Биологический сын, не обязательно - родной сын

ПЕРЕКРЁСТКИ. Книга третья
Глава 28/75. Биологический сын, не обязательно - родной сын
В том то и весь сыр-бор, что всё сущее построено единым порядком и очень жёстко! – Ни вправо – ни влево! И будь ты, человек, или другое Сверхразумное Существо – не ты его строишь, это сущее в нашем Мире, а Мир строит тебя! Не ты делаешь открытия, а Мир твоими руками, глазами и умом, созданным для этой цели, заглядывает в Самого Себя, чтоб рассмотреть и осознать себя! – Так сказать – посмотреть со стороны! – И может наслаждаться и удивляться ... Но это образно!
Человеческое общество, да и не только ... а вся и всё! – в любой точке времени находится в стадии своего развития! – Всегда! – От малого до велика! И, конечно ... чередой проб и ошибок! – Испытываемого материала – уйма! Экономить нет смысла! Может по этому, для экспериментального разнообразия, есть и будут неравенства в пластах человеческих формаций. Каждая их градация в лаборатории … пусть – Бога, должна дать исчерпывающий материал для последующего грядущего «планирования». Всегда под давлением времени – от еле заметного минимума до воображаемого максимума. – Такая Высокая Задумка – не знаю кого, но чего то Великого и Разумного! Ведь уравняйте всех умом и равным достаточным употреблением, равным и ограниченным желанием употреблять больше, или меньше, и ... каюк всему! – Стремиться не к чему! Но Великий Разум не сошёл с ума, чтоб допустить такое. Ему нужно развиваться до степени самоуничтожения …чтоб всё начинать с начала, может быть уже по другим матрицам и лекалам. Додуматься до которых нам не дано!
И что мы наблюдаем в нашем конкретном случае. Полковник и магнат Дончак, имеющий сказочные богатства на одном конце прямой, и обитатели его старых винных подвалов на другом конце этой очень длинной прямой, не имеющих ничего, и незнающих во время скудного завтрака будет ли сегодня обед, и будет ли он вообще … этот обед! Между ним, полковником, и обитателями его подвалов огромная имущественная и смысловая градация! И это; пока существует наш; вот такой Мир ... ни в каком обществе, или в простом скоплении индивидумов не исправить! Можно лишь поднять общую планку! – Заселить обитателей подвалов в отдельные халупы и заставить их добывать сухарь насущный для собственного потребления! – В этом случае на ту же степень подымется всё! И всё равно житель халупы будет чувствовать себя, таким же обделённым, как и сегодняшний обитатель Донцовских подвалов! Так стоит ли Природе-Матушке надрываться?! Для её научного эксперимента и так сойдёт! – Результат – тот же!
Если у вас, дорогой читатель, есть на этот счёт другие мысли, то слава Богу! – Одна и та же Истина лежит в разных плоскостях, поэтому и по разному трактуется на каждой плоскости! –Удобоваримой для плоскости и для трактующего!.. Я взошёл и нахожусь вот на такой плоскости … по своему уму и пониманию. Для Неандертальца, например, математическое выражение: 2+2=4, хоть и заоблачное, но пустое место и ни на каой плоскости не существовало!
Выходя из подвалов, полковник вспомнил про Аглаю Петровну. События сегодняшнего дня отодвинули её на другой конец памяти. «Чёрт – подумал он – не дай Бог она задумала что-то нехорошее!»! Он сразу заехал в конюшню. Часовой казак не далеко от двери сидел на табуретке и что-то знакомое сопел на сопелки. Увидя полковника он поднялся. Полковник жестом руки велел ему сидеть и спросил –
– Где сейчас Аглая Петровна? – Все конюхи знали её лично.
– Как где? – её забрала в дом госпожа Ольга.
– Как госпожа Ольга узнала, что Аглая здесь?
– Аглая Петровна попросила Деда Михея, чтоб сообщил ей! – Дед Михей и сообщил … он вхож в господские апартаменты ... –
– Давно? – У полковника заныло сердце.
– Да нет! Я как раз раздавал лошадям сено по два вилка – они ещё не съели. Значит недавно … – Полковник недослушал и поти бегом вышел из конюшен.
В комнате Ольги он застал такую картину. – Ольга сидела на кровате, а перед ней стояла на коленях Аглая, обливаясь слезами. Через всхлипы она говорила –
– Нет, мне нужен только этот ребёночек с кровиночкой Владимира Ивановича – Ангела моего небесного! – Ольга отвечала. –
– Хорошо Ольга – ты будешь его крёстной матерью! Другого не обещаю. Если будешь настаивать – больше меня не увидишь! – Аглая Петровна заголосила ещё больше и припала головой к полу. Через всхлипы выговаривала – «Хот так! Хоть так!».
Полковник не стал вмешивать себя в такую душещипательную композицию, и прикрыл дверь, оставшись незамеченным. Но далеко он не ушёл, стоял рядом с дверью и думал: «Если ей поверить – то лучше няньки для их будущего ребёнка не найти! Но слишком много пакостей она делала из-за какой-то фантастической любви к нему. У такой любви нет ни границ, ни святых табу … она на всё способна!
Минут через десять Аглая Петровна вышла, увидела полковника и вздрогнула, но нашлась и сказала –
– Мне госпожа Ольга разрешила занять свою коминату в людской. – Полковник ничего не ответил и она удалилась быстрым шагом. Владимир Иванович подошёл к Ольге. Она улыбалась, была в хорошем расположении духа и сказала –
– Милый, если ты разрешишь Аглае поехать со мной, то я не возражаю уехать рожать во Францию.
– Ты ей поверила?
– Да. Её весна, оказывается ушла и теперь она будет предана любому ребёнку в ком течёт твоя кровь. Я не ревную. Мне её очень жаль. Ведь я тоже женщина могла оказаться в её положении. Но Судьба распорядилась по другому. – Полковник молчал. Ольга знала, что в нем борется два чвства к Аглае – жалость и недоверие. Ненависть она исключала. Полковник был выше чувства ненависти. Наконец он сказал –
– Ну если ты настаиваешь …
– Да, я настаиваю …
– Хорошо. Но я приму необходимые меры.
На следующий день, полковник уже был при параде, собирался выйти из своего домашнего кабинета, как в дверь кто-то постучал.
– Войдите – ответил полковник. – Дверь отворилась и на пороге появился подполковник Юсупов. У Дончака глаза полезли на верх. Он возмутился. Подполковник без его ведома оставил свой небольшой гарнизон. Но прежде чем он успел что-то сказать Юсупов опередил его.
– Во первых я приехал за женой, чтоб на дальних подступах закрепиться основательно. Во вторых просить вас усилить гарнизон казаками до роты, чтоб быстрее закончить строительство постоянного несения службы. – Временно расселить поможет Семён Семёнович, и в третих получит у вас совет, или если так вернее – то указания, что предпринять в крайних случаях. – Выслушивая всю тираду предложений, имеющих чёткий смысл – полковник Дончак менял гнев на милость.
– Что вы имеете ввиду, подполковник, говоря о крайнем случае?
– Полковник, в Торговом, особенно в паровозном депо, уже не оглядываясь на полицию, свободно говорят о свержении власти царя и о какой-то диктатуре пролетариата. А имена уехавшего из Одессы в Америку Троцкого и какого-то европейского басурмана Ленина, произносят не боясь. Мне кажется, что они это обсуждают даже с теми полицейскими, что должны удерживать порядок на железных дорогах! Видите как глубоко проникла зараза! А вы владеете, на мой взгляд великими секретами даже не нашей цивилизации. – Дальние пещеры! – Вы поняли о чём я веду речь? – Полковник Дончак утвердительно кивнул головой. – Потом сказал.
– Да, мы должны сохранить такие артефакты до тех времён, пока человечество, или вернее – наша, или другая цивилизация научатся читать письмена оставленные нам в наследство. Наша передовая наука ещё не готова понимать их. Она только будет хвастаться сенсацией и в череде грубых экспериментов, погубит всё на корню! Поэтому мы и держим их в секрете. И уже не одно наше поколение, чтоб дождаться времён абсолютного просвещения. Потому, что то послание, не ошибусь, если скажу – Бога. Поэтому я и усиливаю охраной тот наш посёлок. За общей ситуацией в стране я слежку. Что ж – забирайте жену и я вас не держу. Будем на связи. – Подполковник ушёл.
К подъезду за полковником прислали из полка карету, но он предпочёл верхом на любимом жеребце. Беседа с подполковником Юсуповым по дороге постепенно стиралась. Он взял себе на заметку вернутся к беседе перед самым сном. А сейчас есть дела полковые и их нужно решать. Первым долгом он приказал привести арестованного Петра. Его привели в наручниках. Арестованный стоя перед полковником с гордо поднятой головой. Полковник сказал –
– Господин урядник! – Петро улыбнулся. – я вашего чина не аннулировал. – и к конвоирам – снимите с него наручники и оставьте нас. – И так господин урядник – одно ваше движение и вы будете изрублены на двадцать частей. А я этого не желаю, так что – сядьте и сидите смирно. – Я ведь любил тебя Петро. Поэтому слушай. Ты хотел убить меня – я прощаю. Тем более мы с тобой по случайному случаю родственники. Твой биологический сын брат моему сыну. Такие вот переплетения. Ты ранил казака – он простил тебя. Видишь какие ты получаешь преференции. Наверно потому, что служил в моём полку, плюс твой кровный сын называет меня папой. Это тоже имеет значение и огромное. Теперь самое главное – Я отпускаю тебя и выдаю двести рублей отпускных. Они тебе ой как пригодятся. Можешь идти. Тебя никто не задержит. Я тебя не отдаю полиции. Они дураки – всё испортят. А я нет. Не испорчу. С этой минуты, когда ты переступишь порог моего кабинета за тобой будут следить ежеминутно двадцать, а может и тридцать человек. Каждый твой шаг будет как на ладони. Таким образом ты сдашь всех своих «революционеров», потому что если ты не подойдёшь к ним они подойдут к тебе и выдадут себя.
– А если не подойдут? – съехидничал Петро.
– Тогда их революционная деятельность будет парализована – это тоже хорошо! Но подойдут! Иначе решат, что ты продался охранке. Ты знаешь чем это грозит. – Ступай!
– А если я останусь в полку и никуда не пойду?
– Тебя вышвырнут! Ты слишком много напакостил, начиная от Наташи. Руку я тебе не подам. Иди.
Петро встал. Видно было как желваки работали на его лице. Он нервничал, но сдерживался. Встал. Взял деньги, положил их в карман и сказал.
– Напрасно вы господин полковник меня отпускаете. Когда придёт наша власть … а она придёт! Не дай Бог тогда вам попасть ко мне в руки. Я миндальничать и экспериментировать, как экспериментируете вы, не буду. Это по честному. Так может быть порешайте всё сейчас … по классовому. Я готов! Вы задели Наташей и сыном все мои самолюбивые жилы. Может лучше не жить мне?! Другие всё задуманное сделают … вместо меня … и за меня.
Полковник отвечать не стал. Он отвернулся. Тут же открылась дверь, два казака взяли Петра под руки и вывели. Полковник зашёл в смежную комнату и под умывальником помыл руки. – он тоже нервничал. Но было много полковых дел – они служили хорошим душевным лекарством. О Петре старался не думать. Зараза «революии» проникала и в его полк. Приходилось принимать срочные лечебные меры. Тем более, что его полк не ушёл на Западный фронт – чтобы воевать на внутреннем фронте.
Дома, ужиная вместе с Ольгой он спросил не надумала ли она уехать рожать во францию. – Ольга ответила –
– Право, я не знаю. Меня смущает обстоятельство, что мы с моей дочерью рожаем от тебя детей. Это как то не по человечески, не по Божьему … Хотя я знаю, что Наташа не любила тебя любовью женщины – она любила тебя любовью совести. И естественно она не получила того счастья, какое получаю я. Для личного счастья ей нужно приобрести, или найти суженого Богом мужа.
– Вот видишь, ты понимаешь. Наташа тоже умная. С завтрашнего дня начнём заниматься твоим отъездом. Нужно спешить по многим причинам.
Уже через неделю полковнику начали поступать сводки о задержании подпольщиков. Находили схроны с оружием, с листовками, даже нашли подпольную примитивную типографию. Полковник радовался. Его план сработал отлично. Петро, сохраняя свою шкуру, сознательно выдавал подельников. Хотя, если положить руку на сердце, Петро не был идейным «революционером». Сама революция ему была до лампочки! Его заклятый враг был лично полковник Дончак, который очень образно мог показать какая между ними человеческая дистанция. Петро не хотел его убить! Он хотел дождаться момента когда полковник униженно будет ползать у ног его и таким образом возвысить себя. Низость всегда хочет быть на голову выше порядочности! И пьедесталом для этого использует подлость.
Между тем в доме полковника шла подготовка к отъезду Ольги во Францию. Первым долгом подбирался состав десанта. Ведь нужно найти людей желающих уехать из России, а не под давлением. Была сформирована медицинская служба во главе с акушерскими специалистами. Она тянула за собой терапевтическое отделение, а вместе они – хочешь - не хочешь формировали аптекарскую службу с широким и достаточным набором медицинских препаратов и лекарств. Таким образом с приездом Ольги французское Русское поселение получало огромные привелегии. Полковник по телеграфу проинформировал Наташу и она знала и ждала.
В Одессу Ольга со всей свитой направилась из Ростова специально сформированным поездом. Он состоял из пяти вагонов набитых битком людьми, оборудованием и товаром. Ольгу провожал её гражданский муж – полковник Дончак. Они были не расписаны и не венчаны.
Одесса ничем не изменилась! Это был такой же многонациональный и разно-имущественный рой, который и был описан в предыдущих главах.
Лев Троцкий, уроженец и воспитаннец Одессы, в последствии один из главных революционеров, сейчас находился в Нью-Йорке и следил за российскими событиями, чтобы в нужное время как коршун впиться когтями и клювом в тело России.
Теплоход «Император Пётр Великий» уже был под парами. Полковник вместе с Ольгой поднялись на борт. Он проверил её каюту, остался удовлетворённый и поговорил с капитаном. Перед спуском с корабля полковник крепко обнялся с капитаном. Ольга не вышла. Она сидела в каюте, смотрела в окно и переживала по своему.
Корабль отдал швартовые и начал медленно отрываться от пирса. На лице полковника появилось две слезы. Наверно первые в его жизни. Что-то значительное, родное и великое отрывалось от его сердца. И он чувствовал, что отрывалось навсегда, хоть и не хотелось этому верить. Полковник стоял и смотрел пока родная его кровиночка – корабль, и те что на корабле не скрылись за горизонтом. Он смахнул слёзы, вошёл в свою карету и направился на железнодорожный вокзал. Его поезд следовал в Ростов. В пути они вместе с поездом встречали грядущий, волнительный, полковник это чувствовал, 1917-й год.
За окном вступала в свои права, несмотря ни на какие события, морозная Новогодняя ночь ...