Наследие

НАСЛЕДИЕ


Искажённый динамиком равнодушный гундосый голос объявил остановку и двери трамвая с лязгом раздёрнулись. Вадим поправив съезжающую с плеча тяжёлую сумку, шагнул вниз, на покрытый мелкой сеткой трещин асфальт, который уже украсили первые тёмные кляксы дождя. Одна из капель ударила в переносицу. Поморщившись, Вадим поднял голову – на беспросветно серое полотно неба угрожающе клубясь, наползало клочковатое одеяло чёрных туч. Пока ещё редкие дождевые капли глухо застучали по плечам кожаной куртки.
Вадим опустил голову, заскользив взглядом вдоль улицы: три неказистых двухэтажных деревянных дома, четвёртый угловой – из потемневшего от времени красного кирпича, с двухскатной конической крышей, по краю карниза окаймлённой невысокой фигурной оградкой. Да, он и есть – номер 9.

Вадим бодро взбежал на высокое крыльцо, и заметив слева от чёрной двухстворчатой двери медную блямбу с кнопкой звонка, продавил кнопку чуть ли не на полпальца внутрь.
Приглушённое дверьми дребезжанье звонка совпало с первым далёким раскатом грома; угрюмое ворчание в недрах туч всё усиливалось, от низкого рокочущего звука звякнуло оконное стекло.
Через пару минут за дверью завозились, послышалось кряхтенье и покашливание, в замке щёлкнуло и одна из створок двери подалась вперёд, впрочем ограничив своё движение на длину металлической цепочки.
- Сантехника вызывали? – громко спросил Вадим. Из тёмной щели шириной в ладонь, на него внимательно смотрел поблёскивающий стеклом очков бледно-серый старческий глаз. Владелец глаза и Вадим ещё какое-то время пялились друг на друга, затем цепочка звякнув, упала, стукнувшись крючком о дверной косяк.
- Да, - глуховатый, с каким-то сырым присвистом голос принадлежал высокому худому старику, возникшему в проёме отворяющейся двери. – Прошу вас, проходите.

Воздух за спиной Вадима мигнул сиреневой вспышкой, гром ударил с такой неожиданной силой, что оба они – и Вадим и старик, - невольно вздрогнули. Упругая волна сырого воздуха мягко подтолкнула Вадима в спину, и едва он переступил порог, мир накрыла шелестящая стена сплошного ливня.

-Хух-хх! Вовремя! – улыбнулся Вадим в спину старику (тот закрывал дверь на защёлку), - Мне обувь снимать?
- Вон тапки, - старик кивнул на притулившиеся в углу большие войлочные тапки. Подождав, пока Вадим переобуется, он распахнул вторую дверь и они оказались в небольшом холле с высоким потолком.
- Куда теперь?
- Сюда, пожалуйста, - по крупной кафельной плитке, слагавшей на полу серо-чёрный истёртый узор, они прошаркали к самой крайней слева двери. Свисавшая с потолка на длинном витом проводе старомодная люстра сквозь пыльные плафоны наполняла помещение приглушённым зеленоватым светом, оставляя углы в тени.

- Дом-то давно построен? – полюбопытствовал Вадим, косясь на массивную широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Резные столбики перил масляно отблёскивали лаком, у самого основания лестницы перила украшали оскаленные морды то ли львов, то ли драконов.

- В начале двадцатого века, - отозвался старик, потуже затягивая поясок на своём длинном тёмно-синем халате. – Точнее, в 1901 году.
- Мрачновато как-то здесь...
Старик в ответ лишь неопределённо пожал плечами. Затем нажал вниз завитушку медной дверной ручки, щёлкнул выключателем и отворил дверь, пропуская Вадима вперёд.

Привыкший к по-советски узким пеналам туалетов, Вадим немного удивился, оказавшись в довольно просторной квадратной комнате, обстановка которой состояла из плоского фанерного шкафчика с треснувшим зеркалом на дверце, раковины с медным краником и двуногого столика, прилепившегося к стене в удобной близости от унитаза. Унитаз был большим, явно антикварным. Ответвляющаяся от него труба ползла по стене к весьма вместительного литража сливному бачку.

- Сантехника тоже небось с тех времён? – улыбнулся Вадим, опуская сумку на пол.
В унитазе почти до самой крышки стояла вода – мутноватая, дурно пахнущая.

- Ага... – раздёрнув «молнию» на сумке, Вадим извлёк оттуда моток упругого троса с тяжёлым пулевидным наконечником. Старик остался стоять в дверях, прислонившись к косяку.

- Вы один здесь живёте? – как можно дружелюбнее спросил Вадим, чтоб не дать разговору увясть, - домик то немаленький.
- Я уж тридцать лет как вдовец, - сразу отозвался старик, - нанял женщину домработницей, она вполне справляется.
- Ваш, значит, дом... – Вадим распустил трос, тяжёлый наконечник звякнув о фаянс, глубоко ушёл в горло унитаза.
- До революции дом принадлежал моему прадеду, барону Казимиру Слуцкому.
- О, так вы благородных кровей! – Вадим обернулся к старику.
- Наша фамилия упоминалась в рукописях времён Лжедимитрия, - узкие губы старика изогнулись в горделивой улыбке. – Так то... В 1917-м семья эмигрировала в Грецию, к нашим дальним родственникам по материнской линии. Ну, а у «очага предков» я, последний отпрыск нашего рода, решил осесть восемь лет назад. Вот, выкупил дом. Здесь, в родовом гнезде, видно и помру...
- И охота было вам перебираться с тёплого насиженного местечка в нашу дыру убогую, - покачал головой Вадим, проталкивая трос. - Не понимаю.
- Это наверное, сложно объяснить... – старик потёр кончик узкого жилистого носа. И умолк, опустив голову.

Вадим энергично пошуровал тросом туда-сюда, немного подождал, снова пошуровал – уровень воды не опускался.
- Трос свободно ушёл считай, на всю длину, - озабоченно сообщил Вадим, - толку ни хрена. Значит, забило где-то глубже. Тяжёлый случай... Хотелось бы глянуть, куда дальше идёт труба, конфигурацию её посмотреть... – крякнув, Вадим распрямил спину. – Ну что, спустимся в подвал, хозяин?

За скрипучей дверью вниз уходили железные ступени. Вадим вновь переобулся в свои тяжёлые ботинки, лестница гулко загрохотала под его размеренной поступью, следом неслышно спускался хозяин дома, согбенной тенью скользя по кирпичной стене. Пятно света от лампы, что крепилась к стене сбоку дверного проёма, напоминало лунный диск, на фоне которого тень старика вздыбилась зловещим вопросительным знаком.

Они ступили на неровный кирпичный пол. Хозяин дома, выпростав из рукава халата жилистую длиннопалую кисть руки, повернул ещё один выключатель – на стене, у основания лестницы.
- Так... – Вадим замер, оценивающе приглядываясь к украшавшим стену чугунным трубам, – тэкс-тэкс... Я думаю, вот эта, - он достал газовый ключ и постучал по трубе. В ответ послышался отчётливый странный звук – Вадим даже вздрогнул от неожиданности. Звук этот напоминал... как-будто что-то тяжёлое провернулось в узком русле трубы – провернулось и проскользнуло вверх. Что-то... словно живое. Вадим поёжился и вопросительно посмотрел на хозяина дома.
- Вы слышали?
- Что? – глаза за стёклами очков моргнули.
- Этот странный звук.
- Мм-да, что-то такое слышал... – Вадиму показалось ( может только показалось? ), что на лице старика на миг проступило сильнейшее замешательство. – Впрочем, вам лучше знать, что эти звуки означают, не так ли?
- Словно что-то... – Вадим проглотил готовое сорваться с языка слово «живое». Он ёще пару раз стукнул по трубе, затем осторожно приложился ухом к её гладкой холодной поверхности. Вроде бы где-то там, повыше, снова что-то ворохнулось. Почему-то пришла на ум ассоциация со спугнутым зверьком. Очень неприятная ассоциация, надо сказать.
- Хм... – Вадим озадаченно почесал за ухом.
- Как собираетесь действовать?
- Ммм... дайте подумать... – Вадим наморщил нос и вытянул губы трубочкой.
- Знаете что, - неожиданно улыбнулся старик, - давайте-ка я вас кофе угощу.
- Чтож, не откажусь, - улыбнулся в ответ Вадим. Ему захотелось скорее покинуть этот мрачный подвал. Смутное нехорошее чувство осело в животе комом неприятной тяжести.

Вадим осторожненько двумя пальцами взял с подноса изящную фарфоровую чашечку, отхлебнул половину, и удовлетворённо причмокнув, откинулся в кресле.
- Изумительно! – покачал он головой.
- Я вас сильно не задерживаю? – хозяин пододвинул к нему вазочку с печеньем.
- Нет, что вы, это последний на сегодня вызов, - Вадим выудил из вазы аппетитного вида печенюжку.
По оконным стёклам сплошным потоком струилась вода, ранние сумерки маячили за завесой дождя унылым густо-серым фоном. Мерзкая погода! Сколько ещё продлится дождь? Воображение нарисовало тоскливый путь домой в другой конец города, пропахшую табаком тишину убогой однокомнатной холостяцкой квартирки, однообразные эротические фантазии на сон грядущий, которые он последние полгода делит со своей правой рукой... Вадим откусил кусочек печенинки, запил кофе. Аккуратно поставив чашечку на столик, окинул взглядом полутёмную гостинную: высокие книжные шкафы, множество антикварных безделушек, на стенах десяток картин в узорчатых золочёных рамах... Хозяин не стал зажигать люстру, включив лишь два настенных светильника по бокам двери: мягкий свет, наполнявший розовые бутонообразные плафоны светильников, расслаблял, располагая к уютному времяпровождению.
- Красиво, - причмокнул Вадим. – Как в музее.
- Да уж, - кивнул старик, - какая то часть вещей – семейные реликвии, сохранённые родителями, что-то прикупил впоследствии. Хотелось, понимаете ли, вернуть дух того, дореволюционного времени, создать атмосферу настоящего дворянского гнезда... Хотите ещё кофе? Может, немного рому подбавить?
- Да, спасибо, я не прочь, - Вадим потянулся в кресле, затем воззрился на каскад хрустальных висюлек шикарной люстры. - Наверное, бродите по дому и чувствуете себя хозяином старинного замка... А какие-нибудь семейные предания с этим домом связаны?
- Вы наверное имеете в виду клады, привидения? – улыбнулся старик сухой трещиной рта.
- Ну... типа этого, - кивнул Вадим, принимая вторую чашечку кофе.
- Вы знаете, есть одна странная история. Даже не знаю, стоит ли...
- Расскажите: страсть люблю таинственные истории.
- Хорошо, - старик плеснул себе в кофе чуток рому, сдвинул своё кресло чуть в сторону ( теперь лицо его почти полностью скрывала тень ), сухо кашлянул в кулак и пригубив горячий напиток, начал так:
- Вот что мне удалось найти в семейных архивах... Уже упоминавшийся мною предок мой Казимир Слуцкий разбирая как-то доставшиеся ему в наследство залежи старинных документов, обнаружил рукопись, датируемую семнадцатым веком. Сей почтенный документ содержал любопытное предание, связанное с прапрадедом его по материнской линии, паном Кшиштофом Кшипуньским.
Там говорилось о мрачном глубоком озере, окружённом древними дубами, чьи корявые иссохшие ветви словно руки мертвецов нависали над водами. Почти всегда, даже в солнечные дни, над поверхностью озера стлалась тонкая пелена тумана, в пасмурные же промозглые осенние ночи туман плотной шапкой опускался на это, казавшееся зачарованным место, и сочащиеся влагой чёрные деревья походили на молчаливо замерших чудовищ, стерегущих неосторожного одинокого путника. Казалось стоит лишь на мгновение отвернуться – и их многопалые искривлённые лапы-щупальца набросятся, схватят и растерзают в клочья.
Крепостная стена замка пана Кшиштофа высилась в непосредственной близости от этого странного водоёма, и прозывалось озеро в народе одним броским слово – Бездна.
Ходили среди местных о Бездне легенды да слухи разные. Говорили, что во времена языческие озеру приносили в жертву животных и людей, и что озеро действительно бездонное, потому что является ни чем иным, как вратами в иной, Тёмный мир, где обитают страшилища. И что иной раз ночами эти демоны всплывают из озёрных глубин совсем близко к поверхности – и тогда можно увидеть, как волнуются воды от движения смутно различимых тёмных тел. Не сохранилось никаких описаний этих чудовищ и никто не знает, выходили ли они хоть раз на берег...
А ещё в народе шептались, что Бездну с замком пана Кшиштофа соединяет подземный тоннель и имеет он выход внутри замка, в подвале одной из башен – как колодец.
- Ого! – Вадим аж заёрзал в кресле, - да тут целый готический роман!
- Да уж... – старик отпил кофе и продолжал:
- На уровне опять таки слухов пан Кшиштоф имел репутацию чернокнижника: мол, под личиной доброго католика умело прячется закоренелый колдун и ревностный блюститель языческих обычаев и ритуалов. И ещё говорили совсем уж ужасные вещи: что в колодец заплывает демон из Тёмного мира и хозяин замка ведёт с ним долгие ночные беседы на каком-то древнем всеми позабытом наречии... Вот так: хотите верьте, хотите – нет.
Можно предположить, что и многие годы спустя после смерти пана Кшипуньского эта тайная богопротивная традиция была продолжена его сыновьями и их потомками: доподлинно известно, что где бы они не селились, всегда поблизости находился какой-нибудь водоём или колодец со странной репутацией – ну, знаете, в народе такие обычно называют «Чёртовыми» или «Ведьмиными». И вот потомок чернокнижника отыскивал такое место, и тогда рядом закладывалась усадьба либо дом. Не осталась в стороне и наша ветвь старинного рода, осевшая на русской земле: родители мне рассказывали, что где-то недалеко от дома, под землёй есть карстовые пустоты с холодными глубокими озерками. И ещё: в старые времена, в ныне уже несуществующем дворике находился колодец...
- ... Над которым хозяин дома глухими ночами вызывал демонов?
- Вот чего не знаю, того не знаю. Но, говорят, мистических настроений он был не чужд.
- А вы не пробовали отыскать следы этого таинственного колодца?
- Старых планов дома не сохранилось. Как до революции, так и в советские времена ( особенно в советские ), дом и окружающее его пространство неоднократно подвергались изменениям: что-то перестраивалось, что-то убиралось, что-то добавлялось... Так что сейчас древняя семейная тайна похоронена надёжно. Ну, и как вам история?
- Занимательная, - Вадим приподнялся. – Извините, мне надо коротенько позвонить. Маме. Потом сразу за дело примусь.
- Конечно-конечно, - закивал старик, тоже поднимаясь с кресла. – Заболтал я вас, от работы отвлекаю.
- Ничего страшного. Честно говоря, особо спешить было некуда. Спасибо за кофе.

В полумраке прихожей, прикрыв за собой дверь, Вадим быстро набрал номер.
- Да? – глуховатый рыкающий голос заставил его вздрогнуть, ладонь, которой он крепко прижимал мобильник к уху, вспотела.
- Это я, - скороговоркой забубнил Вадим, - я на месте, изучаю обстановку.
- Ну и?
- В доме полно неплохого антиквариата. Хозяин – немного чокнутый, но вполне безобидный старикан. Живёт один, несколько раз в неделю здесь появляется домработница. Судя по тому, как здесь всё обставлено, хозяин не бедствует, пытается жить как аристократ. Схемку первого этажа сегодня вечером набросаю.
- Лады, - бросил голос. – Ежели всё получится как надо, в обиде не останешся. Завтра днём созвонимся! – обладатель рыкающего голоса прервал связь.
- Да мама, через часик буду! – бодро выпалил в трубку Вадим. И убрав телефон, толкнул дверь. В горле стоял жгучий ком: он боялся этого человека и мало верил, что после ограбления бандиты выплатят ему оговорённый процент, но и отступать было не куда: процент с карточного долга уже приближался к астрономической отметке – таким вот боком обернулось шапошное знакомство с неким Володей, оказавшимся матёрым уголовником.
- Эх... – Вадим попробовал взять себя в руки и приклеив на побледневшее лицо улыбочку, протопал в туалет.

- Что предпримете? – старик кивнул на заполненный мутной водой унитаз.
- Вот что, - Вадим достал из сумки стеклянную бутыль с ядовито-жёлтой этикеткой. - попробуем прожечь. Это новое, очень сильное средство, - он отвинтил пробочку, осторожно наклонил бутыль над унитазом. В воду с шорохом посыпалось что-то крупнозернистое и голубое.
- Средство в виде гранулов заключено в специальные капсулы. Где-то через минуту капсулы растворятся и начнётся реакция. Надеюсь, это решит проблему... – Вадим завинтил пробочку и отступил на некоторое расстояние.
- Думаете... – нерешительно начал старик. И запнулся.
В унитазе зашипело, забурлило, над крышкой поднялось вонючее облако жёлтого пара.
- Процесс, как говорится, пошёл! – поморщился Вадим, отступая ещё на полшага.

Глубоко в горлоине унитаза или даже ниже что-то заколотилось. Бурно пузырящаяся, источающая зловонные пары вода вдруг гейзером ударила вверх, забрызгав потолок, залив пол. Старик вскрикнул и отшатнулся, ударившись лопатками в стену. У Вадима от удивления отвалилась нижняя челюсть.
Какие-то чёрные жгуты выметнулись наружу, мгновенно обвив и скрутив ошалевшего сантехника. А следом за ними над краем унитаза показалась лоснящаяся угольно-чёрная плоть. Местами тугую скрипучую шкуру покрывали свежие багровые шрамы ожогов, над местом, откуда росли щупальца в мясистой орбите вращался воспалённый багровый глаз.
- Значит, это правда! Значит, это не были слуховые галлюцинации! – простонал старик. – О, Боже, Боже, Боже!
Вадим истошно завопил, задёргался – но крик его тут же пресёкся, удавленный гибкими плетьми чёрных щупалец. С омерзительным чавкающим звуком невиданное чудище перевалило через край унитаза и взметнув тучи брызг, плюхнулось на пол – неопределённой формы лоснящееся тело, раскинувшее во все стороны десятки длинных змеящихся щупалец. Навалившись передней частью тела на безжизненного сантехника, чудовище выдавило откуда-то из переплетения щупалец нечто ярко-красное, напоминающее то ли изогнутый клюв, то ли коготь, и вонзило его своей жертве в горло. Под аккомпанемент ритмичных сосуще-хлюпающих звуков, тело несчастного сантехника за какие-то полторы минуты обесцветилось и съёжилось.


Такое вот шокирующее появление ожившей семейной легенды! Одна из подземных тварей каким-то образом учуяла возвращение человека, с чьим родом её чудовищное племя веками связывали мистические узы, и нашла путь наверх.
Старик опустил глаза, страшась встретиться с полным ярости взглядом израненного чудовища. Но тут что-то холодное и скользкое вползло в рукава его халата, крепко обвив запястья. Старик ударился о стену, закричал. Тонкие, но невероятно сильные щупальца сорвали его с места, рванули вверх, под самый потолок. Он задыхался от боли и ужаса, исходил потом и вдобавок ко всему обмочился.
Единственный выпученный глаз твари внимательно изучал его. С разведёнными в стороны руками, корчась и плаксиво постанывая, старик покачиваясь, висел над лоснящимся чёрным чудовищем, с ужасом вперив взгляд в алый изогнутый клюв, с кончика которого свисала блестящая нить окровавленной слюны.
Тварь медленно опустила своего пленника пониже. В воздух взвилось третье щупальце. Его трепещущий кончик вдруг с чмоканьем разделился на множество сегментов, став похожим на раскрывшийся цветочный бутон. «Цветок» прыгнул в лицо завопившего старика, цепко обхватив голову влажными гибкими лепестками.

Удушливый мрак, странный сильный запах... Потом – образы: тёмные воды глубокого озера, на поверхности которого качались отражения огромных деревьев; зубчатая стена и тяжёлые квадратные башни средневекового замка... И ещё перед ним прошли поколения его предков: суровые бледные лица, глаза, горящие мрачным огнём тайного богохульного знания – странным образом черепа их на миг становились полупрозрачными, и тогда потрясённый старик видел, как в мозгу отвратительно пульсирует, вяло сокращаясь, чужеродный сгусток, раскинувший свои нитевидные корни-щупальца по мозговой ткани. Отныне эта омерзительная метка угнездилась и в его голове, обеспечивая надёжную неразрывную связь с чёрной спрутоподобной тварью.
Наконец присоска отлепилась от лба, щупальце втянулось в студенистое блестящее тело чудовища. И тогда в голове старика зазвучал хриплый сдавленный шопот:
- Ты – последнее связующее звено между родом людским и нашим племенем.
- «И слава Богу!» - содрогнулся старик, скосив взгляд на высосанный труп сантехника. – «И слава Богу, что последнее!»
- Ты стар, твоя жизненная сила истощена, - продолжал меж тем монстр. – Нужен преемник: тот, у кого впереди ещё много лет, человек, полный жизни. Ты приведёшь сюда такого.
Старик страдальчески сморщился, отчаянно замотав головой. Он резко дёрнулся, попытавшись вырваться из захвата щупалец: мысленно он уже со всех ног бежал по улице, прочь от этого дома, ставшего вдруг вместилищем древнего ужаса, превратившегося из обжитого родового гнезда в смертельную ловушку. Но, конечно, он понимал, что выбор не за ним – выхода нет. Затем в мозгу что-то вспыхнуло и багровая тьма засосала его в вязкие глубины...

Тело погибшего сантехника оказалось на удивление лёгким и ломким – почему-то на ум пришло сравнение с вафлей: когда старик отламывал конечности, они хрустели и крошились. Горели обломки трупа ярким, почти бездымным пламенем, последней в камин полетела голова. Старик отрешённо созерцал, как вспыхнули, искрясь, волосы, как огонь жадными острыми языками слизывал с кости сморщенный пергамент кожи, с шипением выбрасываясь меж оскаленных зубов. Всё кончилось очень быстро.
Всю золу из камина он тщательно выскреб и ссыпал в пластиковый мусорный пакет – его он намеревался похоронить в мусорном контейнере соседнего двора. И там же сумку с инструментами сантехника.

- Извините, не согласились бы вы помочь скрасить вечер одинокому и вполне обеспеченному старику? – перед носом молодого человека, пять минут назад вышедшего из дверей гей-клуба «Адонис» возникли, сооблазнительно колыхаясь и шурша, две стодолларовые купюры.
- Вы знаете, я не проститутка, - нахмурил брови юный гей, чуть отступая в сторону – и однако, не сводя глаз с зажатых меж узловатых пальцев денег.
Старик усмехнулся, покачал головой:
- Я просто нуждаюсь в приятном собеседнике, не более того, - старик опустил руку, деньги исчезли в кармане брюк. – В тепле и уюте, за бокалом хорошего вина. И только, молодой человек.
- Ну-уу... – парень приподнялся на каблуках ботинок, - вообще-то... Почему бы и нет.
- Замечательно! – голос старика потеплел. – Уверяю вас, вы не пожалеете. Идёмте, это совсем рядом.

Время только-только перевалило за полночь – молодой человек ( а звали его с его слов Сашулей ), был уже изрядно пьян: улыбка не сходила с его лица, он шаловливо макал кончик языка в бокал с тёмно-красным вином, тонкий бледный палец лениво вертел русый локон у виска.
- У меня нескромная просьба, Мирослав Валентинович... – он поставил бокал на столик. – Вы не проводите меня в туалет?
- Да-да, - поспешно поднялся с кресла старик, - сейчас я покажу вам, где это.

Сашуля плюхнулся на унитаз, опустив голову, задумчиво сцедил меж ног слюну – липкий желтоватый жгут шлёпнулся на поблёскивающий заколыхавшийся кружок воды. Далее случилось неожиданное и невероятное: из воды вылетело что-то чёрное, блестящее и гибкое и с силой ударило Сашулю в лоб! Парень с криком вскочил, – горячая струя мочи заплескала по спущенным джинсам и кафельному полу, - замотал головой: ко лбу его намертво присосалось нечто вроде гибкого шланга с разлапистой присоской на конце. Сашуля протяжно застонал и закатив глаза, повалился набок, в лужу собственной мочи.

Они уже месяц жили под одной крышей: высокий сухопарый старик и его внук, симпатичный двадцатитрёхлетний парень с потрясающей белозубой улыбкой и танцующей походкой. По выходным они вместе ходили на рынок, после готовили обильный изысканный обед и над этим изобилием блюд, под негромкие трели скрипок ( обычно Мирослав Валентинович ставил на проигрыватель «Времена года» Вивальди ) лилась, сплетаясь в причудливые прихотливые узоры их неспешная интеллектуальная беседа.
А много-много позже, глухой ночью, кирпичные стены глубокого подвала оглашались пронизывающе-жалобными стонами нещадно истязаемых жертв – такое случалось дважды в месяц и ни разу сокровенные даты не были пропущены. Две грубо сваренные железные жаровни на треногах кидали отсветы неспокойного пламени на каменный бордюр круглого колодца и бледное, искажённое мукой лицо пытаемой жертвы. Но напрасны были исступлённые мольбы и причитания, обращённые к мучителям: с мрачными сосредоточенными лицами двое палачей вершили жуткий кровавый ритуал. Под глухое бормотанье, сплошную непонятную абракадабру, в которой звуки лились нескончаемым мутным потоком, старик и молодой человек склонившись над жертвой, длинными изогнутыми ножами вычерчивали на обнажённой, покрытой смертным потом коже кровавые знаки: плавно изгибающиеся узоры сплетались между собой непрерывными линиями, образуя странный кровавый орнамент, острейшие лезвия с лёгкостью глубоко погружались в плоть и пахучие рубиновые ручейки струились по сырой стенке колодца, стекая в кромешную темь.
Проходило какое-то совсем недолгое время и плеск воды далеко внизу возвещал о прибытии того, ради кого заклали жертву. Скользящий шорох и липкое пришлёпыванье поднимались всё выше, отмечая путь ночного гостя. Эти звуки сопровождались громким и жадным причмокиваньем: гость лакал стекающую по стене кровь.
Вот дрожащие на сырой каменной кладке колодца блики света пересекали узкие чернильно-чёрные тени: это щупальца, подтягивающие за собой массивное, лоснящееся от слизи тело. А вот и сам обладатель щупалец распластался на краю колодца оплывающей горой бесформенной пронзительно-вонючей плоти. Эту тварь невозможно соотнести ни с одним классом земных существ – она кажется безумным порождением глубин Преисподней, вид её противоестественнен, движения омерзительны до тошноты.
Оба палача приветствуют чудище низким почтительным поклоном, окровавленные ножи соскальзывают с тела жертвы, впавшей в обморочное забытье.
Единственный глаз чудища – выпученный тёмный шар, наполненный холодной злобой, мимолётным взглядом проскальзывает по наклонённым макушкам, затем упирается в изрезанное жертвенными ножами подношение. Из раздвинувшихся пористых складок выскальзывает блестящий алый клюв и нетерпеливо вонзается в живот израненного человека.
Короткий пронзительный вопль, вздыбившаяся в предсмертной агонии грудь... Тело опадает и с ним происходят ужасные метаморфозы: плоть стремительно съёживается, неузнаваемо деформируясь.
А палачи-жрецы ждут, переминаясь с ноги на ногу. Их конечности сотрясает дрожь нетерпения, с губ срываются нечленораздельные полувыкрики-полувсхлипы.
Наконец насытившийся монстр обращает на них внимание – и повинуясь мысленному приказу, старик подносит к уродливой одноглазой морде глубокую глиняную миску.
Крякнув, чудовище исторгает из себя поток густой серой слизи, тягучей, маслянистой – миска наполняется до краёв. Старый и молодой убийцы жадно приникают ртами к краям миски, шумно и торопливо выхлёбывая её содержимое. И постепенно отступает, успокаиваясь нестерпимый зуд в головах: внедрённые чудовищем пульсирующие образования насыщаются – если бы этого не происходило, они бы давно пожрали мозги, на которых паразитируют, а это невыгодно чёрной твари, соединившейся с прислужниками в этом противоестественном симбиозе.
И вот наконец, миска опустела: Мирослав Валентинович и Сашуля обмякнув, усаживаются прямо на грязный холодный пол, их дотоле напряжённые лица смягчаются, глаза сожмурены от удовольствия.
Подселенные в их мозги маленькие комочки чужеродной плоти сполна насытились и теперь обильно выделяют ферменты, сильно активизирующие центры удовольствия: сладкое блаженство вздымает дедушку с внуком на гребни волн, всё дальше унося каждого в свой персональный рай...


Конец