Высокие ступени

ВЫСОКИЕ СТУПЕНИ

От дольних нив – туда, где жизни широта и полнота
Любых изъянов лишена, как и любых же мыслимых ограничений,
Где, пеня радужные волны, в бликах горних отражений
Бездонная пучина творческого духа бесконечно разлита,
Где явь чудеснее, чем самая прекрасная и смелая мечта,
Туда, туда – под попеченье Вышней благодатной сени –
Возносят жизненного подвига высокие ступени,
Ведут великого упорства и терпения нас тесные врата...


КАК СОЛНЦУ ЖИЗНИ

В канве веков один из Обликов Великих досточтимых избери
Вдоль жизни собственной примера ради и для подражанья;
И уже после ты с настойчивостью и без колебанья
Ему в поступках всех своих и устремлениях и помыслах втори;
Как будто бы Его глазами на себя, как и на всё вокруг, смотри,
Как луговой гелиотроп, держась в Его в веках немеркнущем сиянье,
Как Солнцу жизни Самому в неутомимом предстоянье
Дозорным неусыпным духом – от зари и до зари!


НЕУМОЛИМОЙ ЧЕРЕДОЙ

Из небытья на свет являясь в свой черёд, однажды в сумраке предвечном
Всё канет вновь неумолимою сплошною чередой. –
Иль не всему, однако, сущему под небесами срок отмерен свой
Часов, минут в потоке пенистом, потоке быстротечном?
И не имеется здесь, кажется, ни в чём, словно в расчёте безупречном,
Ошибки или же погрешности, хотя бы небольшой…
Пускай себе клубится яро где-то Хаос первозданный Мировой,
Меняя лик свой, как протей, в преображенье бесконечном!


В КРУГОВОРОТЕ ВРЕМЁН

Пожухнув, излиняв по осени, опять мир обновляется к весне –
Из года в год в безостановочном времён круговороте,
Так сердце – равно среди бденья и во сне – всегда находится в работе,
И днём, не видимые глазу, звёзды светят в вышине,
Так дремлющая сила жизни в час урочный пробуждается в зерне,
На почву брошенном – своём всего лишь временном оплоте,
Так Божье Слово, прозвучав в канун Творения на высочайшей ноте,
Ещё витает его долгим эхом в полной тишине...


САМАЯ БОЛЬШАЯ ТАЙНА

Исконное, величье сердца человеческого – в детской простоте,
В неугасимости, а также ровности его горенья;
Как мякоть плода – в кожуре, заключено оно в его долготерпенье,
В его природной и ничем неистребимой доброте...
Его же самая большая тайна прячется ли в том, как забытье
Блаженно-сладостное, еле уловимом ощущенье
Рождения какой-то новой жизни, там, где в глубине его биенья
Иное – и, быть может, истинное – зреет Бытие?!