Война - дело молодых. Главы из романа

Начало службы. Афган


"Каждый боевой ветеран знает, что война по большей части состоит из невыносимой скуки, прерываемой мгновениями полного и абсолютного ужаса..."

...Родился Сергей в небольшом городишке Нечерноземья. Отец его работал на стройке бригадиром, был упрям, работящ и пьющ. Мать Сергея, после родов заболела чем-то тяжелым и неизлечимым и всю оставшуюся жизнь, мучилась от болей в теле.
Сергей рос вежливым, послушным ребенком, но иногда раздражался истеричными приступами, после которых несколько недель приходил в себя, переживая и стесняясь всего происшедшего.
В момент приступа он терял над собой контроль, кричал, плакал, бил посуду или швырялся всем, что подворачивалось под руку.
Вырастая, Сергей все больше старался контролировать свои мысли и поступки, сделался холодным и скрытным. Он уже с детских лет выделяться среди сверстников упорством и тяготением к суперменству: вдруг он ни с того - ни с сего уходил в лес, один на неделю с минимумом еды, то вдруг на спор не спал больше трех суток, похудел, возбудился и стал слышать голоса, которые требовали, чтобы он спрыгнул с крыши двухэтажного дома. Родители встревожились и вызвали тайком от Сергея врача скорой помощи. После укола снотворного Сергей проспал больше суток, проснулся здоровым, но с той поры, этот нервный срыв повторялся - об этом он старался никому не рассказывать.
После седьмого класса Сергей по настоянию родителей поступил в вечерний техникум, проучился там два года, бросил и пошел работать на стройку к отцу.
К восемнадцати годам он совершенно поверил, что жизнь не удалась, что его сверстники преуспели, а он волею судьбы выброшен на обочину жизни - армия подоспела как нельзя кстати и решила все проблемы будущего естественным путем!

Забирали его в ноябре.
Как всегда, родители устроили домашние проводы, на которых присутствовали родственники и друзья.
Молодёжь продолжила гульбу в женском строительном общежитии, где Сергей напился до отупения и нещадно отравился: всю ночь и все утро его тошнило и рвало желчью, он похудел, потемнел лицом, осунулся…

На сборном пункте, гомонящая бестолковая толпа подростков пела песни под гитару, материлась и украдкой плакала пьяными слезами.
Потом всех повезли на автобусах на вокзал.
Сергей тупо смотрел перед собой, внутренне собравшись ожидал очередного приступа тошноты, потел и бледнел и потому, ничего не замечал вокруг.
Когда их посадили в вагоны, он в окно вяло помахал рукой плачущей, постаревшей матери, ушел в свое купе, лег на полку, закрыл глаза и страдал, ругая и жалея себя.

Он боялся и не любил многолюдного общежития, хотя за последние годы перед армией, число его знакомых многократно увеличилось - он умел ладить с разными людьми, а работа на стройке, в коллективе приучила его дружелюбно относиться ко всем с кем общался. Но верных друзей было трое - уравновешенный и сильный Флеров, эмоциональный, порывистый Демин и чуть простоватый, но уверенный в себе Лопатин. Все остальные же были естественным фоном его юношеской жизни: приятели друзей, знакомые этих приятелей, знакомые знакомых.
Он как-то подсчитал, что знают, как его зовут, точнее знают его по фамилии, человек около двухсот. Однако временами, ему надоедали многочисленные сборища и он в таких случаях уходил, затворялся, уединялся дома, всё свободное от работы время читая книжки.
И такое временной одиночество его не тяготило и позволяло задуматься о жизни, о своей жизни в частности!
И вот, лёжа на вагонной полке он тосковал, чувствуя и понимая, что долгое время, хочешь не хочешь, а надо будет с утра до вечера жить среди людей не только малознакомых, но и малоприятных, насильно загнанных в одну кучу и вынужденных сосуществовать в этой клубящейся действительности!

На третьи сутки Сергей вышел на одной из станций, купил яблок - румяных, крепких, ароматных и съел их за раз килограмма два.
И отравление закончилось, чему он обрадовался, как излечению от тяжёлой болезни.
Все время этого вынужденного путешествия, он сидел в своём купе и читал книгу, а вокруг бурлила жизнь: на станциях самые отчаянные выскакивали из вагонов и просачиваясь сквозь цепи дежурных, мчались в привокзальные магазины.
Потом, гремя бутылками спиртного в сетках или сумках, почти с разбегу заскакивали в уходящий поезд. И начиналась гульба - пили не зная меры, хвастаясь друг перед другом способностями к выпивке, потом напившись, дрались зло, но неумело, блевали в туалетах, расшибали лбы о жесткие углы плацкартных полок, матерились, играли в карты.
Сергей наблюдал всё это издали - в его купе собралась спокойная компания - деревенские рассудительные ребята, немного напуганные многолюдьем.
Только один белобрысый крепыш с верхней полки, уходил куда-то в дальний конец вагона и появлялся к полуночи, попахивая водкой и чуть шатаясь.
Матерясь, он влезал на свою верхнюю полку и засыпал с храпом и сглатыванием горькой, липкой слюны.
Но однажды, белобрысый пришел среди дня, влез на полку и забившись в тень, к стенке, отвернувшись притих.
Через некоторое время, приближаясь, из глубины вагона раздался шум и наконец, в купе ввалилась компания матерящихся, решительно настроенных "хлопцев".
- Ах, ты, сука! - выкрикнул один из них, и ухватив белобрысого за шиворот, с шумом и грохотом сдернул его на пол.
- Ты, падла, долг думаешь отдавать?
Белобрысый молчал и испуганно моргал, словно со сна не понимая, как и за что его прессуют.
Сергей взволновался, отбросил книгу и рявкнул:
- А ну-ка, вы, пижоны! Какого черта!
Он привстал, ему в широкую грудь и плечи уперлось сразу несколько рук.
- Ах, вы, вонючие опоссумы! - взъярился он и с усилием, упираясь всем телом, все-таки поднялся, встал на ноги.
- Кому тут башку надо отшибить? - голос Сергей налился яростью и угрозой: - Я из вас ишаков, любого раз тридцать лежа выжму!
Непонятная брань и неслыханные угрозы озадачили нападавших и они отступили, ропща и угрожая.
- Пошли, пошли все в стаечку, ишь разоряются! - ревел им вслед Серега, а белобрысый спрятался за его широкую спину. Огрызаясь компания удалилась в свой конец вагона - внушительный вид Сергея, бритая голова, черная рубашка на крепких плечах, тяжелые кулаки подействовали на всех отрезвляюще.
- За что они тебя? - спросил Сергей, немного успокоившись, чутьем опытного драчуна уловив, что продолжения действий не будет.
Белобрысый, отходя после пережитого страха, заикаясь объяснил:
- Я с ними в карты играл, ну вот и проиграл им десятку, а они хотели за водкой гонца послать...
Помолчав добавил: - Вот меня и вспомнили...

На пятые сутки приехали наконец на станцию назначения.
Выгрузились среди ночи и заняли все станционные помещения. Сергей спокойно сидел в углу и читал, но сквозь гул голосов, брань и матерки различал очаги напряжения: там неожиданно начинались и быстро заканчивались драки - молодые выясняли кто чего стоит.
К нему вдруг подошел предводитель той компании, что приходила наказывать белобрысого.
- Слушай, земеля! - обратился он к Сергею изображая опытного блатаря - ты, если что, подмоги нам этой шпане морды набить - он указал рукой на дальний угол зала.
Сергей улыбнулся и не стал отказывать, но и рвения не проявил: - Ладно, я посмотрю...
Под утро их вывели на улицу колонной, долго куда-то вели и наконец на рассвете, под резким осенним ветром, водворили в старинные каменные казармы, а точнее в армейский клуб, превращенный на время в "карантин" - служба началась!


В Афган попали в мае.
Первое впечатление - горы, жара, пыль, красота и мощь природы, уныние и тоска подневольной жизни, и хотя бы капелька дождя!
Тугой тревожный ветер шевелит на крутых склонах предгорий рыжую выжженную солнцем траву. Лавина летящего спрессованного воздуха, выжимает из человека последнюю влагу, поднимает на воздух мелкие камешки и песок, остро и больно колющие руки и лицо. Горы гудят и кажется, что под неослабевающим давлением ониавот-вот сдвинутся со своих мест.
Из маленького окопчика на горе - над казармами, видны речка и дорога и все окружающее, словно гигантская декорация спектакля вечной жизни, освещена с утра до ночи палящим, беспощадным солнцем. Дополняя картину, черные вороны, планируя спускаются на землю и расклевывают остатки гречневой каши и черного хлеба, на краю военного городка, за кухней.
А еще выше парят орлы, словно бумажные змеи на невидимой верёвочке, неуклонно описывая круги, - они явно боятся приблизиться к нашему лагерю и черными запятыми плавают в выцветшем, блекло-голубом небе...

И так день за днем: та же жара, то же стрекотанье кузнечиков, песчаный ветер и та же неутолимая жажда иссушенного ветром тела. Кажется время жизни неостановимо уходит и с ним, утекает талант, молодость, лучшие годы…
И вместе с тем, каждый день превращается в вечность: под вечер уже с трудом припоминаешь, что было утром - все идет по кругу без начала и конца…
После обеда поехали на речку. В тряском газике по пыльной дороге спустились вниз и, выставив оцепление, на открытом месте устроили постирушки, беготню и купание. Серега, осторожно и с удовольствием перебил вшей засевших в швах воротника гимнастерки, окунулся в холодную горную речку, и погружаясь в воду блаженно булькал, пускал пузыри, ерошил под водой пересохшую кожу под волосами, а когда вылез на берег и обсох, то учуял приятный запах молодого чистого тела. Мышцы рельефно натягивали кожу рук и плеч, все лишнее улетучилось за эти месяцы службы и он, ощущая необыкновенную легкость и силу, несколько раз подряд сделал выход в стойку на руках.
А неподалеку, на берегу, стояли деревья шелковницы и ликуя, сослуживцы, после купания, с удовольствием наелись незрелых, но уже сочных ягод...

Под вечер вернулись в лагерь и все были почти счастливы, а Сергей с восторгом ощупывая обдуваемое свежим ветерком лицо думал, что все не так плохо на белом свете, если хоть иногда, в военной жизни бывают такие дни.
К тому же и вечер был чудесным - луна золотой плоской монетой взошла над ломаным силуэтом хребта и ласково улыбалась Сергею в полные щеки.
«Было бы так всегда как сегодня - подумал он - когда все вокруг кажется приветливым и знакомым. Буду об этом рассказывать там, дома, и вряд ли кто поймет красоту и очарование этих мест...
Эх! Сейчас бы на Родину – в очередной раз подумал он!
Пройтись по знакомым улицам, посидеть на скамье в парке, почитать свежий журнал, вдохнуть воздух свободы - ведь вот же, ко всему человек привыкает, только несвобода страшно тяготит!
Заснул он со счастливой улыбкой на лице...

Утром всех разбудил сигнал тревоги. Построились и объявили, что днем едут на операцию - вчера, примерно в километре от их поста, "духи" напали на колонну автомашин - сгорел 43-й БТР, убито двое наших, ранено пятеро.
Деды матерятся и начищают оружие - у местного населения разведка узнала, что душманы по ночам спускаются с гор за продуктами, а утром уходят - вот и решили их встретить!

Луна светила желтым мертвенным светом, когда тихо и незаметно рота окружила кишлак. Сквозь трели цикад, сухо щелкая доносились клацанье затворов и сдавленное дыхание множества людей.
Не доходя до домов метров сто Серегина рота остановилась, и в кишлак двинулись спецназовцы, шагая мягко и неслышно, вдоль замерших в ожидании, узких улиц - тишина стояла первобытная и только монотонный шум речки, явственно слышный здесь, нарушал ночной покой…
Вдруг на окраине кишлака что-то грохнуло, столб пламени и дыма вырвался из выбитых взрывом дверей и ночная тишина мгновенно превратилась в ад: застрочили автоматы, несколько раз бухнул гранатомет и через паузу прозвучали взрывы.
Затем часто-часто зачавкал крупнокалиберный пулемет, а из темноты, кто-то матерясь командовал заходить правее.
Несколько человек-афганцев, петляя и припадая к земле, выскочили из-за глинобитного дувала, как раз напротив Сергея. От волнения у него пересохло в горле, и вспотели ладони держащие теплый металл автомата.
Командир взвода вскинул автомат к плечу и коротко, зло ударил очередями трассирующих по беглецам. Пули, рикошетя о плоские спины камней, с противным воем уходили в сумерки горной ночи.
Одна из автоматных очередей нашла бегущего и словно бич подсекла белеющую на сером фигурку и та, стремительно переломилась и ткнувшись головой вниз замерла.
Шквальный огонь автоматов, казалось осыпал каждый сантиметр земли перед взводом - трое афганцев остались лежать на месте, четвертый уполз умирать в тень стены дома!
И тут из кишлака раздался громкий крик женщины и чуть позже плач ребенка - казалось, что звуки боя так громогласны, что ничто не может перекрыть его грохота, и все же...

Сергея передернуло, но когда, вслед за причитаниями, над сумятицей ночной атаки взмыл вой боли и страха умирающей молодой женщины, он задергался, заскрипел зубами и попробовал заткнуть уши.
- Соловьев, салага! - вдруг услышал он визгливый голос сержанта Передирия - ты что, сука, сморщился?
Вперед! Команду не слышал, молодой! - и пнул Сергея сапогом под зад.
Сергей даже не огрызнулся и стараясь не оставаться одному, вслед за остальными побежал в кишлак. Пробегая мимо одного из домов, он увидел полуразвалившуюся стену с вырванной из косяка дверью, какие-то тряпки, выброшенные силой взрыва изнутри, и шевелящуюся в углу двора под обломками, стонущую фигуру не то старика, не то старухи...

Все закончилось быстро...
Солдаты их роты, столпившись кучкой около мечети, громко, захлебываясь от возбуждения рассказывали друг другу подробности боя и что-то пили из нескольких бутылок, передавая их из рук в руки. На площадке перед мечетью, испуганно дрожа, жалось в угол несколько худых мужских фигурок, а напротив, уже спокойно сидели на корточках и курили спецназовцы...
Гул боя затихал и только не переставая, скулила где-то под забором раненная свобака, да изредка с противоположной стороны, за кишлаком, раздавались автоматные очереди и шипя взлетали осветительные ракеты - там искали беглецов...
Сергей не чувствовал ни усталости, ни страха - волна брезгливости и безразличия захлестнула его с головой. Во рту накапливалась горьковатая, тошнотворная слюна и непонятно - от страха или возбуждения задергалась мышца под глазом.
Деды привычно курили, сидя на корточках, молодые торопясь рассказывали друг другу кто что видел, и кто в кого стрелял. Сергей вдруг обнаружил, что половину своего боезапаса он тоже расстрелял, а ствол автомата нагрелся и чуть обжигал влажные пальцы...

Назавтра, на построении, командир роты капитан Тетеркин объявил, что операция прошла успешно, что убито восемь душманов, и захвачены трофеи. Сказал он, что и у нас потери, убито двое разведчиков.
Капитан по привычке через слово матерился и расхаживая вдоль строя, потирал впавшие от бессонницы глаза...

После обеда, лежа на раскладушке и пытаясь заснуть, Сергей думал, утешая себя, что на войне как на войне:
"Вот и я становлюсь мужчиной, уже третий десяток годков распечатал, и пора бы привыкать, что Афган - это место для настоящих мужчин".
И еще он с грустью подумал, что юность кончилась, увяла под этой афганской жарой.
Это было начало службы в Афгане...

2005 год. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно- историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal