Лифт

- Помогите! – раздавался приглушённый детский голос где-то между восьмым и девятым этажами шестнадцатиэтажного здания, - Кто-нибудь! Я застрял!
По лестнице поднимался мужчина средних лет. Он остановился, прислушался к крикам, доносившимся из шахты лифта, фыркнул и пошёл дальше. Это вполне естественная реакция обычного человека на очередную выходку глупого мальчугана - тем более на ту, что повторяется уже не в первый раз за последнее время. Мальчишке, сидевшему в лифте, было немногим больше восьми лет. Славка – так звали этого озорника – за то время, как впервые встал на ноги и научился ходить, успел осточертеть чуть ли не всем жителям своего дома. Его родители уже начали задумываться о том, чтобы откладывать некоторую часть семейных сбережений на новую категорию – «оплата выходок сынишки», как назвал её отец. Почти каждую неделю им приходилось вставлять новые окна в подъезде и на первых этажах дома, выбитые камнем, который их чадо запустило, намереваясь сбить голубя, и вкручивать новые лампочки в подъезде – ведь Славке очень нравилось, как веером разлетаются осколки стекла после меткого выстрела из игрушечного пистолета. Если мужчина возвращался с работы и, открывая дверь подъезда, запинался о толстую леску, протянутую от косяка к косяку – в этом можно было винить Славку. Если бабушка открывала дверь своей квартиры, а в ногах у неё хлопала петарда – это снова был Славка. Последнюю же неделю он придумал себе новое развлечение – садился в лифт, проезжал немного, а затем нажимал кнопку СТОП и вопил на весь дом, подобно сирене, что застрял. Первое время люди начинали суетиться, пытаться как-то помочь сорванцу, уговаривали успокоиться – ведь, помимо бурной фантазии на всяческие грязные выходки, он ещё и обладал даром искусно врать и притворяться. А после всегда приезжали лифтёры, и этот раз не был исключением.
- Помогите! – заливался мальчуган. Хотя крики теперь не вызывали такой реакции, какая была у людей в первый раз, они, тем не менее, не остались вне внимания. На восьмом этаже жила старушка, которая и отважилась первая сходить и спросить, что случилось. Наверное, из жителей этого дома, только эта бабушка ни разу не становилась жертвой глупых и издевательских шуток маленького разбойника, – ведь только к ней он относился более или менее хорошо. И вызвано это было ни чем иным, как добротой, которую проявляла она в его отношении. Каждый раз, как она наведывалась в гости к его семье, Славке перепадали разные сладости, а ведь именно они и, возможно, только они имеют некую незаметную власть над такими маленькими хулиганами. Да и доброта эта не была наиграна, и Славка чувствовал это. Бабушка даже любила этого сорванца, как собственного внука. Её дети разъехались по разным городам, и ей очень редко случалось видеть своих родных внучат, так что почти вся её любовь шла к Славке, которого она знала с пелёнок. Когда люди начинали говорить про его выходки, она спокойно говорила: «Дети – есть дети. Мы все были когда-то такими».
Она подошла к дверям лифта и посмотрела куда-то наверх, словно пытаясь разглядеть мальчугана сквозь стену.
- Славка, ты опять балуешься?
- Нет, - соврал тот. Возможно, он просто не узнал её из-за дверей, глушивших и без того тихий голос, - Я правда застрял.
- Ладно, я сейчас лифтёра вызову. Только, ради Бога, не кричи, хорошо?
Ответа не послышалось, да она его и не ждала – сразу развернулась и исчезла в дверном проёме своей квартиры.
Примерно через пять-десять минут пришли лифтёры. Они сразу же открыли двери в шахту на девятом этаже, и один из них пробрался на крышу кабины. Тросы лифта были влажные и склизкие, будто их только что вытащили из болота, по ним текла вода, от чего вся крыша тоже была мокрой, и, наступив с хлюпаньем в лужу, образовавшуюся в небольшой выемке, лифтёр сморщил нос и издал неприязненный тихий возглас.
На улице уже неделю была ужасная непогода: сначала дожди шли с небольшими перерывами, а последние двое суток ливень зарядил с такой силой, что достаточно было на минуту выйти из дома, и приходилось сушить все вещи, вплоть до трусов. Крыша над лифтёрной стала сильно протекать. Вообще, подъёмный механизм был очень старый, но, тем не менее, ни разу ремонта не требовалось – он работал как часы. Но вечного ничего не бывает – всё гниёт, железо ржавеет, что и постигло тросы этого лифта. Лифтёры изначально откладывали их замену, потом им не выделяли на это денег, а под конец про них и вовсе забыли. Забыли - что и приводит нередко к печальным последствиям.
- Вячеслав? Неужели, и правда застрял? – с насмешкой и неприязнью сказал второй лифтёр – тот, что стоял возле открытой двери и ждал указаний от первого. Они оба уже хорошо знали этого паренька – ведь за последнюю неделю им приходилось довольно часто его «вызволять», иногда по несколько раз в день, когда тот был «в ударе», - Слушай, сорванец! Если ты опять нас дурачишь, то в следующий раз мы уже не приедем, и ты будешь орать тут до посинения, даже если застрянешь по-настоящему!
- Я не дурачу. Я правда застрял! Честное слово! – с искусно выраженной обидой и испугом в голосе соврал Славка.
- Ладно, в этот раз поверим, - без всякой интонации в голосе сказал первый лифтёр, - Нажми кнопку открывания дверей.
- Нажал! – чуть помедлив, сказал обманщик. Он помнил, как его два дня назад на этом подловили, помнил злые лица лифтёров, которые показались в открывшихся дверях, и злоба эта не доставила ему удовольствия, как обычно. На этот раз его раскусили, узнали, что это всего лишь шутка, раньше его воли. Он был повержен. На этот раз он не нажал эту кнопку.
Первый лифтёр тем временем ковырялся в механизме и сумел немного приоткрыть двери кабины так, что образовалась маленькая щель. Славка её не заметил, однако лифтёр мог видеть его от пяток до бомбошки на шапке. Он взглянул на руку, державшую кнопку СТОП в нажатом положении. «А ведь гадёныш не повторяет своих ошибок» - пронеслось у него в голове. Самый первый раз, когда они раскусили эту шутку, именно он нажал на кнопку вызова лифта. Было даже немного приятно наблюдать за растерянным и ошарашенным лицом обманутого обманщика.
- Нажми-ка ещё разок на кнопку открывания дверей, - проговорил он, стараясь сдержать злорадство в голосе и, даже, побаиваясь его – ведь он взрослый человек, это не та ситуация: он должен сердиться на негодника, заставившего его оторваться от телевизора и впустую потратить время.
- Нажал, - не шелохнувшись, сказал Славка.
- Хорошо, - он уже не мог сдержать себя, и злорадство в смеси с издёвкой отчётливо почувствовались в его голосе, - Причина поломки найдена – она сейчас стоит и зажимает рукой кнопку СТОП.
Славка вздрогнул. Только теперь он разглядел тонкую щелку между дверьми лифта. Он догадывался, что, если напрячь зрение, он даже сможет разглядеть глаз лифтёра где-то в верхней её части – там, откуда доносился голос. Перед ним тут же всплыли те суровые, исполненные злобой, лица. Он снова проиграл.
- Я думаю, что ты теперь сам сможешь вырваться из своей «тюрьмы», - прокряхтел всё с той же интонацией лифтёр, вставая на пол.
- Чёртов засранец! – еле слышно пробурчал другой лифтёр.
Они ушли.
Ещё с минуту Славка вглядывался в щель, не осознавая, что при этом продолжает держать нажатой кнопку СТОП. Он также и не осознавал, КУДА он смотрит. В его голове вертелась лишь одна мысль – он проиграл. Проиграл снова. Теперь ему пора менять забаву. Если раньше он не думал причинить кому-то зло – всё выходило спонтанно, то теперь он уже думал, как бы навредить им – тем, кто уже трижды сумел раскусить его и поставить в такое неловкое положение. Плавно его взгляд пополз по щели вниз, затем влево. Затем он осознал, что палец его всё ещё нажимает на СТОП. Идея пришла в голову резко и неожиданно. Кнопки. Они заставляли его нажать на кнопку, которая открывает двери лифта. Вот он – путь к отмщению!
Он достал из кармана джинсов зажигалку, которую отобрал у одноклассника и чиркнул кремнем. Он некоторое время заворожено смотрел на пламя, потом поднёс зажигалку к пластиковой кнопке. Сначала ничего не произошло, потом пластик зашипел, и едкий запах ударил ему в нос. Большой палец обожгло, и он отдёрнул его. Это как бы пробудило его ото сна, и в нём заговорил здравый рассудок: «Ты же навредишь этим не столько лифтёрам, сколько тем, кто пользуется лифтом, в том числе и тем, кто по-настоящему тебя любит». Эта мысль током ударила по его мозгу. Он отшатнулся от панели и глянул на зажигалку, затем на слегка подплавившуюся кнопку, и в нём снова проснулся сорванец и эгоист.
- И что из этого? Мне-то от этого ничего не будет! – вслух сказал он сам себе. В его голове возникла мысль, противоборствующая здравому рассудку: «Как всегда побурчат немного, родители скажут какую-нибудь свою знаменитую фразу, вроде «Ты чего, бестолковый что ли?», или «Соображать-то НАДО головой!», а затем погрозят чем-нибудь вроде «Никакого сладкого не получишь!» или «Никаких денег тебе не дадим!», а на следующий день всё встанет на свои места. Уж денёк-то он подождёт – зато отомстит.
Тут что-то легонько стукнуло его по темени, и заставило вздрогнуть. Взгляд на секунду застыл на пятне воды, скопившейся на потолке - прямо над головой. Часть нависшей сверху лужицы начала потихоньку оттягиваться и, образовав каплю, шлёпнулась Славке на щёку, от чего тот снова вздрогнул. Вытерев влагу, он снова чиркнул зажигалкой и поднёс её к кнопке. На этот раз он довёл задуманное до конца. Лишь когда вместо кнопки осталась чёрная ямка, а кабина лифта заполнилась едким запахом, он нажал кнопку четвёртого этажа. Двери лифта открылись, и он гордо, с чувством удовлетворения, вышел. Подойдя к своей квартире, он снова взглянул на зажигалку, подумал: «Это улика. Я видел это в кино. От улики надо избавиться!» и швырнул её назад через плечо. Его не заботило, куда она попадёт – он был доволен своим умным ходом и этим, как ему показалось, грациозным жестом – доволен собой, а зажигалка, в свою очередь, стукнулась об пол, подпрыгнула и, отрикошетив от закрывающейся двери лифта, пролетела внутрь кабины…

В одиннадцать часов вечера дверь квартиры на четырнадцатом этаже открылась, и в коридоре появилась девушка. Она улыбалась. Отсутствие помады на губах придавало ей больше привлекательности, и, наверное, осознавая это, она красилась очень редко. Волосы были прибраны в хвост. На ней была белая осенняя курточка и бледно-синие джинсы.
- Ладно, пока! – смеясь, сказала она.
- Тише, а то соседей разбудишь – все ж спят уже! – раздался девичий шёпот из квартиры.
- Ну всё, я пошла, - понизив голос, сказала она, смеясь уже поменьше.
- Пока, - тот же голос из-за двери, на этот раз тоже смеющийся, но тихо.
- До завтра!
На этом дверь осторожно закрылась, и Лена – так её звали – нажала кнопку злополучного лифта. Тот загудел, и кабина начала подниматься. Не подозревая о своей участи, Лена продолжала улыбаться и прокручивать в голове весёлые эпизоды из разговора с подругой. Двери открылись.
Когда она вошла в лифт, ей в нос тут же ударил запах горелого пластика. «Чёрт, кто тут что жёг?» - пронеслось у неё в голове. Тут же в глаза бросилась тёмная ямка на панели кнопок - источник этого смрада. «Ничего, - подумала она, морщась, - уж до первого этажа-то я доеду и не задохнусь, поди-ка». Но жизнь иногда играет шутки похуже, чем мальчишка, с нетерпением ждущий момента, чтобы опрокинуть на голову девчонке баночку штриха, как это неоднократно делал Славка. Лифт содрогнулся и с каким-то зловещим скрипом и скрежетом и медленно поехал вниз. Лена всегда побаивалась этого лифта. Он стал самым жутким промежутком в пути от дома до её подруги и обратно. Была бы она чуть помладше, она не стала бы на нём ездить, но здравомыслие взрослеющей девушки подсказывало, что идти пешком через четырнадцать этажей – не самый лучший выход, когда работает лифт. Тем более, она знала, что рабочие должны регулярно осматривать механизмы этой машины, но не знала, что это было лишь официально. Интуиция же боролась со здравомыслием, но фраза «Я же уже не маленькая девочка» обеспечивала перевес в сторону последнего. Но на этот раз всё сложилось не так, как обычно: план добраться за двадцать секунд до первого этажа неожиданно и с треском провалился. И судьба, если таковая существует, была в этот раз не так благосклонна к ней.
На улице, как было упомянуто выше, шёл ливень с грозой и сильным ветром. И именно в этот момент где-то что-то сломалось, и во всём доме пропало электричество. Лифт резко дёрнулся и встал. Свет потух.
- Чёрт! – прошептала она. Её руки автоматически потянулись к дверям и начали что-то искать.
- Эй, кто-нибудь! – крикнула она в надежде, что кто-то услышит, но звук её голоса безжалостно заглушался стенами и шумом дождя и ветра. Дальше чем на 1 этаж вниз и вверх он не доходил. А на этих этажах жили только пожилые люди, и те, кто ещё не заснул, но уже дремал, просто выругались на мальчишку, оравшего точно так же какой-то час назад, и продолжили дремать…
- Помогите! – продолжала Лена. В её уже слегка охрипшем от напряжения и нервов голосе ощущалась паника. Вскоре она совсем уже не могла кричать.
Горло болело. Она глухо прокашлялась и сделала ещё попытку позвать на помощь, но от этого ещё больше зашлась кашлем. Она уже не так сильно ощущала жгучую вонь в лифте – нос привык к ней, как всегда привыкает к постоянному не меняющемуся запаху, но она знала и понимала, что именно она является второй причиной этой боли в горле. За то время, что она была в лифте, глаза уже должны были привыкнуть к темноте, если бы сюда проникало хоть немного света, но, увы, темнота была полная, и Лена не могла АБСОЛЮТНО ничего разглядеть. Прошло всего около пятнадцати минут, но ей казалось, что с момента, как она ступила на пол своей будущей темницы, минуло, по крайней мере, не меньше полутора часов. Ноги уже устали. Она навалилась на стенку и медленно начала скользить спиной по ней, пока не села. Что-то холодное было на полу. Это заставило её резко подпрыгнуть и снова встать на ноги. Она машинально ощупала свой зад. Джинсы были мокрые, влага потихоньку опускалась по ткани, перенося с собой холод. Теперь Лена уже слышала шум брызг, доносившийся из-под её ступней при каждом движении ног, на который ранее не обращала внимания.
«Чёрт побери!» - медленно и всхлипывая прошептала она.
Когда рука её чисто автоматически скользнула в уже промокший насквозь задний карман, в её голове родилась мысль – спасительная мысль. «У меня же есть телефон! Как же я раньше не подумала?!», - нервно, но уже более живо прошептала она сама себе, при этом извлекая руки из задних карманов и проверяя по очереди карманы курточки. В правом кармане ничего не было. Она полезла в левый – снова ничего, кроме каких-то бумажек, которые она в растерянности уронила на пол и тут же забыла. Она начала шарить в карманах джинсов, словно пропуская мимо сознания пустоту, ощущаемую в них. Но всё же? Вдруг, несмотря на это, спасение окажется именно там? Тем не менее, всё было тщетно. Теперь и последняя неожиданно появившаяся надежда умерла. Телефона не было – она забыла его у подруги. Ирония судьбы, или очередное совпадение? Подавленность и отчаяние нахлынули на неё с новой силой. Она снова навалилась на стенку и соскользнула вниз. Ей уже было наплевать на сырость, пронизывающую её бёдра и ягодицы. Это уже не имело значения. Ей отсюда не выбраться… по крайней мере, до утра, но когда ещё оно наступит?..
Она понятия не имела, сколько времени просидела в сырости на полу, подобрав ноги поближе к себе, чтобы было хоть немного потеплее, и сцепив руки за коленями. Голова болела, горло щипало, грудь словно чем-то сдавливало. Стоило ей вдохнуть поглубже, и она заходилась кашлем. Она очень смутно понимала, открыты ли у неё глаза. На неё потихоньку накатывала дремота, с которой, как ей казалось, следовало бороться: вдруг кто-нибудь будет проходить мимо – тогда она позовёт на помощь, и её, наконец, вызволят, но более всего ей просто не хотелось спать в этом отвратительном месте. Левая рука соскользнула с колена и со всплеском упала на пол в лужу. Хотя, что там говорить? Весь пол теперь превратился в лужу. С потолка капало, а по стенам бежало так, что вода не успевала просачиваться сквозь щели по краям.
Она очнулась от дрёмы. Пошевелив рукой, она наткнулась на что-то маленькое и квадратное. Немного повертев в руках, она поняла, что это была зажигалка. В надежде извлечь пламя, она чиркнула, но без толку – кремень промок, когда зажигалка была полностью в воде. Она, в очередной раз потеряв надежду, вяло отпустила её обратно в воду и, положив руки на колени и взявшись за локти, опустила голову. Тут до неё смутно начала доходить ещё одна мысль: а что если попробовать высушить её? Лена снова нащупала зажигалку, немного выпрямившись на полу, и, встряхнув её, заткнула за пояс спереди – поближе к телу, а затем снова уселась в предыдущее положение – ноги согнуты в коленях, на коленях лежат руки, на руках – голова…
Прошло не менее часа, но для Лены времени уже не существовало – оно превратилось в чёрное пустое пространство, подобное тому, что окружало её сейчас. Ко всем проблемам добавилась ещё одна – она хотела в туалет. Просидеть так до утра казалось ей нереальным, тем более, что все мысли были теперь сконцентрированы на этом. Всё её тело бил озноб, грудь раздирала боль, в висках пульсировало. Она уже с трудом могла что-то понимать – может от яда, летающего в воздухе, а может от дремоты, с которой она, вроде бы, продолжала бороться. Она пошевелилась, и зажигалка уткнулась ей в пупок. Лена достала её и чиркнула. Из-под колёсика вырвались искры и на мгновение рассеяли чёрную пустоту, озарив кабину лифта. Это уже было что-то! В голове на мгновение тоже просветлело. Она, не медля, чиркнула ещё раз, и из зажигалки вырвалось пламя, осветив стены, пол, потолок и юное измождённое лицо Лены. Она прикрыла глаза рукой, отведя зажигалку подальше, но при этом боясь потерять снова свет. Чувство времени вернулось к ней. Голова немного кружилась и в глазах двоилось, но Лена от возбуждения не придавала этому значения. Прошло около тридцати секунд, прежде чем она привыкла к свету. Теперь она вновь могла видеть грязно-жёлтые стены лифта, но пока не могла разобрать надписей на них. Для этого потребовалось ещё столько же времени.
Теперь буквы на стенах приняли более или менее разборчивые очертания, но всё ещё плыли перед глазами. Лена начала читать. В основном там были написаны грязные ругательства, всяческие непристойности, сопровождаемые столь же непристойными жестами, матерные слова, имена разных рэп-исполнителей с подписанными к ним комментариями позитивных и крайне негативных направлений, разные стишки и прочая гадость. Превозмогая отвращение ко всему этому, она читала, читала всё подряд, ничего не пропуская – лишь бы занять голову.
В кабине, помимо едкой вони, было до жути душно. Лена оглянулась вокруг и, подойдя к дверям, прижалась губами к щели. Но воздух сквозь неё не проходил. На удивление сильные пружины этих дверей очень плотно сжимали их. Лену как-то спасали очень маленькие дыры и тонкие щелки на потолке, о которых она и не подозревала, но толку от них было очень и очень мало. Лена попыталась открыть двери свободной левой рукой, но та соскользнула, сломав ноготь на среднем пальце и ударившись локтем о панель кнопок. В отчаянии, Лена выругалась еле слышно и, поднеся рефлекторно палец к губам и ударив злосчастную дверь ногой, отвернулась от неё.
Прошло какое-то время. Палец начало обжигать горячим пластиком плавящейся зажигалки. Но тушить огонь значило бы для Лены вновь погрузиться во мрак. Если бы к ней вновь пришло её здравомыслие, то оно сказало бы ей потушить огонь и подождать, пока зажигалка остынет, но то ли оно не хотело приходить, то ли заглушалось силой страха перед темнотой, перерастающего с каждой минутой пребывания в освещении в фобию.
Через несколько минут пламя загорелось сильнее, извергая в потолок тёмную тонкую струю дыма. Лена сначала не заметила этого, но потом, всё же обратила внимание. Но страх перед темнотой был сильнее – сильнее даже той боли, которую источал обжигаемый этим пламенем большой палец - настолько сильнее, что Лена даже не чувствовала эту боль. Тем более теперь – когда что-то в пламени изменилось. Она ещё не понимала, чем это вызвано и что будет потом, но этот чёрный дым не мог нести ничего хорошего. Более того, она снова начала ощущать этот тошнотворный едкий запах горящего пластика. Нет, он не исчезал – он просто немного ослаб, а её обоняние привыкло к нему. Теперь же запах снова становился сильным. От него начало есть глаза, потекли слёзы, от чего тот маленький кусочек мира, который был сейчас доступен ей, снова стал размазанным, и веки автоматически начали пытаться избавиться от излишней влаги. Но страх перед темнотой тоже усиливался. Она держала зажигалку до тех пор, пока пламя, сопровождаемое звуком «фрррр», не вырвалось резко из расплавленной дыры. Здесь уж она инстинктивно отбросила зажигалку. Та упала в воду и зашипела. Вокруг вновь воцарилась непроглядная тьма, стали слышны всплески от падающих с потолка капель. Лена оперлась на стенку и, вытерев рукавом мокрое от слёз лицо, снова села в своё исходное положение. Теперь она уже чувствовала ноющую боль от ожога. Страха перед темнотой уже не было. Вновь она почувствовала тяжесть мочевого пузыря, в висках стало ещё сильнее пульсировать, в груди и горле снова всё заболело, хотя, быть может, боль и не проходила – просто, когда не думаешь о ней, можешь на время, забыть…
Ей снилась огромная ящерица. Ящерица смотрела на неё своими чёрными пустыми глазами и медленно, смакуя от страха своей жертвы, подбиралась всё ближе и ближе. Лена пыталась вскрикнуть, но не могла. Бежать ей было тоже некуда – спина упиралась в стену. Из щели на морде, за которой, как подозревала Лена, ящерица прячет острые зубы, высунулся раздвоенный язык и, махнув прямо перед лицом, снова исчез. Тут ящерица открыла пасть. Лена с ужасом увидела, что в ней нет зубов – в ней нет ничего, АБСОЛЮТНО ничего. И она словно провалилась в эту зияющую дыру и оказалась в луже чего-то склизкого и противного. Она с отвращением опустила в это руку, но теперь оно уже не было таким склизким – это была обычная вода, вода, растёкшаяся по полу лифта.
Лена с усилием, опираясь на руки, поднялась. Что-то ударило её сначала в левое плечо, затем в правое, а потом по затылку и по заду, при этом откуда-то издалека раздался всплеск. Теперь она поняла – это она просто упала. Если бы сейчас вокруг было светло, то она бы заметила, что у неё кружится голова. К горлу подкатил комок, слюна стала жидкой и ощутимо тёплой. Лена приподнялась, оперлась на невидимую стену, и её вытошнило.
Теперь запах горелого пластика перебивал ещё более едкий запах желудочного сока. От него снова затошнило и вырвало. Всё тело бил жуткий озноб. Она снова покачнулась и упала.
- Лена! – раздался приглушённый голос откуда-то снаружи. Она тут же узнала его.
- Женя? – позвала она в ответ свою подругу тихим, с трудом слышным даже ей самой, голосом. Именно из её квартиры она вышла перед всем этим, именно в лифте её дома она застряла, - Ты где, Лена? Я в лифте застряла! – попыталась крикнуть она, но из её уст вырвался лишь хриплый, неразборчивый звук. Она вновь закашлялась.
- Лена! – голос раздавался откуда-то снизу. Ей не было никакого дела до того, что молодая и, как ей всегда казалась, приличная девушка могла делать посреди ночи в темноте, даже не на своём этаже.
- Женя, я здесь! Я выше! Помоги! – сквозь кашель прохрипела она.
- Лена! – подруга отдалялась от неё, словно не слыша криков о помощи, или… не обращая на них внимания.
- Женя!! – из последних сил попыталась крикнуть она, от чего грудь прорезала адская боль, мгновенно скрутившая свою жертву. Теперь Лена не могла слышать никаких голосов, кроме своего собственного сухого и сдавленного кашля – и тот теперь перебивало монотонное гудение в ушах.
Потихоньку кашель начал проходить, уступая ноющей боли в груди и обожжённом пальце. Снова появилось чувство тяжести в мочевом пузыре.
- Когда же это всё закончится? – прошептала с мучением Лена, но с губ её не сорвалось ни звука…
Дремота снова начала окутывать остатки её сознания. Теперь с ней было очень тяжело бороться – фактически невозможно. Уже помутневший рассудок нашёптывал ей без перерывов: «Ты здесь долго не протянешь – ты сойдёшь с ума!».
- Нет! Этого не случится! – с усилием и болью прохрипела Лена, - Я не сойду с ума!
Увы, именно эта фраза приходит многим на ум, прежде чем они оказываются в психиатрической лечебнице. И Лена уже была на полпути к этому.
- Эй! – снова раздался откуда-то Женин голос, оскорбительно жизнерадостный и весёлый. Но Лена не смогла понять, откуда он исходит. Она начала вертеть головой, но, само собой, увидеть ей ничего не удавалось. На этот раз она не стала ничего говорить – в голосе её подруги было что-то убивающее.
- Я здесь! – раздалось слева, и, когда она повернула голову, к ужасу её, Женя стояла рядом, и она могла её ВИДЕТЬ. Она казалась каким-то островом в океане непроглядной пустоты – зловещим островом. Лена сильно вздрогнула и со всплеском упала на правый бок. Рот её был открыт, но из него не вырывалось даже воздуха. Дыхание перехватило.
- Лена! – издевательски улыбаясь, воскликнула Женя. Она стояла абсолютно неподвижно, лишь лицо почти незаметно менялось.
- К-к-как?... – заикаясь пробормотала Лена, резко оборвав фразу почти в начале. Она хотела спросить, как Женя здесь оказалась, но рот не слушался её.
- Это не важно! Главное – я здесь! – угадывая её мысли, и всё так же весело сказала та.
- Н-н-но… - опять попыталась сказать Лена.
- Не обращай внимания, - резко осекла её Женя.
Дыхание стало вновь замедляться и приходить в норму. Испуг начал проходить. Она опёрлась одной рукой о пол, другой о невидимую стену и встала, пошатываясь, на ноги. Взгляд снизу вверх скользнул по загадочному и какому-то безжизненному силуэту подруги. Но что-то ещё было в этой странно фосфоресцирующей девушке – что-то до жути страшное, но что? Этого она увидеть не могла, но понимала. Свечение, исходящее от неё было очень слабым – только чтобы её можно было разглядеть – какое-то радиоактивное свечение. Стен оно не освещало.
- Т-т-ты не Женя, - продолжая заикаться, прошептала она, - Ты – в-всего лишь сон.
Произнеся это, она пошатнулась, и правая рука её легла на панель. Кнопки впились в ладонь, и ощущение это было до пугающего реально – такого не бывает во сне, только наяву. Тут же в голове скользнула мысль: «Если я всё-таки не сплю – значит, я по-настоящему вижу её?». Лена вздрогнула.
Светящийся силуэт продолжал стоять тихо, не шевелясь и не производя никаких звуков. Это ещё больше напугало Лену.
- Я знаю, кто ты! – яростно прошипела она, исподлобья смотря на свою неведомо откуда появившуюся собеседницу. При этом та оставалась всё так же неподвижна - как объёмная картина. Или голограмма, - Ты – дьявол! Ты не Женя! Ты только выглядишь как она, но ты – НЕ ОНА!
Лена собрала последние силы и дико рванулась на неё. Не успев сделать и шага, она врезалась в невидимую преграду и сильно стукнулась головой, от чего боль усилилась, в глазах всё поплыло – точнее, поплыл единственный видимый здесь силуэт демонической девушки, и она рухнула на пол, расплескав воду. Теперь она стояла на четвереньках, и Женя (или дьявол в её обличии) должна была находиться сзади. Она всё ещё не могла поднять голову – силы были на исходе.
- Не нервничай так! Не трать силы зря! – раздался над ней нежный, до боли знакомый голос. Это был голос её матери.
За какую-то долю секунды перед ней пронеслись события пятилетней давности. Искажённое гримасой боли лицо её матери. Она лежала на больничной койке. Леночку лишь на минуту впустили в палату. Насколько она знала, её мама очень сильно торопилась домой, и машина её столкнулась с каким-то грузовиком. Она слышала, что говорили её отцу врачи, но не понимала этих слов – она лишь видела его убитое горем лицо и трясущиеся от напряжения руки, нервно теребящие одетый на нём свитер. С каждым словом, тяжесть усиливалась, комок подкатывал к горлу. Ей хотелось плакать уже при одном только виде на эту картину. Среди множества непонятных слов она ожидала фразу «Но всё будет хорошо, и она поправится», она молила об этом, но доктор её так и не произнёс.
Да, мать её была мертва. Мертва уже пять лет. Состояние её было безнадёжным, и она скончалась на следующий день. Но этот голос… Чувство утраты и пустоты вновь вернулось к ней. Она подняла голову. Взгляд упёрся в ноги, всё так же фосфоресцирующие, как у её подруги. Она боялась поднять глаза – боялась того, что увидит там: бледное, сморщенное в агонии нестерпимой боли лицо, открытый рот, из которого доносится жалобный измученный стон. Руки сильно затряслись и, ослабев, согнулись в локтях. Она упала лицом в воду, перемешанную с её собственной блевотиной.
- Мне больно на тебя смотреть, - с какой-то наигранной жалостью сказал голос её матери, - Поднимайся, Леночка, – на полу очень грязно.
Но силы покинули её. Голова отяжелела, дыхание стало прерываться, а частые удары сердца отдавались по всему телу. Перед ней вновь всплыло лицо её матери – то самое лицо, которое она видела в последний раз – лицо из больницы. Она не смогла взглянуть на неё на похоронах – ей было страшно и больно.
- Ну же, вставай! – продолжал голос.
Наконец, силы начали возвращаться к ней, и она, набравшись смелости, подняла взгляд. Лицо её матери было столь же прелестно, как и до той трагедии. На нём было выражение озабоченности и беспокойства. Красивое лицо. Да и какой ребёнок не считает свою мать самой красивой женщиной на свете – тем более, если отношения в семье очень миролюбивые? Она тяжело поднялась и встала на ноги. Теперь она была уже чуть выше своей матери.
- Ты должна экономить свои силы, не отчаиваться и не опускать при этом руки! – наставляла её мать… или то, что приняло облик её матери, - Зачем ты набросилась на свою подругу?
Лена резко обернулась, от чего её снова пошатнуло и бросило на стену. Фосфоресцирующий призрак всё ещё стоял там.
- Женя не хотела тебя напугать, и я не хотела! – продолжала мама.
Тут голову Лены словно пронзило молнией. Она даже вздрогнула. Она не ослышалась? Мать назвала Женю по имени? Но с Женей они познакомились три года назад! Лена резко повернулась к матери и уставилась на неё в непонимании. Теперь она и в ней чувствовала ту же жуть, которая исходила от того, что было только что её подругой или приняло вид её подруги. Лицо Лены исказилось в ужасе, рот приоткрылся, а губы задрожали. Теперь она отчётливо видела ту последнюю деталь, что придавала столь ужасающий облик милому лицу её подруги и очаровательному лицу её мамы. Это были глаза. Веки не опускались, не моргали. Посреди белого как снег белка находился ужасающе неподвижный чёрный, правильной округлой формы, зрачок – чёрный и пустой, словно дыра, сквозь которую была видна всё та же пустота, царящаю вокруг.
- К-к-кто вы? – пятясь назад в резко захлестнувшем её ужасе, прошептала Лена.
- Мы не причиним тебе зла! Мы хотим лишь помочь! – сказали в унисон мама и Женя, от чего Лену начало мутить, а затем примешалось ещё множество голосов – целый хор: – Мы все хотим помочь!
Вокруг неё начали появляться лица – множество лиц: друзья, родственники, знакомые – все, кого она знала. Из их числа выделился тот самый молодой человек, которого, как ей казалось, она любила.
- Лена, не бойся нас! – сказал он. – Мы все тебя любим и желаем тебе только лучшего!
Но слова эти не приносили облегчения. Ужас начал постепенно перерастать в панику. Она принялась кружиться вокруг, пытаясь убежать или как-то скрыться от них, начала беспомощно бить по невидимым стенам кулаками, кричать сквозь хрипоту и кашель. Силуэты оставались неподвижны, с рисованными люминесцирующими лицами и жестокими жуткими глазами. Наконец, она с силой ударилась обо что-то и упала. Веки сомкнулись, и лица исчезли.
- Ладно, - нежно, но как-то искусственно сказал мамин голос, - Если мы тебя так пугаем, то мы исчезнем, но помни – мы всегда рядом. Мы любим тебя, Лена.
Вокруг вновь настала тишина. Сердце бешено колотилось, отдаваясь в висках и возвращая боль, которую она незадолго до этого перестала воспринимать. Лена открыла глаза – вокруг снова было темно, как прежде – ни мамы, ни подруги, ни её возлюбленного – никого. Все исчезли, как и сказал мамин голос. Окружающая пустота обрушилась на неё вновь, и проникла в голову…
Она очнулась от дремоты из-за того, что лифт резко дёрнулся. По потолку что-то начало бить и скрежетать, а затем прекратило, уступив приглушённому эху. Снова настала тишина. Лена почти пришла в себя. Вновь вернулась боль. Всё ныло, всё гудело. Она вспомнила, что хотела в туалет, но тяжести внизу живота уже не было. Неужели это произошло? Но теперь это уже не имело значения. Что уж тут говорить о приличиях и гигиене, если она и так сидела в луже воды и блевотины в предобморочном состоянии и дышала газом от горелого пластика в смеси с испарениями собственного желудочного сока? Резко зажглась лампа на потолке, и лифт поехал вниз. Глаза заболели от света, и она закрыла их рукой. Лифт продолжал ехать – медленно, лениво, постоянно скрипя. Еле заметно кабина снова дёрнулась, и к шуму электромоторов добавился всё тот же металлический звук. Лифт снова дёрнулся и остановился. Двери открылись, и на Лену упала чья-то тень.
- Чёрт побери! – раздался ошарашенный мужской голос.
- Какая вонь! – брезгливо добавил второй голос – голос сварливой старухи, - Накололась, поди-ка, чего-нибудь…
Голоса начали от неё отдаляться и становились неразборчивыми, в глазах потемнело. Вдруг сверху раздался звон – будто порвалась струна, и лифт резко с шумом полетел вниз. Лена ударилась головой и потеряла сознание.
На несколько секунд сознание вновь вернулось к ней. Её везли на чём-то. Вокруг суетились врачи. К своему изумлению, в углу она заметила свою мать. Теперь она не светилась…


От автора
Благодарю Сингаевского Михаила, который вселил в меня идею достать из шкафа запылившуюся тетрадку с самой первой версией рассказа, которая была написана в ноябре 2002 года, и переписать заново. Благодарю Симонова Андрея, Олейник Ирину и других, которым я изначально не назвал автора, от чего их критика была более объективна. Особую благодарность выражаю Эссауловой Оле, которая терпеливо и внимательно прочитала рассказ, боюсь даже знать, сколько раз, и выявила в нём множество ошибок, большинство которых я, следуя её советам, исправил. Так что, если где-то ошибка – это бисграматный автар по какой-то причине проигнорировал правку. А так же я благодарю всех тех людей, которые прочли этот рассказ перед тем, как он принял такой вид.
Палицин Александр Андреевич
28 октября 2007 г.