ЗОРЬКА, ЗОРЕНЬКА, ЗАРЯ

– Маринка, – сказала мама, усаживаясь за руль мотоцикла “Восход”. – Придётся тебе сегодня вечером Зорьку встречать. Я не успею с фермы вернуться, Коля с папой на сенокосе.

Как увидишь, что заря занимается, беги за околицу. Пастух туда стадо пригонит. Не испугаешься?

– Не беспокойся мама. Всё будет в порядке, – внутренне вздрогнув, заверила я.

Мама нажала ногой на стартер. Мотоцикл затарахтел. И она уехала.

Мы остались дома вдвоём с пятилетней сестрёнкой Наташей. Играли на улице. Я волновалась, ждала вечернюю зорьку.

В свои девять лет я очень боялась коров. Огромные, с рогами и копытами, они что-то всегда жевали, вздыхали, надувая круглые бока, неожиданно взмахивали хвостами-хлыстами, отгоняя насекомых и меня заодно, мычали, вытягивая шеи и низко наклоняя голову так, что рога, казалось, целятся прямо в живот, смотрели большими круглыми глазами и казались непонятными инопланетными существами.

Пусть мама и говорила, что “– Зоренька умница, и характер у неё золотой и спокойный”, я так не считала.

Как-то раз, расхрабрившись, я решила научиться доить корову, подошла поближе, но она махнула хвостом, переступила в сторону, искоса посмотрела на меня, и я тут же отскочила как можно дальше. С тех пор и не пыталась к Зоре приближаться.

К вечеру солнце склонилось к горизонту.

Договорившись с сестрёнкой, чтобы она ждала нас с Зорькой у калитки, я с большой хворостиной в руке уже стояла на пригорке, внимательно вглядываясь в сторону приближающегося стада.

Подгоняемые пастухами, коровы шли плотной кучкой. Вот, наконец, показалась наша Зорька. Величаво и важно шествовала она среди черно-белых коров, выделяясь красными боками, огромным ростом и большими изогнутыми рогами.

Не отводя взгляда я стала поджидать, когда Зорька приблизится. В гущу стада ни за что бы не пошла.

Коровы постепенно расходились по улицам, провожаемые хозяевами. Я на небольшом расстоянии следовала за Зорькой.

Наконец мы добрались до своей улицы Пограничной. К тому времени, осмелев, я уже шла почти рядом с коровой, показывая хворостину всякий раз, когда та пыталась свернуть в сторону.

Зорька косила на меня влажным глазом, мотала головой и домой идти не хотела.
– Интересно, – думала я, – что за мать такая – наша корова? Дома голодный телёнок ждёт, а ей ещё бы гулять и гулять. Не наелась за день травы что ли?

Чем ближе к дому, тем настойчивее Зорька пыталась убежать. Наклонив голову и выставив рога, она резко бросалась то влево, то вправо, мычала, зло смотрела на меня.

Я отчаянно размахивала палкой и громко кричала:
– Домой, Зорька, домой, кому сказала! – Скакала туда-сюда, каким-то образом умудряясь не дать той свернуть в сторону.

– Наташа, быстрее открывай калитку, – проорала я сестрёнке, сидевшей на заборе, когда мы с коровой зигзагами примчались к нашему дому.

Наташа быстро спрыгнула, распахнула калитку,

Зорька влетела в ограду, я следом. С трудом загнала её на скотный двор.

Я посидела на крылечке, вытерла пот со лба, перевела дух, немного успокоилась.
– Трудная работа – корову из стада забирать, – вздохнула, немного отдышавшись.

Зорька громко мычала, ей вторил сынок Веник из стайки.

– Жалко голодного телёнка, но выпускать к корове нельзя. Сначала Зорьку нужно подоить, – как настоящая хозяйка рассудила я и пошла на кухню: вскипятила чайник, разогрела жаркое. Сорвала в огороде зелёный лук и укроп.

Мама подъехала, когда солнце уже почти опустилось за горизонт.

Ещё слышались мычание опоздавших домой коров, голоса их хозяек, бегающих по селу в поисках пропажи. Блеяли овцы, подлаивали собаки.

Мама вошла в дом, похвалила:
– Молодец, дочка! Хорошая хозяюшка растёт, – погладила меня по макушке.

Погремев на кухне минут десять какими-то кастрюлями и чашками, она повязала на голову пёструю косынку, надела специальный халат, взяла в руки ведро-подойник и пошла на скотный двор.

Зорька беспокойно металась по двору и почти непрерывно протяжно мычала. Веник тоже орал, но потише.

– Ничего-ничего, – вышла я на крыльцо, – сейчас мама Зорьку подоит, накормит телёнка, и все успокоятся.

Мама открыла воротца во двор и, звякнув подойником, резко отпрыгнула в сторону. Из двора как громадная пробка из бутылки в ограду вылетела корова и поскакала прямиком к калитке.

– Марина! – воскликнула мама. – Это не Зорька! Это чужая корова! Где ты её взяла? Как во двор загнала?

Она открыла калитку, и чужая корова, задрав хвост, понеслась куда-то в сторону улицы Набережной.

Навстречу с криками:
– Заря, Заря! Вот ты где, моя Заря, – бежала тетя Груша Васина. – Ах, ты моя хорошая, ах ты, моя пригожая, где ты была? – погладила она толстый бок рогатого монстра.

Тётя Груша пожаловалась маме:
– Всегда сама домой приходит, а сегодня жду-пожду. Уж и заря догорает, а Заря не идёт и не идёт. Пришлось искать.

Они ещё постояли немного, обсуждая происшествие, а я уныло побрела домой. Пусть сами свою корову ищут.

В ограде, уткнувшись мордой в ворота скотного двора стояла Зорька. Наверное, очень хотела скорее к Венику попасть. Как она в ограду зашла? Если только проскользнула за нашими спинами, когда мы с тётей Грушей разговаривали.

– Эх ты, – пожурила я корову. – Не могла пораньше домой прийти, пока мама не вернулась. А я по твоей милости теперь плохая хозяйка.

Я пошла в дом, взяла чистый лист бумаги, ручку и стала сочинять грустный стих:
На вечерней зорьке
Пригнала я Зорьку.
Оказалось, зря.
Не моя Заря.

– Папа, – попросила за ужином, – посмотри стихотворение. Кажется, я стихи писать начала.

Папа взял в руку листок, прочитал внимательно раза два или три и сказал:
– Стихи не стихи, а какой-то каламбур получился. Продолжай, пиши, дочка! Поэтом станешь.

Что такое каламбур, я пока не поняла. Наверное, так смешные стихи называются. Папа ведь улыбался, когда читал. Завтра возьму умную книжку в библиотеке и узнаю.

Через два дня пойдём с Ленкой овец пасти. Очередь их семьи подходит. Будет время новый каламбур сочинить, если овцы не разбегутся.

А Зорьке я ухо синей краской покрасила. Вернее, не я, а брат. Он-то коров не боится.

Теперь точно Зорьку с Зарёй не перепутаю. Если встречать пойду. Брр.