Дорога в Россию. Глава VII. Купание в Мойке.

Дорогие читатели!

Собирая материал для написания книги о братьях Орловых (предварительное название "Птенцы степной орлицы"), наткнулись на сведения о первой известной (императорской!) прививке от оспы в России...
Профессиональная принадлежность одного из авторов, несомненно, сыграла свою роль в том, что возник этот рассказ. В котором все остальные герои - в том числе, блистательный граф Орлов, сама государыня-матушка Екатерина II, - герои важные, но всё же отступили на второй план!
А первое место в сердце по крайней мере одного автора занял английский врач, доктор Димсдейл, - как собирательный образ профессионала, которых я знала немало. Умные, добрые, любящие, всепрощающие, слегка помешанные на том, что делают. Готовые ехать на край света, подвергаться опасностям ради людей чужих и своего Дела.
Это не этническая общность - врачи. Это - профессиональная: людей, имеющих в сердце - Дело, которому служишь...

Манана Какабадзе. Олег Фурсин.


Да и как расскажешь про это! человек уважаемый, барон Димсдейл, в родной своей стране бывший уже членом Палаты общин, банкиром - да-да, Staples, Baron Dimsdale, Son & Co! - мог ли рассказать, как купали его в водах Мойки...

То был трудный день для доктора Димсдейла. Накануне умер один из мальчиков, которому была привита оспа. А сегодня свалился с лихорадкой другой...

После - значит, вследствие. Хотя доктор мог сказать ответственно, что это не оспа привела к развязке, или не одна только оспа. Он не бывал в госпитале сам, ибо общался с государыней и наследником, наблюдая их. Он не мог принести им болезнь, не имел на это права. Но Натаниэль сообщал: у мальчика, что умер, были вначале насморк и кашель, и боль в горле. Простыл, наверное... Причём началось все это после того, как стихли проявления инокуляции, и ничто не предвещало уже, казалось, беды. Интересно, что и второй теперь, вполне себе живой, сопел носом и лил сопли!

А ведь были уже и случаи, когда оспа не прививалась. Пятеро в самом начале. Доктор мог бы поспорить, что то были уже перенесшие болезнь, не помнившие об этом. Отсутствие кожных знаков - да ведь возможно, не все остаются с явными послеоспенными рубцами. Но с кем спорить? С Паниным, с Черкасовым? С самою государыней?

Панин был суров и негодовал. Черкасов волновался, но сочувствовал. Государыня была сама великодушие. И решительность также. Она приехала во дворец из Царского села, и вызвала Димсдейла к себе. Он уже неделю наблюдал за наследником, как ранее наблюдал за государыней. Вникал в особенности телосложения и здоровья, в распорядок жизни.

Его провели прямо с площади через Малую лестницу, через столовую в примыкающий к ней кабинет. Он удивился - как близко к городу, как мало охраны...
Двое у подъезда, двое у лестницы...Великаны-кавалергарды, но что они против толпы?

Впрочем, что-то мысли посещать его стали - странные. Откуда тут взяться толпе, и почему бы государыня стала страшиться?

Странная страна - Россия. Оспа не прививается, а привычные инокуляции заканчиваются смертью. Он сам думает мысли, англичанину невместные. Не было такого раньше! Он даже предложил Государыне, осведомившейся о причине смерти привитого, провести операцию у женщины приблизительно ее возраста и телосложения...

Несколько мгновений она смотрела на него с вопросом. Но сказала уверенно и спокойно:

- Когда б операция была совершенно неизвестна, или были у меня сомнения по поводу умения Вашего или опытности...Я верю тому, что Вами было сказано. Нет! Не будем медлить. Завтра!

Доктор Димсдейл вышел от императрицы слегка оглушенным... Домой идти не хотелось. Он давно перестал носить с собой пистолет, купленный еще в Лондоне в преддверии поездки. Получал удовольствие от прогулок по городу, и не боялся. Тем более неуместен был бы пистолет в покоях императрицы! Вот доктор его и не брал. Его ведь не Орлов звали, и не был он генерал-аншефом (46) кавалергардов...

Дворцовая площадь. Большая Невская першпектива (47). Мья (48)... Он кивнул головой, нет, не знакомому, - а зданию. Мост, по которому он шёл, звался Полицейским. А здание разместило в себе Главную полицмейстерскую канцелярию. Можно было нести себя важно и степенно по всем этим улицам, не беспокоясь о жизни своей или даже кошельке. Он ощущал безопасность. А вот не стал бы он в сумерки бродить у Темзы в Лондоне. Нарвешься, пожалуй, на неприятности. Болтается сброд всякий.

Мья вот все еще строится по берегам, да, но как же уже хороша! Поближе к дворцам Нева одета в гранит, да одевается еще, а вот набережная Мьи пока в дереве, но это ненадолго, говорят. Государыня велела привести весь город в состояние, приличествующее столице. Похвальное намерение.

Он обогнул мост, чтобы присесть на лестнице, ступени которой уходили в воду. Это тоже было ново. В чужой стране можно вести себя так, как не станешь в родной. Ничего особенного, и всё же - приятно!

Димсдейл волновался. Обдумывал каждое слово, каждое действие назавтра. В деятельности врачевателя, считал доктор, изрядная доля актерства. Каждая встреча с пациентом - выход на сцену. Многое зависит от того, сумеешь ли ты сыграть убедительно. Что же касается самих действий врача, то они отточены опытом и старанием. А там - как Бог управит.

И посреди всех этих мыслей доктор вдруг почувствовал, что взлетел! Кто-то приподнял его за ворот сюртука и подвесил в воздухе!

Непроизвольно и панически задёргал ногами и руками, в результате чего вывернулся из широкого сюртука и шлепнулся о землю.

- Ну что, дружок, говорил я тебе, да ты не услышал, - раздумчиво заговорил Григорий Орлов по-русски, заведомо зная, что его не поймут.

Доктор Димсдейл не знал языка, зато улавливал интонацию. По спине поползли мурашки, сердце сдавило холодом.

- Кадет у тебя концы отдал, второй на подходе. А ты готов и Её убить? Так я тебе не дам.

Доктор подскочил одним прыжком. Бежать некуда, позади вода, впереди враг. Ну хоть лицом к лицу. Жаль пистолета, пригодился бы. Выстрелил бы, будь что будет. Дворянин он или нет, но жизнь свою защитил бы. Это правильно!

Он отступил назад от надвинувшегося Григория. Но только для того, чтоб ударить. Для удара замах нужен. Пусть нога и ушла в воду, но удар получился.

И когда прилетевший кулак сдвинул если не корпус, то голову Григория, а во рту последний почувствовал привкус крови, доктор тогда ничего совсем уже не понял. Англия - страна кулачного боя. Но такой весёлой улыбки у врага на лице, только что получившего по скуле, доктор не видел никогда. А он немало поединков видел, а многих бойцов - лечил!

- Ах ты ж, медикус! Ну постой теперь, держись! Напросился!

Хороший жилет у доктора, прочный. На крепких пуговицах от горловины до подола. Доктора полоскали в мутной воде Мьи, удерживая за горловину жилета, справа налево, слева направо. Вода периодически попадала в рот, но крепкая хватка Григория удерживала голову на уровне, достаточном для дыхания. Доктор отплевывался, но не кричал. Одна мысль билась в голове: “хорошо жил!”. Помочь вот некому. По вечерней Мье нет уже лодок плывущих, и не крутятся вблизи работающие люди, с мешками, камнями для свай, досками. Да против Димсдейла как раз-то - генерал-аншеф кавалергардов, и многие знают его в лицо. Кто поможет?

Всё как в русских сказках, коих доктор не знал. Долго ли, коротко ли...

Запал Григория кончился. Если бы доктор кричал и рвался, было бы сподручней. А так-то вроде бы и совестно, и довольно. Глядишь, устрашился уже.

Вытащил Димсдейла, плюхнул на ступени, да уселся рядышком.

- Что с тобой сделаешь, - сказал. - Не в своей ты воле. Я б Панина прополоскал. На мосту, что у прачечных, для него тот мост и строят. От грехов мыть. Посла он дожидается вашего, англицкого. Вдвоем они намутят такое, что там Мья!

Он удержал Димсдейла за многострадальный жилет, с которого текла вода.

- Да не беги ты от меня, язва моровая! Сам отвезу. Ништо, что помыл. Граф Орлов жаловать умеет по-всякому. Сам поймёшь, коль не дурак.

И, видимо страдая, стал спрашивать, заглядывая в глаза:

- Spritzen? (49) Куда колоть-то будешь, язва? брызгать куда будешь, медикус?

Его жест, обращенный к филейной части, был очень выразителен, но он добавил на французском, который доктору был несколько знаком, как уже говорилось:

- O; vas-tu, tueur? Est-ce que tu vas toucher le dos comme notre m;decin? Alors je te tuerai plus tard, tu comprends? (50)


И доктор, сбиваясь, путая слова, объяснил Орлову, насколько тот ошибается. Никаких вбрызгиваний, практикуемых немецкими медиками, он делать не будет. Разрез на плече да заражённая нить - вот как это делается!

А граф довёз доктора до Миллионной (51). Так и крикнул адрес кучеру:

- Давай на Миллионную!

А между тем, улица звалась Большой Немецкой.

Так пожелала когда-то Анна Иоанновна (52), истинная немка - в душе! Доктор слышал уже историю переименования. Получившая свое название от имени Миллионного дома графа Шереметьева, красивая и богатая улица нравилась Димсдейлу всем.

При условии, что так и осталась бы Миллионной. К чему увековечивать в таком красивом городе ненавистное имя немецкое? нечто вроде симпатии почувствовал доктор к графу Орлову. Уже во второй раз за эти дни: он успел оценить искреннюю привязанность графа к государыне. Нет, не как к государыне, а женщине. Странно, но это подкупало. Может, должно было оскорбить англичанина, но - нет!

Тут недалеко, можно сказать - рядом. Когда бы не сидеть напротив ухмылки этой, да принизывающих голубых глаз... И вовсе хорошо. Полостью (53) укутал кучер доктора, чтоб зубы не стучали. И Орлова не беспокоили! Так граф кучеру велел.

О том, как купали его в ледяной воде, доктор Димсдейл никогда и никому не рассказывал. Даже своей Энн. Не пришлось как-то, не захотелось.

А вот о том, что случилось назавтра, рассказывал охотно и часто...







                  Продолжение следует ...


Авторы приносят извинения за большое количество сносок. Как оказалось, оба любят их с детских лет! Оба утверждают, что ещё в детстве получали из них сведения исторические, иногда больше и глубже, чем в учебниках, которые грешили умолчаниями и искажениями. Если не считать английских и иных переводов (шлите свои замечания, владеющие языком, Гугл-переводы часто грешат стилистическими и прочими ошибками), можно сноски и не читать, смысл не потеряется. А нам - приятно!


46. Аншеф — устаревшее название главного начальника, командира или руководителя. Слово происходит от французского en chef, что означает «главный» или «основной». После того как к концу царствования Петра I в Российской армии перестали использовать чины генерала от кавалерии и генерала от инфантерии, чин генерал-аншефа стал обозначать полного генерала, стоявшего рангом ниже фельдмаршала.

47. Невский проспект.

48. На старых шведских картах XVII века левый приток Невы, называемый сейчас рекой Мойкой, обозначен пиени муя йоки, что означает «маленькая грязная река». В русских писцовых книгах исходное финно-угорское Муя («грязная») зафиксировано как Мья, которое в дальнейшим и трансформировалось в Мойка. В России до 1797 года река официально называлась Мья, а первые упоминания Мойки зафиксированы с 1726 года .

49. Spritzen (нем) - именно от этого слова произошло название современного шприца. Однако “вбрызгивание” того времени было клизмением, а не уколом нашего времени.

50. Куда брызгать будешь, убийца? Неужели коснуться изволишь задней части, как лекарь наш полковой? Так я тебя потом убью, понимаешь ли это?

51. В царском указе от 16 ноября 1715 года улица была названа Большой, так как на плане она выделялась своей длиной. На первых планах Петербурга улица также обозначалась как Почтовая, по располагавшемуся на ней Почтовому двору. В некоторых источниках среди одних из первых наименований улицы упоминается название Троицкая по расположенному рядом с ней, на Царицыном лугу, перевозу через Неву к Троицкой площади
В 1730-х годах улица одновременно носила названия Немецкая (с 1733 года), Греческая (с 1734 года) и Милионная (с 1736 года). Причём до 1874 года слово «Милионная» на картах писалось через одну букву “л”. Первые два названия были связаны со слободами, через которые проходила улица, а последнее название было дано по Миллионному дому графа П. Б. Шереметева (дом № 19), поражавшего современников своей роскошью. Иногда такое имя улицы связывают с проживанием на улице самых богатых петербуржцев. Кроме того, существовали и другие названия: Дворянская и Луговая. Название Луговая связано с Большим лугом, расположенным восточнее, к которому и выходила улица. 20 апреля 1738 года указом императрицы Анны Иоанновны улица получила официальное название Большая Немецкая. В 1789 году улицу вновь стали называть Милионной. До середины XIX века встречался также вариант Большая Миллионная, в то время как «Малой Миллионной» назывался начальный участок Большой Морской улицы. В середине XIX века улицу вновь иногда стали называть Троицкой, по расположенной с 1860 года во дворце принца Ольденбургского церкви Святой Троицы.
В октябре 1918 года, к годовщине Октябрьской революции, Миллионная была переименована в улицу Халтурина в честь народовольца Степана Халтурина, организовавшего в 1880 году взрыв в Зимнем дворце. 4 октября 1991 года было возвращено прежнее название — Миллионная улица.

52. Анна Иоанновна, Анна Ивановна — императрица Всероссийская с 1730 года из династии Романовых, сменившая на престоле Петра II, племянница Петра I, дочь его старшего единокровного брата Ивана V. Средняя из трёх выживших дочерей царя. Последняя истинно русская на престоле, Анна прославилась тем, что её времена - были временем всевластия немцев. Возможно, это обусловлено было деятельностью ее фаворита Бирона, что отнюдь не снимает ответственности с государыни-самодержицы.

53. Это покрывало было необходимостью в то время, когда единственным видом транспорта были лошади. И бороздили по морозной заснеженной России сани с ездоками в тулупах, укутанные еще и в полость. Полость - это часть шкуры медведя с брюшины. Это особенно мягкий и теплый покров от холода. В него легко закутаться, легко эту полость просушить, потому что снег набивается в шерсть. Встряхнул - и все. На брюшине медведя кожа мягкая, эластичная, и шкура по этой причине легко выделывается. В летнее время полость редко использовали. В нашем случае - на дворе октябрь, и экипаж закрытый, что не исключает наличие полости для графского тепла...



                                     ***