопроцентно нет. Да-а. Короче, надо поаккуратнее. Понаблюдать, прикинуть, что к чему. Подстава это. Реально.
Окей. Оставляем Анну в ее апартаментах, хе-хе. Она, вроде, повеселее стала. И то вперед. Верно? Потом тащусь к себе, послав долбанного Алексея подальше. Волочу то одну ногу, то другую. Корчу дикие рожи. Кричу как резаная, хе-хе. По другому пока отомстить не могу. Без сомнения, за мной наблюдают. Окей. Вот только в личном пространстве следить за сотрудниками нельзя. Так гласят правила. Поэтому накоси выкуси в моем-то отсеке. Понятно? А вот, короче, и жилище. Прикольно. Хотя бы сейчас буду одна. Даже непривычно, нафиг. В общем, активирую оборудование. Устанавливаю снаружи позднюю осень. А потом заваливаюсь с пледом в удобнейшее кресло. И неожиданно проваливаюсь в сон.

Он
Надо хотя бы немного отдохнуть, а спать не могу. Смотрю на ладони, они дрожат, Потом понимаю, что и все тело трясет, как в лихорадке. Произошла большая утечка энергии, но пробоин в поле нет, и это радует. Кто-то подключился к энергетическому тоннелю, протянутому мною к мальчику, и откачал много. Признаться, спасли меня только хорошая реакция и инстинкт самосохранения. Я сумел почти мгновенно втянуть свой канал и заделать место его возникновения. Если бы хоть что-то из этого было не выполнено в кратчайшие сроки, через несколько часов я был бы мертв. Славно, дела идут все хуже. Похоже, мы столкнулись с противниками, которые нам не по зубам. Кстати о зубах – их клацанье крайне неприятно, видимо, терять времени по-прежнему нельзя. Принимаю позу восстановления энергии и ухожу в ничто.
Когда возвращаюсь, уже раннее утро. Теперь необходимо поесть и обязательно поспать, и только затем подумать о сложившейся ситуации. Поспешных решений принимать не следует. Разве нет? Разминаю немного затекшее тело и начинаю перебирать оставшиеся продукты. Можно сварить борщ из банки, будет вкусно и быстро, правда, не совсем полезно, но это сейчас неважно. Выливаю содержимое в кастрюлю, добавляю воды и ставлю на огонь. Несмотря ни на что «Харраш» продолжает заботиться обо мне – коммуникации исправны и функционируют в обычном режиме. Стою, помешивая суп ложкой. Ну и дела! А впереди-то просто абсолютная неизвестность. Да. Кипячу чайник, завариваю мяту, тут и похлебка готова. Наливаю в тарелку остро пахнущее варево и, хрустя хлебцами, ем. Признаться, совсем неплохо. Потом пью чай с неким стародавним печеньем, наверное, припрятанным еще мамой. В конце концов, жизнь налаживается, разве нет? И человеку для счастья нужно совсем немного.
Мою посуду, аккуратно расставляю ее в сушилке, иду в душ. Стоя под горячими тугими струями, чувствую, что в итоге согреваюсь полностью, и снаружи и изнутри. Голова пуста, все мысли специально гоню прочь. Растираюсь махровым полотенцем, расправляю измятую постель, задергиваю шторы и ложусь, укрываясь одеялом. Хорошо и уютно, как, судя по рассказам бывалых людей, было каждому в утробе матери. Не знаю и не помню, но сейчас мне, в самом деле, удивительно спокойно. Засыпаю почти мгновенно.
Открываю глаза, когда солнце клонится к горизонту. Значит, часа четыре. Некоторое время лежу без движений, смакуя ощущения тепла и уравновешенности. Затем потягиваюсь, выпрастывая руки из-под одеяла. Получается, все кончено. И что дальше? В чем теперь состоит смысл моей жизни? Да. Прислушиваюсь к себе. Уверен, что девушка уже закрыла источник, и помешать ей я не сумел. Кидаю взгляд на полку, «Харраш» на том самом месте, куда его поставили, и никакой инициативы сегодня он не проявляет.
Ладно. Встаю, проделываю несколько упражнений и шагаю умываться. Долго рассматриваю себя в зеркале. Чистая кожа, правильные черты лица, глаза, как у младенца. И весь в щетине! Смешно. Постричься тоже не мешало бы. Разве нет? Просто дикобраз какой-то. Бреюсь, провожу щеткой по волосам и улыбаюсь. Ну, довольно, хватит, чайник, наверное, уже вовсю плюется. Имитируя походку тигра, выскальзываю в кухню. Готовлю кашу со специями, варю кофе и завтракаю. Признаться, для прогулки в лес время позднее, придется предаваться размышлениям исключительно дома.
Непроизвольно начинаю сканировать пространство города. Моя подопечная сейчас в своем убежище, она действительно закрыла дверь в другой мир, поэтому сущность, выпущенная мною, не сможет вернуться к себе, если что-то или кто-то не поможет ей это сделать. А обращенцы тем временем сбиваются в стаи и перебираются ближе к заброшенному заводу. Они также почувствовали перемены. Интересно, как с ними поступит выигравшая сторона? Вероятнее всего, если как вид они неизвестны моим противникам, часть варгов оставят в живых. Для изучения, так сказать. Остальных уничтожат. Аннигиляция или нечто в подобном же роде. Конечно, можно было бы выдвинуть еще некие версии, ежели бы я в свое время читал больше научной фантастики. А так – увы, только аннигиляция и приходит на ум.
Мой крестовый поход бесславно подошел к концу. Разве нет? За окном клонятся деревья, крутит снежные вихри ветер. Ни единого перевертыша в пределах видимости. Вдруг одна из веток стучит в стекло. Раз, другой, третий. Я отшатываюсь, затем смеюсь. Барабаню в ответ. Да. Битва проиграна, но, возможно, мне позволят укрыться в лесу, переждать, а потом вернуться. Хотя не представляю, чем буду заниматься в мертвом городе, ведь сомнительно, что его вновь заселят людьми.
Потираю подбородок, снова сажусь в кресло. Два-три дня им вполне хватит для зачистки, но сумею ли я выжить зимой без жилья? Признаться, маловероятно. И разве можно быть уверенным, что удастся сохранить рассудок среди покинутых зданий, прошитых сквозняками и скрипами, безмолвных разрушающихся улиц, унылых опустелых дворов? Опасаюсь, что со временем мне начнет казаться, что сзади постоянно кто-то следует или наблюдает. И я перестану выходить из дома, боясь воображаемых звуков, тишины и заброшенности. Да, перспектива неутешительная. Правда, в дальнейшем мне никто не помешает поселиться в другом месте. Разве нет? Наверное, это хорошая идея, ведь оказаться в руках победителей не улыбается вовсе. Неизвестно, кто они такие, что собой представляют, какие цели преследуют, что за методы используют, и так далее.
Вероятнее всего, не учитывая жильцов девушки, в городе остался только один выживший – это я. Но если так, то возникает естественный вопрос: как указанный индивид смог остаться человеком там, где остальные потерпели поражение? Наверное, выводы очевидны. А оказаться в роли лабораторного животного абсолютно не в моих планах. Безусловно, впереди всех ждет смерть, но погибнуть в результате опытов и пыток – это уж слишком. Тогда вариантов нет, необходимо укрыться в лесу и попробовать продержаться там как можно дольше. В этом случае сегодня у меня последний спокойный вечер дома, так как думаю, хозяева девушки начнут завершающий этап операции не раньше завтрашнего дня, торопиться им уже некуда. Да. Вновь сканирую город, фон без изменений. Славно.
Разминаю затекшую ногу, встаю. Попрыгав и потянувшись всем телом, раскрываю «Харраш». На страницах только давно и хорошо знакомые строчки, ничего нового. Пытаюсь наладить мысленный контакт с ним, но безуспешно. Да. Вздыхаю и ставлю книгу обратно. В квартире безмолвие, больше никаких сверхъестественных звуков и видений, похоже, даже призраки покинули меня. Хожу туда, сюда, включая и выключая свет. А комнаты матери по-прежнему сторонюсь, непонятно, что скрывается там. Перебираю диски с фильмами. Запускаю, в итоге, тот самый, который можно считать моим заочным другом, ведь именно он помогает мне поднять настроение, когда это требуется, или удержать хорошее.
На два часа мир вокруг исчезает, и я вместе с ним. Но все в жизни имеет конец, вот и финальные титры, подрагивая, ползут по экрану. И снова становится слышно завывание ветра за стенами. Да. Просто не представляю, как продержаться два дня зимой на улице. Наверное, по здравому размышлению - нереально. Разве нет? Непроизвольно передергиваю плечами, именно «Харраш» втянул меня во все эти события, однако как раз против него я не имею ничего. Ведь столько удивительного произошло после нашей встречи, многому я научился, а еще больше узнал. Если бы не он, мое существование так и осталось бы обыденным и незамысловатым. Как у остальных людей, тянущих лямку и не понимающих, зачем они появились на свет. Но теперь, когда моя миссия потерпела крах, нужно ли для чего-то жить? Потираю переносицу, дергаю себя за нос. Вопрос, признаться, сложный и пока не имеющий ответа.
Наугад вытягиваю книжку и усаживаюсь в кресло часа на три. Затем чувствую голод и разогреваю суп, кипячу воду. Плотно поев, пью чай с вареньем. Славно. Теперь необходимо собрать рюкзак, чтобы завтра не торопиться. К сожалению, нет палатки и спального мешка, но все-таки вне города имеется хоть какой-то мельчайший шанс остаться самим собой, а здесь – никакого. Оглядываю свою квартиру, снабженную отоплением, горячей водой и газом, в то время как соседние стоят вымерзшие и лишенные функционирующих коммуникаций. Да, надо быть форменным идиотом, чтобы сразу же не понять, кем является хозяин такого жилья. Разве нет? Складываю в рюкзак большое количество теплой одежды, спички, котелок, крупы, консервы. Термос наполню утром. Да. Наверное, пора спать.
Умываюсь, разбираю постель и снова раскрываю «Харраш». Ни одной новой строчки. Он либо отказывается говорить, либо сказать ему нечего. А это, на самом деле, печально, ведь в глубине души теплится надежда, что он сможет подсказать дальнейшие действия или откроет дверь в дружественный мир. Ничего подобного не происходит, по сути, я брошен на произвол судьбы. Пронзает такая тоска, что едва удерживаюсь от всхлипа. Наверное, со мной поступают нечестно. Но что является порядочным, а что – бесчестным там, откуда пришел «Харраш»? Об этом мне неизвестно. И, в конце концов, я же совершенно осознанно и добровольно выбрал предложенный путь, так что любые претензии только к себе. Да. Вновь вздыхаю, выключаю свет и укладываюсь в постель. Некоторое время сон не идет, а затем как-то незаметно проявляются цветные пятна, я погружаюсь и всплываю в океане темноты и вдруг окончательно проникаю туда.
Просыпаюсь очень рано. Лежу, не открывая глаз, и прислушиваюсь к себе. Мыслей нет, присутствуют только ощущения, причем достаточно неприятные. Признаться, не нахожу ничего хорошего в нарождающемся дне. Шевелиться не хочется, но и оставаться здесь нельзя. Да. Вернуться бы сейчас в детство, где казалось, что если должным образом спрятаться, то любые неприятности пройдут стороной. Мне бы такую веру сейчас. Потягиваюсь, сажусь, с трудом раздирая веки. Голову неудержимо клонит к подушке, однако заставляю себя встать. Плетусь в кухню, ставлю чайник. Кое-как умывшись, варю гречку с морковкой. Потом, словно из-под палки, ем. Остатки каши складываю в банку, наливаю чай в термос и упаковываю в рюкзак. Одеваюсь тепло, но так, чтобы одежда не стесняла движения. А теперь пора в путь. Еще раз оглядываю свое жилье, беру лыжи и выхожу.
Светает. Лыжня мягко ложится под ноги. Вновь кажусь себе птицей, несущейся навстречу ветру. И, как обычно, лес наполняет меня покоем, а задача уже не представляется трудновыполнимой. Я счастлив, и несколько часов пролетают незаметно. Но необходимо передохнуть, приходится остановиться. Смахиваю снег с поваленного дерева, сажусь, с удовольствием потягиваясь. Напротив меня на деревце перепархивают с ветки на ветку синички, весело обсуждая только им ведомые темы. Такие смешные и славные пичуги. Да. Однако, еще немного, и лыжня закончится. Нужно ли двигаться дальше? Или лучше подумать, как провести ночь? Наверное, необходимо набрать побольше сухого хвороста и все время жечь костер. Разве нет?
Морозец начинает пробираться под одежду, поэтому проверяю крепления и бегу вперед. И скоро приходится осваивать нетронутую целину, подобно художнику, который проводит первые штрихи на листе бумаги. Это радостно и одновременно пугающе. А затем и утомительно. Снова появляются беспокоящие мысли. Построить шалаш я не смогу, во-первых, не умею, а во-вторых, ни за что не стану калечить деревья. Да и много ли наломаю-то без пилы и топора?
Странное дело, а ведь тревожусь я как бы ненатурально, будто играю роль, словно в действительности все в полнейшем порядке. Осознав это, смеюсь. На душе кристально чисто и ясно. Да, очень интересно. В любом случае вот-вот придется заняться ночлегом. Массирую левую ногу, которую тянет, и поднимаюсь вновь. А лес растет гуще и гуще, появляется подлесок. Пробираюсь, осторожно отводя ветви от лица. И неожиданно наталкиваюсь на покосившийся, но достаточно крепкий домишко. Охаю, дергаюсь назад и чувствую, как одна из веток утыкается в спину, не давая отойти.
Вокруг никаких следов, дым из трубы не идет. Похоже, избушка давно заброшена или используется как временное пристанище. Дверь оказывается плотно закрытой, но не запертой, порог находится высоко от земли. Поэтому легко открываю и заглядываю внутрь. Небольшие сенцы со сложенными вдоль стены дровами, напротив – вход в комнату. Отстегиваю лыжи, ставлю их сбоку и вхожу.
Обстановка более чем скромная. Зато имеется все, что нужно. Печь, напоминающая камин, стол, табурет, лежанка с матрасом, подушкой, одеялом и шкаф. Хмыкаю и тяну дверцу на себя. На верхней полке - комплект постельного белья, в отдельной секции – различные съестные припасы и посуда. Теперь голод мне точно не грозит. В сенцах, куда иду за дровами, обнаруживаются умывальник, тазик и ведра. Да. Место замечательное, жаль, что не знал о нем раньше.
Помучившись, разжигаю печку. Пока не стемнело, распаковываю нехитрые личные принадлежности, заправляю белье. Затем набираю в ведра снег, растапливаю, умываюсь, кипячу чайник. Выкладываю в миску остатки каши, зажигаю свечи и сажусь на лежанку, подобрав ноги. Тени пляшут по стенам, все выглядит как в сказке. И не покидает ощущение нереальности происходящего. Клонит в сон.
Резкий звук лопнувшей струны. Вздрагиваю, колотится сердце. Сцепляю ладони и прижимаю их к губам, готовый вскочить в любую секунду. И тут передо мной возникает, помахивая страницами, «Харраш». Кружится, медленно перевертываясь в воздухе, и падает на мои колени, раскрываясь на одной из страниц. В лицо вдруг дует порывистый ветер, и я вижу свою квартиру, запущенную и разоренную, какой она, вероятно, была бы, если бы моей сущности тоже коснулось обращение. Затем картинка меняется – лыжня, проложенная мною, почти занесенная и едва угадываемая. И снежный вихрь, несущийся прямо на меня.
Инстинктивно подаюсь назад, закрывая глаза. Тихо трещат дрова в печке. Осторожно приоткрываю веки. Никаких видений, но на коленях – раскрытый «Харраш», а в сознании – недоумение. «Все в мире имеет свое начало и свой конец. Изменить этого никто не в состоянии. Но не всегда то, что живое существо принимает за конец, является им на самом деле. Нужно уметь ждать и в любой момент быть готовым к действию, не предпринимая, однако, необдуманных шагов. Сила сама найдет способ указать выход из ситуации, выглядящей безнадежной».
Медленно захлопываю книгу, кладу рядом. Безусловно, домик возник на моем пути не случайно. Здесь все будто приготовлено к моему прибытию. И городская квартира приведена в нежилой вид тоже не просто так. «Харраш» опекает меня, заметает следы и дает возможность выжить. Но дальнейшее развитие ситуации не совсем понятно. Из сказанного «Харрашем», кажется, следует вывод, что я должен тут жить и чего-то ждать. Но это слишком очевидно и тривиально. А советы «Харраша», как правило, имеют слои, лежащие глубже простого умозаключения.
Потираю подбородок. Что же из всего этого вытекает? Тени по-прежнему мечутся по стенам, пламя свечей дергается, как в судороге. Да. Сквозняки. Вздохнув, шарю правой рукой в поисках книги, чтобы еще раз ознакомиться с инструкциями. Но возле меня пусто! Ахаю и поворачиваю голову. На кровати ничего нет. Вскочив, принимаюсь ощупывать лежанку, будто увесистый том мог превратиться в иголку и случайно затеряться.
«Харраш» исчез, словно его и не существовало. А снаружи бесится ветер, и наверняка заметает мои следы. Смогу ли я через день-два вернуться в город, вопрос сложный. Холодно. Подношу ладони к огню, пытаясь согреться. И внезапно до слуха доносятся некие звуки, выбивающиеся из единообразного стона и воя бурана. Похоже на человеческие крики и рокот моторов. Что такое??
Бросаюсь к окну. В темноте блуждают лучи света, угадывается движение машин. Их три или четыре, небольшие по размерам. Когда подходят ближе, узнаю снегоходы. Мысли стремительно перескакивают с одного на другое, вцепляюсь в раму с такой силой, что белеют пальцы. Сомнений нет, эти люди пришли за мной. Бежать или делать что-либо еще – поздно. Выпрямляюсь с долгим стоном. Идеи об убежище оказались детским бредом, меня нашли бы все равно. Да. Но как вести себя сейчас? Что могут знать те, кто прибыл сюда? Пытаюсь припомнить слова, сказанные «Харрашем» - что-то о выдержке и умении ждать, а еще о том, что живые существа часто принимают за конец то, что им на самом деле не является. Сжимаю ладони в кулаки, сглатываю сухой комок в горле.
Машины подходят вплотную к дому и останавливаются. От них отделяются фигуры людей. Они не спешат, значит, не видят никакой опасности. Соответственно, либо я окружен, либо им неизвестно обо мне ничего. К стеклу прижимается лицо человека, который вглядывается внутрь. Затем его губы дружелюбно растягиваются, вероятно, он замечает меня. Спешно отступаю и едва не падаю, споткнувшись о табурет. Тем временем пытаются открыть входную дверь. Дела исключительно блестящи, разве нет? Признаться, мысли о столь бесславном финале даже не посещали мою голову. Да. Меня охватывает паника.
Резкий порыв ветра – распахнута дверь. И в этот момент я делаю безумную попытку проникнуть в другое пространство. В какое угодно, лишь бы уйти отсюда. Но безуспешно. Я не умею этого делать. А мое энергетически совершенное тело не понимает, чего от него требуют. Волной накатывает отчаяние, кручусь на месте и вою, стиснув голову ладонями. Комната наполняется людьми, кажется, они всюду. Меня хватают за руки, плечи, стараются успокоить, но улыбки выглядят оскалом зверей. Сжимаюсь в комок, слезы текут по щекам, и параллельно с этим – ощущаю ласкающие толчки человеческой энергии. Сомнений нет, вокруг действительно представители хомо сапиенс, хотя и не совсем обычные. Рядом те, кто обладают определенными способностями, которые многие назвали бы магическими. Пробую закрыться и сразу осознаю, что этого не требуется, по крайней мере, сейчас. Ведь они слабее меня и не способны почувствовать, кто я такой на самом деле. Славно. Вернее всего сейчас отпустить поводья. Поэтому без лишних слов позволяю себя одеть, собрать и разместить на одном из снегоходов, а также попутно получить информацию о том, что я, оказывается, в шоке от постоянного страха и поэтому мне повсюду мерещатся изголодавшиеся обращенцы. Любопытный портрет выписывается, разве нет?
Едем часа полтора, в течение которых мой попутчик сообщает, что их команда обнаружила еле видимую лыжню, решили, что кто-то из жителей попытался укрыться в лесу, а не попробовать спасти выжившего было бы просто преступлением. Слышу и не слышу убаюкивающий голос, вновь клонит в сон, то и дело утыкаюсь носом в спину впереди сидящего человека. Странное ощущение. Вокруг ночной лес, рев моторов, чужие дядьки. И наряду с этим – удивительная релаксация, я буквально переполнен энергией, для усвоения которой нужен отдых. В городе меня пересаживают в автомобиль и везут куда-то еще. Слева и справа твердые плечи незнакомых мужчин. Пытаюсь и не могу устроиться удобнее, ерзаю, голова болтается, словно у тряпичной куклы. А передо мной маячит не менее твердый затылок водителя. Просто тридцать седьмой год. Разве нет? Но мне все равно, ведь я помню, что все это еще не конец.
Просыпаюсь оттого, что машина тормозит. Последний раз стукаюсь о подголовник, и сопровождающие приступают к извлечению моего тела наружу. Прикосновения чужих рук настолько неприятны, что сон мгновенно улетучивается, я вновь остер, меток и ловок. Стоим посреди леса, фары освещают часть дороги, захватывая некоторые из деревьев. Сбоку проглядывает тропинка, по которой немедленно отправляется шофер. Меня подталкивают туда же. Делаю шаг, другой, но необъяснимое чувство заставляет остановиться. Однако такое поведение не входит в программу провожатых и, ругнувшись, они подхватывают меня, волоча едва не силой. А человек впереди принимается водить руками, словно вырисовывает в ночном воздухе элементы прозрачного панно. Прямо заклинание духов какое-то, разве нет? Все это так нелепо, что невольно начинаю хохотать. Попутчики недоуменно переглядываются и только крепче стискивают мои конечности. А заклинатель вздрагивает и оборачивается. Я же смеюсь как ненормальный, дергаясь в железных объятиях мужчин.
Сложно сказать, чем закончилась бы данная сценка, если бы из ниоткуда не возникла двустворчатая стеклянная дверь, кстати сказать, без промедления открывшаяся будто сама собой. Славно. Удивительное, как говорится, буквально рядом. Меня втаскивают внутрь и сваливают на диван. После чего сопровождающие удовлетворенно крякают и усаживаются напротив, все еще с подозрением косясь в мою сторону. Фыркаю в последний раз и оглядываюсь. Вполне уютно, признаться. Небольшой овальный холл с ненавязчивым освещением, мягкая мебель вдоль стен, ковер с длинным ворсом, картины с непритязательными сюжетами и три коридора, ведущие в темнеющую пустоту. Откинувшись на упругую спинку дивана, принимаюсь благосклонно разглядывать обстановку, а заодно и конвоиров. Они отчего-то смущенно прячут глаза, нервно теребят воротники и вообще проявляют некую неуверенность. Так. Тут до меня доходит, что пора бы применить экранирование! Провожатые не сильны в магических искусствах, но это совсем не означает, что остальные страдают тем же самым.
Минут десять изображаю невинность, предполагая, что в это самое время меня тем или иным способом интенсивно сканируют. Наконец появляется мужчина, чуть лысоватый, слегка полноватый, и почему-то в белом халате. Славно, просто больница какая-то! Разве нет? Благожелательно улыбаюсь ему, он в ответ преувеличенно радуется и отпускает моих спутников. Затем предлагает пройти в жилье, подготовленное для меня, объясняя временную несвободу необходимостью карантина. Похоже, еще тот типчик-то обрисовывается. Говорит он плавно и витиевато, а сам так и сочится ложью. Фу! Придется постоянно удерживаться в роли простофили, не переходя тонкой грани между откровенным фарсом и проявлением истинной своей сущности. Ведь цена в этой игре предельно высока.
Идем по коридору. Мужчина тем временем рассказывает, что жители нашего города пали жертвой страшной эпидемии, вызванной вирусом, вырвавшимся из секретной лаборатории. На текущий момент правительство уже приняло соответствующие меры для разрешения ситуации и практически локализовало заражение. Да, прекрасно. Признаться, крайне любопытная трактовка результатов моей деятельности. Крайне! Киваю, улыбаюсь и неоднократно произношу «ага». Останавливаемся у одной из дверей. Собеседник, в конце концов нашедший возможность представиться Алексеем, приглашает войти.
Оказываемся в очень уютной и милой квартирке, состоящей из двух комнат, кухни и санузла. Но за окнами неожиданно осень. Я удивляюсь, поражаюсь и проявляю беспокойство. Алексей терпеливо объясняет, что буквально все здесь напичкано самой современной техникой, позволяющей не просто создавать иллюзию пространства, а действительно устанавливать время года, выбирать местность и даже путешествовать в известных, конечно же, границах. Если возникнет необходимость поесть – странная формулировка – нужно просто сделать заказ, который исполнится и будет доставлен почти мгновенно. Все та же чудо-техника работает. Господи, лишь бы не расхохотаться! На моих губах против воли блуждает усмешка, которую, надеюсь, можно принять за радость заурядного провинциала, впервые попавшего в элитные условия.
Мужчина уточняет, что карантин, вероятнее всего, продлится неделю-две, в течение которых особенно тревожить меня не собираются, а затем и вовсе освободят. Думаю, на самом деле весь этот период с меня глаз не спустят и так или иначе примутся устраивать разнообразные испытания. Высочайшая осторожность и максимальное соответствие роли – вот чего мне необходимо придерживаться. Но сумею ли я выдержать? Ладно, посмотрим. Спрашиваю о судьбе города и людях, которые смогли выжить. Мужчина юлит, уклоняется от ответа и спешит перевести разговор на другую тему. Потом прощается, предупреждая, что самостоятельно выйти из отсека невозможно. Смешно, да я и пытаться не стану без стопроцентной уверенности в успехе, ведь ясно, что во всех иных случаях будет элементарная подстава.
Наконец остаюсь один. Переодеваюсь в удобную домашнюю одежду, услужливо выложенную кем-то на кресло в большой комнате, всовываю ноги в мягкие тапочки и направляюсь в кухню. Заказываю борщ, соевое мясо с жареной картошкой, клюквенный морс и, конечно же, два куска ржаного хлеба. Через несколько минут все это появляется на кухонном столе, дразня аппетитными запахами. Быстро расправляюсь с поздним ужином, особенно наслаждаясь вкусом хлеба, и складываю грязную посуду в мойку, откуда она мгновенно исчезает. Смешно. Действительно, техника на грани фантастики. Да. Простой провинциал был бы в совершенном восторге. Образцово-показательно ржу, не хуже жеребца, и иду в душ. Затем настраиваю пространство за окном на позднюю весну у порога лета, расправляю постель, облачаюсь в пижаму и укладываюсь в удивительно удобную постель. На улице поют птицы, в открытую форточку проникают ароматы цветения и распускающихся листьев, и я пытаюсь хоть о чем-нибудь подумать, но мне это не удается.

Анна
Пространство постепенно светлеет. Я кувыркаюсь в светло-синем бездонном небе, лечу навстречу радуге, смеюсь, широко раскрываю глаза и вначале не понимаю, где это вдруг оказалась. Светлые стены, незнакомая обстановка, комфортная постель и почти невесомое, но очень теплое одеяло. Занятно. Поворачиваюсь, смотрю по сторонам и вспоминаю, что оказалась в каком-то исследовательском центре. Прелестно. Времени девять утра. Выспалась просто отлично. Вокруг тишина и ощущение покоя, которого мне так долго не хватало. Потягиваюсь, улыбаясь непонятно чему. Вожу пальцем по рисунку на простыне. Вставать не хочется. Забавно. Как в детстве зарываюсь лицом в подушку. В ноздри проникает запах чистого белья. Будто его сушили на улице. Кстати, а что у нас делается за окном? Легко вскакиваю, отодвигаю штору. Фу, опять зима. Жуть. Нужно срочно исправлять ситуацию.
Выбираю на пульте весну, конец мая, в средней полосе. Ах! Яркое солнце, на деревьях нежная зелень, трава пробивается сквозь просохшую землю, заливаются птицы. Замечательно. Толкаю рамы, давая доступ звонкому ветру. Шторы тут же надуваются, охватывая лицо и вытянутые руки. Так хорошо, что не могу удержаться и танцую. Кружась, смеясь, напевая, открываю окна повсюду. Пусть весенний воздух наполнит все вокруг без остатка. И сама себе сегодня я почти нравлюсь. Строю глазки своему отражению, пленительно улыбаюсь и неожиданно показываю язык. Забавно. Зеркало замирает от удивления. Или так только кажется?
Переодеваюсь в длинную юбку и уютную кофту. Нахожу в шкатулке на комоде бусы подходящего цвета. Очаровательно. Заказываю яблочный пирог, включаю Шопена и приступаю к завтраку, покачивая носком ноги в такт музыке. Господи, спасибо тебе за эту передышку, за радость, появившуюся в моей душе, за все.
И совсем не хочется думать, что ждет меня дальше. После трапезы долго сижу в кресле, наслаждаясь тишиной, нарушаемой только голосами птиц и шелестом листвы. Просто сижу без движения. Замечательно. Так странно, что никто меня не беспокоит, никуда не вызывает. Может быть, позже, дорогуша? А пока самое время прогуляться, ознакомиться, что там снаружи.
Покопавшись в шкафу, нахожу прелестный кашемировый свитер, а в коробке – кожаные туфли без каблуков. Отлично. Причем вещи идеально подходят по размеру. Удивительно. Упаковав в бумажный пакет большое яблоко, выхожу на террасу. Сразу от нее начинается едва угадываемая тропинка. Вот туда мы и направимся.
Иду, не спеша, торопиться совершенно некуда. Постепенно углубляюсь в весенний веселый лес. И оказываюсь на ослепительно красивой полянке, усыпанной первыми хрупкими цветами. Захватывает дух. Неожиданно обнимаю ствол ближайшего дерева и прижимаюсь к нему щекой. Что это со мной, дорогуша? Просто помешательство какое-то. Ой, да все равно! Падаю в траву, раскинув руки. Смотрю в прозрачно-голубое небо с легкими облаками и вспоминаю свой сон. Замечательно сверх всяких границ. Интересно, насколько быстро все это надоест мне?
Наглядевшись вверх и удостоверившись, что задняя часть тела немного намокла от еще влажной земли, двигаюсь дальше. У небольшого озера обнаруживаю облупленную, но крепкую скамейку. Вот тут я и перекушу. Прекрасный вид, уединение и небольшое чувство голода. С хрустом откусываю яблоко. Очень вкусно, моя дорогая. Прелестно. Тревоги и беспокойства кажутся такими далекими, будто нездешними. Что же будет в дальнейшем? А ничего определенного на ум не приходит, как ни странно. Безусловно, я уже не боюсь. Судя по происходящему, билетик мне выпадает совсем неплохой. По-крайней мере, удобнее считать именно так. Вот только жаль, что наверняка забуду то, что переживаю сейчас. Ну-ну. Думаю, такого спокойствия мне не испытать уже никогда. Занятно, еще вчера я полагала, что ужас пропитал память, нервы и тело вплоть до последней клетки, и от него не избавиться. А сегодня прошлые события выглядят почти растаявшим миражом. Забавно. Словно ничего и не происходило.
Вздохнув, поднимаюсь, не весь день же здесь сидеть. И минут через сорок натыкаюсь на невидимую стену. Очаровательно. Тропка продолжает виться между деревьев, но сделать вперед хотя бы шаг невозможно. Ограда. Защита от побега. Как они все продумали, засранцы. И вправо, и влево тянется. Да, похоже, просто так выбраться не удастся. Конечно, обязательно нужно пройти вдоль заграждения до конца. Но, думаю, прорех не оставлено. Жуть.
Усаживаюсь спиной к теплому стволу. Тени от ветвей и листьев узорами ложатся на руки и колени. Поворачиваю ладони, наблюдая за переплетением света и тьмы. Занятно. Затем всматриваюсь в глубь леса, перевожу взгляд вверх, на кроны деревьев и кромку синевы над ними. Что же делать? Без сомнений, вокруг меня реальный, живой мир, часть которого огорожена прозрачной, но прочной стеной. Это отнюдь не декорация, не иллюзия, а настоящее, материальное пространство. Замечательно. Поэтому я по-прежнему надеюсь найти возможность удрать из ловушки. Как можно дальше отсюда. И, встретив людей, затеряться среди них. Наверное, не лучший план, но другого пока нет. Оставаться тут, не представляя, что происходит? Мне претит роль лабораторной крысы, которую исследуют, помещая в те или иные условия, а потом все равно убивают. Какое право они имеют манипулировать мною без моего же ведома? Внешне я предоставлена самой себе. Никто не тревожит, не интересуется. Но я уверена, что изучение началось с момента моего прибытия сюда и ведется, не прекращаясь. Просто органы чувств бессильны уловить это. Нет, ну, какое право? Вот сволочи!
Поднимаюсь, отряхиваю одежду от прилипшей хвои и отправляюсь обратно. Уже не радостно и не восторженно. Подхватываю длинную, отломанную ветку. Веду ею вдоль тропинки. За мной остается след, извилистый как волна. Прелестно. Прямых путей здесь нет, нужно искать обходные, дорогуша. Так-так.
Вдруг налетает ветер. Тучи теснят солнце. Похоже, собирается гроза. Господи. Скорей, скорей. Мокнуть под дождем совсем не хочется. Первые капли падают на лицо. Затем их становится больше. Быстрее же! Вот и дом – коттедж с террасой. Даю сто очков вперед, дорогуша, что обойти его сзади не удастся! Взбегаю, дергаю дверь, заскакиваю внутрь. В тот же миг полумрак режет молния, грохочет гром, и небеса дарят земле ливень. Замечательно.
Прислоняюсь к стене, тяжело дыша. В комнате темно и тихо. Птицы снаружи замолкли, пережидая непогоду. Провожу рукой по влажным волосам, щеке, плечу. Совсем немного не успела. Теперь нужно переменить одежду и согреться. Оставляя мокрые следы, иду в ванную. Скидываю все, сую в стирку, а сама встаю под обжигающе горячий душ. Отлично. Растершись полотенцем, накидываю махровый халат и неожиданно обнаруживаю чистую, сухую и выглаженную одежду, аккуратно сложенную на низком шкафчике в ванной. Чудеса, да и только. Приведя себя немного в порядок, натягиваю чудесные шерстяные носки и намереваюсь плотно поесть.
И тут раздается мелодичный звонок. Посторонний звук так неожидан, что я вздрагиваю. Что бы это могло быть? Ага, пульт на стене мигает, сообщая, что меня хочет видеть Тося. Вот ведь незадача. Совершенно забыла про нее. Ни разу не вспомнила после того, как за ней закрылась дверь. Ай-яй-яй. Как же мне себя вести-то? Что говорить? Да, по-настоящему застала врасплох. Причем полнейший. Господи! Разброд мыслей и чувств – неподходящее время для бесед. Ну-ну. Наверное, лучше всего отказаться от общения. Хотя бы сегодня. Замечательно. Помедлив, нажимаю кнопку отмены. Сигнал вызова обиженно квакает и замолкает.
А правильно ли я поступила? Что, если она обидится и впредь не пожелает со мной знаться? Это однозначно нехорошо. Но прямо сейчас разговаривать нам не о чем. Возвращаюсь к столу. И есть уже не хочется. Сижу, покачиваясь на стуле. Надеюсь, он подо мной не развалится. Постукиваю указательным пальцем по губам, тру нос, но ничего путного в голову не приходит. Очаровательно. В общем, получается, отшила подругу. Вот как это выглядит со стороны. Прелестно.
Дождь за окном заканчивается, выглядывает солнце. На улице становится явно веселее, чем у меня на душе. Пора принять порцию позитивного настроения. На чем остановимся? Может быть, кино? Выбираю в фильмотеке комедию и отключаюсь часа на два. Отлично. Но после финальных титров тревога возвращается. Лежу на ковре, перебирая длинный ворс. Изучаю потолок. Ничего примечательного там нет. Только постепенно наползают тени, превращаясь в черноту. А холод уже щекочет кожу, проникая за воротник и в рукава. Так-так. Пора заканчивать с разложением. Закрываю окна. Надеваю брюки, свитер. Накидываю куртку и выхожу на террасу. Замечательно сидеть вечером на свежем воздухе, вглядываясь в массу деревьев вокруг, что становятся темнее и темнее, по мере того, как заходит солнце. Когда сумрак сгущается до непроницаемости, возвращаюсь в дом. Замечательно.
Зажигаю везде свет, строю рожи ничего не понимающему отражению в зеркале. Прелестно. Похоже, одиночество начинает утомлять. Надо заняться чем-нибудь отвлекающим. Решаю разобрать личные вещи и переложить их отдельно от предоставляемых в аренду. Ну-ну. Разглаживая ладонью складки кофты, натыкаюсь на твердый, нагретый комочек в одном из карманов. Господи. Неловкими пальцами вытаскиваю забавного зверенка, подаренного Тосей. Не понимаю, как можно было забыть про него. Какая тоска, господи. И сразу глаза на мокром месте. Прижимаю малыша к губам, глажу между ушек. Он явственно теплый и искрится маленькими светлыми точками. Замечательно. Ставлю на комод. Зверюшка удивленно таращится в пространство. Ну, и пусть, зато здесь она всегда под рукой. Странно, куда все уходит? Эмоции, желания, чувства…
Следующая череда дней будто скопирована под кальку. По-прежнему никто мною не занимается, и я оказываюсь полностью предоставлена сама себе. Словно нахожусь в элитном доме отдыха с вышколенной прислугой и техникой, которых не видно и не слышно. Между тем, я совершенно точно убеждена, эти их дурацкие исследования в самом разгаре, просто их невозможно воспринять. И все бы ничего, если бы не мое бессилие как-то повлиять на ситуацию. Очаровательно. Нигде не единого зазора или неполадки. Идеальная ограда вокруг и наглухо закрытая дверь на станцию. Плюс никакой реакции на мои показательные вопли и ругательства. Будто заперта в ватном мешке. А осознание, что без моего ведома копаются в моих же воспоминаниях и, не спросив меня, удалят часть из них, просто приводит в бешенство. Кошмар.
Обратиться к Тосе не пытаюсь. Не могу объяснить, но чувствую, что делать этого не надо. Даже при одной мысли что-то внутри начинает остервенело сопротивляться. Занятно. Но через какое-то время она связывается со мной сама. Появляется в комнате. Реальная и одновременно призрачная. Словно привидение.
- Привет! Как поживаешь?
Она улыбается. А я не отвечаю, вглядываясь в ее лицо. Оно похудело, твердые складки залегли у рта. Наверное, в отличие от меня, девчонка здесь совсем не баклуши бьет. Теперь она похожа на себя ту, прежнюю. Усталую, измотанную и очень серьезную. Жуть. Боже, оказывается, я действительно рада ее видеть. Мы молчим. Смотрим друг на друга и не знаем, что сказать.
- Нравится тебе здесь, Анна? Что поделываешь?
Чуть пожимаю плечами. Слова представляются пустыми, незначительными.
- Ты классно выглядишь, Анна. Отдых идет тебе на пользу.
- Может быть, но мне надоело тут до смерти. Понимаешь?
Пылинки кружатся в солнечном свете. Ветер надувает штору, как парус. Нащупываю рукой кресло, сажусь. Закрываю ладонями глаза. Потом вновь смотрю на Тосю.
- Ну, а тебе-то тут как? Что собираешься делать дальше? И когда, в конце концов, меня выпустят отсюда?
Вопросы вылетают, как стрелы, и звучат резче, чем мне хотелось бы. Она стоит, сжав губы.
- Очень плохо, что нам нельзя нормально поговорить. И, думаю, не разрешат до окончания твоего карантина. Здесь сплошные правила, которые нарушать нельзя.
Девчонка как-то искоса взглядывает, опускает голову и тоже садится. На что-то там. У себя.
- Блин. Я тоже мало, что знаю. И немногим больше тебя понимаю. Все наперекосяк. Не так, как всегда. Короче, мне кажется, еще несколько дней. Ну, максимум, неделю тебе торчать в этом месте. А куда вас всех определят – вообще не представляю. Тухляк полный с информацией. Будто для наших я сама – шпион.
Я киваю. Это почему-то совсем неважно.
- Ты выглядишь утомленной. Опять много работы?
- Зато ты – просто великолепно.
- Очаровательно. Как всегда, уходишь от ответа.
Она скребет обивку, кусает нижнюю губу.
- Короче, припахали меня по полной. Аж до зубовного скрежета. Нагрузили одной проблемкой, а я никак разрешить ее не могу. Мне тоже все надоело, Анна. Сейчас бы отдохнуть. К морю. И чтобы уродов не было рядом.
Надо же, никаких изменений. Словно вновь мы вдвоем в кухне за утренней беседой. А вокруг – зачумленный город. И она, как всегда, что-то ищет. И никак не может найти. Ну, а я, как обычно, жду освобождения. Прелестно. Точь в точь замкнутый круг. Да и выйдем ли мы когда-нибудь из этого ада? Или нам предстоит вечно крутиться в одних и тех же обстоятельствах, втиснутых в разные условия? Жуть жуткая. Ответа ведь не существует. По-крайней мере, для меня.
Разглаживаю складки на юбке. Что сказать ей? Как утешить, если сочувствия и помощи жду сама? Господи. Будто страшный сон, от которого не пробудиться. А может быть, если разорвать путы, связывающие нас вместе, все закончится? Стоит только забыть. Вычеркнуть ее из жизни. И кошмар уйдет?
Боже, Тося в упор смотрит на меня. Глаза острые, настоящие льдинки. Замираю, как от пощечины. Мгновение кажется, что она вот-вот заплачет. Но эта секунда проходит.
- Извини. Видимо, нам больше не о чем разговаривать. По-крайней мере, сейчас.
И выключает связь.
Больно. Слезы капают на ладони. Сижу неподвижно, уставившись в пустоту, где совсем недавно была она. Наверное, это наша последняя встреча. Иначе, зачем вот так? И почему в жизни все предельно сложно? Господи, ты сумасшедший! Ты полный идиот! Ведь только окончательный садист мог создать наш мир.
Истерика. Рыдания. Вопли. И все это я. Жуть. Анна, дорогая, приди в себя. Очнись. Вытираю лицо. Да, выгляжу ужасно. Очаровательно. Нужно развеяться, отвлечься. Надо быть сильной и жесткой. В противном случае здесь не выжить.
А за окном поют птицы. Им все нипочем. И даже эта тюрьма не является помехой их радости. Мне бы вот так, дорогуша. Спускаюсь по тропинке. Выбираю удобное местечко под дубом. Сажусь спиной к стволу, зажмуриваюсь. Замечательно. Тут же проявляются звуки, которые совсем не замечаешь, когда смотришь. Мысли тают, оставляя вместо себя пустоту. Занятно. Так удивительно, словно нет на земле никого и ничего. Только я и дерево.
Открываю глаза, когда солнце клонится к горизонту. Тело кажется легким, полным сил. Отлично. Радость жизни вновь со мной. Прижимаюсь щекой к дубу, потом вскакиваю и бегу вниз. Запыхавшись, перехожу на шаг. Прелестно. А прямо передо мной ковыляет с потешной серьезностью большой жук. Какой он забавный! И вовсе не торопится свернуть с моего пути. Ладно, пойдем вместе, дружок.
Опа! Утыкаюсь в невидимую границу. А жук ползет себе дальше! Нет, вы посмотрите, какая несправедливость! Не сволочи ли эти гады? Ну-ка, ну-ка, понаблюдаем, понабираем опыта, так сказать, моя дорогая. Устраиваюсь на пригорке рядом с тропкой. В прогалину хорошо видно. Оказывается, и птицы, и насекомые беспрепятственно проникают через барьер в обе стороны. Для них его просто не существует! Пространство закрыто исключительно для меня. Прелестно.
Поздно вечером, лежа в постели и глядя на луну, слишком яркую даже через занавеску, обдумываю создавшееся положение. Очевидно, что самостоятельно выбраться отсюда я не смогу. Что-либо изменить – тоже. То, что меня как-то изучают, по-прежнему не вызывает сомнений. Прошло слишком много времени, а они расчетливы, чтобы тратить его просто так. Да, пока все верно. Отлично. О результатах меня не ставят в известность. Видимо, не считают нужным. Вообще, непонятно, что они хотят в нас всех, выживших, обнаружить. В любом случае, мне трудно представить себя в роли лейтенанта Рипли с личинкой Чужого внутри. Как-то не срастается, не сходится. Нет во мне никого другого. Не чувствую я этого. Замечательно. Идем дальше. Тогда с какой целью меня продолжают держать здесь?
Кручу мысли туда, сюда. Ясности не прибавляется. Мало информации. Мозаика не складывается. Так-так. События последних месяцев уходят все дальше и дальше. Становятся расплывчатыми и почти ненастоящими. Да, вот зацепка. Отлично. Может быть, таким образом они производят стирание памяти? Не единым резким движением, а ненавязчиво и постепенно? Что ж, дорогуша, похоже, именно здесь кроется зерно истины. Печально-то как. Что же делать? А, получается, надо заткнуть голову в задницу и не рыпаться. Господи.
Занятно, в моем словаре появилось новое понятие «они». Это те, кто находятся на станции, но вне моего жилища. Так называемые исследователи. Которые слишком много берут на себя. Ты не находишь, дорогуша? Ставить опыты на людях, решать за человека, кем и где ему быть – безнравственно. Да, наверное, они остановили распространение инопланетной чумы, но это нисколько не оправдывает их. Прелестно.
Ежусь от холода и плотнее укутываюсь одеялом. Ночи все еще не слишком теплые. Да, та же самая Тося – тоже нелегкий вопрос. С одной стороны, она принадлежит к ним, этим самым. Но с другой – именно она несколько месяцев жила и работала среди чудовищ. Одна. Где были все другие в этот период? Чего вообще стоит организация, позволяющая своим сотрудникам настолько сильно рисковать здоровьем и жизнью? Причем наверняка умышленно посылающая одиночек на опасное задание. Очаровательно. Плюнуть и растереть на такую контору! Ситуация и время позволили мне достаточно хорошо узнать девчонку. Не уважать ее нельзя! Слышите вы? Те, кто сейчас подслушивает мои мысли. Как же там, господи, говорится то… А! Срать я на вас всех хотела с высокой колокольни!! Втыкаете? Теперь запоминайте. Тося сильная, умная и добрая. Вы и мизинца ее не стоите. Понятно? И еще. Я скучаю без тебя, Солнышко.
Утром меня будят птицы, распевающие веселые песни. Лежу, не открывая глаз. По лицу скользят тени ветвей и листьев, которые шевелит ветер. Сегодня солнечный день, расцвеченный яркими красками проснувшейся природы. Я чувствую это всем телом. Хватить хандрить и распускать нюни, дорогуша. Наслаждайся жизнью, пока она есть.
Вскакиваю, в нервном возбуждении бегу умываться, заказываю завтрак. Это правда. Что ждет меня в будущем, да уже завтра - покрыто мраком. Поэтому нужно полно, до конца, проживать каждую отпущенную минуту. Другой может и не быть. Замечательно. Улыбаюсь, глядя в зеркало. Помолодела лет на десять, не меньше. Прелестно. Прочь черные мысли, им здесь не место.
Надеваю легкое, приятно льнущее к телу платье. Спешу на прогулку. Здравствуйте все! Я рада вас видеть. Лес тихо шелестит. В траве появились новые цветы. Они так прекрасны и удивительны, что хочется смеяться от радости. Замечательно. Прохожу еще немного и устраиваюсь под знакомым дубом. Привет и тебе тоже. Потешные пичуги перелетают с ветки на ветку, словно исполняют только им известный танец. Забавно. Чувствую, что счастлива настолько, что ничего лучше уже и быть не может. Наверное, именно в такой момент и стоит умереть.
Так! В чем дело? Что это? Умереть от счастья? Нет, вы посмотрите, какой идиотизм! Глупее и придумать нельзя. Такое впечатление, что мысли не мои. Боже, а чьи же? Дыхание учащается. Что-то не так. Я явно чувствую опасность, сжимающую безжалостное кольцо. Резко оглядываюсь. Никого. Отлично. Их, этих самых, может быть просто не видно. Стискиваю пальцы. Ладони взмокли. Непроизвольно вытираю их о ткань платья. Господи, а это еще что? Рука натыкается на нечто маленькое и твердое в кармане справа. Сердце замирает. Зверенок! Точно он. Боже! Но ведь я оставила его на комоде. Отчетливо помню. И не брала оттуда. Тем более, сегодня.
Пульс бьется, как бешеный. Черт, это конец! Сейчас что-то случится. Нужно прятаться, скрыться. Пытаюсь подняться. Ноги скользят. Падаю. Наконец встаю. Лес расстилается передо мной, как прежде. Качаются ветви, поют птицы и светит солнце. Но все, буквально все, пропитано ощущением угрозы. Дрожат губы. Закрываю и тут же открываю глаза. Надо сделать хоть что-нибудь. Так просто я вам не сдамся! Слышите?
Порыв ветра бросает в лицо прошлогодние сухие листья. Заставляет вцепиться в ствол еще крепче. Бежит по траве и уходит в сторону, качая верхушки деревьев. Ухо улавливает посторонний, чужой здесь, звук. Вслушиваюсь, не понимая. Господи, да ведь это я. Кричу на одной визгливой ноте. Поперхнувшись, замолкаю. Малыш - теплым пятнышком в кармане платья. Сую руку и хватаю его. Он со мной. Единственный против них.
Снова налетает ветер. Кружится рядом. И отрывает меня.
Мне кажется, что я стою посреди леса. И в то же время – лечу, вращаемая вихрем. Который уносит мои мысли. Одну за одной. Мое тело. Клетку за клеткой. Пока я не осознаю, что растворяюсь в нем, исчезая.
Я, Анна, такая, какой была, прекратила свое существование. Наступила темнота.

Тося
Просыпаюсь, а вокруг мрак. Странно. Где это я, нафиг? Начинаю на автомате сканить пространство. Тут же проступают контуры незнакомых предметов. Но ничего угрожающего не ощущается. И никого из живых существ рядом. Интересненько, интересненько. Даже напряги берут. Бли-ин! Дошло. Ну, совсем сдурела, хе-хе. Надо же было так отрубиться. Вот ржача. Кому расскажешь, так не поверят, реально. Окей. Потягиваюсь, зажигаю свет. Вставать неохота, хотя в животе натурально бурчит. И пить, блин, хочется. Короче, лежу, поглаживая плед, и думаю, до чего довела меня работа. Скоро сама себя буду спрашивать, а кто это, блин, такой. Хе-хе.
Ого, уже почти полночь. Нифига я подрыхнуть. Ну-ка, ну-ка, проверим, как там наша Анна. Подключаюсь к ее отсеку. Лампы погашены. Похоже, она спит. Вон, в кровати. Неподвижный силуэт на фоне едва светлеющего окна. Прикольно. Хоть отдохнет тут, отъестся, успокоится. Ну, все, короче. Эй, хватит пялиться! В конце концов, это неприлично. Верно? Методы у нас, конечно, просто зашибенские. Вот разве можно наблюдать за людьми, когда они считают, что находятся в одиночестве? А? Это нормально, что ли? Думаю, что изврат. Реально. Короче, пора отсоединяться. Окей.
Пытаюсь подвигнуть себя на выползание из-под пледа. Вытаскиваю ногу. Шевелю пальцами. Короткие, блин, какие. Хе-хе. Будто нельзя было сделать подлиннее. Наверное, красиво бы смотрелось. Окей. Вздыхаю, кручусь и все-таки поднимаюсь. Какая тишина, с ума сойти. И никакой тебе опасности. Прикольно. Шлепаю в кухню. Мелкими глотками пью сок. Потом заказываю рагу. Двойную порцию, хе-хе, жрать хочется. Ну, и до кучи кусок шоколадного торта. Круто. Короче, пока ем, пытаюсь понять, чего добивается руководство. Снова, блин, какие-то игры. Реально. Ведь очевидно, что мне не удастся вычислить, а тем более почувствовать инициатора. Хоть разбейся в щепку, нафиг. Какого черта тогда торчать тут, а? Может, с наставниками обсудить? Без этого сраного посредника. Ну, да. Очень может быть. Только это уже завтра. Окей?
Час ночи. Наверное, всех найденных уже разместили на станции. Верно? И если сканеры до сих пор не распознали вражину, то куда мне-то рыпаться? С этим, как его… Ну, со свиным, короче, рылом, хе-хе. Получается, чувак умеет идеально экранироваться. А это реально зашибись. Если только сволочь Алексей не врет. Окей. В общем, не найти мне чела ни за какие коврижки. Глубокий анализ полей живых существ – точно не моя специфика. Не умею и не понимаю. Вот нафиг я им сдалась? Ерунда какая-то, ей-богу. Да уж. Утираю салфеткой рот, зеваю. И пендюрю досыпать.
Проваливаюсь сразу. Без всяких снов. Поэтому зуммер вызова втыкается в мозг, как отвертка. Еле продрав зенки, жму кнопку приема без визуализации. Не до нее сейчас, реально. Ну, и кто бы это мог быть, а? Какой идиот станет звонить в восемь утра? Правильно! Долбанный индюк. Смотри-ка, вещает. Основная мысль – «Тося должна». Первое: восстать из постели. Второе: приступить к работе. Третье: немедленно. Суховатый голос с нотками превосходства просто выводит из себя. И я окончательно просыпаюсь. Рычу, ругаюсь. И, послав гада в далекие края, отключаю связь. Зашибись, блин. Указания он мне еще дает. Выискался тоже начальничек. Как же. Всю, можно сказать, жизнь такого искала. Недоносок, гадство, чертов.
Завтракаю себе в тиши и покое, хе-хе. Не торопясь, хрюкаю в туалете, потом одеваюсь. Окей. А теперь можно и к наставнику обратиться. Верно? Тук-тук, блин. Дзынь, короче, хе-хе. Куратор опять выражает благодарность за выполненное задание. Немногословно, но так, что любой на моем месте почувствовал бы гордость. Ржача. Затем пускается в объяснения. Это, короче, отдельная песня.
Судя по некоторым данным, каковые мне не указываются, инициатор был оставлен среди выживших. С какой целью неведомый противник решил так сделать, покрыто мраком. По крайней мере, для меня, хе-хе. Таким образом, указанный товарищ сейчас должен находиться в числе людей, доставленных на станцию. Понятно, блин? Конечно же, было проделано предварительное, а затем и глубокое сканирование полей этих несчастных. Которым, к слову сказать, и так пришлось пережить немало. Но ничего странного выявлено не было. Ну, да. Куда уж вам, реально. Следовательно, негодяй (во сказанул!) умело притворяется, экранируя свое поле. Поэтому обнаружить инициатора можно только в случае какого-нибудь прокола с его стороны. Круто. Что предполагает длительное непрерывное наблюдение всех найденных людей. А это достаточно затратно. Ну, отсюда понятно. Можно пропустить. Так. Вот. Соответственно требуется иной способ выявления отщепенца. И таким способом стану я.
В этом месте на меня нападает неудержимый кашель. Куратор мужественно пережидает. А я в реальном ауте. Наконец отдышавшись, пытаюсь вставить фразу протеста и недоумения, блин. Фраза игнорируется. Более того, мне популярно разъясняют, что я слишком долго была в энергетической связи с этим чуваком, который неоднократно пытался блокировать мою деятельность. Что не прошло даром для нас обоих. Зашибись. Вследствие чего при непосредственном соприкосновении наши поля могут реагировать друг на друга совершенно неадекватно. И полностью контролировать такую непроизвольную реакцию ни один из нас не в состоянии. Офигеть. Поэтому мне предлагается вступать в энергетический контакт с каждым из выживших. Столько раз, сколько потребуется. Рано или поздно, вероятнее всего рано, мое тело уловит нечто знакомое в воздействии чужой энергетики. И я почувствую это. Таким образом злоумышленник будет уличен. Зашибись.
Короче, веселуха, черт побери. Пытаюсь отказаться. Привожу разные доводы. Вполне разумные и доходчивые. Но наставник непоколебим. Вот гадство. Мысли об уютном домике на безлюдном берегу океана снова посещают меня. Совершенно непроизвольно, как и предрекал наставник, хе-хе, делаю попытку открыть проем именно в такое место. Действие сразу же грубо пресекается. Причем куратор сурово указывает, что здесь подобные штучки не пройдут, и мне придется остаться на станции до тех пор, пока инициатор не будет идентифицирован. Нормально. А потом еще раз напоминает о долге, ответственности и чести. Жесть.
Окей. Перспективы вырисовываются реально крайне интересненькие. Получается, я должна искать вражину вне зависимости от того, есть он тут или нет. И попутно сидеть взаперти, как заключенный. Прикольно. Можно даже сказать, я фигею. С дуба они там, что ли, рухнули? Реально. А если он не здесь? Или выявить не сумею, а? Что, блин, тогда? Вечная тюрьма? Зашибись, короче. Сволочи. Да будьте вы все прокляты! Хорошо слышно? Гады! Мечусь по комнате, ругаясь и сшибая то, что попадается на пути. Блин, стоп. Только сама ведь нарываюсь. Стоп, балбесина! Надо как-то по другому действовать. Реально. Окей. Плюхаюсь в кресло. Нужно время, чтобы подумать. Чтобы решить, как поступать дальше. Окей.
С ненавистью смотрю на индикатор вызова. Он горит, не переставая. Индюк страстно жаждет общения. Да пропади ты пропадом, черт побери. А ответить все-таки приходится. Нагнетать обстановку пока не стоит. Верно? Ведь игноря Алексея, я, по сути, вступаю в конфликт с наставниками. Нафиг сейчас это нужно? Окей. Жму кнопку. Круто. Разливается соловьем. Убеждает подойти. Якобы для уточнения деталей. Недоносок, блин. Молчу, сосредоточенно дергая нитку на штанах. Не отдирается, гадство. Окей. Выключаю этого подлипалу и начинаю собираться. Поступим сейчас так, как они хотят. Верно? Подыграем, короче
Задумчиво смотрю на себя в зеркало. Надо хотя бы чуть-чуть постебаться. Подействовать, так сказать, на нервы. Окей. Чего же, блин, устроить-то? А к черту косички. Реально. Тщательно причесываю свои волосины и, изображая местных красоток, разделяю на три части. Как раз по числу волосин, хе-хе. Две направляю вдоль рожи на плечи, а третью пускаю по спине. Прикольно. Потом репетирую пленительный взгляд. И, в соответствии с существующими обычаями завлечения особей мужского пола, медленно повожу головой из стороны в сторону, одновременно слегка потряхивая ею. По-моему, получается офигенно. Но чего-то, блин, явно не хватает. Окей. Роюсь в сумке. Ага, круто! Вытаскиваю замурзанную косынку. Зеленую в белую крапинку, хе-хе. Каковую повязываю на шею, кокетливо размещая концы чуть сбоку. Зашибись. Да, вот теперь образ завершен. Правда, на моське нет килограмма косметики. Пымс-пымс. А ногтям явно не хватает длины. Но это уже мелочи. Верно?
Появившись в кабинете Алексея, с порога бросаю на него убийственный взгляд. А потом без единого слова сажусь, закинув ногу на ногу. И иногда дергаю головой. Индюк слегка обалдевает. А после десятого движения моей башки прямо спрашивает, какого хрена я тут комедию ломаю.
- Послушай, пупсик, я не в курсе, что за игру вы тут затеяли. Понял? Но участвовать в ней не желаю. И нефиг давить на меня, обломаешься. Задание твое – просто дерьмо, реальный фарс. Сечешь? Пустая трата времени. Твоего, моего. И еще чьего-то. А потом, ты разве не в курсе, что насильно задерживать сотрудника нельзя? Так сказано в правилах, пупсик. Разве нет?
Алексей свирепо сжимает челюсти. Не мигая, глядит в упор. Затем выдыхает. И предлагает все-таки выслушать. Окей. Посмотрим, что он тут навещает, дерьмоед хренов. Ага, по его словам на станцию было доставлено шесть человек. Включая Серегу, который по-прежнему находится в отключке. Кроме Анны есть и еще одна женщина. Офигеть.
Такое количество выживших не может не поражать. Реально. Ведь четверо сумели остаться людьми совершенно самостоятельно. Без моей помощи. Круто, снимаю шляпу. Но ведь фиг забудешь о тысячах, что погибли, не дождавшись помощи. Жесть абсолютная, если задуматься. Полнейший провал наставников. Уж лучше было бы вообще без них. Своя, в общем, судьба, своя ответственность, своя планета. Окей. А еще до кучи, судя по рассказу, пацан был зафигачен вовсе не ими. И выходит, все же сюда вмешались какие-то третьи. Зашибись. Блин, реально хотелось бы знать, что все они делят. За какую правду, гадство, колбасятся.
Индюк тем временем подключается к секторам, в которых размещены найденные. Предлагает посмотреть. Окей.
Алевтина. Тридцать пять – сорок лет. Плотного, даже спортивного, телосложения. Широкое лицо с твердо стиснутыми губами. Сильные большие руки сложены на коленях. Короче, про коня на скаку – явно о ней, хе-хе. Понятно. Другая фиг бы выдержала. Интересно, как ей удавалось отбиваться? Окей. Сидит такая в кресле. Взгляд прямо перед собой. Явно в ступоре. Столько всякого понаслучалось. Бедняга, короче, блин.
Владимир. Лет двадцать пять на вид. Юркий, скользкий. Как хорек, реально. Глаза хитрые, прищуренные. И все бегают, будто не могут остановиться. Ну, этот кадр выжил благодаря изворотливости. Не иначе. Окей. Перелистывает журнальчик, поглядывая по сторонам. Короче, вылезет, откуда угодно. Да и залезет тоже без мыла, хе-хе. Наверняка уже замышляет план побега. Короче, на первый взгляд он вполне мог бы быть инициатором. Конечно, в обмен на какие-нибудь услуги или привилегии.
Александр. Ему около тридцати пяти. Стоит к нам спиной. Выбирает в шкафу книгу. Словно почувствовав наше присутствие, оборачивается. Лицо приятное. Явно не дурак. Прикольно. Тело подтянутое. Даже намека на брюхо нет, хе-хе. Но точно не спортсмен. Просто занимается чем-то. Помедлив секунду, он возвращается к стеллажам. Окей. Трудно сказать что-то определенное. Наверное, странно, что он так быстро сориентировался. С другой стороны, похоже, у него неплохие мозги. И было время обдумать ситуацию. Верно?
Виктор. Блин, вот мы встряли – чувак-то торчит на унитазе. Нормально. Треники веером раскинуты вокруг волосатых ног. Короткие толстые пальцы рук нервно шевелятся. Грубое, даже несколько звероватое лицо. А в глазах - вызов и угроза. Нормально. И ему точно не по себе. Но пока не понять, отчего. Окей. Ой, блин, убирай картинку! Мужик встает.
- Мы порнуху что ли смотрим? Ты чего тормозишь, как придурок??
- Еще одно подобное слово, и я внесу предложение о твоей дисквалификации!!
- Мне очень страшно. Реально. Прямо уже описалась. Давай, флаг в руки!
- Ты забываешься!
- Поторчи, пупсик, с мое на полевой работе. Посмотрим тогда, как ты запоешь.
Индюк бледнеет, краснеет. Идет всеми цветами радуги. Прикольно. Я все-таки достала его. Ура.
Анна. Расположилась, вытянув ноги, в кресле. Тонкие руки сомкнуты в замок. Подносит пальцы к губам, слегка касаясь их в задумчивости. Отводит прядь волос со лба. Никакой нервозности. Милое, даже родное лицо. Было бы реально ржачно, если бы инициатором оказалась именно она. Ведь я сама привела ее к себе. Доверяла и полагалась. А разве не проще всего вершить злодейские планы, находясь рядом? Хе-хе. Ну, да. Только не верится мне в это, хоть ты тресни. Хе-хе. А в детективах-то обычно так и происходит. Верно? Зашибись.
Сергей. Бледный до синевы, исхудавший. Совершенно не похожий на того сорванца, которого я знала. Лежит, вытянув руки вдоль тела. Его все еще не могут вернуть. Жесть. Бедный пацан. Ему реально досталось выше крыши. Хуже только тем, кто превратился в уродов. Блин. Конечно, чисто теоретически можно предположить, что его полурастительное существование – просто способ укрыться от наших сканеров. Но это абсолютно дикая идея. Даже несмотря на то, что он пытался убить меня. Никакой, нафиг, мальчишка не инициатор. А просто малолетка, втяпавшийся по недоумию в жутчайшее дерьмо. Вот так. Для меня до сих пор загадка, почему его не забрали полностью. Фиг знает, с чем это может быть связано. Чтобы вернуть в удобный момент? Хе-хе.
Короче, по моему мнению реальных кандидатов только четверо. В виновность своих подопечных я не верю. Что бы этот идиот не говорил. Окей. Поворачиваюсь к сопящему Алексею. Смотри-ка, уже успокоился. Рожа вновь кирпичом, хе-хе. Он кивает, а потом, чуть наклоняясь, дает пояснения.
Для меня подготовлен рабочий кабинет. На этом этаже. Именно оттуда я должна наблюдать за подозреваемыми. Там же находятся материалы по выжившим людям, а также специальный экран, с помощью которого предлагается осуществлять удаленный энергетический контакт с ними. В случае опасности оборудование мгновенно закроет от нападения.
Где-то я уже такое слышала. Верно? И думаю, полагаться на их аппаратуру все-таки не стоит. Окей. Интересуюсь продолжительностью трудового дня. Алексей немедленно выдвигает нижнюю челюсть вперед и рекомендует работать дольше и продуктивнее. Офигительный ответ. Главное, ничего определенного. Окей. Чего с болваном спорить? Реально. Честно говоря, мне до сих пор непонятно, за какие такие способности его взяли к нам. Короче, дальше нефиг резину тянуть. Верно?
Кабинетец больше всего напоминает место охранника торговых и офисных помещений, хе-хе. Удобное кресло перед пультом. Огромный монитор. Во всю стену рама желто-серого цвета. Индюк, понтуясь, активирует все это хозяйство. Показывает, как управляться с ним. Ну, окей. Потом, сделав еще одно внушение, хе-хе, уходит. Ага, давай, вали отсюда.
На дисплее появляется мозаика из шести ячеек, в которых тусят подозреваемые. При необходимости кого-то можно отключить, другого подключить, масштаб изображения изменить, ну и еще всякую лабуду проделать. Окей. А рама оказывается тем самым специальным экраном. Ржача. Блеск и полет фантазии, черт побери. Люди в каждой из ячеек, не подозревая ни о чем, занимаются своими делами. А камера, или фиг знает что, неизменно следует за ними. Зашибись. Подглядывать исподтишка – грязное, блин, занятие. Реально. Как же мне отвязаться-то от него?
Встаю и прохожусь по комнате. Здорово, что здесь есть окно. Будет, куда отвлечься. Окей. Настраиваю пространство за ним на осень и приоткрываю. Круто. Ворвавшийся ветер приносит чистые свежие запахи увядающих листьев и мокрой земли. Недавно там шел дождь. Прикольно. Стучу костяшками пальцев по стеклу. Наверняка каждый из выживших сделает попытку бежать через такой вот кусочек пространства. Бедняги. Они не знают, что это невозможно. Окей. Оборачиваюсь к монитору. Ситуация немного изменилась. Все принялись за что-то другое. Зараза, блин. И как же мне их исследовать? Сделай, короче, то, не знаю что. Зашибись. Беру со стола верхнюю папку. Это оказываются материалы по Алевтине. Ну, что, приступим?
Женщина в данный момент вскапывает землю рядом с жилищем. Она увлечена. Сосредоточенно пендюрит небольшим инструментом, напоминающим лопату. Прикольно. На лице явное удовлетворение. Хе-хе, а где она лопату-то взяла? Было бы ржачно, если бы та входила в стандартный набор отсека. Типа, закопай себя сам. Хе-хе. А что, с наставников или долбанного Алексея станется. Поди, и тапочки белые где-нибудь припасены. Хе-хе. Окей. Что там у нас про эту огородницу накалякано?
Алевтина обнаружена в двухкомнатной квартире на третьем этаже пятиэтажного дома. Сейфовая входная дверь оказалась наглухо заблокированной двенадцатизначным кодом. Хе-хе. Который запомнить женщина была не в состоянии. А посему записала и спрятала в надежном месте. Ну, молодец, чего ж. Таким способом она защищала себя от гипнотического влияния хищников. Окей.
Вглядываюсь в героиню, вытирающую со лба пот. Она опирается на лопату и счастливо улыбается. Глаза смотрят вполне себе ясно. Прикольно. Похоже, физический труд приносит ей исключительно радость и успокоение. Окей. Вероятнее всего, Алевтина наблюдательна и сметлива. Поэтому поняла, что большинство людей сами идут на призыв уродов. Круто.
Окна в квартире, за исключением того, куда выставлено ведро для сбора снега, были наглухо забиты. Одна из комнат представляла собой склад продуктов, используемых очень разумно. Что позволило бы продержаться, за счет экономного потребления, как минимум, полгода. При хозяйке постоянно находился большой нож, а около двери – топор. Женщина найдена в удовлетворительном психическом и физическом состоянии. При освобождении оказала сопротивление. Но, убедившись, что рядом с ней люди, прекратила его. Сейчас ведет себя абсолютно адекватно.
Здорово, блин. Сориентировалась быстрее той же Анны, которая без моей помощи точно скопытилась бы. Замечательно практичная и толковая особа, хе-хе. Интересно, как она проводила нескончаемый досуг в жесткой осаде врагов. Ведь читать, наверное, не любит. А телевизор и радио не работали. Окей. Думала, что ли? Узнать бы, блин, о чем. Короче, в любом случае именно крестьянская натура помогла ей выжить. Офигеть. Не могу не восхищаться. Снова смотрю на женщину. Теперь она трудолюбиво сажает какие-то семена. Молодец, блин. И здесь не растерялась.
Все-таки, наверное, каждый отсек подстраивается под своего обитателя. Сильно сомневаюсь, чтобы в жилище Анны нашлись лопата, лейка и саженцы, хе-хе. Тут Алевтина поднимает голову, заправляя волосы за ухо. Наши взгляды пересекаются. У нее реально лицо прямого честного человека. Без фокусов и заковырок, блин. Живущего так, как положено людскими законами. Окей.
Барабаню пальцами по столу. Не похожа она на инициатора. Никаким, нафиг, местом. Реально. Поле ее, что ли, пощупать? Окей. Включаю экран и прикасаюсь к ней. Оболочка хорошая. Без изъянов и инородных вкраплений. Следов подсоединений тоже не видно. Короче, обычный здоровый человек со средней энергетикой. Который, по крайней мере в последнее время, не являлся постоянным донором энергетического вампира. Окей. Женщина начинает нервничать и ежиться. Оглядывается раз, другой. В глазах появляются непонятки. В общем, пора заканчивать. Нефиг ее дальше мучить. Окей.
Ну и работка, блин. Ерзаю в кресле. Беру вторую папку. Следующим у нас Владимир. Зашибись.
Трехкомнатная квартира на одиннадцатом этаже двенадцатиэтажного дома. Огромные канистры с водой. Тазики под снег на лоджии. Склад продуктов в кухне. Упаковки патронов в большой комнате. Круто. При себе постоянно имел пистолет. Успел запастись провиантом, пока хищники охотились в одиночку. Говорит, что стрелял в них сразу, не дожидаясь нападения. Когда появились стаи, стал отсиживаться дома, надеясь переждать и выжить. Предполагал стабилизацию ситуации путем вмешательства властей. Окей.
Рассматриваю Владимира. Тот исследует пространство рядом с отсеком. У него лето – лучшая пора для побега. Как раз сейчас мужчина двигается вдоль прозрачного купола, ограничивающего доступную ему область. Вот он останавливается. Ищет что-то под ногами. Ага, поднимает камень. Прицеливается. Бросает, отскакивая в сторону. Видимо, боится рикошета, хе-хе. Ржача. Обломок беспрепятственно проходит сквозь невидимую стену. И с шумом падает в кусты. На лице Владимира проявляется изумление. Он тянется за другим камнем, тоже швыряет. И тут же стремительно бросается вслед. Но ограда откидывает чела назад. А предмет летит себе дальше. Прикольно. Мужчина матерится. Исподлобья осматривается. Надо полагать, в поисках подвоха, хе-хе. Потом втягивает голову в плечи, пинает невидимый барьер. Вновь оглядывается. Похоже, предполагает слежку. И не зря, черт побери. Окей. Рожа у него, конечно, неприятная, лисья. Не поверила бы ему реально ни на грош. Ага, вот пошел дальше. Крадучись, словно ожидая нападения. Что-то выглядывает впереди. Ладонью ведет вдоль купола. Нормально. Мне нравится только то, что он не собирается сдаваться. Представляю, сколько вариантов сейчас прокручивается в его голове. Хе-хе. Обхитрить наставников, конечно же, не удастся. Но тот, кто не пытается, проигрывает заранее. Верно?
Окей. Непонятно, как Владимир оборонялся от зова хищников. Ведь противиться ему очень трудно. Вообще-то инициатору это, наверное, и не нужно. Вопрос в том, является ли чувак тем, за кого себя выдает. Окей. Подключаюсь к его полю. Оно грязненькое. Но ничего особенного. Вроде, все нормально, короче. А может, это просто защита? Ведь здесь, чтобы выжить, инициатор обязан экранироваться. Иначе его в два счета разделают под орех. Окей. С другой стороны, мое поле никак не реагирует на установившийся контакт. И что? Фиг знает, как оно должно отзываться. Верно? Тоска зеленая, короче.
Чисто умозрительно, конечно, можно предположить, что некие существа склонили мужичка к сотрудничеству. Взамен на какие-то услуги. Или преимущества, блин. Окей. Думаю, от такой выгоды он бы не отказался. Но я по-прежнему не просекаю, какого фига эти новые орлы оставили инициатора нам. Кинули, что ли? Почему тогда сам не ушел, пока было время? Запутанная, нафиг, история. Мутная. Может, вообще, инициатор – бомба замедленного действия. А? Террорист-самоубийца, хе-хе.
Вздыхаю. Ставлю жирную галочку на папке Владимира и встаю. Все, блин, затекло. Пора отдохнуть. Верно? Выглядываю в коридор. Пустой тоннель тянется направо, налево. И ни звука вокруг. Зашибись. Подпрыгиваю и несусь, что есть мочи. Пулей влетаю в холл. Скачу вдоль стен, молотя воздух кулаками. Потом бросаюсь в другую сторону. И дальше. И еще. Круто. Когда выдыхаюсь, чувствую, что хочу жрать. Окей. Диким воплем напоследок сотрясаю помещение, хе-хе, и спокойненько шкандыбаю к себе. Короче, расслабилась на славу. Реально. Давно так не отрывалась.
Окей. В отсеке, на первый взгляд, все в порядке. Похоже, в мое отсутствие никто тут не рылся. И это не может не радовать. Верно? Здорово. Делаю заказ. Заваливаюсь на диван, болтая ногами, пока обед готовится. Потом ем, вслушиваясь в окружающую тишину. За окнами ветер. И пасмурно. Но без дождя, хе-хе. А сразу от крыльца ведет тропинка, пропадающая в стонущем лесу. Прикольно. Долго смотрю на нее. На ели и березы, прячущие дорожку. Блин, неудержимо хочется пойти туда. Посмотреть, куда выведет. Офигеть. Почесав за ухом, посылаю Алексея и его задание в задницу. Роюсь в шкафах. Нахожу сносные резиновые сапоги с теплой подкладкой, шерстяные носки, куртку. Одеваюсь, заматываю шарф, натягиваю капюшон и смотрюсь в зеркало. Ржача. Гном, честное слово. Проказливый такой. Хмыкаю. Ну и что? Вперед, короче, на поиски сокровищ.
Несмотря на окружающую сырость, тропинка оказывается почти сухой. А чуть поодаль начинается настоящая глухомань с поваленными деревьями, нависающими аркой ветвями и ведьминой пряжей, развевающейся по ветру. Прикольно. Идти сплошное удовольствие. А воздух настолько свеж, что его хочется не только вдыхать, но и пить. Ржача. Топаю себе, бормоча сочиняемую на ходу песенку. Как вдруг чувствую чье-то присутствие. Нормально. Словно в лесу я не одна. Интересненько, блин. Тут никого не должно быть, за исключением птиц и мелких животных. Задерживаю дыхание. Резко оборачиваюсь. Пусто. Что опять за ерунда? Противник нащупывает меня и здесь? Исключено, блин. Если он разблокирует защиту хотя бы на секунду, сканеры мгновенно уловят это, и ему крындец. Верно? Выходит, такие упражнения не для него. Да и, вообще-то, на кой хрен я ему сдалась? А? Короче, зашибись. Фокусы продолжаются.
Смотрю на часы. Гуляю уже тридцать минут. Пора, короче, возвращаться. Собачиться с долбанным придурком вовсе неохота. Окей. А, может, это сама станция контролирует сотрудников? Ну, типа, хватит плевать в потолок, пора и потрудиться. А? Тоже не стыкуется, блин. За все время работы с наставниками никогда не сталкивалась с подобной фигней. Ведь сотрудничество якобы целиком построено на добровольной основе. И любое влияние оказывается на сознательном уровне. Могут на совесть давить, на чувство долга. Рисовать радужные перспективы и далее в том же духе. Но вот так – никогда. Странно все это. С другой стороны, никто чужой не в состоянии проникнуть на станцию. Воздействовать снаружи – тем более. Она полностью экранирована. И находится вне времени в определенном пространственном кармане. То есть вне каких-либо миров. Это трудно понять, а уж вычислить – вообще нереально, хе-хе. Окей. Напрашивается только один вывод. По крайней мере, пока. Что кто-то из сотрудников служит и нашим, и вашим. Зашибись. Несусь, как ненормальная. Край капюшона наползает на глаза, спина взмокла. Нет, ну я фигею от таких мыслей. Реально. Вбегаю в дом, перевожу дыхание, откашливаюсь.
Блин, сейчас, вроде бы все спокойно. Никакого присутствия. Уж не двинанулась ли я? Осталось, короче, только голоса услышать, да с ангелами начать беседовать. Зараза. Завариваю чай. Забираюсь с чашкой в кресло. Прикольно, вид за окном вполне себе невинный. Ничего пугающего. Может, все это мне почудилось? Хе-хе. Окей, посмотрим, что дальше будет. А вот и сигнал вызова пошел, гадство. Алексей жаждет узнать о результатах работы. О, еще интересуется, когда соизволю вернуться с обеда. Слова-то какие находит, урод чертов. Вглядываюсь в светлые и какие-то никакие глаза, и на ум приходит, что вот этот вполне способен сотрудничать с несколькими сторонами. Офигеть. Интересно, насколько я ошибаюсь.
Надо бы подумать о чем-нибудь приятном. Но ничего толкового в голову не лезет. Со вздохом вылезаю из кресла. И тут меня осеняет, что сегодня обещал зайти Борис. Здорово! Офигительно даже, блин. Провались-ка ты, Алексей, в самую задницу. Дерьмоед хренов, честное слово. Не спеша, хе-хе, шкандыбаю на трудовой пост. Пусть индюк на какашку поисходит немного. Верно? А там все по-прежнему. Шесть ячеек с шестью людьми. В третьей слева показывают Анну. Невольно задерживаюсь на ней. Она пробирается по весеннему лесу. Выглядит счастливой. Ну, круто. Наверное, сегодня ни разу не вспомнила обо мне. Жисть есть жисть, короче.
Окей, блин. Кто у нас следующий? Так. Ага, некий Александр. Вот он. Второй справа. Читает книгу, нафиг. Зашибись. Видимо, местная интеллигенция, черт ее дери. Окей. Открытое лицо. Правда, немного нервное. Красивые сильные руки с длинными пальцами. А ведь он симпатичный, блин. Реально. Поднимает глаза – офигеть - и смотрит прямо в мои! Чуть со стула не падаю. Становится не по себе. Сразу же отвожу взгляд, не знаю, почему. Ведь видеть меня, а уж тем более вглядываться, он не может. Верно? Жесть. Гхм. Через несколько секунд зыркаю украдкой. Порядок. Углубился в чтение, будто и не было ничего. Зашибись. Да, странный субъект. Слава богу, не в моем вкусе, хе-хе.
Что там пишут про него? Нифига себе! Найден, блин, глубоко в тайге. В охотничьей избушке. Куда поисковый отряд привела практически занесенная снегом лыжня. Круто. В общем, один из поисковиков случайно заметил след, когда обследовали местность вблизи города. С собой у Александра имелись запасы продуктов, ружье и снаряжение. При появлении спасателей чувак впал в шоковое состояние. Пытался защищаться. Это он орел, с нашими-то драться, хе-хе. Короче, оказывается, ни на какую помощь чел не рассчитывал, поэтому принял вынырнувших из темноты людей за монстров. Очень интересно. Вновь поворачиваюсь к мужчине. Окей. Собирается на прогулку. Одет аккуратно. Выбрит. Прикольно. Вот выходит из дома. Оглядывается по сторонам. Видимо, решает, куда пойти. Потом топает к лесу. Ну, да. Соскучился, хе-хе.
А Александр-то, получается, не дурак. Выбрал самый нестандартный способ, нафиг. И главное – выжил. Покинул гнойник, кишащий гадами, пока это было еще возможно. Ушел так далеко, как только мог. Здорово. Хищники добрались бы туда только по трагической случайности. Они рыскали в черте города. Совершали вылазки вблизи него. Но всегда возвращались. Причем исключительно по дорогам, избегая леса. Фиг знает, почему. Окей. Я реально в отпаде.
Смотри-ка, идет совершенно спокойно. Дышит глубоко. Улыбается уголками губ. Касается пальцами цветов. У него тоже лето. Прикольно. Присаживается отдохнуть. Потом вытягивается среди травы, раскинув руки и ноги. Смеется! Офигеть. Блин, наблюдать за ним сплошное удовольствие. Фиг оторвешься. И я смеюсь в ответ, хотя он не слышит меня. Так, спокуха. Какой там к едрене фене человеконенавистник, блин? Александр нравится мне, реально. С ума сойти.
Окей. А что с энергетикой? Осторожно щупаю. Блин! Он широко раскрывает глаза. И снова будто смотрит в глубину моей души. Даже сердце останавливается. Может, у него скрытые способности? Это было бы круто. Мужчина переводит взгляд, следя за облаками. Покусывает травинку. Зашибись. Похоже, все вышло случайно. А жаль. Окей. Ну, поле у него обычное, хорошее. Сразу видно, личность достаточно гармоничная. Ладно. Медленно закрываю папку. Неподвижно сижу. Блин, он мне нравится. Точно. Душа рванулась то ли к нему. То ли от него. Так бывает, да. Но не об этом ли предупреждал наставник, дери его за ногу? Опять перевожу взор на человека. Нет. Вот он не мог выпустить на землю такое дерьмо. Стопроцентно.
Потягиваюсь. Рабочий день еще не закончен, гадство. А хотелось бы. Следующий у нас Виктор. Во ржача, пытается заказать водку. Блокировка. Вновь и вновь. Хе-хе. О, начал бушевать. Ругается, как хрен. А мебель-то не сломать, хоть ты тресни. Ржача. Автоматику - тоже. Ой, не могу. Пора почитать про него. А то лопну.
Окей. Мужчину нашли на дачном участке, в забаррикадированном домике, с ружьем, зажатым между ног. В момент обнаружения Виктор был мертвецки пьян. Питался он, надо думать, овощами, хранящимися не только в его подполе, но и у соседей. Также имелись в наличие различные крупы. Прикольно. На самом деле, Виктору просто повезло, что свора хищников не вышла на него. Но это случилось бы раньше или позже. Ведь на момент зачистки уроды реально голодали. И шныряли как рядом с городом, так и достаточно далеко за его пределами. Хотя, надо признать, в том, что его не сожрали, есть большая заслуга алкоголя. Мужчина не излучал волн на частоте хомо сапиенс. А также был не в состоянии реагировать на призывы хищников. Короче, ржача.
Виктор смачно плюет на пол. Грозит кому-то кулаком и выходит в комнату. Ну и хмырь, хе-хе. Бесцельно кружит. Мятые треники тоскливо свисают с зада и колен. Из полурасстегнутой кофты «Панасоник» выглядывают пучки рыжих волос. Нормально. Сам чувак нечесан и небрит. Натуральная обезьяна, короче. Наконец блуждания его заканчиваются у окна. Виктор садится на стул, кладет локти на подоконник и со злобой глядит через стекло. А там по-прежнему зима. Офигеть. Мужик-то ли не хочет, то ли не может настроить пространство на нужное время года. Вот ведь образина, блин. Хе-хе.
Окей. Тру подбородок. Конечно, злости у него хватило бы на все человечество, но вот умственных способностей явный недостаток. Сам бы он ни до чего не додумался. Реально. А использовать его вполне могли. Окей. Думаю, чувак не отказался бы размазать по стенке всех людей сразу. Скопом. И получил бы ни с чем не сравнимое удовольствие. Верно? Окей. И потом, оставить его как снаряд замедленного действия совсем не жалко. Хе-хе. Ну, взорвется, ну и что? Я хмыкаю. Занесло меня, блин. Получается, что люди, как популяция, мне тоже не очень приятны. Зашибись. Короче, и меня можно в некотором роде использовать для уничтожения человечества. По крайней мере, отдельных его групп. Вот ржача! Так додумаешься вообще фиг знает до чего. Реально. Ага, а энергетика у него плохая. Впрочем, неудивительно при таком образе жизни. Верно? Но никаких странностей и вкраплений. Окей.
В общем, на его папке тоже ставлю галочку. И на первый осмотр у меня остаются только Анна и Серега. Пожалуй, отложу их до завтра. Надо еще перекусить. Да и Борис скоро пожалует. Прикольно. Окей. Откинувшись назад, рассматриваю потолок. Рожицы, цветы, орнаменты. Какой придурок придумал все это? Сама бока бы ему намяла, хе-хе. Встаю, потягиваюсь, чтобы хрустнули все кости. Прыгаю на одной ноге, потом на другой. Кидаю взгляд на монитор. Анна бежит домой, спасаясь от дождя. Моська встревоженная и немного несчастная. Прикольно. Александр задумчиво рассматривает камни на дне речки. Блин, хочется смотреть на него еще и еще. Короче, пора валить от греха подальше. Реально. Выключаю оборудование. Оглядываюсь, чтобы проверить, все ли в порядке. И выхожу.