очерк "Ко благу"

Детство и отрочество, как считается специалистами, влияют на весь последующий жизненный путь человека. Многие люди, узнав об этом, стали прикрываться этой теорией в случае не успешности (по меркам общества) своей судьбы. Дескать травмы того периода не дают им быть счастливыми и самодостаточными, иметь высокую самооценку и мотивацию к активности в обществе или на работе. Так ведут себя люди неумные, застрявшие в саможалости, зависимые от «эмоциональных качелей» и мнений окружающих людей. Чаще всего этому подвержены экстраверты или люди с задатками шизофрении, других форм психологической паталогии. Если же они развиваются личностно и в своих природных дарованиях, то становятся способны оставить позади выученные уроки, сделав их верный анализ. На протяжении жизни именно такие люди имеют силу воли принимать разумные решения на основании правильных выводов.
Хотя всё ещё продолжаю стремиться к совершенству в своей личности, к большему развитию своего творческого дарования, полагаю, в целом справилась со многими испытаниями на прочность своего характера и с достижением жизненных целей. Не хвалюсь собой или кем-то из людей, но исключительно — Божьим Промыслом в отношении меня, о чём немного описала в этом очерке.
Многое помню из детства, поскольку в отрочестве вспоминала ситуации из детства, анализировала их, в одних случаях ругая себя, в других – удивляясь на свои поступки, которые не вытекали напрямую из моей натуры. И словно в их совершении мне была оказана помощь Свыше. Будучи человеком ленивым и не умным в своём природном естестве, неоднократно получала Свыше усиление в своей вялой воле и мотивацию к различным действиям и поступкам, делам и словам.
Не могу с точностью утверждать о том, Кто говорил со мной на протяжении жизни, но явно те явления не были моими мыслями, знаниями. Кто был Гласом ко мне: Бог, Святой Дух, или ангелы и служебные Божьи духи? В точности узнаю только в Вечности. Поделюсь здесь некоторыми ситуациями. Впрочем, все убеждения и откровенности звучат наиболее точно и ярко во всех моих книгах.
Мы жили с родителями в одном закрытом (секретном в оборонном значении) сибирском городке. В километре от нашего дома располагалось размером в два гектара болото. Дети нередко бегали туда полакомиться клюквой, но больше – ради познания природы: посмотреть на лягушек и жаб, красивых бабочек и стрекоз. Однажды мы были там с подружкой, когда нам было по семь лет. Ловко прыгая по кочкам и твёрдым островкам, я впервые сорвалась в воду, достигла ногами дна, и оно оказалось илистым. Плавать я не умела: чем больше пыталась выбраться, тем скорее погружалась в мутную воду болота. Когда она достигла груди, испугалась остаться на дне страшной илистой жижи, поскольку опереться было не на что. Внезапно услышала будто Голос над собой: «Не бойся, не утонешь, будешь жить». Никого вокруг, кроме нас с девочкой, не было.
Подружка видела моё отчаянное положение, тоже испугалась, но через минуту крикнула: «Держись!» Она перебралась на островке поближе ко мне и протянула мне палку, ухватившись ногами за деревце. Мне удалось рывком прыгнуть из воды на палку, и подружка медленно, но уверенно подтащила меня к островку. Более осторожно прыгая по надёжным кочкам на болоте, мы с ней достигли берега. Грязная, но счастливая, побежала к многоквартирному дому, где жили мои родители. Мы неоднократно вспоминали эту ситуацию: ведь подружка сразу же рассказала историю нашим общим друзьям во дворе. Многие из них перестали ходить в то место на окраине, а я лишь стояла на берегу и оттуда рассматривала обитателей обширного болота, упирающегося в лес. Так впервые моя ошибка стала примером для других, известных мне детей – как нельзя поступать.
Утонуть мне явно не давали Свыше. Был случай, когда в свои девять лет с другой подружкой поехала вместе с её родителями на речку Томь. Но загорали не на том берегу, где было много пляжников, а на обратном, переплыв туда на резиновой лодке. И как мы на ней не пошли ко дну? Не умея толком плавать, я прыгнула в воду, не зная броду, и стала тонуть. На меня никто не обращал внимания. Подружка с родителями увлеклась доставанием из сумок и раскладыванием на одеяле продуктов питания. Я почти захлёбывалась, пытаясь плыть к берегу. Лишь только когда я крикнула, её отец подплыл и протянул мне руку. Больше я к реке в тот день не подходила.
Для меня эта ситуация стала неожиданным уроком о том, что в принципе я не нужна чужим людям, они не пекутся обо мне так, как родители и другие родные. Правда, в тот же день я поняла, что родители той девочки уже успели отхлебнуть изрядно беленькой отравы. Об этом раньше о них не знала: ведь мне были противны выпивающие алкоголь люди, и я не дружила с их детьми. После той поездки на реку настал конец моей дружбе с той девчонкой. Мои родители не курили, не выпивали спиртное, во всяком случае при мне, да и никогда не видела их навеселе от наркотического опьянения. Мама росла все годы войны в интернате г. Свердловска, куда её эвакуировали из Брянска, поскольку отец и старший брат ушли на фронт. Хотя в интернате был разный контингент, да и отец с братом курили до войны на глазах одиннадцатилетней девочки, моя будущая мама выросла целомудренной во всех смыслах этого слова, никогда не прикоснувшись к табаку.
Прожив в Сибири всего двенадцать лет, впитала в себя дух сибирского народа, который не выветрился даже от намного большей жизни в Москве. И кстати, куда бы я, став взрослой, ни приезжала для различных выступлений, либо для отдыха, люди с удивлением узнавали о месте моего постоянного проживания. По их словам, во мне нет свойств характера и поведения московских жителей. А ведь скоро моей прописке там исполнится пятьдесят! Источники характера человека — из его детства.
Всегда ценила и люблю в людях простоту, но не глупую, а умудрённую, которая именно и сохранилась ещё в тех провинциях, куда столетиями не проникала звериная поступь войны. В таких областях люди более добродушные, мало травмированные, живущие чаще всего в преемственности поколений, ценящие и охотно применяющие в своих поступках такое ценное качество личности, как великодушие. Именно уральское и зауральское до Дальнего Востока население, считаю, сохранило исконные черты славян, древних русских людей. И Сибирь, расположившаяся почти на десяти миллионах квадратных километрах России, играет в этом ведущую скрипку.
***
У всех людей есть плохие воспоминания из детства, и чаще всего они связаны с травмами, полученными от взрослых людей или жестоких детей. Таким травм у меня не было. Родители редко наказывали меня. Обид на них не возникало, поскольку быстро понимала, что они хотят мне добра и стремятся уничтожить во мне плохие качества характера. Один случай из детства очень запомнился. Решили мы с одной девочкой из старшей группы детсада сбежать к ней домой. Вылезли в лазейку в заборе и тихо ушли с площадки во время прогулки нашей группы. Добирались мы к ней домой пешком немалое время, но привела она меня играть не домой, а в свой двор на площадку. Тот микрорайон я знала: была близко площадь, на которую приходила пару раз с папой на праздник Первомая. Поняв, что домой к себе девочка меня не позовёт, не вынесет еды, проголодавшаяся, я пошла домой. Надо было преодолеть расстояние в несколько автобусных остановок. Каким-то чудом помнила дорогу домой. Хотя было лето, но уже смеркалось. Родители увидели меня, когда пересекала по диагонали двор. Они уже и милицию привлекли, и сами бегали по двору, и всех известных подружек моих расспросили. Им и в голову не пришло, что могу оказаться на другом конце городка. Мама рыдала, но позже излупила меня ремнём. Однако после того словно крепче полюбила маму, близко приняв к сердцу её горе по поводу моей пропажи.
Уже в детстве задумалась о смысле жизни и вот почему. Одним из удручающих обстоятельств того периода моей жизни были частые похороны усопших, которые в нашем городке непременно сопровождали скорбные и длительные мелодии духового оркестра. Не менее получаса во дворах звучали печальные музыкальные композиции до того, как родственники и друзья собирались вокруг покойника, садились в автомобили или автобус и уезжали его хоронить. Люди получали хорошие зарплаты, поэтому могли позволить себе отправить родных в последний путь «с помпой». Слыша музыку и наблюдая на улице или из окна квартиры траурный караван, я нередко плакала о чужих людях. Часто думала о смерти и спрашивала маму: «Почему человек со всеми знаниями, мыслями, чувствами должен уйти под землю?» Мать отмахивалась и просила не думать на эту недетскую тему.
Но однажды, уже в моём отрочестве, незадолго до нашего отъезда из городка, она ответила мне подробно: «Надо оставить след на земле, например, книги, память людей за твои добрые дела. Тогда легче и радостнее жить, не думать о её конце». Эти слова запомнились мне и стали той мотивацией, которые помогали хорошо учиться, осмысливать жизнь на книгах писателей и фильмах советского периода времени.
Впервые мне удалось опубликоваться в «Комсомольской правде» в пятнадцать лет. Это окрылило, но одновременно дало понимание о том, что ещё не готова шагнуть во взрослый мир, полный опасностей и подводных рифов. Так думала, потому что мама категорически не хотела для меня судьбы журналиста или писателя. В молодости ей довелось поработать внештатным корреспондентом «Свердловской правды», и мама знала о газетной жизни нечто такое, что побуждало её противиться этой работе для меня. Когда я повзрослела, она рассказала о причинах её нежелания видеть меня в этой профессии. Но в нулевые годы смогла-таки воплотить свою давнюю мечту в реальность: отучилась дистанционно на журналиста. Хотя к тому времени уже были изданы три мои книги, написаны сотни статей для журналов и газет, тем не менее мне хотелось большего профессионализма и глубокого проникновения в словотворчество.
Особенностью моего детства и отрочества было путешествие с родителями по городам и новым для меня школам. В итоге я проучилась в шести общеобразовательных учреждениях. В советское время не было такого явления, как буллинг - травля детьми другого школьника. Но имела место травля учителем ребёнка, что случилось в моей первой школе. Учительница неистово завидовала моим успехам, но позже оказалось, что я была лишь заложником – ненавидела она мою мать из-за одного личного вопроса. В первый класс я пришла сильно подготовленной – это было редкостью, тем более в сибирском городке. Поэтому откровенно скучала, пока дети учились азам математики, чтения и письма. Мама глубоко подготовила меня не только для получения отличных оценок, но чтобы облегчить себе жизнь: ведь именно в те годы она стала заниматься научной деятельностью по своей профессии.
Уроки я делала в первом классе самостоятельно. Правда, в первых двух классах папа заставлял меня переписывать задание в тетрадке по чистописанию. Ручки тогда ещё были перьевыми, и я писала нечисто, с кляксами, да и неровно. Родителям не нравилось. Иной раз делала это по два-три раза. Это вырабатывало во мне терпение и дисциплину, ответственность перед учёбой. С папой нельзя было баловаться, капризничать, бунтовать: такого рода действия заканчивались ремнём. Не хотела наказания и училась подавлять негативные чувства, понимать, что родители хотят мне добра. Перфекционистом я не стала на примере папы, которого, как ударника социалистического труда, переводили из города в город и, наконец, привели в Москву, на работу в оборонное ведомство. Но начальные ростки силы воли во мне родители посеяли.
Так вот: из-за травли учительницы маме пришлось на следующий год перевести меня в другую школу в том городке. Она находилась далеко от дома и приходилось несколько остановок с утра ехать в набитом пассажирами автобусе. Но понятия о преступлениях против детей в нашем городке даже не именовались, поэтому родители не волновались обо мне. Сама уезжала в школу, сама и возвращалась. Учёба в той школе продолжалась спокойно вплоть до отъезда в другой город. Именно там мне более всего полюбилась классная руководительница – женщина в возрасте пятьдесят плюс, чуткая, внимательная и по-настоящему наставляющая нас, учеников, на путь правды. Она, как никто другой, умела посеять в каждом из нас надежду на светлое будущее.
После отъезда из Сибири были другие школы, новые приятельницы. Но, как известно, подруги появляются в детстве, не впопыхах, а после длительной дружбы не только между детьми, но и желательно, между их родителями или бабушками тех детей. Такой вариант был более надёжным, по моим наблюдениям. По какой-то причине родители моих приятельниц не давали письма от меня своим детям, ни адреса моего нового места проживания. Так что кратковременные подруги из детства в мою взрослую жизнь, к сожалению, не перешли, и мы никогда не встретились.
Приходя в новый для меня класс, обнаруживала уже состоявшиеся пары девочек и вклиниться туда третьей не представлялось возможным. Одиночки же оказывались более глубокими интровертами по сравнению со мной, предпочитали ни с кем не дружить. Два раза мне всё же удалось вклиниться третьей в дружбу двоих девочек, но позже это оказалось негативным опытом. Я вывела принцип: чужаку никогда не стать своим в дружбе двоих. И в дальнейшем я видела тот же самый принцип у других людей. Так что: быть третьим в сложившейся паре друзей или подружек – плохое и неверное решение.
***
Такое обилие людей – детей и взрослых на моём жизненном пути, а также невозможность посвящать время дружбе со сверстниками побуждали меня много думать. Уже в мои шесть лет мама научила бегло читать, так что свободное время я чаще всего проводила за чтением. У родителей была своя библиотека: ведь они поженились, когда им было по тридцать лет. Помимо папиной технической литературы и маминой – по профессии, на полках были художественные книги о жизни взрослых людей. Сначала я понимала там «с пятого на десятое», но перечитывая в юности и молодости, всё поняла в них. Вообще жажда читать во мне превалировала над играми, просмотром телевизора и прогулками. К счастью, по литературе задавали на лето читать книги по внеклассной программе, так что узнала и про библиотеки. Позже я зависала в читальных залах, поглощая там то, чего не было на полках библиотек. В период моего отрочества мы собирали с мамой макулатуру и меняли её на книги по абонементам. Так что: взросление прошло у меня среди книг и в наблюдении за людьми.
Наверное, поэтому я быстро научилась анализу и выводам. Когда мне было двенадцать лет, то уже тогда удавалось удивлять маму точным определением характера её друзей и знакомых. Это умение проявилось во всей силе, когда в восемнадцать пошла работать инспектором в Стройбанк СССР. Со мной подружилась женщина тридцати пяти лет, экономист управления, где я работала. И она честно считала меня умной не по годам. И вдруг я обнаружила, что со сверстниками мне не интересно, даже в других госучреждениях федерального и союзного значения, где довелось поработать до декретного отпуска.
Конечно, с точки зрения взрослых людей, я была ещё во многом неразвита и невежественна, даже откровенно глупа и неопытна. Это помогло мне понять в дальнейшем, что все люди развиваются неравномерно: в одной или двух сферах познаний они могут «вырасти в жирафа», в других – быть «ниже плинтуса». Заметила такую закономерность особенно в людях науки: профессоры и академики порой кажутся обывателям смешными, потешными, либо странными и неадекватными. На самом же деле всё просто: они удивляют людей своими глубокими знаниями в профессии, но в житейских делах могут быть откровенно глупцами или мало просвещёнными. Мне пришлось это понять на примере моей мамы. Хотя она добилась больших успехов в логопедии и в 70-е годы издала две книги в Московском издательстве «Просвещение», но в людях она мало разбиралась, была склонна к доверчивости. От этого мать немало страдала, что и служило мотивом для меня учиться разбираться в людях. Человек развивается в том, чему уделяет больше внимания и времени. Тем не менее, не считаю это своей заслугой: верю - мне помогали в этом вопросе Свыше.
***
Как ни странно, а может быть и закономерно, но о мальчиках я долго не помышляла. Помню, когда мне было уже одиннадцать, папа собрал мои плюшевые и пластмассовые игрушки, с гневом выбросил их в мусорный бак на улице, назвав меня глупышкой. Я горько плакала, но вскоре утешилась: как всегда, помогли книжные миры, куда погрузилась. В детстве у меня была ещё заводная кукла почти ростом с меня, которую мама привезла из Москвы. Красиво одетая кукла аукала и ходила, переставляя ногами. Играла с ней я только под присмотром родителей. Перед отъездом из Томска родители кому-то её подарили. Немалое время мне казалось, что я надолго заигралась в детство, немного комплексовала, после папиной выходки впервые начав считать себя дурочкой. Но в дальнейшем встречала не только женщин, но и мужчин, которые западали на плюшевые игрушки настолько, что это было сродни душевной зависимости. Видимо, папа видел и во мне такую же нездоровую привязанность к игрушкам, несмотря на моё увлечение книгами и хорошую учёбу в школе.
После утраты игрушек у меня словно глаза открылись на окружающий мир: заметила в классе и во дворе образующиеся пары мальчиков и девочек подросткового возраста. В подъезде нашего дома в сибирском городке жил мальчик моего возраста по имени Сергей. И вот он приметил меня и стал неуклюже ухаживать. Но я ничего в этом не понимала и стыдилась его знаков внимания. В школе тоже был мальчик Марат, татарин, который хотел дружить со мной, но я сторонилась его. Вскоре мы с родителями уехали в другой город.
Первая влюблённость вспыхнула в девятом классе к сверстнику, но он оказался слишком недосягаем, поэтому в скором времени вытолкала его из своих чувств и перестала болезненно реагировать на равнодушие. Его звали тоже Сергеем. Но был он «ягодой совсем другого поля». Подобного ему подростка встретила до того в школе другого города, но уже тогда понимала этот тип подростков и не открылась чувствам к нему. С тех пор научилась контролировать эмоции и никак не проявлять их к противоположному полу. Влюбляться позволяла себе только в персонажей фильмов - советских и зарубежных. Никто из тех актёров не мог сделать мне больно, поэтому отдавалась мечтам и фантазиям без опасений. Считаю, из-за этого в брак вошла с зажатыми чувствами, подозрениями и страхами. Но мужу-экстраверту удалось «раскрутить» меня изнутри наружу, вытащить во многих понятиях «из-под плинтуса» и помочь в большей степени открыться людям. Огромную помощь получила я и от Бога. Но это уже сюжет другого повествования.
Так что: будучи интровертом, росла замкнутым ребёнком. Родители были по натуре такими же людьми. Мы редко общались и словно не нуждались в разговорах. Но когда объём знаний из книг переполнял меня, хотелось ещё кому-то, кроме школы и детского летнего лагеря, передать их. Так и появлялись приятельницы, охотно внимающие моим словам и рассказам. Мама стала вдумчиво слушать меня, лишь когда мне исполнилось пятнадцать. Она удивлялась моему умению анализировать, делать выводы. Часто она и не знала ответов на вопросы, которые ей задавала. Да и другие взрослые люди не могли мне объяснить, поэтому продолжала усердно любопытствовать о разных тайнах в книгах, ожидая найти разгадки там.
Маме удалось с отрочества глубоко поселить во мне убеждения о целомудрии души и тела. Она указывала на свой пример: в тридцать лет вышла замуж девственницей, хотя была красавицей. Мать внушала мне, что именно этот фактор побудит моего будущего мужа уважать меня и никогда не назвать во время ссоры шлюхой. Она считала, будь у меня даже одна ошибка с мужчиной вне брака, это не поможет мне отстоять перед будущим мужем своё внутреннее целомудрие. Слова не принесли бы никакой пользы, если бы не видела уважительное отношение отца к моей матери. На своей судьбе и историях жизни других людей убедилась в правдивости её убеждений, которое девочкой моя будущая мать почерпнула в отрочестве от одной из воспитательниц в Свердловском интернате. Та скрывала своё знатное происхождение, но проговорилась, когда мама в своё совершеннолетие покидала стены того заведения.
Мой будущий муж именно и искал девушку твёрдых принципов и верную по характеру. Наша жизнь более тридцати лет является ярким свидетельством правоты моей мамы. И замечательно, что я поверила ей, никогда не пожалела о принятом решении, была стойкой до брака и в браке со своим единственным супругом. Хотя искушений совратиться на другой путь оказывалось в моей бурлящей жизни более, чем предостаточно.
Несмотря на то, что с моей юности стали с мамой словно подруги – старшая с младшей, между нами было табу на определённые темы. О том случае про болото мама не поверила, как и о других чудных моментах, которые поначалу рассказывала ей. Поняв с моих слов, что некий Голос говорит мне изнутри или снаружи (не могла точно объяснить), мама запретила мне рассказывать ей об этом и особо – кому-либо ещё. Родители были атеистами, папа – членом КПСС, и для карьеры было опасно говорить о своей вере в Бога или другие сверхъестественные силы. Мать убедила, что меня заберут в страшное место, если кто-то узнает о моей тайне. Поверила ей, но продолжала тайно искать понимание о Голосе. Обрела в тридцать лет веру в Бога, поняв, что Он и сопровождал меня с детства. Наверное – через Своих ангелов. Так что: никогда надолго не получалось создавать опоры на людей, но оставалось лишь больше доверять неведомому мне поначалу Голосу. Опорки и надежды на людей неизменно заканчивались разочарованием, так что вскоре оставила такой путь. Если уповать на Бога, то Он достигнет людей, чтобы они помогали нам или пошли с нами одним путём, сотрудничали в общих делах. И всякий успех (свой или коллективный) приношу к подножию Трона Божьего.
Считается, что по детству можно предугадать если не судьбу человека, то направление, по которому будет до конца жизни или долгое время развиваться характер человека. Полагаю, такая трактовка не безосновательна и имеет право на существование. Во всяком случае, детство и отрочество сформировали моё мировоззрение и в большей степени предопределили дальнейший жизненный путь, занятия и дела судьбы. Мои ранние годы жизни остаются в сердце тёплым воспоминанием, несмотря на некоторые прежние печали, горести и недовольства. Но все они оказались мне ко благу.