... Сказав Наталье, что он хочет прогуляться по саду, чему домработница, разумеется, удивилась, Максим направился в сторону маленького дома, в кабинет, как он его называл.
Подступив к двери, он вставил ключ в замок и повернул его несколько раз. Дверь, к удивлению, открылась.
- Надо же! Вы только посмотрите! – восторженно произнёс Максим и пожалел, что не взял с собой фонарик, ибо в домике не было окон, и было темно.
Он стал медленно, ладонью, водить по левой стороне стены в надежде найти выключатель. Наконец он его нащупал. Включил свет. Осмотревшись, Максим понял, что находится в комнате.
В комнате стоял гончарный станок, для изготовления гончарных изделий, три стула, шкаф, полки, на которых находились изготовленные статуэтки, вазы, кувшины… и стол, над которым висел небольшой котёл для отопления всего дома.
В комнате было чисто, но пахло сыростью. Максим прошёл во вторую комнату, побольше. Включил свет и увидел на стенах картины. Их оказалось после его подсчета тридцать пять.
- Ничего себе! – удивлённо произнёс писатель. – Эти картины намного дороже тех, которые находятся в большом доме.
Вдоль стен стояли комоды. На полу лежал ковер. В левом углу находился журнальный столик и всего одно кресло.
Максим подумал: «А зачем второе? Всё правильно. В этом кресле сидел хозяин и любовался картинами… Вот эта, например… Профессионально выполнена. Хм! И сюжет оригинален. Чьей кисти, интересно, принадлежит этот, без сомнения, шедевр?»
Он прошёл в третью комнату. Убранство комнаты поразило его. На стенах висели африканские маски, взлетевшие в цене на мировых аукционах за последние пять лет в разы.
Посреди комнаты стоял стол из красного дерева и стул. На столе лежали книги, авторучки, ноутбук старого образца, настольная лампа и радиоприёмник.
«Боже мой! – удивился писатель. - Неужели у этого всего... нет наследников? В доме и в кабинете столько дорогих предметов. Трагедия… произошла трагедия. Но ведь Карине кто-то звонит… Дом выставлен на продажу! Значит, есть. Почему хозяева не вывезут всё имущество? Одиннадцать лет!.. А воришки? Возможно, срабатывает «плохая репутация дома с призраками и духами».
И вдруг Максима словно озарило:
«Стоп! А если эту репутацию создали или «приклеили» к дому сознательно? С умыслом… Безупречный во всех отношениях ход. Но кто? С какой целью? И что на самом деле происходит вокруг этого дома? Что угрожает ему? Кто-то ведь придёт однажды за всеми этими шедеврами, по-хорошему или с оружием. Полковник прав: я в опасности, - подумал Максим. – Новелла тоже. Чёрт! – выругался он. – А может, я нагнетаю страсти?»
Он положил смартфон на стол и продолжил делать выводы:
«Одиннадцать лет никто не появлялся и ещё сто лет не появится. Вот
тебе, писатель детективов, и мелодрама. Всё в её пользу».
Вспомнив слова полковника: «Макс, открой кабинет и произведи в нём тщательный обыск», он вышел из-за стола, подошёл к комоду и принялся выдвигать его ящики. Ничего не обнаружив, что могло бы привлечь его внимание, Максим закрыл их.
Вернувшись к столу, он проделал то же самое с ящиками стола. Но и в них он ничего не обнаружил, кроме налоговых деклараций, книг об искусстве, о гончарном деле, об архитектуре и тетради, в которых он не вычитал ничего любопытного.
Максим ещё раз прошёлся по комнатам в надежде найти хоть одну фотографию, но тщетно. Он вернулся в третью комнату, сел за стол и стал думать, с какой комнаты начать, так называемый, тщательный обыск.
В это время зазвонил смартфон. Он ответил:
- Да. Карина?!
- Здравствуйте, Максим! Хочу вас порадовать.
- Чем же? Напомните.
- Позвонила девушка, хозяйка или кто там она, интересовалась делами о продаже дома. Я ей рассказала о вашей просьбе – продлить аренду до Нового года.
- Что она ответила?
- Как ни странно – согласилась без раздумий. В прошлый раз, узнав, что я сдала дом в аренду на всё лето, была сильно возмущена. А сейчас… Сама удивляюсь таким переменам. «Пусть проживает и пишет свою книгу», - вежливо ответила она на мой вопрос.
- Правда? Важная новость. Карина, я бы хотел осмотреть маленький дом. Можно?
- Ну, не такой он и маленький, однако. Кабинет хозяина. Не знаю… Хорошо, осмотрите. Только, прошу вас, ничего не разбейте. Я не была в нём и не знаю, что там находится. Просто предупреждаю.
- Разрешаете, стало быть?
- Стало быть! У меня встреча. Звонила по поводу аренды. Приеду, привезу договор о продлении. Всего доброго.
- И вам тоже, Карина.
Максим вспомнил, с какой уверенностью Новелла произнесла фразу: «Не волнуйся, любимый, теперь продлит, до Нового года…», улыбнулся и произнёс:
- Как в воду глядела.
Но теперь его беспокоило другое. Максим, автор детективных романов, превратившись в сыщика, сидел за столом хозяина дома и не знал, с чего начать обыск.
Он ещё раз проверил ящики стола, но ничего не обнаружив, взял книгу «Перестраиваем дом» и принялся её листать.
На одном из рисунков он увидел странные пометки шариковой ручкой. Ниже расчёты и буквы. Ничего не поняв, он положил книгу обратно в ящик и задвинул его.
Затем он стал рассматривать маски на противоположной стене. Ему показалось странным, что посредине стены их разделял ковер, точнее сказать, коврик, размером, примерно, метр на метр. На ковре был выткан рисунок – Богиня правосудия с повязкой на глазах и весами в руке.
«Необычный сюжет, - подумал писатель. – Впервые вижу такой рисунок на ковре. Надо полагать, дорого стоит, как и всё находящееся в этом домике».
Минут десять он рассматривал маски. К некоторым, особенно понравившимся ему, осторожно прикасался пальцами. Провёл ладонью по ковру.
«Что за дела?!» – воскликнул он, почувствовав ладонью твёрдый предмет за ковром. Приподняв коврик снизу, он увидел стальную дверь. Коврик был прибит к стене только вверху. Подняв его выше, он ликующе воскликнул:
- Сейф! Ха! Не очень-то старался хозяин спрятать тебя. Определённо. Отсюда вывод: наверняка, дружочек, внутри тебя нет ничего ценного…
- Максим! – раздался голос, от которого он вздрогнул и машинально опустил коврик. – Что вы здесь делаете? Ищу вас, ищу, а вы вот где, значит. Кабинет открыли. Да, где вы?
- Эх, на самом интересном месте! – промолвил вслух Максим и ответил:
- В большой комнате.
Наталья прошла в большую комнату, третью комнату, рассматривая картины, и увидев писателя, сказала:
- Вот вы где. Я в этом домике не была.
- Наталья, я работаю. Что стряслось?
- Работаете, значит. Конечно. А ящики, для каких таких целей открывали? Шарите?.. Что ищете? Чужие тайны?
- Не совсем так, Наталья.
- Правда? Ладно, не наше это дело. В той комнате на коне – это кто?
- Людовик Четырнадцатый, король Солнце.
- Вау! Красивая картина. Француз, стало быть. Хотела узнать, завтра, где будете обедать? В кафе, или мне приготовить что-нибудь экзотическое? Невеста приедет, как-никак.
- Не знаю, - ответил Максим и приподнял коврик.
- Как обычно. Что это? Потайной сейф? О-го!
- Не очень потайной. Вот где ключ от него?
Максим, пока Наталья рассматривала маски, снова проверил все ящики, но ключа так и не отыскал. Тогда он взглянул на Наталью и спросил:
- Вам не попадался на глаза небольшой ключик, полагаю, не совсем обычный?
- Нет. Максим, вы не отпустите меня сегодня домой пораньше? Подруга из Туапсе приехала, уже ждёт. Ужин, эту овсянку, - она сморщилась, - я вам приготовила.
- Конечно. Пообщайтесь с подругой. Наталья, в первой комнате стоит гончарный станок. Хозяин занимался ваянием?
- Чем занимался? – рассмеялась работница по дому, услышав слово «ваяние». – Во… Воня…
- Лепил из глины безделушки? Для чего ему нужен был станок?
- А кто его знает, - пожала плечами Наталья и добавила: – Приезжали как-то двое мужчин, точнее, молодые ребята, и установили станок. Ещё три мешка глины привезли со станком.
- Глины? Уверены? Там такая чистота. Не похоже…
- Вполне. На мешках так и было написано – «Гончарная глина». Весь день устанавливали этот агрегат.
Максим кивнул сел за стол и задумался.
В это время Наталья громко произнесла:
- Да! Да!
- Вы решили меня сегодня попугать? Я не глухой.
- Вспомнила! Есть такой ключ… Я нашла его в комнате Лорны, под кроватью.
- Продолжайте, - заинтересованно изрёк Максим, приподнимаясь со стула. – Интересно, где же он?
- Он и вправду необычный. Положила его в коробку, со всеми ключами. Там и лежит, если…
- Что, если?
- Да это я так… Просто вырвалось, - ответила домработница, не желая говорить Максиму о том, что Новелла, его возлюбленная, часто ходит в комнату Лорны и что-то в ней ищет, когда Максим плавает в реке или работает в своём кабинете. Она не сообщила ему так, на всякий случай, чтобы не вызвать у Максима подозрение, которое может перерасти в небольшую ссору или ещё во что-нибудь.
- В июне нашла, - уточнила она.
- Наталья, вас Бог послал.
- Я знаю. Что дальше?
- Пожалуйста, сходите и принесите его. Он до чрезвычайности мне нужен.
Наталья улыбнулась, посмотрела на коврик и пошла в дом.
Максим смотрел на сейф. Минут через пять вернулась Наталья и сказала:
- Вот он, - и протянула ключик Максиму. - Правда, чудной?
Максим взял ключик и стал внимательно его рассматривать. Через минуту он сказал:
- Действительно… На нём надпись. Ну, Натали…
- Наталья, - поправила писателя, превратившегося в частного детектива, работница по дому.
- Наталья… Вставляю, поворачиваю… Раз, два, три…
- О! Открылась! – удивилась Наталья и добавила: – Он!
Максим открыл дверцу и осмотрел сейф. Среди всего, что в нём находилось, его внимание привлекла тетрадь в чёрном кожаном переплёте. Он вынул её из сейфа, полистал и сел за стол.
- Это то, что вы искали, надеюсь? – спросила Наталья. – Мне пора. Изучайте чужие тайны. Погружайтесь. Только не на всю глубину, чтобы мы могли вас вытащить. И… Я никому ничего не скажу. Обещаю.
- Спасибо. Приятно иметь с вами дело, - сказал Максим.
Наталья ушла. Максим положил тетрадь на стол и открыл её на сто первой странице.
И вот что он вычитал:
«… Пришло время написать обо всём. Иначе подумают, что я вор и убийца. Спланировал разбой и осуществил его. Но это далеко не так. Всё обстояло иначе. Я чувствую, они… идут по моему следу и скоро найдут меня и здесь. А эти… церемониться не станут. Боюсь за девочек. Эти ублюдки способны на всё, не пощадят даже детей.
Я не писатель, но постараюсь изложить события, или как их назвать-то… События, произошедшие со мной в тот вечер, как можно понятнее и точнее. Короче, как получится. Итак, я шёл по улице домой с тренировки, вечером. Пять дней стояли холода, мела снежная метель. Поэтому я оставил машину в гараже. На улице было минус двадцать градусов. До остановки оставалось метров двести. Прохожих, можно сказать, почти не было. Люди предпочли укрыться от непогоды дома, в тепле. А те немногие, отважившиеся выйти на улицу, закрывали ладонями лица и спешили домой. Вдруг я увидел лежащего на тротуаре мужчину. Я подошёл ближе и попытался помочь ему подняться. Но мужчина застонал. Я спросил его, что с ним? «Я, наверное, сломал бедро или что-то… Резкая боль в пояснице. Осторожно!» - с трудом ответил он.
Внимательно посмотрев на мужчину, освещение было слабым, я всё же понял – это был старик.
«Я вызову скорую помощь. Не то вы простудитесь», - предложил я.
Он наотрез отказался. Я удивился его решению.
«Чем же вам помочь? Нельзя терять ни минуты, если вы чувствуете, что сломали…»
Он не дал мне договорить и сказал: «Если можете, помогите мне… Доведите до квартиры. Я живу в этом доме, на втором этаже. Прошу, только не вызывайте «скорую»… Начнутся поиски родственников, друзей… Я не хотел бы… Вы крепкий мужчина. Занесите меня в квартиру. Я хорошо заплачу вам».
Я сказал, что денег мне не нужно, и огляделся, в надежде на то, что кто-то поможет мне. Но никого не было. Я осторожно поднял старика, он оказался на удивление лёгким, и на руках донёс его до подъезда, открыл ногой дверь, прошёл по коридору до лестницы и поднялся на второй этаж. Спросил номер квартиры. Он ответил: сорок шестая, и что ключ у него в пальто, в левом кармане. Я с трудом достал ключи, открыл дверь и внёс его в прихожую, закрыв за собой дверь. Затем спросил, куда его положить. Он ответил: на диван в гостиной. Я так и сделал. Немного отдохнув, старик сказал, что в аптечке, в ванной комнате, есть анальгин в ампулах, и если я могу делать уколы, чтобы я сделал ему укол – три кубика анальгина, тогда, думал он, боль стихнет. Я сходил в ванную комнату, отыскал аптечку, взял лекарство, разовый шприц, стерильные салфетки и вернулся в гостиную. Увидев меня со шприцем и коробкой в руках, старик кивнул. Я снял с него пальто и повесил на вешалку. Он повернулся на бок, и я сделал ему укол. Затем он положил под язык таблетку и стал смотреть на меня, как будто хотел понять, что я за человек. Я немного смутился. Он это заметил. Через десять минут ему стало легче, но не настолько, чтобы он мог самостоятельно ходить по квартире. Я предположил, что мой невольный пациент сломал, вероятнее всего, шейку бедра. И это для него может плохо кончиться. Заметив, что я посмотрел на часы, он тихим голосом вымолвил: «Не бросайте меня. Пожалуйста. Я вам хорошо заплачу. Думаю, жить мне осталось немного… Позвоните своим близким и скажите, что задержитесь. Надеюсь, что супруга у вас не ревнивая», - он болезненно улыбнулся, кивнул и тут же почувствовал боль в пояснице. Я так и сделал. Не знаю, почему. Может, из жалости, сострадания?.. Я рассказал Марии о старичке. Она одобрила моё решение не бросать старичка, если он так просит, на что, возможно, есть свои причины, но посоветовала всё же вызвать скорую помощь. Я сказал ей, что он наотрез отказывается от помощи врачей. Вернувшись в гостиную, я нашёл старика спящим. Оглядев комнату, я поразился увиденным. На стенах висели картины. Либо они были оригиналами, либо профессиональными копиями. На комодах, на столиках, на тумбочках стояли статуэтки, некоторые из которых были, как мне показалось, из серебра и золота. Пока старик спал, я осмотрел две другие комнаты, включая его спальню. Вторая комната, судя по всему, была его рабочим кабинетом, потому что на столе лежали книги, точнее – каталоги, аукционные журналы, справочники, вырезки из газет, пожелтевшие от времени, и на всех вырезках были фотографии произведений искусства. Я подумал: старичок, возможно, коллекционер. Но всех коллекционеров в городе я хорошо знал, и был удивлён, что никто из моих знакомых (в коллекционном мире друзей не бывает) о нём никогда не упоминал. Я занимался, помимо всего прочего, перепродажей произведений искусства и античных предметов. На стенах кабинета висели сабли, кинжалы, кортики, африканские маски. Присмотревшись к одной из сабель, я увидел надпись на клинке, по-французски. Сабля, без сомнения, принадлежала офицеру наполеоновской армии. «Очень ценная», - подумал я. Меня бросило в жар после того, что я увидел на столе старика – коллекционера, афериста или скупщика. Это был… Я не верил своим глазам, ибо этот предмет был во всех каталогах и числился пропавшим из Лувра во время второй мировой войны, когда фашисты вывозили в Германию из музеев Европы всё ценное. Я хотел взять его в руки и хорошенько разглядеть, но услышав стоны старика, вернулся в гостиную. Старик, поняв, что я осмотрел его квартиру, уверенно сказал: «Я честный коллекционер. Поверьте. Всё приобретено честным путем. Не купил бы я – купил бы другой. Это моя страсть, ничего не могу поделать». Я резко произнёс: «Честным путём?! Некоторые предметы находятся в розыске!» Немного остыв и поняв, что нахожусь, случаем воли, в чужой квартире, я извинительным тоном добавил: «Это не моё дело». Улыбнувшись, старик кивнул головой в знак согласия, делая вид, что прощает мне моё любопытство, граничащее с наглостью, и спросил: «Вы видели его? Уникальная вещь, не правда ли?» Я ответил, что видел, и сильно удивлен тому, что этот бесценный предмет, разыскиваемый Интерполом, находится в его квартире. Он понял, что я тоже коллекционер, и поинтересовался: «У вас есть дети?» Я ответил: «Две дочки – Лорна и Лира. Близняшки». - «Замечательно. А я всю жизнь посвятил этому», - он показал рукой на картины, статуэтки, маски.
Я спросил его, как он себя чувствует? Он ответил, что в области поясницы ощущает сильную боль. Я предложил ему сделать еще укол и лежать, не двигаясь, он согласился. Я принёс ему стакан с водой. Он выпил полстакана и вымолвил: «Я, по всей вероятности, одной ногой уже в могиле. После такого… старики долго не живут. Понимаете?..» Я сказал ему, что современная медицина лечит переломы и… Он не дал мне договорить и продолжил: «А сейчас слушайте меня внимательно… Во-первых, уверен, что вы разбираетесь в искусстве. И, возможно, являетесь коллекционером. Поэтому, думаю, уже сумели оценить стоимость предметов, которые увидели. Что в вашей коллекции ценного?» - спросил он. Я ответил: «Людовик Четырнадцатый». Старик улыбнулся и однозначно сказал: «Подделка. Отличная копия. Их десять… Но не беспокойтесь – 160 тысяч долларов она стоит». Взглянув на меня пронзительным взглядом, он продолжил: «Вы, не знаю уж почему, вызываете у меня симпатию. Может, я и ошибаюсь, но у меня нет выбора, кроме как полностью довериться вам. Поэтому внимательно слушайте, что я вам поведаю, и что вы ни при каких обстоятельствах никому не расскажите, включая ваших дочерей. Дайте слово». Я кивнул. Он продолжил: «Мои предки родом из Праги. В те далекие времена в Прагу съезжалось много евреев-иудеев со всей Европы. В Праге они занимались астрологией, магией, гаданием, предсказанием будущего и, разумеется, давали деньги под проценты. Ростовщики, лекари, аптекари… Самый богатый иудей того времени похоронен на пражском иудейском кладбище. Его могила до сих пор является местом паломничества… В Праге и разбогатели мои предки. В Первую мировую они иммигрировали в Швецию. Занимались там тем же, чем и в Праге – скупкой произведений искусства, античных предметов и так далее. В Швеции родился я. Перед началом Второй мировой войны они перебрались в Советский Союз. Я рассказываю вам главные события из моей жизни. Мне почти восемьдесят четыре года. Остальное вам будет неинтересно». Он выпил ещё воды и продолжил: «Переехав в Советский Союз, они поселились в Одессе. На войне они не воевали. Закончилась война. Солдаты вернулись домой с трофеями, цену которым они даже не представляли себе. Поверьте, на две бутылки самогонки они меняли орден наполеоновского офицера 1802 года. Да что там говорить… Многие мои братья хорошо заработали на этом. Сперва фашисты вывезли всё ценное из европейских музеев, потом советские солдаты разграбили все старинные родовые замки в Германии, в Чехословакии, в Польше, в Латвии, в Литве – странах, помогавших фашистам. Чёрный рынок в Одессе был похож на римский базар времён Римской Империи. Обменять можно было всё… Советские руководители, узнав о таком беспределе, решили покончить с ним. Сажали всех, у кого найдут хоть какую-нибудь ценную вещь… О картинах и античном оружии я уже не говорю. Девятерых из нашего рода отправили на Колыму… Там они и… Отец, предвидя такой конец, упаковал свою коллекцию, и мы переехали в Тверскую область. Знакомств он не заводил ни с кем. Держался подальше от коллекционеров. Время шло. Родители умерли. Я остался один. Отец посвятил меня в своё дело. Правда, иногда он всё же ездил в Москву и Одессу… Я женился. У нас родилась дочь Ревекка, в переводе на русский – «привязывающая». Ася, моя жена, умерла от воспаления легких. Ревекке было тогда всего пять лет. Я остался с дочерью. От греха подальше, я переехал в глухую тверскую деревню. Дочь выросла, пошла в школу, стала комсомолкой… Активисткой… Я не разрешал ни жене, ни дочери, ставшей красавицей, заходить в большой подвал… В подвале я сделал три комнаты… Я часто спускался в подвал и любовался картинами, масками, оружием. Ревекка после средней школы без труда поступила в Институт международных отношений и с отличием окончила его. Говорила на трех языках, только не на иврите… Даже учить не хотела наш язык. Однажды, даже не прислав телеграммы, что едет навестить меня, она неожиданно приехала… Я находился в подвале, в большой комнате, и читал книгу моего предка, к которому, в своё время, за советами обращались вельможи, купцы, пражская знать, лекари, аптекари… «Черная магия», написанная на древнееврейском языке. В переводе…» Старик устал. Закрыл глаза и уснул. Я сидел и думал о его коллекции. Через пятнадцать минут он проснулся и продолжил свой рассказ: «Она, не застав меня в доме, не отыскав в саду, подумала, забыв о запрете, что я в подвале, спустилась по лестнице и открыв дверь тихо вошла в первую комнату. Увидев множество картин, масок, оружия, она громко изрекла: «Вот что ты скрывал от нас все эти годы! Это незаконно! Где ты всё это взял?» Я объяснил ей, что всё, что она видит, приобретено законным путём. Она, разумеется, не поверила. Словом, мы поругались. Ревекка предложила мне сдать всё государству. Я наотрез отказался. Утром, я решил поговорить с ней,
за завтраком, приготовленным ею... И лишь к вечеру убедил дочь, сказав – если я сдам всю коллекцию государству, в которой находятся предметы, разыскиваемые много лет Интерполом (я раньше этого сам не знал), она меня больше не увидит. Я, как и многие наши предки, сгину где-нибудь в Сибири и добавил: Я умру – ты станешь обладательницей редчайшей коллекции. «Времена меняются, поверь мне, - сказал я дочери. – А пока оставим всё, как есть. Ты у меня – единственная дочь». Тут она, вероятно, испугалась за меня. Всё же отец… Короче, через неделю она уехала, сказав, что в Праге, на практике, познакомилась с Леонидом и хочет стать его женой. Леонид нашей крови, и я дал своё согласие. Перед отъездом я предупредил дочь, чтобы о коллекции, до поры до времени, она никому не говорила. Они вступили в брак по нашим обычаям, в Праге. Там и живут… У них двое детей. Муж – банкир. Мы не общаемся. Лишь открытку на Новый год пришлёт и всё. Десять лет, как я живу в этом сибирском городке. У меня нет ни друзей, ни врагов, слава Богу. Никто не видел мою коллекцию, кроме Ревекки и… вас». Старик вздохнул и попросил меня принести ему таблетку «Норипрела», от давления. Приняв таблетку, он посмотрел на меня и добродушно произнёс: «Надеюсь, что свои тёмные мысли вы закрыли на надежный замок, в самой дальней комнате вашей души. Я верю вам. Вы – не вор. Вы будете навещать меня. Посоветуйтесь с врачом, что нужно делать в моем положении, какие лекарства пить… И приходите завтра. Откройте вон тот ящик слева…» Я открыл ящик и достал шкатулку. «Откройте», - сказал он. Я открыл её и вынул фотографию и лист бумаги, на котором был написан пражский адрес Ревекки и телефон, плюс – запечатанный конверт. «Это на всякий случай, И мне кажется, этот случай наступил. Если со мной что-то случится, вы понимаете, о чём я, сразу позвоните дочери и обо всём ей расскажите. После моей смерти можно… Пусть обо всём узнает… Дайте слово…» Немного подумав, я дал ему слово. Он продолжил: «Мы, иудеи, умеем щедро отблагодарить людей, помогающих нам. Проявляющих к нам доброту. И, чтобы вы помогали мне и дальше, то, что вы видели на столе, возьмите в знак благодарности. Для коллекционера она…» Я не дал ему договорить, сказав, что это слишком щедрый подарок. А я никому ничего не скажу и так. «Берите, он теперь ваш. Остальное…очевидно, дочь сдаст государству. Сажать ведь после моей смерти некого будет. Если время не изменило её, а жизнь не научила…» - он вздохнул и закрыл глаза.
Забегая вперед, скажу: Ревекка оказалась предприимчивой и деловой женщиной. К тому же умной и шустрой. Отец ошибался, думая в тот вечер, что дочь сдаст коллекцию государству, а жизнь ничему её не научила.
Вернусь к больному одинокому старику, с которым меня свела судьба. Он оглядел картины и снова забылся коротким, неспокойным сном. Пока он спал, я сварил ему бульон, сидел и не знал, что мне делать. Не скрою – чёрные мысли роились, словно осы, в моей голове. Некоторые из них были просто чудовищными, а именно: убеждали меня в том, что нужно дождаться смерти старика и потом вывезти всю коллекцию по-тихому в укромное местечко. Да и другие были одна гнусней другой… Но я справился с ними, подумав о дочерях, которых так сильно люблю. Мои мысли прервал старик. И слава Богу, он проснулся. Я дал ему выпить бульон, за что он меня поблагодарил. Бульон и кусок курицы придали ему силы.. Он прокашлялся и продолжил: «В конверте – моё завещание, заверенное нотариусом, знакомым… С этим мы разобрались. В придачу возьмите вон те маски – жёлтую и красную. Африканские… И саблю наполеоновского офицера, которую ему вручил лично Бонапарт Наполеон. На ней есть надпись… И не спорьте…» Я хотел возразить, но он поднял руку, и я повиновался. «Сделаем так, Вениамин – вы оставите свой номер телефона, на случай, если я почувствую, что умираю. Я нажму на «вызов». Увидев мой номер телефона, немедля приезжайте. Это на крайний случай. Каждый день вы будете приезжать ко мне и находиться у меня до вечера. Кормить меня… Если, приехав, найдете меня мертвым, не сообщайте в полицию и не вызывайте «скорую». Погрузите моё тело, завернув его в покрывало, в багажник своей машины и отвезите за город без документов. На мне нет никаких шрамов… Сразу меня не опознают. Примут за бездомного. Положите моё тело на обочине, чтобы его могли заметить… Покрывало увезите с собой. Свяжитесь с Ревеккой и обо всём ей расскажите. Тело моё, после того, как его найдет кто-нибудь, будет находиться в морге. Следователи начнут вести опознание три дня. Затем они поместят моё фото в газете, с надписью – «Найден труп пожилого мужчины…» и так далее. Но они не успеют, не должны, так как Ревекка вылетит из Праги в тот же день, когда вы сообщите ей… и выиграет два дня. За эти два дня она примет решение…»
Старик замолчал и уставился в потолок. Пока он о чём-то размышлял, я разогрел бульон и принёс ему, чтобы он подкрепился. Он выпил бульон, поблагодарил меня и снова стал о чём-то думать. Я спросил: «Это нужно для того, чтобы Ревекка с мужем вошли в квартиру первыми и решили, что делать с коллекцией?» Он одобрительно кивнул и сказал: «Правильно. Два дня они выиграют. Может, решат оставить какие-нибудь картины, маски… Во всяком случае, до приезда дочери никто, кроме вас, не должен войти в квартиру. Иначе, всё откроется… Начнётся следствие. И… Дочь вы встретите в аэропорту. Может быть, она приедет с Леонидом? Расскажете ей обо всём более подробно уже в моей квартире». Я не дал ему договорить и сказал: «Но если меня остановят инспекторы и проверят мой багажник, знаете, какие проблемы у меня будут? Или в мою машину кто-нибудь врежется?» Старик посмотрел на меня и твердо сказал: «Сделайте всё по уму… и вы будете обеспечены на всю жизнь. И не бойтесь – духи моих предков присоединятся к вам. И ещё… возьмите книгу. Обещайте, что отдадите её в нашу синагогу… Нет, лучше подбросьте, от греха подальше. Так будет безопаснее. Они либо оставят её у себя, либо сожгут. Это их дело. Я неверующий. Неровен час, попадёт в плохие руки… Дайте слово, что всё сделаете именно так, как я сказал. Считайте это последним желанием умирающего…»
Я посмотрел на него и однозначно сказал: «Риск большой. Да и план ваш, извините, странный какой-то, рассчитан больше на счастливый случай…» Он ответил, что верит в него. Я дал слово, не знаю почему. Видимо, мне стало жалко старика. Он обрадовался. Я сделал ему ещё один укол, попрощался и уехал.
Как ни странно, но всё произошло именно так, как задумал старик, словно он видел всё наяву в тот роковой для него вечер…
На шестой день старик умер. Он не позвонил вечером, и я утром, приехав к нему, застал его мертвым. Перед смертью он переоделся.
Я тут же позвонил его дочери. На следующий день, в полдень, я встретил её в аэропорту. Она прилетела с мужем и с мужчиной, лет шестидесяти. Он представился Гансом. Ганс… Я сразу понял, что Ганс никто другой, как оценщик произведений искусства, и, видимо, аукционщик. Впоследствии так оно и вышло. Ревекка предложила не ехать сразу в квартиру отца, а посидеть в кафе и всё детально обговорить и обдумать. В кафе мы просидели часа три, потом поехали в квартиру старика. Ревекка сказала, чтобы я оставил машину на стоянке, не подъезжал к подъезду, с тем, чтобы мы по одному вошли в подъезд, не вызывая подозрений. Так и сделали. Когда пришёл её муж, я закрыл дверь на ключ. Мы с Ревеккой сидели в зале и беседовали. Её муж постоянно говорил по телефону, а Ганс, в специальных перчатках и с лупой в руках, осматривал картины и предметы. Я протянул дочери старика конверт с завещанием. Она вскрыла его и прочитала. Затем я дал ей конверт с письмом, который обнаружил в руке старика, застав его мёртвым. Она прочитала его и тут же позвала Ганса. Пришёл Ганс, он понимал русский язык, и прочёл письмо. Ревекка сказала ему, чтобы указанные в письме картины и предметы он отложил в маленькой комнате. К моему великому удивлению, старик составил список предметов, которые предназначались мне в качестве благодарности. Ревекка сказала, что я могу их забрать завтра. Я начал отказываться, сказав, что её отец и так отблагодарил меня по-царски, но она и слушать ничего не хотела: «Это воля отца!» На следующий день я приехал на микроавтобусе и вывез предназначенные мне предметы в гараж. Ревекка, перед моим отъездом, поблагодарила меня за всё, что я сделал для её отца, и сказала: «Как только мы закончим со всеми делами, не знаю, сколько потребуется для этого дней, я вам пришлю на телефон сообщение: «Прощайте». Вы, получив его, удалите и сообщение, и номера телефонов – мой и отца».
Через пять дней пришло смс-сообщение от Ревекки. Я всё понял и сделал, как она просила. Так я стал обладателем редчайших произведений искусства, пополнивших мою коллекцию и сделавших её уникальной. Особенно – сабля, крест, Святой Иоанн и книга… которую я оставил себе. В отношении книги я не выполнил воли старика. «Если её сожгут, то лучше оставлю себе», - подумал я.
Но недолго наслаждался я новыми шедеврами своей коллекции. Среди коллекционеров пошли слухи, что старика убили до приезда дочери, а все редчайшие предметы украли, среди которых сабля, крест и Святой Иоанн. Слухи – опасная вещь. И как только я услышал, что старый коллекционер был зверски убит, а его тело найдено за городом на обочине, немедля стал действовать…
Это было весной. Утром мне кто-то позвонил и, не представившись, в грубой форме заявил: «Мы всё знаем. Давай встретимся…» Я назначил встречу в кафе, на послезавтра. Неизвестный согласился. Он не знал, что я с семьей вечером улетаю в Москву. А в Москве закажу такси, которое отвезёт нас на Кубань. Скажу сразу: слухи, как оказалось, начали гулять спустя неделю после отъезда Ревекки. Я испугался за своих малышек. Я знал: настанет день, когда меня вычислят. К тому же, я знал, что некоторые предметы, подаренные стариком, находились в розыске. В моей коллекции двадцать таких предметов, а всего – 167.
Забегая вперед, скажу: кроме сабли, Святого Иоанна, креста с драгоценными камнями и книги (почему книги, даже не догадываюсь, лучше бы я выполнил наказ старика в отношении книги) остальные предметы никого не интересовали. Только эти четыре предмета, с которыми я не хочу расставаться и по сей день, поскольку обладать ими – честь для любого коллекционера. Что там греха таить! У каждого коллекционера есть предметы в тайнике, которыми он, уединяясь, любуется – не может налюбоваться, и никому о них не говорит. Но их «шедевры» по сравнению с моими – современная мазня.
Итак, испугавшись за дочерей, я в тот же день, зимний день, снежный, стал интересоваться по интернету недвижимостью на юге России. Мой выбор пал на дом у реки, неподалеку от посёлка Молдовановка. Дом был большим, стоял особняком, и находился на юге. Север, скажу честно, стал нам надоедать. Холода, метели, отключение света… Я купил дом у пожилого мужчины. Он не стал торговаться. Мы оформили куплю-продажу на месте. Через день, он вывез свои вещи и на следующий день я улетел домой. Через неделю я отправил два контейнера с вещами, картинами и другими предметами в Молдовановку. Мой хороший друг, в котором я уверен, как в себе, работает в Геленджике, в крематории, он получил по доверенности контейнеры и разгрузил их. Хорошо упакованные предметы искусства он определил в маленький дом, а наши вещи - в большой. Поставил дом на сигнализацию и уехал в Геленджик. Таким образом, до того, как мне позвонил незнакомец, всё было вывезено на Кубань. В апреле на юге уже тепло… Друзья и коллеги?.. Я сказал им, что уезжаю в Среднюю Азию к дальнему родственнику жены, потому что моим девочкам врачи настоятельно рекомендуют сменить влажный климат на сухой. Все поверили. О коллекции они не знали. В тот же вечер, после звонка с угрозами, мы вылетели в Москву. Каким образом они вышли на меня, я не знаю. Думаю, кто-то из соседей всё же заметил меня… Когда мы переехали на юг, девочкам было по одиннадцать лет. Сейчас им по тринадцать. Мы прожили в этом странном доме два года. Два счастливых года…
Таким получился мой рассказ. Складным или непонятным, я не знаю. Но я хочу, если со мной что-то произойдет, чтобы все знали – я не убивал старика. И все, что мне приписывают эти бандиты, ложь!.. Старик мне отдал их по своей воле. Такова правда и его воля.
Почему я пишу об этом спустя одиннадцать лет? Потому что вчера они позвонили и сказали, что приедут сегодня: «Жди гостей. И не думай на этот раз сбежать. Из-под земли достанем. Подумай о девочках». Всю ночь я не спал. Думал, что теперь будет с нами? С дочурками… Времени, чтобы что-то предпринять, нет. Да, они, по всей вероятности, уже наблюдают за домом. Но они не испугают меня. Я не отдам им ни саблю, ни крест, ни Святого Иоанна, ни книгу… Я сроднился с ними…»
- Всё! – воскликнул Максим. – На самом интересном месте рассказ
прерывается! Что же было потом? Что стало с девочками? С семьей?
Максим вышел из-за стола и стал ходить по комнате, размышлять. Сопоставлять события, произошедшие с ним, с прочитанным.
Вспомнив просьбу полковника: «Найдешь в кабинете что-то интересное, что может пролить свет на все эти загадки и тайны, сразу звони».
И Максим позвонил Сергею. Полковник ответив, сказал, что в данный момент находится на совещании, и позвонит ему сам.
Максим положил смартфон на стол и, присев на стул, продолжил листать тетрадь.