-- : --
Зарегистрировано — 127 092Зрителей: 69 621
Авторов: 57 471
On-line — 9 352Зрителей: 1836
Авторов: 7516
Загружено работ — 2 177 880
«Неизвестный Гений»
Пароход-убийца
Пред.![]() |
Просмотр работы: |
След.![]() |



Григорий Борзенко
«Мир таинственных, удивительных и страшных историй
Выпуск двенадцатый
Пароход-убийца
Эпизод первый
- А что эти ты, Мэгги, вдруг начала писать свои картины, стоя у окна? Ты ведь раньше всегда устанавливала мольберт где-нибудь на берегу или в другом месте, откуда открывается живописный вид. И только потом начинала работать. А сегодня почему-то принялась писать новую картину стоя у окна. Как это понимать?
- Все очень просто, мама. Из окон нашего дома открывается прекрасный вид на городскую гавань. Я давно обратила на это внимание. Собиралась писать у окна и раньше, но вот только сегодня, наконец-то, нашла возможность воплотить в жизнь задуманное. Посмотрим, что получится.
- Есть такая пословица, доченька, что можно отдыхать без отрыва от производства. А ты, наоборот, работаешь, не выходя из дома. Это я так перефразировала эту пословицу. Я шучу, конечно. Просто радуюсь тому, что ты такая умница.
- Ну, что ты, мама. Не захваливай меня. Не сглазь…
- Как же тебя не хвалить? Ты не просто талантливая. Господь может дать человеку дар, но тот из-за своей лени может его и не использовать. А ты еще и трудолюбивая! Работаешь прямо без отдыха!
- Да, мама, рисование доставляет мне удовольствие! Я испытываю истинное наслаждение, когда беру в руки кисть или карандаш. Это такая величайшая радость: запечатлевать на холсте или бумаге то, что видишь. Не зря и к картинам, и к фотографиям применяют выражение «застывшее мгновение». Это действительно волшебство. Вот он, миг! Случился, миновал, и о нем никто никогда не вспомнил бы. Но благодаря художникам и фотографам какое-то яркое мгновение оказывается запечатленным и увековеченным для потомков. И те, спустя годы, а то и столетия, могут потом увидеть то, что я вижу, когда пишу очередную картину… Это действительно волшебство…
Миловидная на вид девушка лет шестнадцати-семнадцати мило улыбнулась, не отрывая взор от холста, и продолжила свою работу.
Мать, стоя в стороне, с умилением и восторгом смотрела на дочь. По неистовому огню, горящему в глазах женщины, было понятно, что она искренне гордится своей дочерью. Это подтвердили ее следующие слова:
- Я так восхищаюсь тобой, доченька! Я так горжусь тобой! Знала бы ты, как мне хочется, чтобы сбылись все твои планы и мечты! Чтобы ты стала знаменитой художницей! Чтобы твои картины приносили тебе славу, деньги, уважение людей. Дай-то Бог, чтобы все именно так и было…
- Будет, мама, непременно будет! Я сама этого хочу! Без творчества я не представляю свою жизнь! Если я не буду заниматься любимым делом, не буду рисовать, я просто умру…
- Что ты такое говоришь, доченька?!
- Да это я шучу так! Что ты, мама, в самом-то деле? Шуток не понимаешь, что ли? Ладно, не отвлекай меня. В таких делах мастеру нужно сосредоточиться. Здесь все важно, настрой, вдохновение. И внимание тоже. Нужно учесть каждую деталь, прорисовать ее. Здесь много нюансов. Каким бы прекрасным, умиляющим взор, не выглядел бы морской горизонт, но на холсте одна лишь только водная гладь будет выглядеть пресно, однообразно и скучно. Нужно непременно изобразить что-то еще. Например, белеющий вдалеке одинокий парус. Он точно разнообразит сюжет и придаст картине более привлекательный вид.
- А где ж ты тут, доченька, парус-то видишь? – Недоуменно спросила мать, переводя взор в сторону окна. – Там только корабли с убранными парусами и пароходы, пришвартованные к пирсу.
- Ну, что ты, мама, в самом-то деле?! Не понимаешь, что я это образно говорю?! Это я к тому, что, если бы даже в море не видно было бы ни единого паруса, художнику все равно нужно было бы придумать его! И изобразить на полотне! Такие законы жанра, мама! Но это может быть не обязательно парусник! Вон, например, видны два парохода, которые приближаются к входу в нашу городскую гавань! Видишь? Они тоже вполне подойдут для того, чтобы разнообразить сюжет, и сделать так, чтобы линия горизонта не была однообразной и скучной. Вот их, родимых, я сейчас и прорисую на холсте!
Мать умиленно покачала головой.
- Какая ты умница, доченька… Как я горжусь тобой… Ладно! Не буду мешать! Работай! Рисуй и море, и эти пароходы, и все, что мило твоей душе. Дай-то Бог, чтобы таких картин в твоей жизни было еще много! Пойду помолюсь! Бог справедлив и милосерден. Он непременно услышит мои молитвы! Как мне хочется, чтобы ты была счастлива, доченька…
И мать, смахнув слезу умиления и радости, поспешила в соседнюю комнату.
Дочь продолжал писать… Ее большие, красивые, добрые, светлые и чистые глаза всматривались вдаль, чтобы лучше рассмотреть детали парохода, изображение которого она сейчас наносила на холст…
Эпизод второй
- Вот, собственно, и все, о чем я хотел сообщить вам, мистер Ливингстон. Смею полагать, что вы с пониманием отнесетесь ко всему, сказанному мною.
Томас Ливингстон, фотокорреспондент газеты «Новости. Факты. События.», почувствовал, как его ладони, нервно сжимающие телефонную трубку, вмиг стали влажными.
- Но… Но как же так, господин Фултон?! – Голос его срывался от волнения. – Я ведь стараюсь. Я все делаю для того, чтобы постоянного и оперативно предоставлять вашей газете свежие снимки! Стараюсь, всегда быть в гуще событий, снимать самые горячие кадры! Я понимаю, что вы владелец газеты. Понятно, что вы вольны поступать так, как считаете нужным. Принимать те решения, которые считаете нужными. Но… Но вы не можете со мной так поступать…
- Возможно, вы и стараетесь, мистер Ливингстон, но, видимо, не сильно добросовестно стараетесь. Я ведь не упрекаю вас в том, вы бездельничаете. Но ваши коллеги более расторопны. Вот с ними мне и хотелось бы продолжить сотрудничество. Поймите меня правильно! Я не столь богат, чтобы платить заработные платы всем подряд. Я имею право выбирать лучших. Вот я и выбираю! Аллена, Пола, Элвина и Мэтью! А вам, Томас, увы, вынужден указать на дверь. Вы не расстраивайтесь! Вы не одни. Я увольняю также и Эдуарда, Била, Джона. Так что всего вам доброго, мистер Ливингстон!
- Вы не можете так поступать со мной, господин Фултон! Я останусь без средств к существованию! Мы с женой ждем пополнения в семье! Мы как никогда нуждаемся в деньгах. Вы не можете меня вышвыривать на улицу.
- Вы можете себе найти работу в другой газете, мистер Ливингстон. Ничего страшного не случилась. Может, ваши новые работодатели поверят в ваши россказни о том, что у вас есть чутье, и вы интуитивно чувствуете, куда нужно поехать, чтобы оказаться в гуще резонансных событий, и снять эксклюзивные кадры.
- Но я действительно верю, господин Фултон, в то, что мое предчувствие рано или поздно сбудется. Я интуитивно чувствую, что словлю свою удачу! И наступит мой звездный час.
- Вот когда он наступит, мистер Ливингстон, тогда и приходите в нашу газету! А пока что я совершенно не располагаю временем, чтобы просто болтать с вами ни о чем. Всего вам доброго!
В трубке послышались короткие звонки…
Прошла минута, вторая, третья… Бедолага давно должен был положить трубку на рычаг телефонного аппарата, а он все стоял, находясь в прострации, не зная, что делать. Ему оказалось, что жизнь для него закончилась…
Эпизод третий
Существует мудрая народная пословица «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Выражение действительно мудрое. Любой человек должен стремиться вперед. В том числе и к вершинам карьеры. Будь то рабочий, который при старании и умении может в итоге стать директором того предприятия, на котором сейчас трудится простым слесарем или токарем. Или рядовой матрос, который представляет, как он стоит на капитанском мостике с подзорной трубой в руках, и пристально всматривается в горизонт.
Все это в полной мере относится и к Лё Медэку, капитану французского парохода «Монблан». В детстве он зачитывался книжками про пиратов, в юности постигал азы науки в морской академии, в зрелом возрасте мечтал о должности капитана. А сейчас, получив то, что хотел, позволял себе погрезить чем-то еще. Более значимым и выдающимся. Например, о высокой награде. Капитанами могут быть многие. А кавалерами орденов – единицы! Размечтавшемуся Лё Медэку особо нравился Орден Почётного легиона! Капитан понимал, что мечта о столь престижной награде фактически нереальна. Но он видел изображение этого ордена. Его красота очаровывала Медэка! Господи! Как бы ему хотелось тоже получить такой же орден! Как хотелось!
Увы, но его вручают за особые заслуги. Таковых пока у героя нашего повествования не было. Возможно, он был неплохим капитаном. Но не более того. Для награждения столь почетным орденом этого было явно недостаточно. Поэтому капитан и довольствовался тем, что имел. В глубине души он надеялся, что когда-нибудь, возможно, совершит подвиг, который и позволит ему стать кавалером столь престижной награды. Но пока ничего особого в его жизни не происходило. Поэтому капитан продолжал исполнять свои обязанности. Исполнять по его пониманию честно и добросовестно. И не более того.
День шестого декабря 1917-го года был для героя нашего повествования обычным днем.
Лё Медэк стоял на капитанском мостике «Монблана» и всмотрелся в очертания видневшейся вдали гавани Галифакс. Это был важнейший транспортный узел Новой Шотландии. Здесь обычно собирались до полторы сотни военных и гражданских судов десятка разных стран. Что поделать? Время было такое! В годы Первой Мировой Соединённые Штаты Америки стали запасным арсеналом Антанты. К декабрю 1917-го года транспорты с войсками и военными грузами шли по Атлантике сплошным потоком. Немцы отвечали подводной войной, отправляя на дно в среднем по семь-восемь судов в день. Защищаясь, союзники объединяли корабли в конвои из сотен кораблей. Вот потому-то и начали все чаще происходить случаи, когда в одно время и в одном месте собрались до полторы сотни военных и гражданских судов десятка разных стран. Как это произошло сейчас, в гавани Галифакса.
Трюмы «Монблана» были битком набиты пикриновой кислотой, тринитротолуолом, бензолом и пороховым хлопком. Пароход двигался к входу в гавань, и никто на нем, в том числе и упомянутый нами капитан, не догадывались о том, что сейчас произойдет.
На норвежском судне «Имо» тоже ни о чем не подозревали. Там тоже все были уверены, что мирно и тихо разойдутся со следующим им навстречу «Монбланом». Но…
Но вспомним сказочку про двух козлят, которые не могли разойтись на узком мостике. Так там мост был узеньким. А пролив, ведущий в гавань, был широким. Но у тех, кто мечтал о высоких орденах, не хватило ума и профессионализма разминуться там, где и десяток кораблей прошли бы мимо без труда.
Лё Медэк, капитан французского парохода, шел слишком близко к центру фарватера. А шедший ему навстречу Аакон Фром, шкипер «Имо», решил его подрезать поворотом влево. Увы, но «подрезание» стало роковым. Нос «Имо» пробил трюм «Монблана»…
Последствия не были бы столь трагичными, если бы сноп искр не поджёг разломанные ящики пикриновой кислоты…
Пламя распространилось по трюмам за считанные минуты. Дым устремился вверх и стал подниматься на сотни метров. Зрелище изначально было ужасным. А дальше это привело к еще худшим последствиям…
Можно было предотвратить катастрофу. Открыть кингстоны или развернуть корабль, направив его в открытое море.
Но Лё Медэк, тот, который мечтал о героическом поступке, и бредил высоким орденом, поступил иначе. Он просто струсил… Вместе с членами экипажа он в этот миг думал лишь об одном: как бы побыстрее спасти свою шкуру! Как бы самим спастись, а не спасать город и его людей!
Капитан с матросами быстро погрузились в шлюпки, поспешил к берегу, и залегли там в лесу! Да! Именно так! Спрятались в оврагах, понимая, что сейчас произойдёт. Они лежали, прижавшись всем телом к земле, словно трусливые зайцы, не думая о том, какой ад ожидает город…
Вместо них героизм в эти минуты проявили другие люди.
Стоявший неподалёку британский крейсер «Хайфлаер» попытался оттащить «Монблан» в море, но не успел…
А дальше… Дальше произошло то, что произошло…
Позже специалисты назовут этот взрыв крупнейшей техногенной катастрофой начала двадцатого века. Будет установлено, что это был самый мощный взрыв доатомной эпохи…
Есть свидетельства, что в это время даже обнажилось дно залива!!! Представляете?! Столь мощным был взрыв! Впрочем, давайте обо всем по порядку.
Здесь важны свидетельства очевидцев. Разумеется, тех, кому посчастливилось выжить. Ведь жертвы исчислялись тысячами…
Вот запись капитана английского лайнера «Акадиан» Кемпбелла, наблюдавшего за всем, что происходило далее, с расстояния пятнадцать километров: «Сегодня утром, 6 декабря 1917 года, в 9 часов 06 минут, на горизонте в стороне залива я увидел зарево, которое казалось ярче солнца. Через несколько секунд над Галифаксом взметнулся гигантский столб дыма, увенчанный яркими языками пламени. Эти языки сразу же исчезли в серо-чёрных клубах дыма и через несколько мгновений снова появились в небе в виде многочисленных вспышек. Над городом медленно вздымался черный гриб дыма. Потом до нас донёсся звук двух, последовавших один за другим, глухих раскатов взрыва. По определению секстантом высота этого чёрного гриба составила более двух миль. Он висел над городом неподвижно в течение 15 минут».
Далее автор этих строк приводит выписки из официальных бумаг, в которых тщательно задокументировано то, что увидели специалисты, работающие на месте трагедии.
Сотни тысяч осколков разнесло на огромное расстояние. Отдельные куски - до двенадцати миль. В окрестностях были разрушены до основания 1630 зданий. Ещё двенадцать тысяч серьёзно повреждены. Из полутысячи учеников окрестных школ выжило лишь одиннадцать...
Разрушены десятки заводов, складов, церквей, мостов. Деревья вырывало с корнями… Телеграфные столбы ломало как спички... Погибли сотни зевак, вышедших посмотреть на пожар. В тридцати километрах от взрыва ударной волной выбивало окна. В радиусе шестидесяти миль звонили колокола. Оборванные провода и разрушенные печи вызвали множество пожаров.
Взрыв был настолько силён, что разбрасывал даже обломки скал со дна пролива и куски домов! Образовалось цунами высотой до восемнадцати метров! На берег были выброшены десятки судов! В том числе и злополучный «Имо»! На котором погибли капитан, лоцман и пять матросов.
Отовсюду в разрушенный город поспешила помощь. Но от этого становилось еще хуже. Не успели потушить пожары, как началось мародерство и грабежи…
Утром ударили морозы. А начавшийся снежный буран сильно мешал разбору завалов.
Через сутки со стороны Атлантики пришел сильнейший шторм. Через несколько дней он сменился потеплением с дождём. Люди под завалами, а также их спасатели буквально утопали в воде и грязи.
По официальным данным погибло около 2 тысяч человек, ещё столько же пропало без вести. Поэтому-то и считается, что взрыв унес жизни четырех тысяч человек. К этому нужно добавить девять тысяч раненых. Более полутысячи человек лишились зрения из-за стёкол. Любопытство сыграло с ними злую шутку… Многие, увидев дым над гаванью, поспешили к онам, чтобы из своих квартир увидеть, что же там произошло. Именно в это время и прозвучал роковой для них взрыв…
Двадцать пять тысяч человек остались без крова. Интересный, но, увы, печальный, факт: одной только фирмой гробовщика Мак-Гилл Ливрея за три дня было изготовлено три тысячи двести надгробных надписей!!!
Многих, пропавших без вести, так и не нашли…
Была международная помощь. По всему миру были собраны огромные по тем временам тридцать миллионов долларов! Но, несмотря на это, восстанавливался город ещё несколько лет.
Эпизод четвертый
- Погодите, мистер Ливингстон! Куда же вы?! Нам непременно нужно поговорить! Пройдемте в мой кабинет!
- О чем нам говорить, господин Фултон? Вы ведь меня уволили. Я забежал в редакцию лишь на пять минут. Просто забрать свои личные вещи.
- Я вас не увольнял! Вы меня неправильно поняли! Мне нужны такие сотрудники как вы!
- Вы так заговорили лишь только потому, что все первые полосы мировых изданий заполнены моими фотографиями из Галифакса! Потому-то вы и раздобрели. Но я ведь помню, что вы мне сказали во время нашего последнего телефонного разговора. А я ведь тогда беседовал с вами, находясь там, в Галифаксе! Поехал туда не просто так. Тянуло меня туда так, что сдержаться не мог. Я как чувствовал, что что-то там произойдет. Я предвидел что-то необычное!
- Я вам подниму жалование, Томас! У вас действительно чутье! Думаю, оно не подведет вас и дальнейшем! Вы подарили миру действительно уникальные снимки. Толпы фотокорреспондентов ринулись туда, когда там уже все произошло. Они снимали только лишь руины и следы разрушений. А вы сняли уникальные фото! Горящий «Монблан»! Еще целый! За мгновение до легендарного взрыва! Это снимок века! Это действительно творческая удача!
- А я вам говорил, что верю в свой звездный час. Верю, что таких звездных мгновений будет еще много. Ведь я сто раз повторял вам, что имею дар предчувствия. Вот оно меня и не подвело.
- Так как насчет повышения жалования, мистер Ливингстон? Давайте это обсудим!
- Извините, господин Фултон, но я уже подписал контракт с «Нью Дели».
Несколько сотрудников газеты, ставшие невольными свидетелями разговора шефа с бывшим сотрудником, присвистнули от восхищения.
- Всего вам доброго!
Томас приветливо махнул всем на прощание рукой и скрылся за дверью.
Эпизод пятый
- Все будет хорошо, доченька… Все будет хорошо…
Мать беспрерывно гладила дочку по тыльной стороне ее руки, и не могла остановиться.
Белые стены больничной палаты предавали бледному оттенку ее лица еще большую белизну.
- Почему ты не говоришь мне о том, что сказал доктор? – Голос Мэгги звучал словно из преисподней. Мать не узнавала голоса дочери. – Я чувствую, что ты мне что-то не договариваешь… Скажи мне честно, что он сказал? Я буду видеть? Я смогу рисовать?
В комнате воцарилась звенящая тишина.
- Он еще не сказал ничего конкретного. Но я надеюсь, что все будет хорошо…
- Как это не сказал? Это он должен был сказать в первую очередь! Если я не смогу видеть, и не смогу рисовать, то… То… - Голос ее срывался. Слова застревали в ее пересохшeм от волнения горле. – То я не знаю, что с собой сделаю…
- Что ты такое говоришь, доченька?! Бог с тобой! Все будет хорошо! Уверяю тебя! Я непременно поговорю с доктором! Непременно!
Мать еще более нежно и чаще принялась гладить руку дочери.
Та лежала неподвижно, глаза ее были перемотаны толстым слоем бесчисленных витков бинта. Девушка не могла видеть, как из глаз матери непрерывным потоком потекли слезы…
Слезы жалости… Она никак не решалась повторить дочери ту жестокую правду, которую накануне сообщил ей доктор…
Эпизод шестой
Вскоре после трагедии под председательством Верховного судьи Канады началось расследование причин произошедшего. Несмотря на антифранцузские настроения в Канаде, в столкновении признали виновным погибшего капитана «Имо». Мы не будем судить, кто в этой истории прав, а кто неправ. Мы лишь обратимся к статистике. Он свидетельствует о том, что в случаях, когда в деле есть тот, который отошел в мир иной, и на него можно спихнуть всю вину, твердо зная, что не последует никаких возражений, именно его и признают в итоге виновным… Случайно или нет, но так вышло и на этот раз…
Да, в самом начале арестовали и Лё Медэка, и его лоцмана и начальника порта. За то, что они не предупредили город о грозящей катастрофе. Но, в конечном итоге, к реальным срокам не приговорили никого…
Французский капитан прослужил в торговом флоте до двадцать второго года. А в тридцать первом получил Орден Почётного легиона…
Да, вы не ошиблись! Именно тот капитан, который в самый нужный момент, вместо того, чтобы делать все возможное для спасения жизней тысяч людей, спасал свою, личную, трусливо прижавшись к земле в овраге на берегу, получил медаль, о которой так страстно мечтал!
Мэгги Гордон, которая планировала посвятить судьбу живописи, к тому времени уже не было в живых… Она покончила жизнь самоубийством…
Эпизод седьмой
Убитая горем мать не знала, что ей делать с упомянутой в нашем рассказе картиной дочери. Поначалу она хотела сжечь ее. Так как не могла равнодушно смотреть на изображение прохода, который лишил ее дочери сначала зрения, а потом и жизни.
Но понимала она и то, что это последняя картина дочери. Это напоминание о ней…
Каждый день мать смотрела на висящий на стене холст, каждый день терзалась вопросом, как же ей поступить, и каждый раз не находила ответ на свой вопрос… Эта дилемма превратила ее жизнь в ад...
Я знаю, что сейчас напишу глупость… Но в голову почему-то пришла вот какая мысль…
Если представить, что в будущем и Лё Медэк вдруг решил бы продать свой орден на аукционе, и мать Мэгги также тоже захотела бы отдать на аукцион последнюю картину своей дочери, то эти две вещи нужно было бы продавать вместе! Одним лотом! Почему? Я думаю, вы это понимаете…
Дата написания этого рассказа: 23 марта 2024 года,
Место рождения рассказа: Великобритания, Северный Уэльс, Флинт, Болингброк Стрит 135.
«Мир таинственных, удивительных и страшных историй
Выпуск двенадцатый
Пароход-убийца
Эпизод первый
- А что эти ты, Мэгги, вдруг начала писать свои картины, стоя у окна? Ты ведь раньше всегда устанавливала мольберт где-нибудь на берегу или в другом месте, откуда открывается живописный вид. И только потом начинала работать. А сегодня почему-то принялась писать новую картину стоя у окна. Как это понимать?
- Все очень просто, мама. Из окон нашего дома открывается прекрасный вид на городскую гавань. Я давно обратила на это внимание. Собиралась писать у окна и раньше, но вот только сегодня, наконец-то, нашла возможность воплотить в жизнь задуманное. Посмотрим, что получится.
- Есть такая пословица, доченька, что можно отдыхать без отрыва от производства. А ты, наоборот, работаешь, не выходя из дома. Это я так перефразировала эту пословицу. Я шучу, конечно. Просто радуюсь тому, что ты такая умница.
- Ну, что ты, мама. Не захваливай меня. Не сглазь…
- Как же тебя не хвалить? Ты не просто талантливая. Господь может дать человеку дар, но тот из-за своей лени может его и не использовать. А ты еще и трудолюбивая! Работаешь прямо без отдыха!
- Да, мама, рисование доставляет мне удовольствие! Я испытываю истинное наслаждение, когда беру в руки кисть или карандаш. Это такая величайшая радость: запечатлевать на холсте или бумаге то, что видишь. Не зря и к картинам, и к фотографиям применяют выражение «застывшее мгновение». Это действительно волшебство. Вот он, миг! Случился, миновал, и о нем никто никогда не вспомнил бы. Но благодаря художникам и фотографам какое-то яркое мгновение оказывается запечатленным и увековеченным для потомков. И те, спустя годы, а то и столетия, могут потом увидеть то, что я вижу, когда пишу очередную картину… Это действительно волшебство…
Миловидная на вид девушка лет шестнадцати-семнадцати мило улыбнулась, не отрывая взор от холста, и продолжила свою работу.
Мать, стоя в стороне, с умилением и восторгом смотрела на дочь. По неистовому огню, горящему в глазах женщины, было понятно, что она искренне гордится своей дочерью. Это подтвердили ее следующие слова:
- Я так восхищаюсь тобой, доченька! Я так горжусь тобой! Знала бы ты, как мне хочется, чтобы сбылись все твои планы и мечты! Чтобы ты стала знаменитой художницей! Чтобы твои картины приносили тебе славу, деньги, уважение людей. Дай-то Бог, чтобы все именно так и было…
- Будет, мама, непременно будет! Я сама этого хочу! Без творчества я не представляю свою жизнь! Если я не буду заниматься любимым делом, не буду рисовать, я просто умру…
- Что ты такое говоришь, доченька?!
- Да это я шучу так! Что ты, мама, в самом-то деле? Шуток не понимаешь, что ли? Ладно, не отвлекай меня. В таких делах мастеру нужно сосредоточиться. Здесь все важно, настрой, вдохновение. И внимание тоже. Нужно учесть каждую деталь, прорисовать ее. Здесь много нюансов. Каким бы прекрасным, умиляющим взор, не выглядел бы морской горизонт, но на холсте одна лишь только водная гладь будет выглядеть пресно, однообразно и скучно. Нужно непременно изобразить что-то еще. Например, белеющий вдалеке одинокий парус. Он точно разнообразит сюжет и придаст картине более привлекательный вид.
- А где ж ты тут, доченька, парус-то видишь? – Недоуменно спросила мать, переводя взор в сторону окна. – Там только корабли с убранными парусами и пароходы, пришвартованные к пирсу.
- Ну, что ты, мама, в самом-то деле?! Не понимаешь, что я это образно говорю?! Это я к тому, что, если бы даже в море не видно было бы ни единого паруса, художнику все равно нужно было бы придумать его! И изобразить на полотне! Такие законы жанра, мама! Но это может быть не обязательно парусник! Вон, например, видны два парохода, которые приближаются к входу в нашу городскую гавань! Видишь? Они тоже вполне подойдут для того, чтобы разнообразить сюжет, и сделать так, чтобы линия горизонта не была однообразной и скучной. Вот их, родимых, я сейчас и прорисую на холсте!
Мать умиленно покачала головой.
- Какая ты умница, доченька… Как я горжусь тобой… Ладно! Не буду мешать! Работай! Рисуй и море, и эти пароходы, и все, что мило твоей душе. Дай-то Бог, чтобы таких картин в твоей жизни было еще много! Пойду помолюсь! Бог справедлив и милосерден. Он непременно услышит мои молитвы! Как мне хочется, чтобы ты была счастлива, доченька…
И мать, смахнув слезу умиления и радости, поспешила в соседнюю комнату.
Дочь продолжал писать… Ее большие, красивые, добрые, светлые и чистые глаза всматривались вдаль, чтобы лучше рассмотреть детали парохода, изображение которого она сейчас наносила на холст…
Эпизод второй
- Вот, собственно, и все, о чем я хотел сообщить вам, мистер Ливингстон. Смею полагать, что вы с пониманием отнесетесь ко всему, сказанному мною.
Томас Ливингстон, фотокорреспондент газеты «Новости. Факты. События.», почувствовал, как его ладони, нервно сжимающие телефонную трубку, вмиг стали влажными.
- Но… Но как же так, господин Фултон?! – Голос его срывался от волнения. – Я ведь стараюсь. Я все делаю для того, чтобы постоянного и оперативно предоставлять вашей газете свежие снимки! Стараюсь, всегда быть в гуще событий, снимать самые горячие кадры! Я понимаю, что вы владелец газеты. Понятно, что вы вольны поступать так, как считаете нужным. Принимать те решения, которые считаете нужными. Но… Но вы не можете со мной так поступать…
- Возможно, вы и стараетесь, мистер Ливингстон, но, видимо, не сильно добросовестно стараетесь. Я ведь не упрекаю вас в том, вы бездельничаете. Но ваши коллеги более расторопны. Вот с ними мне и хотелось бы продолжить сотрудничество. Поймите меня правильно! Я не столь богат, чтобы платить заработные платы всем подряд. Я имею право выбирать лучших. Вот я и выбираю! Аллена, Пола, Элвина и Мэтью! А вам, Томас, увы, вынужден указать на дверь. Вы не расстраивайтесь! Вы не одни. Я увольняю также и Эдуарда, Била, Джона. Так что всего вам доброго, мистер Ливингстон!
- Вы не можете так поступать со мной, господин Фултон! Я останусь без средств к существованию! Мы с женой ждем пополнения в семье! Мы как никогда нуждаемся в деньгах. Вы не можете меня вышвыривать на улицу.
- Вы можете себе найти работу в другой газете, мистер Ливингстон. Ничего страшного не случилась. Может, ваши новые работодатели поверят в ваши россказни о том, что у вас есть чутье, и вы интуитивно чувствуете, куда нужно поехать, чтобы оказаться в гуще резонансных событий, и снять эксклюзивные кадры.
- Но я действительно верю, господин Фултон, в то, что мое предчувствие рано или поздно сбудется. Я интуитивно чувствую, что словлю свою удачу! И наступит мой звездный час.
- Вот когда он наступит, мистер Ливингстон, тогда и приходите в нашу газету! А пока что я совершенно не располагаю временем, чтобы просто болтать с вами ни о чем. Всего вам доброго!
В трубке послышались короткие звонки…
Прошла минута, вторая, третья… Бедолага давно должен был положить трубку на рычаг телефонного аппарата, а он все стоял, находясь в прострации, не зная, что делать. Ему оказалось, что жизнь для него закончилась…
Эпизод третий
Существует мудрая народная пословица «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Выражение действительно мудрое. Любой человек должен стремиться вперед. В том числе и к вершинам карьеры. Будь то рабочий, который при старании и умении может в итоге стать директором того предприятия, на котором сейчас трудится простым слесарем или токарем. Или рядовой матрос, который представляет, как он стоит на капитанском мостике с подзорной трубой в руках, и пристально всматривается в горизонт.
Все это в полной мере относится и к Лё Медэку, капитану французского парохода «Монблан». В детстве он зачитывался книжками про пиратов, в юности постигал азы науки в морской академии, в зрелом возрасте мечтал о должности капитана. А сейчас, получив то, что хотел, позволял себе погрезить чем-то еще. Более значимым и выдающимся. Например, о высокой награде. Капитанами могут быть многие. А кавалерами орденов – единицы! Размечтавшемуся Лё Медэку особо нравился Орден Почётного легиона! Капитан понимал, что мечта о столь престижной награде фактически нереальна. Но он видел изображение этого ордена. Его красота очаровывала Медэка! Господи! Как бы ему хотелось тоже получить такой же орден! Как хотелось!
Увы, но его вручают за особые заслуги. Таковых пока у героя нашего повествования не было. Возможно, он был неплохим капитаном. Но не более того. Для награждения столь почетным орденом этого было явно недостаточно. Поэтому капитан и довольствовался тем, что имел. В глубине души он надеялся, что когда-нибудь, возможно, совершит подвиг, который и позволит ему стать кавалером столь престижной награды. Но пока ничего особого в его жизни не происходило. Поэтому капитан продолжал исполнять свои обязанности. Исполнять по его пониманию честно и добросовестно. И не более того.
День шестого декабря 1917-го года был для героя нашего повествования обычным днем.
Лё Медэк стоял на капитанском мостике «Монблана» и всмотрелся в очертания видневшейся вдали гавани Галифакс. Это был важнейший транспортный узел Новой Шотландии. Здесь обычно собирались до полторы сотни военных и гражданских судов десятка разных стран. Что поделать? Время было такое! В годы Первой Мировой Соединённые Штаты Америки стали запасным арсеналом Антанты. К декабрю 1917-го года транспорты с войсками и военными грузами шли по Атлантике сплошным потоком. Немцы отвечали подводной войной, отправляя на дно в среднем по семь-восемь судов в день. Защищаясь, союзники объединяли корабли в конвои из сотен кораблей. Вот потому-то и начали все чаще происходить случаи, когда в одно время и в одном месте собрались до полторы сотни военных и гражданских судов десятка разных стран. Как это произошло сейчас, в гавани Галифакса.
Трюмы «Монблана» были битком набиты пикриновой кислотой, тринитротолуолом, бензолом и пороховым хлопком. Пароход двигался к входу в гавань, и никто на нем, в том числе и упомянутый нами капитан, не догадывались о том, что сейчас произойдет.
На норвежском судне «Имо» тоже ни о чем не подозревали. Там тоже все были уверены, что мирно и тихо разойдутся со следующим им навстречу «Монбланом». Но…
Но вспомним сказочку про двух козлят, которые не могли разойтись на узком мостике. Так там мост был узеньким. А пролив, ведущий в гавань, был широким. Но у тех, кто мечтал о высоких орденах, не хватило ума и профессионализма разминуться там, где и десяток кораблей прошли бы мимо без труда.
Лё Медэк, капитан французского парохода, шел слишком близко к центру фарватера. А шедший ему навстречу Аакон Фром, шкипер «Имо», решил его подрезать поворотом влево. Увы, но «подрезание» стало роковым. Нос «Имо» пробил трюм «Монблана»…
Последствия не были бы столь трагичными, если бы сноп искр не поджёг разломанные ящики пикриновой кислоты…
Пламя распространилось по трюмам за считанные минуты. Дым устремился вверх и стал подниматься на сотни метров. Зрелище изначально было ужасным. А дальше это привело к еще худшим последствиям…
Можно было предотвратить катастрофу. Открыть кингстоны или развернуть корабль, направив его в открытое море.
Но Лё Медэк, тот, который мечтал о героическом поступке, и бредил высоким орденом, поступил иначе. Он просто струсил… Вместе с членами экипажа он в этот миг думал лишь об одном: как бы побыстрее спасти свою шкуру! Как бы самим спастись, а не спасать город и его людей!
Капитан с матросами быстро погрузились в шлюпки, поспешил к берегу, и залегли там в лесу! Да! Именно так! Спрятались в оврагах, понимая, что сейчас произойдёт. Они лежали, прижавшись всем телом к земле, словно трусливые зайцы, не думая о том, какой ад ожидает город…
Вместо них героизм в эти минуты проявили другие люди.
Стоявший неподалёку британский крейсер «Хайфлаер» попытался оттащить «Монблан» в море, но не успел…
А дальше… Дальше произошло то, что произошло…
Позже специалисты назовут этот взрыв крупнейшей техногенной катастрофой начала двадцатого века. Будет установлено, что это был самый мощный взрыв доатомной эпохи…
Есть свидетельства, что в это время даже обнажилось дно залива!!! Представляете?! Столь мощным был взрыв! Впрочем, давайте обо всем по порядку.
Здесь важны свидетельства очевидцев. Разумеется, тех, кому посчастливилось выжить. Ведь жертвы исчислялись тысячами…
Вот запись капитана английского лайнера «Акадиан» Кемпбелла, наблюдавшего за всем, что происходило далее, с расстояния пятнадцать километров: «Сегодня утром, 6 декабря 1917 года, в 9 часов 06 минут, на горизонте в стороне залива я увидел зарево, которое казалось ярче солнца. Через несколько секунд над Галифаксом взметнулся гигантский столб дыма, увенчанный яркими языками пламени. Эти языки сразу же исчезли в серо-чёрных клубах дыма и через несколько мгновений снова появились в небе в виде многочисленных вспышек. Над городом медленно вздымался черный гриб дыма. Потом до нас донёсся звук двух, последовавших один за другим, глухих раскатов взрыва. По определению секстантом высота этого чёрного гриба составила более двух миль. Он висел над городом неподвижно в течение 15 минут».
Далее автор этих строк приводит выписки из официальных бумаг, в которых тщательно задокументировано то, что увидели специалисты, работающие на месте трагедии.
Сотни тысяч осколков разнесло на огромное расстояние. Отдельные куски - до двенадцати миль. В окрестностях были разрушены до основания 1630 зданий. Ещё двенадцать тысяч серьёзно повреждены. Из полутысячи учеников окрестных школ выжило лишь одиннадцать...
Разрушены десятки заводов, складов, церквей, мостов. Деревья вырывало с корнями… Телеграфные столбы ломало как спички... Погибли сотни зевак, вышедших посмотреть на пожар. В тридцати километрах от взрыва ударной волной выбивало окна. В радиусе шестидесяти миль звонили колокола. Оборванные провода и разрушенные печи вызвали множество пожаров.
Взрыв был настолько силён, что разбрасывал даже обломки скал со дна пролива и куски домов! Образовалось цунами высотой до восемнадцати метров! На берег были выброшены десятки судов! В том числе и злополучный «Имо»! На котором погибли капитан, лоцман и пять матросов.
Отовсюду в разрушенный город поспешила помощь. Но от этого становилось еще хуже. Не успели потушить пожары, как началось мародерство и грабежи…
Утром ударили морозы. А начавшийся снежный буран сильно мешал разбору завалов.
Через сутки со стороны Атлантики пришел сильнейший шторм. Через несколько дней он сменился потеплением с дождём. Люди под завалами, а также их спасатели буквально утопали в воде и грязи.
По официальным данным погибло около 2 тысяч человек, ещё столько же пропало без вести. Поэтому-то и считается, что взрыв унес жизни четырех тысяч человек. К этому нужно добавить девять тысяч раненых. Более полутысячи человек лишились зрения из-за стёкол. Любопытство сыграло с ними злую шутку… Многие, увидев дым над гаванью, поспешили к онам, чтобы из своих квартир увидеть, что же там произошло. Именно в это время и прозвучал роковой для них взрыв…
Двадцать пять тысяч человек остались без крова. Интересный, но, увы, печальный, факт: одной только фирмой гробовщика Мак-Гилл Ливрея за три дня было изготовлено три тысячи двести надгробных надписей!!!
Многих, пропавших без вести, так и не нашли…
Была международная помощь. По всему миру были собраны огромные по тем временам тридцать миллионов долларов! Но, несмотря на это, восстанавливался город ещё несколько лет.
Эпизод четвертый
- Погодите, мистер Ливингстон! Куда же вы?! Нам непременно нужно поговорить! Пройдемте в мой кабинет!
- О чем нам говорить, господин Фултон? Вы ведь меня уволили. Я забежал в редакцию лишь на пять минут. Просто забрать свои личные вещи.
- Я вас не увольнял! Вы меня неправильно поняли! Мне нужны такие сотрудники как вы!
- Вы так заговорили лишь только потому, что все первые полосы мировых изданий заполнены моими фотографиями из Галифакса! Потому-то вы и раздобрели. Но я ведь помню, что вы мне сказали во время нашего последнего телефонного разговора. А я ведь тогда беседовал с вами, находясь там, в Галифаксе! Поехал туда не просто так. Тянуло меня туда так, что сдержаться не мог. Я как чувствовал, что что-то там произойдет. Я предвидел что-то необычное!
- Я вам подниму жалование, Томас! У вас действительно чутье! Думаю, оно не подведет вас и дальнейшем! Вы подарили миру действительно уникальные снимки. Толпы фотокорреспондентов ринулись туда, когда там уже все произошло. Они снимали только лишь руины и следы разрушений. А вы сняли уникальные фото! Горящий «Монблан»! Еще целый! За мгновение до легендарного взрыва! Это снимок века! Это действительно творческая удача!
- А я вам говорил, что верю в свой звездный час. Верю, что таких звездных мгновений будет еще много. Ведь я сто раз повторял вам, что имею дар предчувствия. Вот оно меня и не подвело.
- Так как насчет повышения жалования, мистер Ливингстон? Давайте это обсудим!
- Извините, господин Фултон, но я уже подписал контракт с «Нью Дели».
Несколько сотрудников газеты, ставшие невольными свидетелями разговора шефа с бывшим сотрудником, присвистнули от восхищения.
- Всего вам доброго!
Томас приветливо махнул всем на прощание рукой и скрылся за дверью.
Эпизод пятый
- Все будет хорошо, доченька… Все будет хорошо…
Мать беспрерывно гладила дочку по тыльной стороне ее руки, и не могла остановиться.
Белые стены больничной палаты предавали бледному оттенку ее лица еще большую белизну.
- Почему ты не говоришь мне о том, что сказал доктор? – Голос Мэгги звучал словно из преисподней. Мать не узнавала голоса дочери. – Я чувствую, что ты мне что-то не договариваешь… Скажи мне честно, что он сказал? Я буду видеть? Я смогу рисовать?
В комнате воцарилась звенящая тишина.
- Он еще не сказал ничего конкретного. Но я надеюсь, что все будет хорошо…
- Как это не сказал? Это он должен был сказать в первую очередь! Если я не смогу видеть, и не смогу рисовать, то… То… - Голос ее срывался. Слова застревали в ее пересохшeм от волнения горле. – То я не знаю, что с собой сделаю…
- Что ты такое говоришь, доченька?! Бог с тобой! Все будет хорошо! Уверяю тебя! Я непременно поговорю с доктором! Непременно!
Мать еще более нежно и чаще принялась гладить руку дочери.
Та лежала неподвижно, глаза ее были перемотаны толстым слоем бесчисленных витков бинта. Девушка не могла видеть, как из глаз матери непрерывным потоком потекли слезы…
Слезы жалости… Она никак не решалась повторить дочери ту жестокую правду, которую накануне сообщил ей доктор…
Эпизод шестой
Вскоре после трагедии под председательством Верховного судьи Канады началось расследование причин произошедшего. Несмотря на антифранцузские настроения в Канаде, в столкновении признали виновным погибшего капитана «Имо». Мы не будем судить, кто в этой истории прав, а кто неправ. Мы лишь обратимся к статистике. Он свидетельствует о том, что в случаях, когда в деле есть тот, который отошел в мир иной, и на него можно спихнуть всю вину, твердо зная, что не последует никаких возражений, именно его и признают в итоге виновным… Случайно или нет, но так вышло и на этот раз…
Да, в самом начале арестовали и Лё Медэка, и его лоцмана и начальника порта. За то, что они не предупредили город о грозящей катастрофе. Но, в конечном итоге, к реальным срокам не приговорили никого…
Французский капитан прослужил в торговом флоте до двадцать второго года. А в тридцать первом получил Орден Почётного легиона…
Да, вы не ошиблись! Именно тот капитан, который в самый нужный момент, вместо того, чтобы делать все возможное для спасения жизней тысяч людей, спасал свою, личную, трусливо прижавшись к земле в овраге на берегу, получил медаль, о которой так страстно мечтал!
Мэгги Гордон, которая планировала посвятить судьбу живописи, к тому времени уже не было в живых… Она покончила жизнь самоубийством…
Эпизод седьмой
Убитая горем мать не знала, что ей делать с упомянутой в нашем рассказе картиной дочери. Поначалу она хотела сжечь ее. Так как не могла равнодушно смотреть на изображение прохода, который лишил ее дочери сначала зрения, а потом и жизни.
Но понимала она и то, что это последняя картина дочери. Это напоминание о ней…
Каждый день мать смотрела на висящий на стене холст, каждый день терзалась вопросом, как же ей поступить, и каждый раз не находила ответ на свой вопрос… Эта дилемма превратила ее жизнь в ад...
Я знаю, что сейчас напишу глупость… Но в голову почему-то пришла вот какая мысль…
Если представить, что в будущем и Лё Медэк вдруг решил бы продать свой орден на аукционе, и мать Мэгги также тоже захотела бы отдать на аукцион последнюю картину своей дочери, то эти две вещи нужно было бы продавать вместе! Одним лотом! Почему? Я думаю, вы это понимаете…
Дата написания этого рассказа: 23 марта 2024 года,
Место рождения рассказа: Великобритания, Северный Уэльс, Флинт, Болингброк Стрит 135.
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи

Трибуна сайта
Наш рупор