Сбитые прицелы, главы 7-8

Продолжение фанфика по фильму "Аватар. Путь воды".


7.


Паук сидел на краю одной из небольших парящих скал — на той, что висела в воздухе не слишком высоко над землёй, — и то напряжённо думал о разном, то слал всё под хвост танатору, старательно созерцая мир вокруг.

Привёз его в эту овеянную легендами местность один из учёных — из тех, кто умудрился сохранить своего аватара, а посему способен был

ездить на па’ли*. Самому юноше оставалось лишь беззлобно завидовать тем, кто имел тсахейлу…

Пробыв с учёными совсем недолго — ровно столько, сколько требовали приличия, а также подбор запасной маски и фильтров, — Паук не решился и дальше подвергать их жизни опасности и попросил доставить его сюда. Норм и Макс предложили ему на время один из старых мобильных блоков прямо тут, в горах, но пока что парень был сыт и мог хотя бы несколько часов не ломать голову над дальнейшей своей нелёгкой жизнью.

Однако расслабиться не удавалось. Паук был растерян и не знал, куда деться от всего того, что копошились в гудящей голове. От большинства из тех мыслей хотелось сунуть бошку в пасть танатору, но что-то пока удерживало от трусливого бегства в чертоги Эйвы. Он ведь и не знал даже, принимает Великая Мать таких, как он, или отторгает, как безнадёжную гниль?..

Паук в очередной раз прикусил губу и уставился в ярко освещённую Полифемом** и двумя солнцами даль. В ясном небе, ловко огибая парящие скалы, носились дикие икраны — самка-мать учила своего детёныша премудростям охоты. И молодой человек тоже зачем-то вспомнил, что когда-то кем-то был рождён. Мать осталась за гранью его памяти, и сейчас он не знал даже, какие чувства вызывают в нём мысли о ней. Паук часто, но безуспешно пытался представить себе её. Вот будь она жива, то… Что? Осталась бы с ним на Пандоре или вернулась на Землю по долгу службы? Наверное, осталась бы… Паук зажмурился, совершенно беспочвенно надеясь, что перед закрытыми глазами перестанут мелькать сцены, которым было место в одних лишь его мечтах. Но, как того и следовало ожидать, ничего не изменилось. Безликая воображаемая мать так и вставала перед ним, вызывая нестерпимое жжение в области слёзных мешочков.

Паук резко выдохнул, чтоб прогнать наваждение, снова бесстрашно взглянул на мир вокруг и… вдруг увидел всадника.

Летел тот высоко и быстро, делая в воздухе немыслимые кульбиты, какие не свойственны были Оматикайя. С кем-либо из На’ви он сейчас совсем не хотел встречаться, но тому, кого узнал, обрадовался ещё меньше.

Это был реком. Те из них, с кем Пауку довелось пообщаться, управляли икранами как-то иначе, грубее, что ли, но и на местного наездник тоже не походил. Другая одежда, другая посадка, всё как… у людей.

Парень вскочил и машинально достал из-за спины лук со стрелами, которые взял недалеко от базы учёных, где однажды припрятал на всякий случай. Маленький в сравнении с прочими пандорианскими, лук был удобен для Паука и незаменим в охоте, но спасёт ли он от рекома-всадника? Сомнительно…

Тетива негромко скрипнула от натяжения, стрела наметила цель и двинулась вслед за нею.

Реком, до того гнавший икрана во всю мощь размашистых крыльев, резко замедлился, и потому стал более удобной мишенью. Даже приблизился — как раз на полёт стрелы.

Парень напряг зрение и опешил, когда понял, что перед ним… женщина.

Сомневаясь в том, стоит ли опускать лук, он припомнил, что в отряде полковника были и бойцы женского пола — не менее сильные и злые, чем мужчины, но, кажется, все они сгинули во время бойни у архипелага Меткайина.

Что ж, наверное, просто новая партия убийц подоспела. Паук, гоня от себя непрошенную жалость к неизвестной женщине, приготовился выстрелить. Оружия в ответ рекомбинантная не доставала, но могла быть разведчицей, которая вот-вот донесёт своему командованию о том, что видела потенциально ценного пленника, а те пришлют сюда толпу головорезов, которые вновь устроят кровавую резню среди На’ви.

Нет, он должен её пристрелить! Рука не дрогнет. Не дрогнет…

Он должен! Он не хотел больше быть виновным в бедах этой прекрасной и родной для него земли!

Паук натянул тетиву до отказа и пустил стрелу.

***

Вопль «Отставить!» едва донёсся до него сквозь завывания ветра и стук крови в ушах. И этот голос Паук узнал. Батя! Они с полковником по-прежнему были по разные стороны войны и мира, и Майлз Сокорро не обязан был подчиняться Майлзу Куоритчу, но инстинктивно, потому что с самого раннего детства привык слышать такие команды от Джейка, дёрнул руками в последний момент, в тот самый миг, когда стрела уже срывалась в полёт.

Паук знал, что в цель та уже не попадёт, но делать было нечего. Ему, наверное, следовало бы бежать отсюда, то скользя по лианам, то прыгая в бездну, а достигнув крон, попытаться спрятаться где-нибудь поглубже в чаще леса, но парень оставался на месте. Не только потому, что понимал всю тщетность попыток скрыться от двух всадников. Наверное, он просто хотел ещё раз поговорить с отцом, попробовать до него докричаться, тем более что тот сам теперь летел ему навстречу.

Икран яркой, контрастной масти нагнал густо-синего, с женщиной на спине. Полковник сделал своей подчинённой знак спуститься, и вскоре оба летуна спикировали на край скалы неподалёку от Паука.

Парень напряжённо ждал, всё ещё не убирая лук, но опустив его к земле. Рекомы смотрели на него: женщина в каком-то странном, слегка заторможенном недоумении, а мужчина — облегчённо, однако при этом зачем-то прижимая хвост и уши, что не слишком вязалось с его полковничьей статью.

— Здравствуй, — произнёс он, когда чуть стихли взволнованные крики икранов, и добавил: — сын…



***

Пожалуй, ничего в этом странного не было. С месяц назад полковник сказал ему то же самое: «сын», — и что тогда, что сейчас, прозвучало это слово неловко, но от всей души, со всей теплотой, на какую только было способно суровое солдафонское сердце.

Реком полковника произнёс это и выпрямился, придавая себе самый невозмутимый и непробиваемый вид, хотя уши всё равно прижимались к черепу, а кончик хвоста жался к голеням и босым стопам.

При этом женщина, стоявшая рядом с ним, вздрогнула и перевела на него ошарашенный взгляд, от чего Майлз Куоритч напрягся ещё сильнее. Он для чего-то на миг зажмурился, и, будто решившись как какой-то немыслимо отчаянный шаг, пояснил, виновато опуская голову:

— Да, это он, капитан. Он жив. Я соврал.

Бедный Паук мог ожидать от всей этой нелепой ситуации чего угодно, но только не того, что услышал пару секунд спустя.

— Сынок?.. Майли?.. Жив?! — тонким, срывающимся голоском проговорила изумлённая женщина.


8.


Паук недоверчиво глядел на рекома-женщину, силясь понять, почему та неуверенно тянет к нему дрожащие руки и что-то жалобно сипит, отрывисто и совершенно бессвязно. Продолжалась эта странная сцена, правда, недолго, потому что женщина вдруг побледнела, зашаталась и не упала лишь потому, что полковник успел подхватить её на руки. Паук ровным счётом ничего не соображал в том, что видел и слышал, но всё же поспешил на помощь.

Полковник уложил свою подчинённую на мягкий голубоватый мох, кое-где покрывавший скалу, и легонько похлопал по щекам, приводя в чувство. Он явно злился, кривясь и скалясь, но молчал и по-прежнему виновато прижимал уши.

— Это… мама? — отважился спросить Паук, присаживаясь рядом. Ужас от мысли, что он мог по меньшей мере серьёзно ранить её, пока ещё не пришёл, как и осознание того, что у него теперь есть мать. Однако руки юноши сами собой потянулись к её длинным светло-синим пальцам.

— Мама, — неохотно выдавил реком с неясной интонацией в голосе, но когда женщина зашевелилась, облегчённо выдохнул, сунул в руку Пауку флягу с водой, чтоб напоил мать, когда та очнётся, и отодвинулся от них подальше. — Познакомься.

***

Паз очнулась, но долго в её скомканном сознании не умещалось ничего, кроме одной-единственной мысли: «Майли жив!». Она могла думать лишь об этом, а он, её маленький Майли, сидел рядом и то осторожно косился на неё сквозь дыхательную маску, то участливо касался рукой её ладони и протягивал флягу с водой. И в этом было самое настоящее и самое большое на свете счастье.

Паз смотрела во все глаза и старалась им поверить. Глаза помнили кроху, а теперь от него остались разве что нагота (если не считать за одежду какую-то тряпку на бёдрах) да соломенного цвета волосы. В остальном же…

Паз не узнавала его, а он — её, и они так и сидели бы, не решаясь на что-то большее, если б Майли вдруг не подался вперёд и не позволил рекому матери обнять себя.

***

— Как вы могли, сэр? — наверное, минут пятнадцать прошло, не меньше, прежде чем Сокорро смогла заговорить. До этого способна была лишь плакать, обнимать Паука, целовать его в макушку и шептать что-то нечленораздельное. — Как могли сказать мне, что он мёртв? Вы командир, но это… это… Вы не вправе были, полковник, вы должны были…

Майлз Куоритч и сам понимал, что заслужил все эти укоры, поэтому как мог сдерживал желание грубо и навсегда закрыть больную тему.

— Я боялся, что вы не сможете скрывать это и выдадите его. — Полковник сидел немного в стороне от Паз и их общего счастья. Он вновь пребывал в этом поганом, глубоко ненавистном ему состоянии начисто сбитых прицелов. — Вы не в курсе многого…

— Так объяснили бы! — взвилась Паз и вновь уткнулась большим синим лицом в сравнительно маленькую белокурую макушку сына.

Больше всего на свете Майлз не любил признавать свою неправоту. В такие неудобные моменты ему всегда хотелось от души жахнуть кулаком по столу (или что там попадётся под руку) и размазать по стенке всякого, кто осмеливался трогать это его больное место, но тут — разорви всё к херам гранатой! — приходилось молча глотать горькие пилюли правды.

— Я чуть с ума не сошла от горя, полковник. Я собиралась жестоко мстить за него! Как так можно было? О чём вы думали?! — продолжала сыпать обвинениями Паз, и если б не радость от встречи с сыном, то наверняка не ограничилась бы одними обличительными словами.

Майлз до скрежета стискивал зубы, но пока что терпел, не желая оправдываться и в то же самое время чувствуя себя хуже некуда. Он же и впрямь был очень виноват, так виноват, что, наверное, не быть уже прощённым. А потребность в прощении была, хоть и тяжко было самому себе признаваться в этом.

Он только глядел на двоих Сокорро, на мать и сына, и, ощущая всю полноту неловкости, исподволь любовался ими. Он даже рад был, что они так неожиданно встретились, нашли, наконец, друг друга, невольно избавив его от необходимости лгать и дальше. Оставалось лишь надеяться, что оба в конце концов поймут его, призна́ют, что он не мог поступить иначе.

— Бать, прекрати всё это, а, — Паук, не привыкший к материнской ласке, а уж тем более к её излишкам, осторожно высвободился из объятий Паз, но далеко отодвигаться не стал, только вернул отцу его флягу. Полковник же вздрогнул, услышав то, как мальчишка к нему обратился. Рекомы, как и На’ви, не потели, но останься Майлз человеком, то с ним непременно случился бы сей конфуз. Непривычное слово обожгло его изнутри, но тут же обволокло целительным эликсиром. Сын звал его так, будто в душе́ безоговорочно признал отцом. Полковник не ожидал этого, но вот услышал. А ведь в чудеса он не верил с тех пор, как лет в пять понял, что подарки на Рождество покупают по акциям родители, а никакой волшебный дед в их кухонную вытяжку на девяносто третьем этаже протиснуться не может.

— Ты о чём, сын? — Как и в первый раз, заветное слово, непривычное для полковничьего командного голоса, вышло слегка корявым и вымученным.

— Обо всём этом кошмаре, бать. — Паук оставался при матери, не решаясь отказать той в её неконтролируемой любви, да и сам купался в ней всё с большим и большим упоением. — Об охоте на Джейка, о бойнях среди На’ви…

— Да я и сам уже не хочу, — устало признался реком, отпил из фляги и в сердцах сплюнул себе под ноги остатки воды. — Чем дальше всё это заходит, тем в большей опасности оказываешься ты. И однажды, боюсь, ты сгинешь ни за что ни про что во всей этой мясорубке… Я только не знаю, что делать, парень. — Майлз-старший шумно выдохнул и опустил голову. — Я же на службе, я солдат. И обязан подчиняться приказам, завоёвывать плацдарм для новой жизни нашего народа. Я присягу давал. Ты знаешь, сын, что такое присяга?

Паук совсем по-взрослому понимающе молчал. Он явно был умнее своего отца в том же возрасте, да и его теперешнего, наверное, тоже. Не по годам.

— Но, может, мы придумаем что-то… — предположил он, уверенный в том, что придумать это самое что-то так или иначе удастся.

Никто ему не ответил, и на некоторое время среди членов этой странной семьи воцарилось гнетущее — до горечи во рту — молчание.

Нарушили его лишь отдалённый вопль икрана и ожившая рация на шее у полковника, откуда, едва пробиваясь через характерные для этой местности помехи, донёсся чуть взволнованный, но по-военному чёткий голос капрала Уэйнфлита:

«Полковник, приём! Можете отправить меня на губу за самоволку, но для вас тут плохие новости: за вами слежка! Конец связи».


Продолжение следует...




_________________________________

*Па’ли, или лютоконь — ездовое животное На’ви.

**Полифем — планета, спутником которой является Пандора.