Туман на сопке Маган-тас

Чёрный ворон спикировал на врага и ударил его мощным клювом, как боевым топором. Череп треснул, глаз в сгустках крови выкатился и повис на щеке.
Бурый огромный волк мохнатой лапой, будто когтистой палицей, отмахнулся от птицы. Полетели чёрные перья, бессильно опустилось сломанное крыло.
Ворон издал пронзительный боевой крик. Волк ответил могучим рычанием. С неба начала опускаться тёмная, в блёстках молний, грозовая туча. От реки, от луга стал подниматься серый непроглядный туман.
На пологой голой вершине горы, спящего древнего вулкана, сошлись в яростной схватке два, нет не зверя, два бессмертных духа в образе Ворона и Волка. Они дрались за обладание этой горой, этой страной, этой Вселенной. Века будет длиться эта схватка…

Неяркое осеннее солнце скрылось за частоколом тайги. Канун Покрова дня*, а снега ещё нет, только сырость и грязь.
Штабс-капитан Всеволод Ковалевский обошёл посты у моста и у железнодорожного разъезда, и по единственной улице деревни вернулся в избу, где квартировал с сотником Гулянчиным.
В просторной бревенчатой избе местного старосты за столом под керосиновой лампой сидели: сам хозяин Антип Хороших, казачий сотник Николай Гулянчин, ротные командиры прапорщики Оберюхтин и Гнутов, фельдфебель «Никитич» Власов, и охотник из крещёных тунгусов по имени Федул.
- Всеволод Аркадьевич! – сразу засуетился Антип. – К столу, прошу. Щец, водочки?
- Давай, хозяин. К ночи холодает. Что нового, господа?
Гулянчин пыхнул дымом папироски:
- Разведка вернулась. Все сведенья подтверждаются – красные на подходе. Мои близко не подходили, чтобы, не дай Бог, не раскрыть себя. А вот Федул там всё обежал.
- Федул, сколько у красных человек? Пушки, пулемёты есть?
- Однако, красных не видел, капитан. Мужики есть, охотники есть, солдаты есть. Бабы, несколько штук тоже есть. Лошади, телеги. Красных нет и пушек нет.
- Я про людей говорю, болван! – рассердился Ковалевский. – Людей сколько?
- Сто, однако, - пожал плечами тунгус. – Сто, и сто, и больше.
В доказательство своих слов он показал офицеру раскрытую пятерню.
- … твою, разведчик! – покачал тот головой и с размаху плюхнул ложку в тарелку щей. – Никитич, а ты что скажешь?
Фельдфебель, старый опытный служака, был с Ковалевским с германской войны, с мая 1915 года. Он пригладил седеющие усы.
- Такая ситуёвина, вашбродие: я думаю у краснюков свой план, а про наши силы они пока не знают. Но и медлить нельзя, завтра и их командиры нас раскроют. С утра бы надо позиции оборудовать, засеки сделать на путях из леса.
Штабс-капитан доел щи и велел прибрать со стола. Потом достал карту-пятиверстовку. Его маленький штаб в молчании смотрел на своего командира…
Белогвардейское командование получило сведения, что разрозненные прежде части красных партизан объединились и готовят нападение на железнодорожную магистраль в районе моста через речку Листвянку с целью перерезать основной путь снабжения белых войск. Была разработана ответная операция. На усиление роты охраняющей стратегический мост и единственную здесь торговую дорогу из тайги, к разъезду и деревне Сорокино тайно был выслан батальон штабс-капитана Ковалевского, усиленный казачьей сотней, батареей горных пушек и пулемётной командой.
Сведенья оказались верными. Появился шанс не только отбить нападение, но и обескровить партизанские отряды накануне зимы. А весной, даст Бог!, собрать силы чтобы разгромить красных и в тылу и на фронте.
- Итак, господа офицеры, завтра, 1 октября, дадим большевикам бой. Диспозиция такая: пушки ставим по обоим сторонам на выходе из горнолесного дефиле – здесь и здесь. Пулемёты укроем за железнодорожной насыпью. Если у партизан действительно нет пушек, то ружейные пули будут не страшны. Стрелки располагаются за речкой – вот по этой линии, и в огородах. Команда охраны и резерв – у моста. Половина казачьей сотни – за кладбищем. И, господин сотник, внимательно смотреть за возможностью обхода красными наших позиций. У них тоже есть опытные солдаты.
- Само собой, господин штабс-капитан, я пригляжу. У меня не обойдут. Хм!
- И ещё важный момент: предлагаю послать полсотни казаков и взвод стрелков на лошадях в засаду на господствующую высоту. Вот эта – вершина 585, гора Маган. Фельдфебель Власов – вы командуете. Дело ответственное. В нужный момент надо ударить в спину красным. Справитесь?
- Так точно. Слушаюсь, господин штабс-капитан.
- Ой, не надо! Ой, плохой гора! – вдруг воскликнул сидевший на корточках в тёмном углу охотник Федул.
- А ты там чего? Молчать! - стукнул кулаком по столу Ковалевский.
- Ваше благородие, разрешите сказать? – привстал с лавки староста Антип. – Извиняюсь, но эта сопка действительно дурная. Охоты там нет, бабы по ягоды-грибы не ходят. А вершина лысая, для энтих, инородцев, святая. У них на вершину только шаман имеет право подняться, да и то в одиночку. А подойти туда можно только с тракта. С других сторон болото, топь, тайга буреломная.
- Для русского солдата нет непроходимых дорог. Я сам поведу отряд в обход. Пусть Федул проведёт до горы, а дальше сами дойдём. Прапорщик Гнутов, останетесь руководить обороной. Господа офицеры! Подъём в четыре утра – и по местам. С Богом!

В отряде красных, остановившемся на ночёвку в тайге, многие тоже не спали допоздна. Командир сводного отряда Константин Воронцов нервно ходил вокруг небольшого яркого костерка и выговаривал комиссару:
- Товарищ Самсонов! Как вы могли без моего ведома отправить посыльного с донесением в город Н-ск! А если бы его перехватила белогвардейская контрразведка? Они бы узнали все наши планы.
- Не кипятись, товарищ Воронцов. Во-первых, ты сам уехал, был в этой… ре-ко-гносцировке. Во-вторых, ты командуешь одним отрядом. А у партии коммунистов много отрядов и много сил о которых… знать тебе не положено. И есть партийная дисциплина, когда я обязан докладывать обо всём в подпольный комитет в Н-ске.
- Я не понимаю, как городской подпольный комитет может всё знать, что делается в отрядах в тайге, в степях, во всей губернии. А вдруг там кто-то передаст наши планы врагу?
- Ты не понимаешь оттого, что не веришь в нашу идею, не веришь товарищам. Это оттого, что ты старый человек. Не по возрасту старый. Старый по классу. Бывший кадровый офицер императорской армии, бывший дворянин… ты, кажется, родственник графов Воронцовых?
- Н-ну… очень дальний. Хватит об этом. Я по делу спрашиваю, Самсонов.
- Ладно, по делу. Нет к тебе полного доверия ни у товарищей в городе, ни у меня. Хоть и знаю тебя почти год, и спим у костра бок о бок. Открыто говорю. Так. Но раз ты выбран командиром могу тебе сообщить план подпольного комитета. Мы сейчас идём к деревне Сорокино и «железке» с юга. В это же время с севера приближается партизанский полк товарища Щетинина. Завтра мы вместе ударим по охране моста, перережем магистраль и двинем на город. Там уже во всю готовят восстание, вооружаются рабочие депо, заводов, мастерских. Мы захватываем город и одновременно регулярные части Красной армии прорывают фронт. Белые бегут, мы победили! Каков план?
- План, м-м… замечательный. Надеюсь, всё пойдёт по плану. Но, как кадровый военный, я хочу указать на недостаточную скоординированность и…
- Ты, товарищ Воронцов, и займись своим военным делом. А координирует нас подпольный комитет. Большевистская партия во главе всех дел и в курсе. Понятно?
- Понятно. Разрешите идти, товарищ комиссар?
- Куда?
- Проверить готовность партизан к завтрашнему бою.
- Иди, иди. Это хорошее дело. Проверь. И подбодри товарищей. Даниленко! – крикнул он в сторону соседнего костра. – Проводи командира, чтобы не заплутал в темноте.
Воронцов и партизан Даниленко, молодой, сильный, рыжебородый мужик пошли по лагерю от костра к костру.
Заметив, что его спутник, отойдя от очередного костра в темноту, как-то странно озирается, Константин спросил:
- Ты местный, Даниленко? На фронте не был? Боишься завтрашнего боя?
- Местный я. Как раз из деревни Сорокино. А боя что ж бояться? Стреляй точнее, да сам берегись. Просто… место здесь нехорошее. Лагерь-то, как раз под сопкой Маган!
- Ну и что? Гора как гора. Их тут сотни.
- И время – канун Покрова, 1 октября, а снега нет. Не к добру это. Мне ещё дед рассказывал про эту гору. В давнее время жил здесь народ, не верящий в Христа. И случилась распря среди двух главных богатырей этого народа. Из-за девки, что ли. А может ещё чего не поделили. Вот бились они, бились и разбудили старое ведовство. Вот так-то!
- Ну и что? А с богатырями что случилось?
- Накрыл туман гору-то – и пропали они. С тех пор эта сопка зачарована. Дед говорил: до новой битвы.
- А-а, сказки всё, легенды. У каждого народа такие есть. А вот сама гора мне приглянулась. Она же самая высокая в этих местах? Я завтра с утра поднимусь на неё и разгляжу позиции белых, если они есть. Пошли со мной, Даниленко, потом своим внукам расскажешь. Ха-аха-ха!

Не спалось. Кололо в висках, и сердце гулко стучало за рёбрами. Штабс-капитан Ковалевский вышел из избы покурить. Ярко светила Луна. На крыльце сидели Антип Хороших и охотник Федул.
- Не спится? Мне тоже. Дай огня, Антип.
- Вот, вашбродие, Федулка всё пужает. Дескать, завтра день нехороший.
- Да пусть его. У него и день не тот и гора не та. Дикий народ. Предрассудки.
- Не-а, капитан, ты послухай старого охотника. Мой народ много мудрости имеет, давно знает. Мы по звёздам читаем, по зверю, по тайге.
- Ну, расскажи, расскажи. Может, засну скорее от твоих сказок.
- Не сказок это. Сто на сто лет назад жили в нашем народе два богатыря: Маган и Тигей. Маган был родом из этой долины, а Тигей пришлый, с южной стороны. С детства соперники меж собой были. А как выросли, так и беда пришла. Полюбили они одну красавицу, Каянкыс, единственную дочь князя. А в приданое ей князь отдавал и землю, и воду, и тайгу. Не могли решить свой спор богатыри и пошли они биться на вершину высокой сопки. Тигей был стройный и ловкий, Маган сильный. У Тигея был чеканный топор, у Магана булава с острыми шипами. Тигей поразил соперника в голову, Маган раздробил врагу кости. Схватили богатыри друг друга в смертельные объятья. Закричал Тигей так, что услыхали его небеса и наслали на сопку чёрную тучу. Зарычал Маган и услыхала его земля, выдохнула из себя серый туман. И погибли богатыри. До сих пор лежат на вершине и охраняют её. А наш народ прозвал эту сопку – Маган-тас.
- Хм. Ерунда. И чего же эти богатыри охраняют на вершине сопки? Мышиные норы? Глупости. А принцесса куда подевалась? Вышла замуж за третьего богатыря?
- Зачем так говоришь? Мыши норы нет! Битва не закончена, они охраняют поляну на новую битву. Десять раз по сто лет прошли – завтра новый срок. Завтра! А красавицу Каянкыс в тот же день душа покинула, ушла в тайгу и жила одна до смерти.
- Первого октября по-ихнему новый год начинается, - заметил Антип. – Вот и сказ про то. А богатыри там, девушки, для красного слова. Но мы, кержаки здешние, их веру уважаем. Не ходи, вашбродь Всеволод Аркадьевич, завтра на сопку.
- Хватит сопли разводить. Ты, Антип, охотника стереги, чтоб не сбежал до утра. А я спать пошёл.
У Ковалевского внезапно кольнуло в груди. Он пригладил нагрудный карман френча и ушёл в горницу. Там он достал из портмоне медальон, открыл его и вгляделся в фотокарточку, в смутно-белевшее лицо, казалось, ожившее в лунном свете. Потом убрал медальон обратно и быстро заснул.

Сон в одежде, в сапогах, у таёжного костра не освежил и не придал сил. Но разбудил Константина Воронцова не свет костра и не шум просыпающегося лагеря, а почему-то боль в безымянном пальце левой руки. Он ощупал палец: обручальное кольцо отчего-то врезалось в кожу, сдавило мышцы. Константин вспомнил тот день, яркий солнечный мартовский день, ставший внезапно самым чёрным днём, когда он вернулся с похорон любимой жены и впервые надел обручальное кольцо на левую руку. Как некстати это именно сегодня!
Кольцо было жаль, но идти в бой с больной рукой было невозможно. Воронцов поднялся и разыскал отрядного кузнеца. Тот довольно быстро сломал кольцо и освободил палец, который уже опух и посинел.
- Командир, - окликнул его Самсонов. – Пошли со мной, дело есть.
Воронцов сунул золотой лом в карман шинели и пошёл вслед за комиссаром. Они подошли к большой пихте, скрывавшей густой тенью сумерки рассвета. Там стоял худой желтолицый китаец, державший в поводу лошадь. Лошадь тяжело дышала, видимо загнанная долгой скачкой.
- Вот, товарищ Ван из города. Устное донесение. Повтори.
- Товались Больсой сказал: пеледай палтизану Самсону, сьто Комитета ласклыта, товалиси алистован. После сказал скакать к товались Лисин, пеледать тоза. Вот сказал, взял левольвел с патлоны и усёл на заимку к товались Болода. Дай коня, товались Самсон, эта загнал. Спесил сыпко-сыпко.
Воронцов резко повернулся к комиссару:
- Ничего не понимаю! Что он несёт? Что всё это значит?
Самсонов, помолчав, ответил глядя в сторону и постукивая прутиком по голенищу сапога:
- Плохи дела. Подпольный комитет раскрыт, наши планы сорваны. Лисин – комиссар северного партизанского отряда. Получается, что они вообще о наших планах не знают и не выйдут к железной дороге. Надо отступить, распустить отряд, рассеяться по тайге. Но надо вызвать добровольцев, самый отчаянных и преданных товарищей, человек сто, чтобы напасть на тюрьму и освободить членов Комитета.
- Похоже, ты испугался, товарищ Самсонов. Отступить сейчас? Наш авангард уже выходит из леса, бойцы рвутся в бой! Отступить – значит показать свою слабость и белым, и нам же самим. А ты уверен, что партизаны не в тайгу уйдут, а по деревням, к бабам, к тёплым избам? Охрана у моста слабая, мы их собьём. Взорвём мост, разберём пути, тогда и уйдём. Но с победой!
- М-да, командир, похоже ты прав. Победа нужна. Хорошо, веди отряд в атаку.
- В атаку людей поведёшь ты, комиссар, и товарищи коммунисты. Здесь останется обоз и взвод резерва. Я с бойцами поднимусь на сопку Маган, чтобы видеть всё поле боя и не допустить внезапного нападения врага. Вперёд!

Отряд белых с проводником Федулом, выйдя из деревни ещё затемно, с рассветом подошёл к большому болоту. За ним темнел массив лесистой горы.
- Дальше кони не пройдут, однако, - сказал охотник Ковалевскому. – Человека, можно сто, проведу, кони нет.
- Никитич, - позвал штабс-капитан фельдфебеля Власова. – Бери половину отряда, лошадей, и гони в обход болота к тракту. Найдёшь путь?
- Да уж, не впервой, Всеволод Аркадьевич. Не сомневайтесь, не подведу. Чу, слышите, стрельба?
- А, действительно. Дело началось, красные атакуют мост и разъезд. Ну, медлить нечего, вперёд! Федул, веди.
- С Богом, ваше благородие! – Власов перекрестил спину уходящего по топкой тропе офицера. Тронул шпорами бока коня, оглянулся на солдат. – За мной, ребятушки. Шагом!

Разместившись на ветвях старой приземистой сосны, Константин Воронцов в полевой бинокль наблюдал за начавшимся боем. Осеннее солнце, выкатившееся из-за вала округлых сопочек и частокола тайги, ярко освещало и деревню Сорокино, железнодорожный разъезд, мост, долину речки Листвянки. Вот из леса по тракту выскочила конная разведка, всадники галопом помчались по деревне. Следом на поля и огороды начали выбегать пешие партизаны. Послышались ружейные выстрелы.
- В цепь! Развернуться в цепь! Эх, Самсонов! – стучал кулаком по дереву Воронцов. – Вестовой, ко мне!
Константин оглянулся. Сосна, на которой он расположился, стояла выше леса, у оголённой, «плешивой», верхушки сопки. Кора дерева местами была стёсана и покрыта непонятными знаками, на нижних ветвях висели обрывки ткани и кожи. Партизаны его резервного отряда с лошадьми остались у подножия сопки. Только Даниленко и ещё один боец поднялись на гору, но и они остановились в лесу, метрах в тридцати от вершины.
- Связной, скачи в деревню, передай приказ: развернуться в цепь. Зря не стрелять, беречь патроны.
Боец бегом спустился с горы. Едва Воронцов снова взялся за бинокль, трескотня выстрелов участилась, белые активно отвечали. Немного погодя от железнодорожной насыпи послышалась частая трескотня пулемётов.
- Чёрт! Разведка не донесла, что у белых есть пулемёты. Эх, как был нужен удар с той стороны дороги!
Он видел, как под плотным огнём партизаны залегли. Некоторые по-пластунски поползли вперёд. Медленно! Темп атаки потерян!
А через несколько минут загрохотала артиллерия белых. Чёрные фонтаны земли возникали и опадали среди огородов. Ущерб от них был небольшой, но Константин представил, какое впечатление это произвело на его бойцов.
- Дьявольщина! Да это засада!
Ещё ничего не было потеряно. Как опытный офицер, Воронцов видел решение: уйти от пулемётов за избы, смелой контратакой навалиться на один из флангов неприятеля – и полк будет спасён. А если удастся захватить вражеские пушки вполне вероятна и победа, ведь численное преимущество на стороне красных. Он спрыгнул с сосны.
- Даниленко, к коням!
Они оба начали спускаться с сопки, но вдруг совсем рядом, внизу, тоже зазвучали выстрелы. Это бойцы резерва вступили в бой с новым врагом. Воронцов встал за толстым стволом лиственницы, вглядываясь в лес, в мелькавшие среди обнажившихся осенних стволов тёмные фигуры.
- Командир, это же беляки! – крикнул Даниленко, вскинул винтовку и начал стрелять, почти не целясь.

Чёрная тень крупной птица пронеслась над лесом. Другая тень хищного зверя промелькнула в кустах.
Штабс-капитан Ковалевский повёл своих солдат в неожиданную атаку на резерв партизан, победа была близка. Но что-то буквально манило его на вершину сопки Маган. Ружейный дым густел на глазах, начал застилать силуэты сражающихся людей, стволы деревьев. Всеволод ушёл от них вверх.
Бывший поручик Воронцов пытался организовать оборону от напавших на них белых, красных было больше, его бойцы не были утомлены походом сквозь тайгу и болото. Но почему-то голос его ослаб, а ноги сами собой повлекли его назад на макушку горы. Он удивился заметив, что, несмотря на приближавшийся к полудню день, от реки начал подниматься белый туман….
Они встретились на ровной, безлесной и почти без травы, каменистой вершине.
- Константин, это ты?! – удивлению Ковалевского не было предела.
- Что за чёрт! Всеволод, ты жив?! – Воронцов был потрясён нежданной встречей.
- Я удивлён, что ты ещё жив, мой бывший друг. Тебя не прирезали восставшие пролетарии, которыми ты командуешь, не пристрелили бывшие однополчане, которых ты предал. И даже не мучает тень несчастной Насти Щербатовой, которую ты обольстил и погубил! Но я рад, что встретил тебя. Сегодня ты за всё ответишь.
- Ты зол на меня, Всеволод, за то, что Настя полюбила меня, а не тебя. И я её любил. Мы с ней обвенчались в церкви, по закону. И не моя вина, а беда, что Настя умерла от «испанки»… Что же касается «пролетариев», как ты выразился, это весь русский народ, который устал от рабства, косности и лжи. Народ хочет правды, свободы. Поэтому я с ними и горжусь этим…
- Эгалитэ, патернитэ, фратернитэ. Слышали-слышали этот бред о всеобщем счастье. Но сначала вы залили Россию кровью, уничтожили великую державу. Я, как офицер, как дворянин, не позволю красной сволочи победить. С нами вся Европа, Америка, Япония. С нами Бог! Мы загоним быдло обратно в его хлев. Но сначала я убью тебя, изменник!
Два выстрела прозвучали одновременно…
Туман окутал всю сопку, загустел и стал непроницаем для дневного света, звуков и взглядов из речной долины, от ближней деревни и железнодорожного разъезда. Только лысую вершину горы туман не тронул, застыл вокруг неё словно в страхе. На вершине стояли друг против друга двое мужчин. Два бойца, два смертельных врага.
Один из них, с окровавленной рукой, отбросил в сторону «наган» с пустым барабаном и вынул из ножен драгунскую шашку.
Другой, потряхивая контуженной головой, кинул взгляд на лежащую у ног фуражку с расплющенной кокардой, спасшей ему жизнь, и ухватил половчее винтовку с примкнутым игольчатым штыком.
И не было здесь уже ни штабс-капитана Ковалевского, кавалера орденов Анны и Станислава с мечами, ни Кости Воронцова, выпускника университета, любимца женщин. Были лишь воины, ведущие поединок за овладение миром, как за тысячу лет до них, как и те, кто придёт на эту вершину тысячу лет спустя. И биться они будут до конца веков…

От русской деревни, от железнодорожного моста доносились выстрелы, взрывы. Там ещё сражались белые и красные. Тунгусский охотник с родовым именем Кобдо отошёл на порядочное расстояние от священной сопки Маган-тас. Хотя солнце стояло в зените, сопка совсем скрылась за молочно-белым густым туманом. Эхо взрывов отражалось от края тайги. Изредка из тумана вылетали еле видимые жёлтые искры.
Кобдо ощупал висевший на шее кожаный мешочек с охранительным талисманом. Путь ему предстоял неблизкий. Надо найти в тайге старого, почти слепого шамана Мискина, и привести его к сопке Маган-тас, когда битва закончится. Пусть он проведёт обряд и мир вернётся на эту землю. Ещё на тысячу лет. До новой битвы.

* - Покров день. - В народной традиции этот день отмечал встречу осени с зимой. Приходится на 14 октября (1 октября по старому стилю).