Когда Вторая мировая война подходила к концу, британцам удалось выследить и захватить в плен десять немецких ученых, которые предположительно работали над ядерной программой нацистской Германии. Девять из них, включая лауреатов Нобелевской премии Отто Хана и Вернера Гейзенберга, были известны как члены «Уранового клуба» Гитлера, который поддерживался крупной промышленностью и военными лоббистами Третьего рейха.
После задержания ученых разместили всех вместе в роскошном загородном доме под названием Фарм-Холл, расположенном в графстве Годманчестер. Им обеспечили достойные условия содержания и относительную свободу действий на закрытой и тщательно охраняемой территории, где они содержались в течение шести месяцев - с июля 1945 года по январь 1946 года, теряясь в догадках о своей дальнейшей участи. Самым странным был тот факт, что в течение этого времени, казалось, ничего не происходило.
Однако это была секретная операция под кодовым названием «Эпсилон», которая имела цель - определить, насколько близко нацистская Германия подошла к созданию атомной бомбы. По всему особняку и территории Фарм-Холла было установлено множество прослушивающих устройств, и группа операторов круглосуточно записывала разговоры ученых в надежде получить нужную информацию.
Примечательно, что вскоре после того, как ученых арестовали и доставили в Фарм-Холл, Курт Дибнер, являющийся административным директором программы создания ядерного оружия нацистской Германии, выразил опасение, что в доме могут быть установлены скрытые микрофоны для прослушивания, на что Вернер Гейзенберг отреагировал с веселой иронией, заявив, что вряд ли старомодные англичане знакомы с современными методами гестапо. Посмеявшись, ученые вскоре забыли об этом разговоре.
Стенограммы разговоров ученых, которые они вели между собой на протяжении полугода, стали документальным свидетельством состояния ядерных исследований в Третьем рейхе и предоставили союзникам уникальную информацию о деятельности каждого из них. Большая часть этих разговоров вращалась вокруг определения количества расщепляющегося атома, необходимого для ядерного взрыва, но были и личные разговоры, которые помогли составить подробные биографии ученых, рассказанные ими самими.
Именно в этом тихом месте им впервые довелось услышать о создании американцами атомной бомбы, и о трагедии Хиросимы, ставшей для них настоящим потрясением. Сначала ученые отказывались в это верить, считая, что американцы блефуют. Они были убеждены, что только им удалось достаточно близко подойти к завершению атомного проекта, а потом, узнав из официального сообщения о подробностях ядерного взрыва в Хиросиме, были шокированы произошедшим.
Начиная с 6 августа 1945 года, когда произошло это страшное событие, в разговорах ученых сразу же возникла тема соучастия. Они были в смятении от того, что их открытие было использовано для уничтожения стольких людей, и обсуждали свою причастность к самому позорному преступному режиму в современной истории. Ошеломленные трагедией Хиросимы, они заявили, что являются учеными, а не убийцами, и работая над ядерной программой, не хотели создавать атомное оружие для Адольфа Гитлера, ими двигал исключительно научный интерес.
В те дни Карл Фридрих фон Вайцзеккер произнес фразу, ставшую предметом последующих обсуждений: «Я полагаю, что мы этого не сделали, потому что все наши физики принципиально не хотели доходить до финала создания ядерного оружия, осознавая последствия его применения, иначе оно бы у нас было», на что Отто Хан возразил: «Я в это не верю, но я благодарен судьбе, что нам не удалось это сделать».
К сожалению, сохранились только стенограммы разговоров немецких ученых из Фарм-Холла, а не оригинальные записи. Технология магнитофонной записи в 1945 году находилась еще в зачаточном состоянии, и разговоры записывались на шеллаковые диски, которые после расшифровки подвергались повторному использованию. А стенограмма не эквивалентна магнитофонной записи, поскольку не передает интонацию и эмоции участников разговора.
3 января 1946 года все десять немецких ученых были освобождены из-под стражи, после чего им разрешили вернуться в Германию. Лауреат Нобелевской премии по химии Отто Хан продолжил заниматься наукой, но он стал ярым противником использования ядерной энергии в военных целях и называл это преступлением против человечества.
Второй нобелевский лауреат Вернер Гейзенберг, который был главным ученым в программе создания ядерного оружия Третьего рейха, по возвращению в Германию стал директором Института физики.
Административный директор программы создания ядерного оружия нацистской Германии Курт Дибнер после войны основал в Гамбурге частный Институт измерительных приборов, а позднее стал членом наблюдательного совета компании, контролирующей использование ядерной энергии в судостроении и судоходстве.
Пауль Хартек, работавший над разделением изотопов урана, сначала возглавил химический факультет университета в Гамбурге, а через несколько лет эмигрировал в Америку, стал профессором политехнического института Ренсселера, дважды был номинирован на Нобелевскую премию по химии.
Вальтер Герлах, сделавший совместно с Отто Штерном несколько важных открытий в области ядерной энергии, стал профессором Боннского университета. Эрих Багге, разработавший метод обогащения урана, стал профессором и заведующим кафедрой физики Кильского университета.
Карл Фридрих фон Вайцзеккер возглавил Институт физики Общества Макса Планка в Мюнхене, занимался научными исследованиями и публиковал статьи об опасности ядерной войны и последствиях ухудшения состояния окружающей среды. Хорст Коршинг, работавший над разделением изотопов, Макс фон Лауэ, открывший дифракцию рентгеновских лучей на кристаллах и Карл Вирц, занимавшийся проектированием ядерного реактора в нацистской Германии, после войны также работали в институте физики Общества Макса Планка.
В 1992 году стенограммы их разговоров во время заточения в Фарм-Холле были впервые опубликованы, что вызвало ажиотаж в СМИ и продолжавшиеся до сих пор споры о «немецкой атомной бомбе». Количество мнений, статей, книг и фильмов на эту тему не поддается подсчету. Каждый автор добавляет свою точку зрения, но ключевые вопросы к первым ученым, работавшим над созданием атомной бомбы остаются без ответа: понимали ли они глобальные последствия своего изобретения для человечества?