Дар

Белая личинка выползла из под серого века и скатилась по щеке на её ухо. Она была здесь уже пару дней, и мухи успели найти дорогу к ней, сделав её тело рассадником для своих личинок. К тому же, последние несколько дней было довольно жарко, и мне казалось, что я уже чувствую запах.
Я присел на небольшой ящик, сколоченный из грубых досок, и достал из кармана пачку сигарет. Тело лежало метрах в четырёх от меня. Она лежала на спине, вытянув руки вдоль тела, её шея была перетянута бельевой верёвкой, которая прочно врезалась в кожу. Я достал сигарету и закурил, наслаждаясь приятным табачным дымом, пытаясь отогнать чувство тошноты, нахлынувшее на меня.
Когда я увидел труп в первый раз, меня вырвало, сразу же, прежде чем я успел понять, что передо мной лежит настоящий труп, мой желудок понял это раньше. Это было разбухшее тело утопленника, запутавшееся в прибрежных камышах, пожираемое тысячами червей. Назойливый гул мух долго ещё звучал в моей голове, долго я не мог избавиться от ощущения этого запаха, несколько дней я почти ничего не ел, почти не спал. По-моему, после этого всё и началось, а может уже тогда, я не помню, что привело меня в то место.
Я ещё раз поглядел на верёвку, которая петлёй затягивалась на её серой шее. Распушенный конец верёвки лежал в паре десятков сантиметров от головы. Я взглянул на потолок и увидел кусок такой же верёвки, свисавший с деревянной перекладины. Видимо, она оборвалась, и тело упало. Интересно, была ли она тогда уже мёртвой?
Мой взгляд упал на моток этой самой верёвки, что лежал у моих ног. Я просто протянул руку и взял её, она была старой, но ещё довольно прочной. Зажав сигарету в зубах, я начал разматывать его, она оказалась около двух метров длиной, мне этого было достаточно. Когда-то, в детстве, я умел делать узлы, подобные тем, что делали палачи для висельников. Онемевшими пальцами я начал перекручивать жёсткие волокна.

Тогда, наконец-то оказавшись дома, как же я мечтал никогда больше не увидеть мёртвое тело, напрасно. Ровно через месяц я очнулся посреди большого поля. Я не знал, как оказался там, где я был, но я копал, я находился уже в довольно глубокой яме, я копал руками. В одно мнгновенье очнувшись, я почувствовал под стёртыми пальцами что-то твёрдое и гладкое. Я опустил глаза вниз, почти полная луна ярко освещала поле, к своему ужасу я увидел, что из разрыхленной чёрной земли торчат белые человеческие кости. Плечевая кость, рёбра и ключица.
Я не помню, сколько бежал, но, когда наступило утро, я оказался в маленькой деревеньке близ шоссе. Местные жители с интересом смотрели на моё измождённое лицо, стёртые в кровь руки и одежду, запачканную чёрной землёй. Позже я узнал, что находился в тридцати километрах от дома. На следующий день кто-то нашёл в поле яму с человеческим скелетом. Его личность так и не установили, но стало известно, что тело пролежало в земле больше десяти лет. Это я узнал из газеты.
Я не мог понять, что происходит, но я чувствовал изменения в себе. Я стал чувствовать смерть, я стал слышать голоса, видеть непонятные образы. Словом, мне казалось, что я схожу с ума. Вероятно, так оно и было, но я не набрался смелости обратиться к психиатру, я заперся дома, стараясь никуда не выходить без крайней необходимости, но так не могло долго продолжаться.

Как я ни старался, у меня не получалось завязать такой узел, видимо, слишком много времени прошло, поэтому я сделал обычную петлю и, зачем-то, начал аккуратно укладывать верёвку у себя на коленях. Запах, казалось, становился всё сильнее и сильнее, но мне не хотелось вставать, даже, чтобы уйти подальше. Я бросил на пол окурок и старательно затоптал его носком правого ботинка.

Второй приступ, так я его назвал, случился неожиданно и удивительно обыденно. Я спускался вниз по лестнице, чтобы дойти до ближайшего магазина. Я шёл по ступеням, погружённый в собственные раздумья. Когда я спустился на площадку второго этажа, то чисто автоматически зашёл в одну из квартир, дверь в которую не была заперта, а лишь плотно прикрыта. Я опомнился только когда вошёл в комнату, на полу которой, рядом с разобранной кроватью, лежал мёртвый мужчина. Вся кожа его была синей, хотя я знал, что умер он недавно. Он лежал на животе, вытянув левую руку вперёд, поджав фиолетовые губы в мученическом оскале. Он был одет в майку и трусы, на вид ему было около пятидесяти. Я жил в том доме всего несколько недель, потому ещё не знал своих соседей. Позже мне рассказали, что у него было больное сердце, потому он не запирал двери, чтобы соседи в случае приступа могли помочь ему, но тогда он даже не смог позвать на помощь, он умер ночью.
Меня охватила паника, я понял, что не мог спрятаться даже в собственной квартире, тогда я начал спасаться водкой. Однако, и это не принесло облегчения. Однажды я очнулся в тёмном сыром подвале, сидя на коленях перед кучей мусора. Пальцы левой руки сжимали что-то холодное, приглядевшись, я в страхе отдёрнул руку: из под старого рваного матраца торчала мертвенно бледная кисть руки. Шатаясь, так как был ещё пьян, я вышел из подвала и, добравшись до ближайшего телефона, вызвал милицию. Больше я не пил, опасаясь, что, проснувшись после пьяного сна, могу вновь оказаться перед трупом.
Моя жизнь превратилась в ад. Я не мог заснуть ночью, боялся просыпаться утром, я почти не выходил на улицу, потерял работу. Чьи-то неразборчивые голоса постоянно разрывали мою голову, я слышал их повсюду, я видел туманные белые образы, скользившие вдоль стен моей квартиры, по улицам. Несколько раз я был близок к самоубийству, но звериный инстинкт самосохранения удерживал меня от этого.
Несколько раз, повинуясь чьей-то воле, я оказывался в неизвестных мне местах, самых разнообразных, но неизменным было то, что во всех я находил трупы. Я просто находил ближайший телефон и вызывал милицию, а потом шёл домой.
Так продолжалось почти два года. За это время я почти привык, трупы больше не вызывали у меня ужаса, лишь равнодушное отвращение. Я не помнил, сколько нашёл тел, я и не стремился их считать. Я устроился на работу, ночным сторожём в магазине. Хотя, в некотором роде, я вернулся к нормальной жизни, разум мой изнывал от одиночества и безысходности, я был бы рад, если бы эта пытка закончилась, но что-то очень сильное удерживает меня в этом ужасном мире.
Сегодня ночью я встал и оделся, вышел на улицу и пошёл куда-то. Я не знал, куда я иду, меня вели неразборчивые голоса в моей голове. К рассвету я добрался до глухой окраины какого-то посёлка, где стоял полуразрушенный двухэтажный деревянный дом. Стены и крыша его были целыми, но окна зияли чёрными провалами, а прилежащее к нему пространство было завалено различным строительным мусором, это говорило о том, что дом медленно разбирается местными жителями. Я вошёл в тёмный дверной проём, в котором давно уже не было двери, и оказался в тёмном узком коридоре. Дверь вела налево, в большую комнату, заваленную досками и прочим мусором, но я туда не пошёл, я поднялся по шаткой скрипучей лестнице на второй этаж и вошёл в большую комнату, освещаемую сквозь большие оконные проёмы ярким светом восходящего солнца. Она лежала посреди комнаты.

Я поднял голову и взглянул на перекладину, с которой свисал кусок бельевой верёвки. Если подставить под ноги ящик, то вполне можно дотянуться. Я подумал об этом, но не сдвинулся с места. Я ещё раз посмотрел на её серое лицо, на её вздутые, почти чёрные губы, открывавшие оскаленные белые зубы, на вываленный синий язык, на её ввалившиеся веки, под которыми уже копошилась новая жизнь. Она была одета в синие джинсы и светлую рубашку, свисавшую поверх них, её длинные каштановые волосы были распущены, концы их были затянуты верёвкой, на скрюченном пальце левой руки поблескивало обручальное кольцо. Я прикинул её рост, получилось около ста шестидесяти. Я оглядел пол рядом с ней, не было никаких предметов, на которые она могла бы встать – её повесили. Отсюда я не видел, как закреплена верёвка на перекладине. Она была красива, буквально несколько дней назад, теперь же природа делала своё дело, забирая обратно то, чем в своё время одарила её.
Я поднялся на ноги, посмотрел на верёвку, что свисала с моей руки, и отбросил её в сторону. Я хотел, чтобы это всё скорее кончилось, но не так, я давно уже понял, что не властен над собственной жизнью, сам я не мог прервать этого кошмара. Это мой дар, моё проклятие, с которым мне суждено жить. Нужно было найти телефон.