Три стихотворения Владимиру Высоцкому

Три стихотворения Владимиру Высоцкому


I. Три стихотворения

Голос Владимира Высоцкого сопровождал меня с самого детства, которое пришлось на семидесятые годы прошлого века. Но внимательно я прислушался к нему в 1987, на последнем году службы в армии. Тогда в преддверии пятидесятилетия со дня рождения Владимира Семёновича о нём много писали и говорили официальные СМИ (а других в то время по сути не было), его деятельность в качестве артиста и поэта-исполнителя наперебой расхваливали всяческие штатные и заштатные агитаторы, а его песни постоянно звучали по радио и телевидению. И это не удивительно – в начале, так называемой, перестройки творчество Высоцкого пришлось, как говорится, ко двору.
Такое внимание властей может при определённых условиях отрицательно сказаться на популярности того или иного автора (помню в школьные годы мне было гораздо увлекательнее читать именно тех писателей, которых не было в школьной программе), но в конце восьмидесятых годов ХХ века магнитофонная популярность Владимира Семёновича на спад ещё не пошла. Это случилось чуть позже – в девяностые годы.

Я отношусь к тем людям, для которых тексты в песнях имеют важное значение, поэтому вскоре я стал горячим поклонником Высоцкого. Да и сейчас остаюсь поклонником творчества этого барда. Но тогда, в последние десятилетия прошлого века я знал наизусть многие десятки его песен, приобретал все наличествующие в продаже его пластинки, а также книги, которые начали тогда издаваться и даже написал три стихотворения посвящённых этому поэту.
Ниже я их приведу в порядке написания.


1. Поэту

Великий русский поэт-современник –
Он сотни песен написал;
Над ними не властны ни мода, ни время,
Над ними не властен даже он сам.

С бешенной жаждой снова и снова
Я включаю магнитофон –
Самое точное верное слово
Нам донесёт непременно он.

Песни твои выражение жизни,
В них в полной мере мир отражён;
Буйство души в них, искания мысли –
Ни строчка, ни слово, ни буква не лжёт.

И есть в каждом слове глубокий смысл –
Десятки, сотни смыслов.
И есть в каждой песне чья-то жизнь –
Десятки, сотни жизней.

Вот хриплый твой голос душу заполнил
И в самое сердце проник.
В песнях смешались люди и кони –
Столетьями сделался миг.

До точности взвешена каждая нота
И нету совсем «воды»;
Герой твоих песен часто не кто-то –
Героем бываешь ты.

В таком темпе петь удивительно трудно –
Застыл очарованный зал;
И кажется даже блестящие струны
Нам что-то хотят сказать.

Ты мёртвый, но в тысячах магнитофонах
Твой голос ещё живой.
И волей твоей грациозные кони
Крадут из сердец покой.

01.08.1988.


2. ***

Пришла пора и стужу
Сменил весенний знак –
Тебе не будет хуже,
Тебе не будет лучше –
А будет точно так.

Сошли снега, лишь лужи
Остались во дворах –
Тебе не будет хуже,
Тебе не будет лучше –
А будет точно так.

Лежишь в земле – снаружи
Могильная плита –
Тебе не будет хуже,
Тебе не будет лучше –
А будет точно так.

Проходит всё... и кружит
Лист с первым снегом в такт –
Тебе не будет хуже,
Тебе не будет лучше –
А будет точно так.

Пусть снег узором кружев
Вновь ляжет на полях –
Тебе не будет хуже,
Тебе не будет лучше –
А будет точно так.

Не знаем – почему же
Судьба так непроста –
Тебе не будет хуже,
Тебе не будет лучше –
А будет точно так.

Ты был всегда нам нужен –
Вот, вроде, час настал,
Но нет – не будет хуже,
Тебе не будет лучше –
Всё будет точно так.

11. 09. 1988.

3. ***

Я о нём не хочу вспоминать,
Вспоминать мне о нём очень рано –
Ведь он где-то живёт,
Только вы укажите мне – где.
И, когда я смотрю
На блакит серебристый экрана –
Различаю круги
В немигающей тёмной воде.

Он наверно ушёл,
Но «ушёл» для него не то слово –
Промелькнул и исчез,
В ночном небе оставив свой след.
Пусть другие придут,
Но не будет другого такого –
И прорыв в небесах
Никогда не заглушит рассвет.

Он ведь был среди нас,
А скорее, наверное, – не был –
Нету мест для таких
На измученной грешной Земле…
Но он всё-таки был,
Значит он – порождение Неба...
И мотивы молитв, мудрость книг,
И огарок свечи на столе.

01.11.1990.


… Ну что мне сказать об этих текстах в качестве автокомментария? Они искренние, они написаны в разных стилях... но больше я не пишу так. Давно не пишу. Слишком уж по-юношески восторженные.

Особенно первое. Сейчас я не воспринимаю тот стих, но в 21 год воспринимал нормально, иначе не взял бы в тетрадь своих стихотворений (откуда я сейчас и набрал этот текст). Всё-таки 21 год – это уже взрослый человек. Отслужил армию (пришёл домой сержантом), был уже студентом вуза (учился на отлично, практически без четвёрок, получал повышенную стипендию), имел определённый авторитет у студентов и преподавателей. И если то стихотворение мне нравилось тогда в 1988, и нравилось многим людям кому читал его – значит в нём всё-таки что-то есть. И раз тогда написал его, значит было то, что в этом стихотворении казалось мне интересным. Хотя, как на мой нынешний вкус – написано слишком патетически. Сейчас я бы так не сказал. По крайней мере о людях: будь то Высоцкий, Пушкин или Шекспир – не сотвори себе кумира!
Хотя никаких особых претензий, кроме излишней патетичности, к этому стихотворению у меня нет… Ну разве что словосочетание «хриплый голос» – уже тогда, в 1988 было довольно замшелым штампом. Ну и выражение «поэт-современник» – не штамп конечно, но довольно распространённый в те годы жаргонизм.

Второе стихотворение, хотя написано всего через месяц и десять дней после первого – я уже готовил к публикации. В моих архивах оно напечатано на печатной машинке (как и третье в этом цикле). А на машинке я печатал то, что отбирал для своей книги «Галактическая Осень», вышедшей в 1997; а также для публикаций в газетах и журналах 1990-х (позже я уже на принтере распечатывал). И, хотя моё второе и третье стихотворение о Высоцком не были тогда напечатаны, я относился к ним серьёзнее чем к первому (оно распечатано уже на принтере, значит в архив положил его позже).
Второе стихотворение уже не столь восторженное, как первое, оно значительно поспокойнее, чему способствует и ритм и пятистрочная строфа.
Было в нём ещё одно, восьмое пятистишие: «И пусть в высотах синих/ Решают, что и как/ Пусть будет гнев, пусть милость/ Внизу всегда любили/ Тебя мы точно так». Эту строфу я забраковал довольно рано, задолго до 1997 года. Тогда я уже сам побывал на высоких государственных должностях и писать столь романтично о власти («высоты синие») уже не мог. Не так там всё, как казалось раньше. К тому же советская власть нисколько не преследовала Высоцкого; хотя во время, так называемой, перестройки, когда я написал это стихотворение, чуть ли не аксиомой стало утверждение, что власти притесняли поэта. На самом деле всё было далеко не так, о чём подробно будет рассмотрено во второй части этой работы.

Что касается третьего стихотворение, то мне оно всегда нравилось больше двух первых. Особенно ритмом. Оно было ближе двух других к тому чтобы попасть в мою первую книгу. А это была настоящая, отнюдь не любительская книга – тираж 5 тыс. экз. (3 тыс. в твёрдой и 2 – в мягкой обложке); продавалась в книжных магазинах; имела отклики в газетах; много выступал я, пока она была в продаже, по радио и по телевидению со своими стихами.
Но, поразмыслив, стихотворение в книгу я не взял.
Во-первых, у меня тогда была масса ненапечатанных стихов и выбор был большой.
Во-вторых, слишком восторженное. Если в 1990-м это меня ещё не смущало, то в 1996, когда я печатал на машинке и отбирал тексты для книги, такая мальчишеская восторженность уже немного напрягала. Это сейчас после размещения восторженных стихов (современным сленгом такие произведения можно назвать «фанатскими»), я могу в послесловии сообщить, что больше так не пишу. Но формат книги «Галактическая Осень» не предполагал автокомментариев к стихотворным текстам, разве что общее предисловие.
В-третьих, самое главное, меня смущала первая строчка. Дело в том, что при написании стихотворений я стараюсь отталкиваться от вдохновения, а не от заранее продуманного плана, не от замысла. Понятно, что бывает и такое, особенно когда работаешь с переводами – там вдохновение надо жёстко подчинять замыслу, чтобы не сделать какой-нибудь отсебятины. А в большинстве случаев при написании стихов я стараюсь уловить тот или иной ритм и начиная стихотворение часто не знаю, чем оно закончится и о чём вообще оно будет. И результат нередко удивляет автора. Уже в процессе работы начинает наклёвываться какой-то смысл (хотя стихи без смысла, если они красивые – я так же признаю, тот же «Парус» Высоцкого). А после этого дальнейшие строчки уже подстраиваешь под этот смысл. Потом обрабатываешь получившийся результат исходя уже из полученного в процессе написания смысла. Нередко первые строки с которых начиналось стихотворение кардинально переделываются, удаляются или уходят в середину, а то и в конец текста. Но со стихотворением «Я о нём не хочу вспоминать…» так не получилось. Во всех трёх приведённых здесь стихотворениях ни разу не упоминается Владимир Высоцкий (второе поначалу имело заглавие «Высоцкому», но заглавие я довольно рано снял), но для автора ясно о ком это. И выражение «о нём не хочу вспоминать» подспудно подразумевает, что автор знал этого человека лично. А с Высоцким я знаком не был. Он умер, когда мне было 13 лет. Замена слова «вспоминать» на «сожалеть», «говорить» или ещё на какое-нибудь понижала качество стихотворения. Поразмыслив, я оставил как написалось – «вспоминать». Всё же если говорить об артистах, то о них мы можем вспоминать даже, не зная их лично, так как видели этих людей на экране.
Но стих решил в книгу не брать. Не поставил и в журнал, где с 2003 по 2009 работал главным редактором; ни в другие журналы, газеты сборники стихов, где печатался. По той же простой причине – у меня было много ненапечатанных стихотворений и до этого просто очередь не дошла.
Что касается других, если так можно выразится, шероховатостей – то они только кажущиеся. Например, строчка «В ночном небе оставив свой след» слегка выбивается из ритма. Ритм требует «в нОчном», а мы говорим – «в ночнОм». Но ведь совершенно нетрудно написать – «в тёмном небе», в «синем небе», даже «в чёрном небе». Смысл это не меняет, особенно там, где «в тёмном». А если взять «в чёрном небе», так образ получится ещё более контрастным и ярким, чем «в ночном». Падающая звезда, или даже болид какой-нибудь пролетающий в бархатно-чёрном небе – высоко-высоко, но как бы высоко он не был – всё равно рухнет на землю… Но мне всегда нравились такие эстетские нарушения ритма – когда они случаются редко, когда делаются специально (то есть от мастерства, а не от неумения выдержать ритм) – в этом случае они как бы выделяют ту или иную строчку среди других, создают эмоциональное напряжение, акцентируют внимание. Поэтому сбой ритма решил оставить в данном стихотворении, несмотря на то, что ещё при написании заметил его. Хотя если вам не нравится сбой ритма – можете читать эту строчку «В чёрном небе оставив свой след», «В тёмном небе оставив свой след» – как вам будет угодно.
Что касается непривычного слова «блакит» (от укр. «блакитний» – светло-синий, лазурный; точнее голубой, но гомосексуалисты надругались над словом «голубой» и сделали его двусмысленным, поэтому лучше – светло-синий; подобное слово «блакіт» есть и в белорусском языке, оно обозначает лазурь), то в данном контексте это слово мне очень понравилось.
Как я уже говорил выше – пишу стихи обычно по вдохновению, а потом редактирую на свежую голову. Обычно в процессе редактирования избавляюсь от неологизмов и диалектизмов. Но не всегда. Стихотворения не подчиняются логике прозаических произведений (хотя в художественной прозе, в отличие от публицистики – неологизмы и диалектизмы могут быть уместными, если вписываются в контекст). А для стиха красивое необычное слово ценно само по себе, если не злоупотреблять этим и использовать такие слова там, где они нужны. Так что некоторые диалектизмы и неологизмы я иногда оставляю в стихотворениях, а порой и в прозе.
Например, «ысло» – название спиртного напитка в сказке «Буряковая лисица» (2009).
Ниже несколько примеров из книги «Галактическая Осень».
«И в мерцании диска пластиночного, /Когда нету уже в нём голоса, /Ужасающий страх покинутости /Перечёркивается обмозоленностью» – «обмозоленность» неологизм в стихотворении 1991 года. «А я блукал в горах, / А я тебя искал — / Тоскливая луна /Сползала с тёмных скал» – «блукать» – диалектизм в стихотворении 1993 года. Можно было бы написать «блуждал в горах», но «блукал» мне больше нравится. То же слово в стихотворении 1996 года – «В облаках, / в небесах через тысячи лет, /По пути светового луча — / Я блукал, / я стонал, я искал свою смерть, / Потому что тебя не встречал». А ещё одно слово – «фалты» ни к диалектизмам, ни даже к неологизмам, в отличие от того же ысла не отнести. Потому, что про ысло я знаю, что это спиртной напиток (ср. вино, пиво), а что такое фалты – не знаю. В 1989 я написал «морское» стихотворение, которое заканчивалось так: «С ночью смешивался туман, /Дребезжали слегка секстанты... / А огромный пустой Океан /Нажимал, нажимал на фалты». Когда я написал это стихотворение, то полагал что слово «фалты» существует. Потом оказалось, что его нет (есть фал – канат для подъёма парусов). Чем дольше придумывал замену слову «фалты», тем больше мне оно нравилось. В нём было что-то неуловимо-морское, оно так подходило моему стихотворению, что я решил ничего не менять. Так стихотворение и напечатано в 1997 с этим словом.
Так и слово «блакит» в стихотворении «Я о нём не хочу вспоминать…» на мой взгляд вполне уместно.

Если говорить о трёх стихотворениях в целом, то их достоинство – что они разные. Бывает найдёшь в Сети хороший стих, читаешь другие – того же автора, бывает, что и их автор на уровне держит – не хуже первого. Но стихотворения однообразные, написанные в одном ритме. Когда их много (даже самых замечательных) в целом выходит длинная унылая монотонность.


II. Статья 1994-го года

Кроме стихов в те теперь уже далёкие времена у меня была статья о Высоцком. В отличие от стихотворений она попала в печатные СМИ – с некоторыми сокращениями появилась в луганской городской газете «Субботний калейдоскоп» 29.01.1994. Понятно, что я хотел, чтобы ко Дню рождения поэта разместили – 25 января, но «Субботний калейдоскоп» был еженедельником, выходил по субботам, как это следует из названия, а ближайшая суббота после Дня рождения Высоцкого в 1994 пришлась на 29 января.
Михаил Павлович Бережной – главный редактор газеты был мне знаком лично, так как я в то время и сам являлся журналистом (отработав год школьным учителем – после этого я трудился корреспондентом газеты, потом редактором телекомпании).
Статья печаталась во время парламентских выборов 1994, которые проходили по округам (мажоритарная система). Меня тогда выдвинули кандидатом в народные депутаты. Мой округ (Лутугинский № 254) примыкал к городу Луганску, и многие жители Лутугинского района читали городскую газету «Субботний калейдоскоп» – она тогда выходила большими тиражами, была самой популярной местной газетой. Несколько лутугинских сёл и посёлков вплотную подступали к городу, некоторые фактически слились с ним; кроме того, немало моих избирателей работали в Луганске, приезжая туда из городов, посёлков и сёл района.
Поэтому в своей статье я обращался к читателям одновременно и как к избирателям. Причём не только своего округа, но и всей области. Тогда, в 1994 году, я был не только кандидатом в депутаты, но и начальником областного штаба выборов Компартии. Кстати, те выборы я выиграл и как кандидат (стал в 1994 в 26 лет самым молодым на тот момент депутатом парламента) и как начальник штаба (из 25 округов области мы выиграли в 17-ти).
Я упоминаю об этом, так как сие поможет понять, как содержание статьи, так и должности, которыми я подписался – 2-й секретарь ОК КПУ и одновременно – председатель областного литературного объединения. Причём эти должности не были связаны между собой никоим образом, я их получил параллельно в результате совершенно разных видов деятельности – политики и поэзии. Причём как поэт я специально не писал на политические темы (за немногим исключением), а как политик почти не использовал в своих выступлениях стихов.
Литераторы не знали, что их руководитель 2-й секретарь обкома; а коммунисты не знали, что один из их руководителей возглавляет литобъединение.
Коммунистам вообще-то было всё равно, чего не скажешь о литераторах – о том, что я второй секретарь обкома партии они узнали в конце 1993-го, незадолго до выборов, когда меня стали показывать по телевидению. Был большой скандал, так как далеко не все участники литобъединения разделяли мои политические взгляды. Встал даже вопрос о моей отставке, но большинство литераторов поддержали меня. Политика – это одно, литература – другое и в моей деятельности они друг другу не мешали. Вскоре (28.02.1994) Луганское областное литературное объединение мы перерегистрировали в обладминистрации в качестве Независимого объединения писателей Луганщины, где я сохранил должность председателя.
Это я сообщаю для того, чтобы было понятно почему статья была подписана двумя должностями (при публикации информацию о литобъединении сократили), да и вообще для понимания почему она написана в полемическом ключе. Дело происходило во время выборов, которые были довольно ожесточёнными.
Ниже я приведу свою статью полностью, а потом дам комментарий к ней.


Парус, порвали парус – каюсь…
памяти Высоцкого

Высоцкий. С именем этого человека связано уникальное, до конца не исследованное явление в отечественной культуре. Первоклассный поэт, непревзойдённый исполнитель авторской песни, талантливый артист. Его голос, отличающийся особенной выразительностью мог передавать не только смысл и темп песни, но и малейшие неуловимые интонации.
Голос Владимира Семёновича воскрешает в памяти непередаваемую атмосферу, так называемого застоя. Когда он рвался наружу с намагниченных лент донося до слушателей обнажённую правду жизни, смутное беспокойство о будущем («Пусть впереди большие перемены – я это никогда не полюблю!» – не о нашей ли это перестройке?), тонкий юмор, глубокую преданность Родине.
Перестройка на короткий срок ввела его в моду, в моду официальную, но как это всегда бывает с модой – она прошла быстро. Но забвением не сменилась. Потому что творчество Высоцкого в нашей культуре явление серьёзное и оно не могло не занять должного стабильного подобающего ему места.
Этим-то и пытаются сейчас воспользоваться разнообразные дельцы от культуры «демократического» направления. Учитывая то, что Высоцкий не был «официализирован» как поэт во времена «застоя» они хотят посмертно сделать его «своим».
Но так ли это? Могут ли люди погубившие Великую Державу, доведшие её народ до нищеты, разжёгшие братоубийственные войны, продавшие Родину иностранцам говорить, что Высоцкий такой же как они – горе-демократы.
Безусловно, то что Владимир Семёнович вскрывал недостатки нашего общества, он боролся своим творчеством против разложившихся «верхов», против новоявленной «элиты» и был за это под негласным запретом. Но вспомним кто правил тогда страной? Кто был этой «элитой»? Да сплошь и рядом будущие «демократы» – идеологией заправляли деятели типа Яковлева и Кравчука, областями управляли чиновники типа Горбачёва и Ельцина, республиками – Шеварднадзе, Рашидовы, Алиевы.
Тогда было много затаившихся предателей – коммунистов по названию, карьеристов по сути. Это, за немногим исключением, те же люди, против которых сейчас ведёт борьбу Коммунистическая партия. И неудивительно, что Высоцкий, как патриот своей Родины, боролся с ними.
Могут сказать, что и некоторые будущие «демократы» типа Евтушенко, Вознесенского, Окуджавы тоже боролись. Но это не так. Они были нужны «верхам», чтобы создавать видимость свободомыслия, они были «придворной» оппозицией тогда, и остались ею сейчас. И Евтушенко и Вознесенский издавали книги десятками, а Высоцкий за всю свою жизнь – ни одной.
Но конечно не все будущие «демократы» жили в СССР, кое-кто из них типа Бродского уже давно обосновался в «западном раю». Высоцкий пел о таких людях:

И на поездки в далеко —
Навек, бесповоротно —
Угодники идут легко,
Пророки — неохотно.

А вот, что он сказал о себе по этому поводу:

Не волнуйтесь — я не уехал,
И не надейтесь — я не уеду!

Будучи настоящим русским поэтом Владимир Семёнович и не думал покидать Родину, как бы тяжело ему ни жилось, в отличие от «демократических» писак, которые обосновавшись «за бугром» дают нам оттуда советы.
Но почему же несмотря на столь очевидные факты официальная идеология пытается выставить Высоцкого яростным антисоветчиком и «демократом»?
Делается это отнюдь не случайно. Ведь над планом уничтожения нашего государства работали целые институты, было продумано всё до мелочей – в том числе в области культуры. Нам насильно пытаются навязать иностранную культуру, причём в самом худшем её варианте (я не беру во внимание усиленное раздувание так называемой «козацькой» национальной культуры – оно настолько пародийно, что иначе как насмешкой над славным прошлым украинского народа этот процесс не назовёшь). А лучших представителей отечественной культуры «демократы» и их заграничные хозяева либо пытаются переманить на свою сторону, либо, если это не удаётся – замалчивать. А некоторых после смерти – объявить своими.
Оболгав и очернив нашу историю, принизив нашу культуру, народ пытаются лишить патриотического духа, воспитать в нём нигилизм и, таким образом, превратить нас в покорных рабов.
И надо сказать, что «демократами» поставленная перед ними задача частично выполнена. Но вряд ли их победа будет долговременной. Люди всё больше и больше теряют интерес к низкопробным фильмам и книгам. Возрастает спрос на лучшие произведения отечественной культуры. Люди начинают осознавать, что их ведут куда-то не туда.
Что касается Владимира Семёновича, то тексты его песен являются неисчерпаемым источником патриотического духа. Достаточно вспомнить хотя бы замечательные песни военного цикла – «Братские могилы», «Песня о звёздах», «Як-истребитель», «Он не вернулся из боя», «Мы вращаем землю», «Пожары» и т. д. А истоки таких песен, как «Купола», «Разбойничья», «Очи чёрные» теряются в глубинах народного творчества. А как современны его произведения, в которых он боролся против недостатков существующего строя. Приведём один небольшой пример:

А люди всё роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
«Мы в очереди первыми стояли,
А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им объяснили, чтобы не ругаться:
«Мы просим вас, уйдите, дорогие!
Те, кто едят, — ведь это иностранцы,
А вы, прошу прощенья, кто такие?».

Вдвойне горько звучат эти строки сейчас, когда сеянцы тех явлений, которые бичевал Владимир Семёнович, стали уродливыми явлениями.
И его песни, направленные против репрессий 30-50 гг., такие как «Был побег на рывок», «Банька» тоже патриотичны и не имеют ничего общего с той кампанией клеветы на наше прошлое, которую развернули «демократы» в 1988-91 гг., с которой они начали победоносное шествие по душам людей.
Ведь какими жалкими и несвоевременными кажутся нападки «демократических» писателей на наше прошлое, на деятельность И.В. Сталина в сравнении с той же «Банькой», где после слов: «А на левой груди – профиль Сталина» идёт замечательное четверостишие:

А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.

Да – Высоцкий справедливо бичевал наше прошлое, но он ясно видел грань, лежащую между вскрытием исторической правды, правдивым отражением прошлого народа и злобной клеветой на это прошлое, предательством интересов народа. И как не вспомнить строчку из его другой песни о временах правления Сталина – «Было дело – и цены снижали» – в связи с сегодняшним непрерывным повышением цен.
На Луганщине творчество Владимира Семёновича имеет много поклонников, он побывал у нас со своими выступлениями. А сейчас из-за разрыва с Россией к нам перестали даже поступать пластинки с его песнями. Было запланировано выпустить 26, и пока существовал Союз, то к нам эти пластинки поступали, а после развала СССР – перестали. В России они по-прежнему выпускаются, а у нас если появляются, то на «чёрном рынке». Утешает то, что мы всё же успели получить 18 пластинок из этой серии. Таким образом «демократические» преобразования нанесли ещё один удар по культуре. И когда «демократы», злобно надругавшиеся над нашей Родиной, говорят: «Высоцкий один из нас», хочется ответить: «Нет, «господа», Высоцкий не один из вас – он настоящий человек и патриот своего Великого Народа!».

С.И. Аксёненко, второй секретарь Луганского обкома КПУ, председатель областного литературного объединения им. В.Н. Сосюры
(Еженедельник «Субботний калейдоскоп» от 29.01.1994).


Теперь несколько комментариев.

Первое, что хочется отметить это то, что фраза из моей же старой статьи, что Высоцкий мол был в Советском Союзе «под негласным запретом» не соответствует действительности и коробит меня сегодня.
И в правду – его так называемых «блатных» песен на радио и телевидение не пропускали. Но делалось это не из-за Высоцкого – тогда не пропускали в эфир «блатные» песни любого автора. А другие его песни транслировались по радио, также они появлялись в телеэфире; выпускались пластинки с песнями Владимира Семёновича; никто не запрещал и фильмов с его участием.
Хотя ложь о том, что запрещали живёт и поныне. Приведу свежий пример. Недавно (уже в этом 2025 году) посмотрел прошлогоднюю передачу о фильме «Иван Васильевич меняет профессию». Передачу это произвела солидная организация – это отнюдь не любительский ролик. Кто её выпустил уточнять не буду, так как нижеприведённое утверждение стало ныне общим местом, подобные высказывания встречаются везде и всюду, это уже расхожий и довольно замшелый штамп.
Речь идёт о песне «Поговори хоть ты со мной...» (по мотивам Аполлона Григорьева, кстати этот вариант песни Высоцкий записал специально для фильма о путешествии Ивана Грозного в СССР).
«При жизни Владимира Семёновича, – говорится в передаче, – его творчество в СССР не получило официального признания за остросоциальный характер песен и довольно независимый нрав самого автора».
Этот «остросоциальный характер» перекочевал в сегодняшнее информационное пространство из советских учебников, когда у каждого мало-мальски значимого автора, который не был отвергнут советской идеологией пытались найти протест против царизма и капитализма. И «находили», даже у тех, у кого этого протеста и в помине не было. «Находили», как говорится, «притягивая за уши». У Высоцкого песен, которые можно подогнать под социальные очень мало. Как говорится, «раз, два и обчёлся». Да и те, что есть не выходят за рамки дозволенной критики «отдельных недостатков». Каким бы был унылым и скучным Высоцкий, если бы был социальным поэтом! Конечно это был бы не Высоцкий, точнее не тот Высоцкий каким мы его знаем. И творчество такого автора не вышло бы за пределы своей эпохи.

Отдельно надо сказать о стихах. Тексты В.С. Высоцкого довольно широко печатались в советских СМИ. Во времена перестройки распространилось утверждение, что при жизни поэта в СССР было напечатано лишь одно его стихотворение – «Из дорожного дневника» в сборнике «День поэзии» 1975 года. Потом начали появляться свидетельства о многочисленных других публикациях стихов Высоцкого в газетах и месседж об отлучённом от печати поэте несколько поменялся – стали писать, что единственное стихотворение мол было в сборнике, то есть в книжном (журнальном) виде. А остальные мол, печатались только в газетах. Хотя газета такое же средство массовой информации как журнал, зачастую с большим тиражом. Но вздыхатели об отлучении Высоцкого от печати уже канонизировали утверждение о единственной прижизненной публикации, поэтому им приходилось выкручиваться. Однако со временем отыскались другие сборники и журналы, где имелись прижизненные публикации текстов Высоцкого. Тогда о «Дне поэзии» стали говорить, что там мол помещено единственное стихотворение поэта, написанное как стихотворение, а не как песня. Но ведь большинство его текстов и писались именно как песни. Причём это лучшие стихи. Стихотворений в чистом виде очень мало.
Но бывшие «перестройщики» не сдавались. Цитирую по книге «Что? Где? Когда? Владимир Семёнович Высоцкий библиографический справочник», вышедшей в 1992 в издательстве «Харьков» (там, кстати, приведён довольно внушительный список прижизненных публикаций поэта во всесоюзных изданиях, то есть без республиканских, региональных и местных).
«Это единственная прижизненная публикация стихотворения Высоцкого в литературно-художественном издании» – сказано в справочнике. Литературно-художественное издание – это издание, содержащее произведения художественной литературы – стихи, рассказы, очерки, эссе и тому подобное. Но в этом же справочнике приведены сборники, где печатались тексты песен Высоцкого, правда указано, что они печатались с нотами. Исходя из такой логики получается, что если напечатать сборник текстов песен (иными словами стихотворений, положенных на музыку) без нот, то это будет литературно-художественное издание; а если добавить ноты под текст, или отдельно – то такой сборник сразу перестаёт быть литературно-художественным изданием. Это что же получается – от добавления нот художественность убывает, или литературные достоинства текста исчезают! Разумеется, это не так. Данный пример я подробно разбираю чтобы проиллюстрировать как люди, создавшие легенду об антисоветчике Высоцком, которого якобы притесняли в Советском Союзе, отлучая его от печати; упорно продолжают цепляться за свою легенду, когда факты её опровергают, даже если факты приведены в их же справочнике, как говорится – чёрным по белому!
Гегелю приписывают выражение: «Если факты противоречат моей теории — тем хуже для фактов». Здесь тот же случай.
В интернете сейчас нетрудно найти список стихотворений Владимира Семёновича опубликованных в СССР при его жизни в разных газетах, журналах и сборниках. Библиография Высоцкого столь обширна, что ей бы позавидовало немало профессиональных литераторов той эпохи. И это, не говоря уже о самиздате, о том, что публиковалось за пределами Советского Союза, в том числе в соцстранах (например, в Болгарии). При этом нельзя забывать большие тиражи советских изданий, начиная от районных газет.
Разумеется, с учётом популярности Владимира Семёновича публикаций могло быть и больше. Но Высоцкий не прикладывал особых усилий к тому, чтобы печататься как поэт. Я имею ввиду, что он не занимался продвижением своих работ в печать систематически и кропотливо, как это делают профессиональные литераторы; не обивал пороги издательств и редакций. Скорей всего потому, что не было времени. Он был занят другим.
Ниже привожу характерную цитату:
«… я особенно не стремлюсь печататься – совсем не стремлюсь к тому, чтобы портить себе нервы хождением по редакциям... повторяю, мне не хочется ходить и тратить нервы в работе с редакторами. Вот из-за этого я не хожу и не пробиваю даже то, что, по их мнению, возможно» – говорил В.С. Высоцкий 01.02.1980 выступая перед слушателями ВНИИ электротермического оборудования (текст приводится по книге «Владимир Высоцкий. Я не люблю…» М. «Эксмо-Пресс». 1998).
Но если бы Владимир Семёнович всерьёз занялся продвижением своих произведений – уверен, у него это бы получилось, как получилось Валерия Золотухина – коллеги Владимира Высоцкого по театру. Золотухин ещё при жизни Высоцкого реализовался не только как артист, но и как писатель. Валерий Сергеевич довольно много времени уделял продвижению своих произведений в печать, что видно из его опубликованного в наши дни дневника тех лет. Несомненно, что и Владимир Семёнович смог бы добиться прижизненной книги, если бы уделял этому столько же времени, сколько его коллега. Ведь тексты Высоцкого были на официальных пластиках, что автоматически означало одобрение со стороны власти. Понятно, что я не говорю тут о «блатных» песнях. А антисоветских у него не было. Та критика советского быта, что звучала у Высоцкого присутствовала в любой газете – только ленивый в то время не ругал очереди, бюрократов и другие «отдельные недостатки». К тому же книга стихов Высоцкого «Нерв» вышла в СССР вскоре после смерти поэта в 1981 – ещё за несколько лет до перестройки.
Приходилось читать в воспоминаниях осведомлённых людей, что Высоцкому предлагали печататься, но просили немного подправить то или иное стихотворение, а он отказывался. Но это же рабочий момент! Редакторы издательств за то и деньги получают, чтобы предлагать редактирование – иначе их выгонят за ненадобностью. Но, как показывает практика, в процессе работы с редактором автор обычно мог отстоять свой текст. За редкими исключениями, вроде тем касающихся политики или эротики (ещё не пропускали в печать матерщину и стихи на низком художественном уровне, но Высоцкого это не касается). Даже если бы не отстоял какое стихотворение, мог бы другое поставить, если не хочется печатать в искажённом виде. Стихов у Высоцкого хватало с избытком, а громадные тиражи советских изданий с лихвой компенсировали затраченный труд.
К тому же издательские правки не всегда ухудшали текст. Нередко и улучшали. Помню в 1997 году купил книгу, где был напечатан неподцензурный вариант «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Начал сравнивать с «цензурной» версией; той в которой книга дошла к широкому читателю – и сразу же зауважал «цензоров». Они значительно улучшили текст. Понятное дело, что этих людей правильнее было бы не цензорами назвать, а редакторами. Так как в исходном варианте книги никакой антисоветчины не было изначально. Поэтому издательство не столько цензурировало, сколько редактировало книгу – убрали явные ошибки и противоречия, подправили некоторые неудачные фразы, удалили «воду» из текста. Делалось это с согласия авторов, а порой и самими авторами после замечаний редактора. В результате книга стала изящнее, ярче и динамичнее.

Также в нынешнее время нуждаются в комментариях «демократы», которые критикуются в моей старой статье. «Демократы» в данном контексте это своеобразный жаргонизм – в конце восьмидесятых, начале девяностых годов прошлого века так называли перестроечных антисоветчиков, сторонников западного образа жизни и ненавистников Компартии, которую в то время относили к консервативным силам. Кстати, в те годы вопреки общепринятой терминологии противники коммунистов в СССР называли себя левыми, а коммунистов относили к правым (вскоре это прошло).
«Перестройщики» себя называли демократами, которые борются с коммунистами. Мы их тоже так стали называть, только это слово приобретало отрицательный оттенок. Но иногда мы уточняли, что это не настоящие демократы, называя их псевдодемократами. А в печати употребляли слово «демократы» в кавычках, как бы показывая, что по своей сущности никакие эти люди не демократы.
Кстати все кавычки, скобки и сокращения статьи начала 1994 года я сохранил. Она воспроизведена здесь дословно согласно машинописному оригиналу почти тридцатидвухлетней давности.

На момент написания статьи, в 1994 меня больше интересовал творческий аспект деятельности Высоцкого (как, впрочем, и сейчас), но статью мне пришлось писать именно в политическом ключе. Выше я объяснил почему.
Как видно из содержания автор старается «оторвать» Высоцкого от прозападных либералов, которые тогда пытались «приватизировать» творчество поэта. Я же хотел доказать, что он принадлежит к патриотам, а не либералам.
Споры эти продолжаются и поныне. Мне не раз приходилось слышать утверждение, что доживи Высоцкий до перестройки, он пошёл бы с либералами, стал бы лютым антисоветчиком, поклонником западных ценностей, как многие в его окружении.
Но ведь антисоветчиком Высоцкий никогда не был. Он ни в СССР, ни за рубежом не высказался в качестве антисоветчика или антикоммуниста. Он не участвовал в диссидентских собраниях и демонстрациях, как например против ввода войск в Чехословакию в 1968. Он не подписывал писем в знак протеста против действий советской власти или петиций в защиту арестованных диссидентов. А самиздатовский альманах «Метрополь» (растиражированный потом за границей), где поместил свои стихи Высоцкий — был политически нейтрален.
Не считать же диссидентством и борьбой с властью строчки типа: «Мой диагноз — паранойя. Это, значить, пара лет!».
Более того, сохранились записи выступлений Владимира Семёновича, где можно слышать, как вопросами из зала (такие вопросы называют провокационными) Высоцкого пытаются вынудить на какое-нибудь антисоветское высказывание, а он упорно не ведётся на это и отвечает провокаторам довольно резко.
Я приведу здесь подлинные слова Высоцкого, где он явно и недвусмысленно отмежёвывается от диссидентов, причём делает это в довольно резкой форме. Выступление было в МВТУ им. Баумана 26.03.1979. Цитирую по книге «Владимир Высоцкий. Я не люблю…» М. «Эксмо-Пресс». 1998:
«Как я отношусь к движению диссидентов в СССР? Я так и не пойму – о каком вы «движении»?... Я нарочно зачитал, чтоб вам показать, что даже в зале всегда есть люди с какими-то странными целями – либо с провокационными, либо ещё с какими-то. Значит в семье не без урода... Работаешь перед людьми – не халтуришь, идёт разговор, который требует очень большой сосредоточенности... И вот полторы тысячи человек это оценили... а один какой-нибудь – либо с похмелья, либо ещё с какими-нибудь соображениями – не только не понял, а прямо с самого начала решил, что ему должны подать чего-то такое-эдакое… И обязательно напишет, а все остальные – не напишут...».
Можно привести ещё одно «открещивание» от диссидентства:
«Уехать из России? Зачем? Я не диссидент, я — артист» – (из выступления В.С. Высоцкого в передаче Си-би-эс «Шестьдесят минут» в Нью-Йорке, цитируется по книге Марины Влади «Владимир, или Прерванный полёт»).
Не признавал Высоцкий и то, что его песни имели какой-то скрытый политический подтекст (что он, мол, говорит на эзоповом языке). Также подчёркивал, что у него нет в «кармане фиги» (когда некоторых интеллигентов-либералов того времени упрекали в том, что они публично клянутся советской власти, а втихую ругают её, то те говорили: «А я фигу в кармане держал, когда клялся», что означало – клялся не по-настоящему):

Теперь я к основному перейду.
Один, стоявший скромно в уголочке,
Спросил: «А что имели вы в виду
В такой-то песне и в такой-то строчке?».
Ответ: во мне Эзоп не воскресал,
В кармане фиги нет — не суетитесь, —
А что имел в виду — то написал, —
Вот — вывернул карманы — убедитесь!
(В. Высоцкий «Я все вопросы освещу сполна…». 1971).

Приведу ещё отрывок из письма В.С. Высоцкого от 17.04.1973 секретарю ЦК КПСС П.Н. Демичеву. Пётр Нилович в то время курировал культуру страны:
«…мне претит роль «мученика», этакого «гонимого поэта», которую мне навязывают… Я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества… Я хочу только одного: быть поэтом и артистом для народа, который я люблю, для людей, чью боль и радость я, кажется, в состоянии выразить, в согласии с идеями, которые организуют наше общество» – заявлял Владимир Семёнович.
Могут сказать, что нельзя ссылаться на письмо высокому партийному начальнику, как на отражение подлинных мыслей автора. Мол, кто из нас не клялся в те годы на комсомольских собраниях в верности коммунистическим идеалам. Так-то оно так… только среди тех, кто клялись были и вправду те, кто верил – именно с такими людьми мне пришлось в 1992 возрождать запрещённую в 1991 партию (при том, что сам я при советской власти в КПСС не состоял). Разумеется, нельзя отрицать, что Высоцкий мог в своём письме кое-что подать в несколько преувеличенном виде – но не стал бы он заявлять об участии в «пропаганде идей», если бы не сам не верил в эти идеи. Хотя бы отчасти. Не таким человеком был Владимир Семёнович, чтобы лицемерить.
Да и в анкете, которую заполнил Владимир Высоцкий 28 июня 1970 года по вопросам артиста и машиниста сцены Анатолия Меньшикова среди самых замечательных исторических личностей он назвал Ленина, а любимой песней – «Священную войну» («Вставай, страна огромная»).
Если у Высоцкого и были какие-то трения с властями, то самые заурядные свойственные любой эпохе. В любое время у того или иного человека может быть проблема с тем или иным начальником. Кого-то по службе не продвинули, кому-то отпуск дали не в тот месяц, когда хотел, кому-то книгу не тем тиражом выпустили. Но подобные проблемы бывают в любой стране, при любом строе и вовсе не означают какого-то специального преследования. Такие вопросы решаются в рабочем порядке без шума и гама. Да, была, например, несправедливая к Владимиру Семёновичу статья «О чём поёт Высоцкий», опубликованная в газете «Советская Россия» в 1968 году и ещё несколько подобных материалов. Они конечно сделали Высоцкому определённую рекламу, но и нервов попортили много, когда надо было решать с властями в том или ином регионе организационные вопросы с выступлениями перед публикой.
«В газете Советская Россия было выступление «О чём поёт Высоцкий», в котором основное обвинение в том, что я пою «с чужого голоса», было построено на трёх – не моих – песнях. Я по этому поводу писал, жаловался, – кое-какие меры они приняли, но я считаю, что недостаточные» – рассказывал Владимир Семёнович выступая в Научно-исследовательском институте овощного хозяйства города Мытищи 08.04.1972 (цитирую по книге «Владимир Высоцкий. Я не люблю…» М. «Эксмо-Пресс». 1998). Как видим, подобные вопросы Высоцкий решал с начальством довольно успешно, так, что ни о каком преследовании поэта со стороны советской власти и речи быть не может.

Что касается, так называемых, антисталинских песен Высоцкого, то все они написаны строго в русле государственной политики Советского Союза тех лет, когда тело И.В. Сталина вынесли из мавзолея, его имя активно удаляли из топонимики и по всей стране активно сносили его памятники (оставили на малой родине в Гори, так как по закону дважды Герои Советского Союза, как и Социалистического Труда или Герои того и того, как в случае Сталина, имели право на памятник или бюст в том населённом пункте, где Герой родился). Таким образом даже в антисталинских песнях (тех, где про лагеря) Владимир Семёнович целиком и полностью следовал в русле политики партии, оформившейся после ХХ съезда и так официально не пересмотренной до конца существования Советского Союза.
А то, что во время перестройки, уже после смерти поэта многие из его окружения стали либералами-западниками, так Владимир Семёнович был на голову выше своего окружения. К тому же и в артистической богемной среде не все стали либералами – Леонид Филатов, например, или Владимир Меньшов.
Но частица «бы» (сослагательное наклонение) неприменима в истории. Есть такое выражение – «не пойман – не вор». Высоцкий не дожил до перестройки и мне хочется верить, что он не пошёл бы с либералами-западниками, если бы дожил. А как произошло бы если бы дожил – никто знать не может.

Надо сказать, что в разбираемой здесь статье я полемизирую не только с либералами-западниками. В 1992 году, когда Компартия на Украине была ещё под запретом я был членом движения «Единство» (полное название «Единство — за ленинизм и коммунистические идеалы»), которое возглавляла широко известная в то время Нина Андреева, учёный-химик из Ленинграда. Я был даже избран в областной политисполком этого движения в том же 1992. По линии «Единства» к нам в Луганск поставлялась пресса, которую тогда относили к лево-патриотической – газета «Гласность», журнал «Молодая гвардия» и немногие другие (вскоре появилась у нас и своя газета «Выбор»). В то время это было большой редкостью. После разгрома ГКЧП в 1991 году все коммунистические газеты были либо закрыты на Украине (как и в большинстве других республик Союза ССР), либо резко поменяли ориентацию, став на позиции либерализма или национализма. Таким образом газеты и журналы, не разделяющие позиций либералов-западников или украинских националистов тогда было очень трудно достать и в нашем движении они пользовались большой популярностью. Как же я огорчился и возмутился, когда в одном из таких лево-патриотических изданий (не помню в каком) появилась резко отрицательная статья о Высоцком, где его называли «хрипуном» и сильно ругали, обвиняя в преклонении перед Западом, в космополитизме и антисоветчине. То есть именно в том за что либералы-западники поэта хвалили. Потом я встречал ещё несколько подобных материалов, направленных против Высоцкого в лево-патриотической прессе. И моя статья в «Субботнем калейдоскопе» являлась своеобразным возражением этим нападкам уже, если так можно выразиться, с другой стороны. Полемизируя с западниками-либералами, я старался доказать, что Высоцкий не был западником-либералом; а полемизируя с «патриотами» я доказывал, что Владимир Семёнович был настоящим патриотом.
Не зная этой политической подноготной не понять почему моя статья была написана именно в таком ключе в том далёком 1994 году.

Отражены в рассматриваемой здесь работе и некоторые реалии тех лет. Например, непрерывное, галопирующее повышение цен.
Зафиксирована в ней и моя личная неприятность. Дело в том, что в то время шёл выпуск цикла пластинок с песнями Высоцкого. Качество звука было очень хорошим, чего не добьёшься на кассетных или бобинных магнитофонах. В эпоху интернета, когда стала доступной практически любая музыка – не понять, что значили тогда для меня эти пластинки. Я стал завсегдатаем соответствующих магазинов (чего раньше за мной никогда не замечалось). Покупка каждой новой пластинки была маленьким праздником. И вот они перестали поступать к нам, хотя я знал (прочёл где-то или услышал), что новые пластинки цикла продолжают выходить в РФ. Вот это огорчение и отразилось в статье 1994-го.


III. Моё нынешнее отношение к Высоцкому

Если говорить о моём сегодняшнем отношении к В.С. Высоцкому, то и сейчас в 2025-м – он мой любимый певец. Наверное, слово «певец» не сильно хорошо звучит по отношению к столь многогранному таланту как Высоцкий, но в данном контексте оно самое точное. Если я вместо «певец» напишу – «автор-исполнитель», или «бард», то я просто сужу тему. Дело в том, что он не только мой любимый бард или автор-исполнитель (это само-собой), но и певец. То есть чаще других я и сейчас слушаю именно Высоцкого, независимо от того сам человек пишет свои песни или поёт чужие.
А вот сказать, что Высоцкий мой любимый поэт я не могу. Ни сейчас, ни тогда, когда писал ему восторженные стихи – он не был моим любимым поэтом, хотя я признаю безусловный поэтический талант Владимира Семёновича. Но я не могу даже мысленно отделить его тексты от исполнения. Имеются ввиду лучшие тексты, почти все из которых я слышал в виде песен. Поэтому не могу воспринимать тексты Высоцкого, как стихи в чистом виде, не могу читать их с листа без того, чтобы не вспоминать как они звучат. Стихотворение «Из дорожного дневника», о котором говорилось выше – понравилось. Но одно стихотворение, как говорится, «погоды не делает».
Я полюбил Высоцкого в качестве исполнителя своих песен гораздо раньше, чем прочёл его тексты с листа. Это всё равно, что капитан Жеглов в исполнении того же Высоцкого. Тот, кто посмотрел фильм «Место встречи изменить нельзя», читая после этого роман «Эра милосердия» (сюжет которого лёг в основу сценария фильма), скорей всего будет невольно представлять литературного героя Глеба Жеглова в том образе, который воплотил на экране Владимир Высоцкий.

Что я могу сказать сейчас о творчестве Высоцкого? Да, ничего особо оригинального я не смогу добавить к тому, что написано о нём в многочисленных работах. Но раз уже начал эту статью напишу несколько абзацев, чтобы больше не возвращаться к теме. Люди, которые знают о моём преклонении перед Высоцким давно удивляются, что у меня нет отдельной работы о нём, кроме статьи 1994 года, которая хотя и была напечатана без малого тридцать два года назад – в интернете появляется впервые, в этом материале. Правда у меня есть статья «Смерть Высоцкого. Был ли снят редактор "Вечёрки"?», написанная сразу для интернета и размещённая там ровно пять лет назад, к сороковой годовщине со дня смерти поэта. Но она касается не столько Высоцкого, сколько лжи о том, что за публикацию сообщений о его смерти был якобы уволен редактор газеты «Вечерняя Москва» С.Д. Индурский. В статье доказывается, что это не так. Кстати, после выхода той моей работы Википедия исправила свои ошибки, на которые там указано (в моей работе есть цитаты из тогдашней Википедии, кому интересно – может найти и удостоверится, что ошибки уже выправлены, дата нынешнего обращения к Википедии – 09.06.2025). Но так или иначе, а та статья не по теме творчества Владимира Семёновича.
Надо сказать, что во многих моих работах, напечатанных в разных газетах, журналах, размещённых в интернете есть отсылки к творчеству Высоцкого, но цельной статьи об этом нет.
Здесь я, пользуясь тем, что уже начал писать о нём – решил восполнить пробел.

Творчество Высоцкого, я лично воспринимаю, как неразрывный сплав его поэзии, мелодии, исполнения, артистизма и его личности в целом.
Например, даже не зная кто его написал, можно восхититься стихотворением:

Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.

Хотя если знать, что это написал М.В. Ломоносов ещё в 1743 году такое восхищенье только усилится (хотя из-за того, что «звездАм», а не «звЁздам», можно догадаться, что стих стародавний даже не зная имени автора).

А вот многие тексты Высоцкого трудно воспринимать в отрыве от его личности, причём это касается не только явно автобиографической «Баллады о детстве»:

Взял у отца на станции погоны, словно цацки, я,
А из эвакуации толпой валили штатские.

Но и песен вроде «Две судьбы»:

Жил я славно в первой трети
Двадцать лет на белом свете —
по влечению,
Жил бездумно, но при деле,
Плыл куда глаза глядели —
по течению.

Или «Тот, кто раньше с нею был»:

Иду с дружком, гляжу — стоят,
Они стояли молча в ряд,
Они стояли молча в ряд —
Их было восемь.

Или песен военного цикла, например, «Он не вернулся из боя»:

То, что пусто теперь, — не про то разговор:
Вдруг заметил я — нас было двое…
Для меня — будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.

Понятно, что в последних трёх примерах Высоцкий не о себе пишет, но многие (не все конечно) лирические герои его песен (будь то фронтовик или шофёр-дальнобойщик), воспринимаются через призму личности автора этих текстов, как вроде он рассказывает о себе.

Говоря о творчестве Высоцкого, разумеется, нельзя не упомянуть о приятном хриплом мужественном голосе, хотя об этом как говорится «только ленивый» не упоминает. Но всё же голос неотъемлемая часть его образа и будет неправильным не отметить это.

Точно так же будет неправильным не отметить способность Высоцкого тянуть согласные особенно «л», «н», «р», «м». Это придаёт особый шарм его песням.

Немаловажное значение имеет замечательное умение выделять интонации голосом.

Если говорить о тексте, то Высоцкий владел на должном уровне поэтическим инструментарием – ритм, рифмы, ассонансы, аллитерации, звукопись («И плавится асфальт, протекторы кипят, / Под ложечкой сосёт от близости развязки»).

Причём он порой использует даже внутреннюю рифму:

Не сравнил бы я любую с тобой —
Хоть казни меня, расстреливай.
Посмотри, как я любуюсь тобой, —
Как мадонной Рафаэлевой!

Или если записать такую рифму в виде коротких строк:

Ох, как он
сетовал:
Где закон?
Нету, мол!

Доктор зуб
высверлил,
Хоть слезу
мистер лил...

Искусно использовал Владимир Семёнович даже рассечённую рифму:

Главный академик Иоффе
Доказал: коньяк и кофе
Вам заменит спорта профи-
лактика!

Над Шере-
метьево
В ноябре
третьего –
Метео-
условия не те...

Отличительной особенностью поэтики Высоцкого являются яркие запоминающиеся образы:

Прискакали – гляжу – пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто – беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап – тысяч пять – на коленях сидел.

А звездный знак его – Телец –
Холодный Млечный Путь лакал.

Тонкий юмор:

Не хватайтесь за чужие талии,
Вырвавшись из рук своих подруг!
Вспомните, как к берегам Австралии
Подплывал покойный ныне Кук.

Глубокий смысл:

Эй вы, задние, делай как я!
Это значит — не надо за мной.
Колея эта — только моя,
Выбирайтесь своей колеёй!

Если говорить о смысле, то для меня в песнях Высоцкого это главное. Точнее даже не сколько смысл, сколько поэтический текст. Как уже говорилось выше, такой текст порой может и не иметь смысла (суггестивная лирика), от этого он не перестаёт быть чарующим, глубоким и красивым:

А у дельфина
Взрезано брюхо винтом!
Выстрела в спину
Не ожидает никто.
На батарее
Нету снарядов уже.
Надо быстрее
На вираже!
Парус! Порвали, парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!

Таким образом, для меня в песнях Высоцкого главное текст; а музыка, хриплый голос, интонации, умение тянуть согласные – это лишь дополнение, своеобразное сопровождение текста, без которого, однако, произведение как целостная система, не реализуема.

Отдельно надо сказать, что Высоцкий прекрасно отразил непередаваемые реалии той эпохи, в которую жил – период позднего СССР, по тогдашнему выражению – эпоху развитого социализма, который сменила печально-известная перестройка до коей Владимир Семёнович, как известно, не дожил. Особенно хорошо отражена атмосфера и бытовые детали семидесятых годов прошлого века (и шестидесятые тоже, но тут мне судить труднее, так как мои первые воспоминания относятся в 1969 году:)).
Некоторые детали трудно понять тем, кто не жил в то время:

Вон дед параличом разбит —
Бывший врач-вредитель…

Я — в порядке. Тьфу-тьфу-тьфу.
Мишка пьёт проклятую,
Говорит, что за графу
Не пустили — пятую.

— А вы знаете, Мамыкина снимают —
За разврат его, за пьянство, за дебош!
— Кстати, вашего соседа забирают, негодяя,
Потому что он на Берию похож!

Тонкий обыгрыш расхожих в то время штампов (стёб, как сказали бы сейчас) – то же своеобразные приметы времени:

Теперь дозвольте пару слов без протокола.
Чему нас учит семья и школа?
Что жизнь сама таких накажет строго. Правильно?
Тут мы согласны. Скажи, Серёга!

Что я к женщинам несдержан
И влияниям подвержен
Будто Запада...

Чтоб творить им совместное зло потом,
Поделиться приехали опытом.

А потом в нормальном свете
Представало в чёрном цвете
То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив...

В общем так: подручный Джона
Был находкой для шпиона —
Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел!

Но тем они и ценны эти, если так можно выразиться, «приколы», что доносят до слушателя своеобразие того теперь уже далёкой эпохи.
Помню, в 1997 году купил как-то комментированное издание «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова и понял, что я не понимал половину шуток и намёков книги, пока не прочёл расширенные комментарии. То, что одна эпоха сменяет другую – это нормально. Мы привыкли к комментируемым изданиям Александра Пушкина, который отразил свою эпоху; привыкли к таким же Александра Блока, который жил почти на век позже Пушкина. Теперь появляются и комментируемые издания Владимира Высоцкого, который блестяще отразил своё время.

Хотя кроме этого, есть у Высоцкого, так же как у Пушкина или Блока – непреходящее, то что не устаревает и не нуждается в комментариях:

Возвращаются все, кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.

Полчаса до атаки.
Скоро снова под танки,
Снова слышать разрывов концерт.
А бойцу молодому
Передали из дома
Небольшой голубой треугольный конверт.
И как будто не здесь ты,
Если почерк невесты,
Или пишут отец или мать…

Оплавляются свечи
На старинный паркет,
И стекает на плечи
Серебро с эполет.
Как в агонии бродит
Золотое вино…
Все былое уходит, —
Что придет — все равно.

Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.

Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал.

Если меня спросят, какая моя любимая песня Высоцкого – отвечу однозначно – «Две судьбы»… ну ещё «Як-истребитель».

Что касается других граней творчества Владимира Высоцкого, то читал я и его прозу. Она мне, как говорится, не зашла. Не то, что не понравилась – «не зашла» самое точное определение.

Если говорить о Высоцком, как об актёре, то особенно мне нравятся роли Жеглова и Хлопуши (где поэт Владимир Высоцкий читает текст другого поэта – Сергея Есенина).

Если подвести итог вышесказанному, то для меня Высоцкий прежде всего – бард. Очень неподходящее слово, но лучшего не придумали. Одно время с термином «бард» конкурировал термин «менестрель», по отношению к Высоцкому, это можно узнать из книг о нём выпущенным ещё в ХХ веке. Хотя если выбирать из четырёх – бард, скальд, аэд, менестрель, то слово «менестрель», на мой взгляд меньше всего подходит. Как и акын. Сам Высоцкий не любил, когда его называли бардом, но считал, что «авторская песня – это отдельный вид искусства» (из выступления в Ростове-на-Дону в октябре 1975, цитирую по книге «Владимир Высоцкий. Я не люблю…» М. «Эксмо-Пресс». 1998). Однако называть его «деятелем в области авторской песни» или «исполнителем авторской песни» – слишком громоздко. Пусть будет бард, раз ничего лучше не придумали.
Поэтому для меня Высоцкий – великий бард, замечательный артист, хороший поэт. Хотя, если точнее, Высоцкого я воспринимаю не столько как поэта, артиста или барда. Высоцкий – это грандиозное явление в культуре ХХ века. Грандиозное именно в своей целостности.

Сергей Аксёненко