Странные ощущения возникают при знакомстве с такими произведениями. Когда смотришь текст - определённо фиксируются отдельные "недорифмовки": "мне-волне" как бы задают некий средний формат, на который ожидалось бы опираться и рассчитывать, но здесь же - "Америку-делу мы" - что как бы и не рифма вовсе. Ну, пусть - ладно - может, формат такой, дело-то авторское. Но дальше - "здорово-норовом" (да) и "суть-ничуть" (как бы тоже да). И ещё дальше - "душе-уже" (почти снова да) и "рассуждения-делаем" (как бы почти не). Возникает некий, пусть мелкий, но таки диссонанс. Это - чисто по тексту, по "поэтическому" ремеслу.
Но совместно с музыкой - это всё заливается такой патокой, что это уже и не вопрос вовсе. Песенка получилась. Слушатебельная и приниматебельная.
И возникает уже другой вопрос - а могла ли она (песенка) быть ещё более искристой, залихватской и ... восхитительной, что ли, в каком-то роде, хоть это слово и не самое подходящее, если бы было всё до предела про- и перерифмовано?
И на этот вопрос - как-то не находится уверенного ответа.
Вот, например, для примера - куплеты из известной песни:
Снова птицы в стаи СОБИРАЮТСЯ.
Ждет их за моря дорога дальняя.
Яркое, веселое, ЗЕЛЁНОЕ,
До свиданья, лето, до свидания.
Не вернешь обратно ночи ЗВЁЗДНЫЕ.
И опять напрасно сердце вспомнило
Все, что это лето ОБЕЩАЛО МНЕ,
Обещало мне, да не исполнило.
Было близко счастье, было ОКОЛО.
Да его окликнуть не успела я.
С каждым днем все больше небо ХМУРИТСЯ,
С каждым днем все ближе вьюги белые.
Там, где мне в ладони звезды ПАДАЛИ,
Мокрая листва грустит на ДЕРЕВЕ.
До свиданья, лето, до СВИДАНИЯ,
На тебя напрасно я НАДЕЯЛАСЬ.
Здесь можно чётко сказать - было бы наверняка офигенней, если бы Дербенёв не пожадничал рифм. Это ясно чувствуется, буквально с первого куплета, когда вместо ожидаемой рифмы на "собираются" - слушателю вручается "зелёное", и всё остальное время он сидит, хлопая себя по ушам как по карманам, чувствуя себя обворованным.
Но у вас - почему-то - такого ощущения не возникает. Недоурифмованности есть, и они умышленные. Но это, вроде как, и не печаль. И это-то - и есть главная странность.