Паниковского поймали!

Паниковского поймали!
Я родился на Большой Грузинской в подвале старенького дома. Подвал подвалом, но жилище было теплым, сухим и просторным. Неудобств от пребывания в полуподземелье наше семейство не замечало. Не помешало беззаботному и счастливому детству отсутствие папаши, которого я никогда в жизни не видел. Мать была заботлива, и на наши шалости с братом и сестрой иногда давала нам по подзатыльнику, не более того. Но детство как-то быстро кончилось, а вместе с ним остыли и теплые отношения с маманей, вплоть до равнодушия. Более того, она была не против того, чтобы мы уже в раннем возрасте начали самостоятельную жизнь. Школа. Нет, мне она решительно пришлась не по душе. Ребята там были злющие, и неизвестно за что они на меня окрысились; некоторые даже пуляли в меня камешками. Среди преследователей особо старался злостный прогульщик Васька из девятого «Б», тайком покуривавший за сараем. Если я осмеливался ослушаться на «Пшел вон отсюда», то в мою сторону следовал щелчок с окурком. Девицы же в целом были вполне добросердечными и подкармливали меня иногда кое-чем из своих бутербродов. Но война плохого с хорошим закончилась не в мою пользу, на стороне мальчишек-старшеклассников оказался и дворник со здоровенной метлой, издававшей нехорошее, пугающее шуршание. И я перестал ходить в школу, так ничему там и не научившись.
Зато начал я с интересом осваивать окрестные дворы, углы и закоулки, где нашел для себя много чего интересного. Например, почему хозяйка вывесила за форточку целую курицу? А-а-а, холодильник переполнен, а на улице подходящий морозец? Какое легкомыслие! А вон на веревке вентилируется целый лисий хвост для воротника. Мужик вернулся с рыбалки и оставил на минутку без надзора кукан с уловом. Разиня!
Я не знаю, от кого мне достались эти страсть и дар «подбирать» все, что плохо лежит. Скорее всего, от папаши; мать, вполне себе благовоспитанная, ни в чем таком замечена не была. Но эта невесть как проявившаяся во мне тяга оказалась неистребимой. Клептоманией это называется, во как! Этот термин я услышал как-то от врача, когда заглянул не пойми зачем в психдиспансер, откуда я был изгнан, как говориться, с пустыми руками и с позором. Но это потом, а поначалу первые мои акции прошли успешно, и даже застигнутый на месте преступления с отрывом рыбины из кукана я был удостоен… нет, нет, не трёпкой, а добродушным смехом рыбачка. И я разохотился. В магазине прямо с полки я спер кусок колбасы, не могло быть и речи, чтобы остановиться у кассы, я просто проворно прошмыгнул мимо зоркой и злющей тетки, прокричавшей мне во след «Ах, ты зараза!» и запустившей мне во след монеткой. Однако, со временем пришло осознание, что все эти мои проделки носят случайный, несистемный характер, и долго я так безнаказанно не протяну. А, может, и не протяну вовсе даже при удачном исходе моих акций. Требовалось что-то надежное и постоянное.
И тогда, набравшись храбрости, я перебежал через Большую Грузинскую, и прямо рядом с кассами, куда стояла очередь с чудаками, пролез сквозь узкую щель в ограде и оказался в необычном заведении под названием «Зоопарк». И я сразу влюбился в это место. Там было вольно и интересно. Я избегал многолюдья, от которого толку было мало, только и лови момент, чтобы увернуться от гадких мальчишек. Как в школе. Помнится забрался я как-то днем за ограду к гусям неведомой мне разновидности, нацеливаясь на малышку из выводка. Ну, чтобы слямзить его. Так главный, распахнув крылья, набросился на меня и защипал бы до смерти, не будь я реактивно проворным. И вызвали мы с гусем в зеваках не только смех, но и негодование: «Безобразие! Его надо выгнать отсюда! Куда администрация смотрит?». Тогда стал я путешествовать и предаваться своей страсти по вечерам и ночам. Рыбалкой в местном пруду я занимался сам, довольствуясь пузатой мелочью и с завистью поглядывая на здоровенных рыбин. Не сразу сдружился я с дядей Колей, и нельзя сказать, что сдружился; так, мы приятельствовали. В его обязанности входило приготовление шамовки для местных обитателей. В вечеру мы солидно устраивались на ужин, он – на ящик, я – поблизости, и начинал он под четвертинку рассказывать мне о своей незавидной судьбине, доведшей его, сына доктора филологических наук, до столь унизительного положения. Я ел и слушал, безмолвно слушал и ел. Но при том всегда был настороже – жизнь научила.
Все так и продолжалось бы, не потеряй я осторожности и воздержанности. Ну, что скрывать, зазнался и обнаглел. И как-то вечером забрался в вольер к большим кошкам, чтобы слямзить у них мясца. Не выгорело. И с расстройства угораздило меня завалиться вздремнуть рядом с вольером на травке. Как забулдыга какой-то, не иначе. Я и не подозревал, что на меня ранее уже была объявлена охота.
И накрыло меня чем-то черным. В темноте я услышал торжественный возглас дяди Коли: «Поймали! Самого Паниковского!».

Эпилог. Он же – истинная правда.
Мы с женой нагулялись по зоопарку и без особых впечатлений направились к выходу. И вот, проходя мимо «Детской площадки» обратили мы внимание на клетку величиной с небольшой грузовой контейнер. Внутри нее одиноко сидел… кот. Серый в полоску, коих называют помоечными. Вид у него был… не приведи господи каким несчастным. Он смотрел на нас без всякой надежды, и наше равнодушие, не прошедшее еще от вида слонов, крокодилов и обезьян, тотчас рухнуло.
– Ну, что, брат, ты натворил? За что тебя?
Кот жалобно мяукнул: «Невиноватый я, помогите! А то совсем мне труба».
На табличке, вывешенной на клетке, было написано: «Кот обыкновенный. Кличка – Паниковский». Мы развели руками, малодушно отвернулись и поспешно пошли прочь.