Золотая осень. Встреча с медведем. Рассказ из книги "Горы и долины"

„Что делать, если на природе вам встретился медведь? Правильно, притворитесь мёртвым. А знаете почему? Потому что именно так вы будете выглядеть через минуту. Просто чтобы не тратить время.“
Джимми Карр

…Александр Чистов, в этом году, припозднился с поездкой в Сибирь - всё лето он занимался ремонтом своего спортивного клуба и потому, освободился только к первому октября.
Наконец договорившись в отделе культуры, что возьмёт себе трёхнедельный отпуск, он наскоро собрался и как обычно, экономя деньги, улетел в родной город на ночном, самом неудобном рейсе.
Самолёт, взлетев из Питера, через много часов ночного, почти бесконечного и утомительного полёта, приземлился, уже в Сибири, рано утром, когда местные жители отправлялись на работу. Разница в часовых поясах была приличная и потому, пять с лишним часов полёта, да эти приплюсованные часовые пояса составляли почти половину суток.

… Самолёт, вынырнув из пелены серых дождливых облаков, почти над самыми крышами, аккуратно развернувшись, зашёл на посадку и когда благополучно приземлился, то пассажиры зааплодировали, отмечая профессионализм лётчиков. У всех ещё были в памяти детали очередной авиакатастрофы на здешней земле, когда на развороте, да ещё во время ветра, самолёт «провалился» вниз, задел крылом заросшую кустарником луговину и рухнул на землю. Тогда, здесь погибли около ста пятидесяти человек, среди которых были и знакомые Чистова…
Выйдя из самолёта, Саша, непроизвольно понюхал влажный воздух, (давняя охотничья привычка) уловил запах осенней тайги, потом, прикрывшись воротником куртки от холодного дождливого ветра, спустился по трапу на землю, и подхватив сумку на плечо зашагал вслед остальным пассажирам, к небольшому зданию аэровокзала.
Багаж получали в крошечной комнате и уже высмотрев свой чемодан, он увидел, входящего в багажное отделение, брата.
– С приездом! - проговорил Максим и братья обнялись, похлопывая друг друга по спине. Потом Максим подхватил Сашин чемодан и они вышли на улицу - неподалёку, на стоянке, стоял Максимов микроавтобус, куда он и загрузил тяжёлый чемодан, указав Саше место рядом с собой.
Пока ехали до квартиры сестры, обменялись незначительными семейными новостями, а после, Саша не выдержав спросил: – А когда в лес то пойдём? Небось уже и изюбриный рёв закончился?
- Ты знаешь – неторопливо ответил брат, поглядывая на дорогу впереди – в этом году осень поздняя, потому что лето было дождливое и наверное, быки ещё ревут. Во всяком случае мы были прошлое воскресенье в Солнце – пади и там зверь ревел с вечера и под утро.
Ну и что, добыли что-нибудь? Зверя видели? - нетерпеливо прервал Максима Саша.
- Да тут неувязочка произошла – криво улыбаясь стал рассказывать Максим.
- Мы с вечера водочки прилично выпили, а потом стали разговаривать…
Он аккуратно объехал дорожную колдобину и поясняя ситуацию, продолжил:
– Выпили за приезд в тайгу, а потом ребята разговорились - легли поздно, вот и не смогли встать во время. А когда пошли в лес хорошо напившись чаю, – он невольно вздохнул – то быки уже замолчали и потому, мы не солоно хлебавши вернулись к биваку и уехали домой.
- Зато выпили и посидели хорошо! – закончил он, и
завершая этим свой короткий рассказ, ещё раз вздохнул…

… У сестры, после тёплой встречи и чая с рюмочкой водки за приезд, братья расстались и договорились, что Максим привезёт завтра лесную одёжку, а послезавтра утром, можно будет и отправится, на сей раз в сторону Байкальского хребта, оставив машину на дальнем, таёжном садоводстве.
На сём и порешили…
Через день, Максим заехал за Сашей не утром и даже не днём, а уже под вечер.
Оправдываясь перед братом и выруливая на дорогу от дома сестры, он рассказывал, что ему необходимо было до воскресенья, получить подписи в конторе, которая заведовала распределением жилого фонда под съём.
- Я ведь тут выкупил квартирку у соседей, где недавно последний старичок умер и вот, отремонтировав её, хочу сдать под книжный магазин.
А чиновники тянут резинку, как обычно дожидаясь очередной подачки. Вот и мурыжат меня, уже с полмесяца. Ты ведь знаешь, у нас сейчас есть просто бандиты, а есть государственные чиновники.
Он невесело рассмелся:
- А сегодня, наконец подписали бумагу с утра, и после, я уже стал собираться. Пока бегал закупал продукты, пока собирал охотничью одёжку и резиновые сапоги, время пролетело незаметно…

Максим помолчал и через некоторое время продолжил: - Ну ничего. Мы с тобой до ближнего зимовья по свету ещё успеем дойти, а там заночуем. И завтра уже, уйдём с утра в дальнее зимовье, на Половинку.
Ты же помнишь этот домик, который на бережку речки стоит в соснячке?

...Саша, эту зимовье на Малой Половинной хорошо помнил, хотя с той поры, как он побывал там в первый раз, прошло уже около тридцати лет. Места там тогда были малопосещаемые и он видел там следы и косуль, и изюбрей, и медведей.
В одном месте ему даже показалось, что впереди, на широкой просеки, по которой проходила дорога, на обочине паслись матки изюбрей. Саша тогда разволновался, долго крался прячась в молодом сосняке, растущем на краю просеки, а когда вышел к нужному месту, то там уже никого не было, а может это ему тогда только почудилось?

... Проехали через окраинный микрорайон, и он вспомнил, что лет тридцать назад, когда здесь всё только начинало застраиваться, к одной из пятиэтажек, по снегу, ночью подошла косуля. Наверное её туда пригнали дикие собаки, одно время устроившие логово для своей стаи, совсем недалеко от того места, на сосновом пригорке заросшем ольшаником.
Они там и щенят по весне вывели, а Сашу, это возвращение к волчьей жизни домашних собак, несказанно удивило.
Оказывается, городские бродячие собаки очень недалеко ушли от своих диких родственников - волков, и в течении нескольких лет, превращаются в настоящих хищных зверей, уничтожающих всё живое в округе на десятки километров...
Он вспомнил, что при его случайном появлении рядом с логовищем, несколько довольно крупных собак выскочили из нор и скрылись в лесу.

… По асфальтовому шоссе, петляя, поднялись на водораздельный хребет, где с давних пор проходила грунтовая дорога в посёлок Мельничная Падь. Только тогда, тридцать или сорок лет назад, это была грязная глинистая колея, в которой даже грузовые машины могли утонуть по самый капот…
А сейчас, это было асфальтированное шоссе, уходящее за город на десятки километров…
Потом асфальт сменился тоже грунтовой, но твёрдой дорогой, от которой во все стороны уходили ответвления в лес, в сторону более чем десятка, больших садоводств на южной стороне водораздела, там, где совсем недавно стояли сосново – берёзовые леса, в которых он, в давние, почти детские времена, в конце лета, собирал грибы и ягоды…
Несколько раз, он с приятелями попадал на грибные, груздевые места в зарослях ольшаника и до сих пор, Саша помнит хрусткие, плотные, белые валики грибочков, с мохнатой влажной паутинкой на исподе, прятавшихся один под другим.
И ещё помнит, как дома, уже зимой, они ели жаренную картошку заедая её холодными, солёными груздями, приготовленными с лучком и растительным маслом…

… Вскоре, незаметно проехали отворот на Скипидарское зимовье, в котором по молодости, Саша ночевал неисчислимое количество раз - и летом и зимой. В тех местах было несколько глухариных токов, куда по весне он приходил и в одиночку и с компаниями приятелей. Здесь, добыл на току, в замечательно красивом крупно-ствольном сосновом лесу, своего первого глухаря, и эту охоту запомнил на всю жизнь.
...Он, в ту дальнюю весну, тёмной, холодной ночью пришёл на токовище, впервые услышал загадочное «пение» - токование глухаря, и увидел эту древнюю, крупную и сильную птицу, яростно призывающую на бой соперников со всей округи.
Кастаньетный перебор первой части глухариной песни, сменялся яростным «точением», и в этот момент, молодой охотник делал несколько шагов-прыжков и замирал, не дожидаясь окончания «мелодии».
Эту загадочную угрозу, конечно трудно было назвать песней, однако, чёрные, угрюмые птицы, на красоту мелодии не претендовали, однако уже миллионы лет, их весеннее токование оглашает просторы тайги.
Можно было себе представить, что давние предки человека, вот так же, в рассветных сумерках, напрягшись стояли в сосняке и поводя заросшими головами вслушивались, в ожидании начала глухариных игр...

Тогда, после гулкого выстрела, в рассветной тьме, разнёсшегося на многие километры вокруг, глухарь перестал петь и дрожать от звериной страсти, сделал несколько шажков по ветке поводя своей костистой головой на толстой длинной шее, и потом упал, глухо ударившись мёртвым телом о землю.
Саша, в несколько прыжков, подбежал к убитому глухарю, поднял его правой рукой за шею, и когтистые лапы этой большой птицы, доставали почти до земли. В том глухаре было около пяти килограммов веса. Перья на шее отливали сине – зелёной древней патиной, а чёрные крылья с белым подхвостьем, растягивались на целый метр в ширину. Глаза глухаря, были прикрыты серой плёночкой век, а над ними, ало – красной, словно вышитой полоской, светились брови.
Зеленовато – белый клюв был изогнут и выглядел опасно, а под клювом, длинными тёмными перьями темнела бородка, которая во время токования тряслась в такт тэканью, то ли от гнева, то ли от страсти.
Вторая часть песни, была похожа на скрежетание – точения железа по железу - ещё и поэтому, глухариная «музыка» пугала слушателей своей первобытной воинственностью и неприкрытой агрессией!

… Пока Саша вспоминал эти глухариные тока, Максим, проезжая через крупный лиственничник, стоящий справа и слева от дороги, тоже вспомнил как однажды, идя здесь с сыном – подростком, вдруг услышал звон проволоки в сосновом подросте на обочине, рядом с грязной колеёй, а потом и увидел крупного рогача – изюбря, перебегающего дорогу.
Быстроногий зверь, споткнулся об обрывки телеграфного провода, протянувшегося в траве, вдоль придорожной просеки – когда то здесь стояла линия телеграфных столбов. Столбы со временем подгнили и упали, а стальная проволока, осталась на земле, прячась в траве, цепляя за ноги проходящих и пробегающих.
… Максим, ошеломлённый чудесным появлением зверя, так нереально близко и совершенно неожиданно, автоматически вскинул свою двустволку и почти не целясь, выстрелил: вначале из левого пулей, а потом и из правого ствола, картечью. Олень, на мгновение запутавшийся в проводах, вздрогнул уже после первого выстрела, потом неуверенно сделал несколько шагов, волоча за собой зацепившуюся за копыта проволоку, а после второго выстрела упал и с громким стуком, ударился одним рогом о крупный лиственничный пень…
Тогда, дрожа от возбуждения, Максим, с немного испуганным и взволнованным сыном, быстро разделали оленя, сняли с него коричнево – шоколадную шкуру, вырубили из черепа красивые, симметричные рога, а мясо спрятали под валежиной, метрах в двадцати от дороги и после, быстро возвратились за своей машиной в садоводство, расположенном километрах в двух от этого места.
... Оленина, была жирная и вкусная, и они всей семьёй больше месяца ели отбивные, котлеты и бифштексы, расхваливая быструю реакция главы семейства, то есть Максима…

... Наконец, подъехали к последнему, перед глухой тайгой, садоводству и Максим посигналил... Но никто не вышел из избушки сторожа, чтобы открыть ворота. Тогда Максим сам выскочил из кабины, размотал цепь на металлических воротах, открыл их, загнал автомобиль внутрь, и поставил его рядом с избушкой сторожа.

Стояла прозрачная солнечная предвечерняя тишина, поздней таёжной осени. Откуда-то снизу, от болота, тихонько повевал прохладный ветерок, играя оставшимися на деревьях редкими разноцветными листьями. Солнце, двигаясь на запад, скрылось за ближние сосны и прозрачные тени протянулись через участок, подступая к деревянному крыльцу, небольшой дачи сторожа...
Вокруг было пустынно и тихо и издали, словно подчёркивая молчание леса окружающего дачи, доносилось звонкое карканье таёжного ворона, призывающего к себе своих соплеменников…
Саша, вертел головой во все стороны, вглядывался в синеющий за болотом горизонт, вдыхал горьковатый ароматный воздух, нагретый за день и в нетерпении переминался с ноги на ногу, уже одев рюкзак и ожидая, когда Максим закроет машину и отправиться вместе с ним в долгожданный поход…
Забрав из машины ружья и рюкзаки, охотники, прикрыв ворота, вышли на дорогу и направились вперёд, в сторону настоящей тайги...
Вскоре, шагая по песчаной дороге среди высоких берёз и сосен, вышли на берег широкой речной, заболоченной поймы.
Раньше, лет тридцать-сорок назад, через речку Хею, в этом месте был деревянный мост и была настелена гать. Однако со временем всё заросло, заболотилось, покрылось кочками и теперь, переходить через речную пойму было совсем непросто.
Перепрыгивая с бревна на бревно, Максим и Саша неторопливо, осторожничая, преодолели «водную преграду» и вышли на сухую дорогу, огибающую высокий широкий таёжный мыс, поросший сосняком с вкраплениями смешанного леса.
Эта дорога, тоже была знакома Саше и он помнил времена, когда по ней, колхозники на машинах, зимой, вывозили с обширных пойменных покосов, заготовленное летом, сено.
Сейчас, по прошествии долгих лет, дорога покрылась грязью и в ней, большие грузовики-вездеходы пробили глубокие, заполненные мутной водой, колеи. Через распадки впадающие в широкую речную пойму, с тех ещё времён, тоже были проложены гати. Но так как, на машинах здесь теперь и зимой не ездили, то гати эти сгнили и покрылись болотной травой. Однако по самой дороге, насыпанной здесь сразу после войны, почти семьдесят лет назад, идти было удобно и приятно. На песчаном основании, конечно выросла низкая трава, но грязи было немного. И лишь изредка, в колеях на обочинах и посередине, видна была осенняя дождевая вода, которую приходилось обходить по сухой кромочке.
Максим сразу вырвался вперёд, шагал широко, свободно и размашисто, несмотря на довольно тяжёлый рюкзак за спиной.
Не так было с Сашей. Он уже отвык от лесных, монотонно трудных походов и потому, вскоре, лямки рамочного рюкзака стали врезаться в плечи и он их то и дело поправлял свободной рукой, вытирая пот со щек и со лба. Резиновые сапоги, были немного маловаты и потому, пальцы на ногах быстро уставали. Но по большому счёту, это всё были мелочи, к которым невольно приходилось приспосабливаться и на которые он старался не обращать внимания.
Зато, идя по этим дивным местам, Саша вспоминал те или иные происшествия, случавшиеся с ним на этой дороге в давние годы...

... Однажды, в неглубоком распадке, по которому протекал небольшой ручей впадающий в Хею, на заброшенных покосах, он нашёл металлическую штуковину величиной с зимовеечную печку, но сваренную из толстых полос металла, с образовавшимися неширокими продольными прорезями. Внутри этой «штуковины», валялась гнилая, неприятно пахнущая рыба.
Подумав, Саша понял, что это «приманка» для медведя, который найдя такую «непробиваемую» железяку с резким рыбным запахом, привязанную тросом к дереву, начинал «играть» ею, пытаясь достать изнутри запашистую рыбу.
Зверь так увлекался, что забывал обо всём, шумел и недовольно рявкал. А в это время, к нему подкрадывались охотники и стреляли в расшалившегося медведя… Чем эта затея деревенских охотников закончилась, он, тогда, так и не узнал.
В те годы, эту тайгу Саша «исследовал» очень хорошо. Он исходил её вдоль и поперёк, и мог, даже ночью, ориентируясь только по падям и распадкам, выйти в нужное место, в нужное время...

... В ту зиму, Саша, случайно, в окрестных чащах обнаружил медвежью берлогу, которую нашла и показала ему, его собака - Рыжик...
… Как обычно, это случилось совершенно неожиданно. Берлога была выкопана зверем километрах в двадцати от города, чуть ниже «среднего течения» широкой пади, заросшей крупным сосняком. Это место было совсем недалеко от большого глухариного тока, на который Саша начал ходить давным –давно, и где он добыл уже в общей сложности с десяток «петухов».

В тот раз, Рыжик, а было это в начале зимы, ещё по мелкому снегу, на время исчез из виду, а потом, Саша услышал его глухой, как показалось, далёкий лай. Позже, выяснилось, что берлога была в полу-километре от охотника, но собака яростно лаяла в чело берлоги и потому, её было плохо слышно.
Подойдя ближе, Саша, внезапно увидел чернеющее, уходящее в глубь земли отверстие и Рыжика, лаявшего не останавливаясь внутрь этой большой норы.
Это была первая берлога, которую он нашёл самостоятельно и потому, взволновался и даже испугался. В одиночку добыть медведя он побоялся и был очень осторожен.
Руки и ноги задрожали, когда охотник понял, что медведь дремлет в двадцати метрах от него, внутри этого тёмного отверстия...
Непроизвольно, изо всех сил вцепившись в ружьё, он попытался отвлечь собаку и увести её, пока она своим лаем не подняла хозяина берлоги...
Зная, насколько чутко медведи спят в первую половину зимы, Саша полушёпотом отозвал собаку, а так как она никак не хотела уходить от берлоги, взял её на поводок и увел насильно...

... Под новый год, в декабре, Саша с Александром Владимировичем - старым охотником-медвежатником, приехали к берлоге на УАЗ-ике - вездеходе, втроём. Оставив водителя у машины – он был не охотник и никогда не держал в руках ружья - осторожно ступая по скрипучему, промороженному снегу, они подошли вплотную к берлоге, найдя её по затесям сделанным Сашей в тот памятный день.
Саша, как договаривались «по сценарию», «заламывал» чело длинной промороженной осиновой жердью, вырубленной на подходе. Он, сверху и чуть наискосок, просунул её в берлогу, а Александр Владимирович в это время, выцелил и стрелил разбуженного, сердитого зверя...
Они, очень быстро добыли тогда справного, жирного медведишку и совсем просто. Сильный зверь, стал затягивать жердь, перегородившую вход, внутрь его зимней норы, и Александр Владимирович, с первого выстрела попал в мохнатую, коричневую медвежью башку, мелькающую на выходе из берлоги...
Не прошло и пяти минут, после подхода к берлоге, как медведь уже был добыт и охотники оживлённо переговариваясь, стали доставать его наружу…

Об этой охоте, коротко, на ходу, Саша рассказал Максиму, сожалея, что тогда, рядом не было хороших зверовых собак.
Молодого Рыжика, в тот памятный день, они не рискнули в одиночку отпускать на медведя, зато когда охота удачно закончилась, собака вдоволь потрепала уже неподвижного медведя, вздыбив шерсть на загривке и подрагивая всем телом от возбуждения и инстинктивного страха...
- Из под собак, охота на берлоге намного интереснее, хотя и опаснее –
закончил рассказ Саша таким тоном, словно ему уже надоело вытаскивать добытых медведей из берлог.
… Солнце спустилось к кромке леса, когда охотники, вышли на берег кочковатой, заросшей высокой травой долины, при впадении речки Шинихты, в реку Байсик. Чистая, быстрая речка текла под невысоким берегом и Саша подумал, что в ней обязательно должна быть рыба, заходившая сюда на нерест из большого залива...
За небольшой речкой, взгляду открывалась широкая, болотистая равнина, через которую грязная, залитая болотной водой дорога, переходила на другой берег. Прихватив по сухой длинной палке, братья, осторожно, не торопясь перешли через болото, выбирая менее мокрые места и двигаясь вперёд вдоль толстых брёвен, местами ограничивающих полузатопленную грязью, гать.
Там, где дорога поднималась на сосновый мысок, справа, в глубине, метрах в пятидесяти от дороги, стояло маленькое новое зимовье, в котором Саша ещё ни разу не ночевал.
Остановились в этом домике, сбросили рюкзаки и сразу стали разводить костёр и готовить дрова для печки. Потом, Саша взял в руки ведро и пошел за водой. Пришлось вновь возвращаться почти к противоположной стороне гати, на речку, потому что чистой, проточной воды в округе не было, а болотную набирать Саше не захотелось.
В половине обратного пути, уже почти в сумерках, издалека, до него донёсся изюбриный рёв и охотник на время остановился.
«Это километрах в двух, выше по течению Шинихты» - подумал он и
продолжил путь, постоянно прислушиваясь.
Когда Саша возвратился к зимовью, Максим, уже развёл большой костёр снаружи и растопил печь в зимовье. Поставили кипятить чай и вскоре, заварив цейлонским чаем закипевшую воду, ушли в домик, сели там за стол, открыли двери чтобы было светлее и стали ужинать.
Максим прихватил с собой из города жаренную курицу, и Саша с жадностью, чавкая и отдуваясь, ел с большим аппетитом, запивая еду вкусным, ароматным горячим чаем.
За ужином, он рассказал Максиму об услышанном недавно изюбринном рёве. Максим не удивился, но сомневаясь заметил:
- Может быть это охотники, пытаются на трубу зверя подманить. Там, в склоне, зимовейка стоит и туда, из Большого Луга заскакивают охотнички на мотоциклах.
Саша после этих слов и сам засомневался - ему тоже показалось, что песня гонного быка была слишком тонкой по тону и короткой по протяжённости…
Тем не менее, закончив еду, уже в сумерках, они вдвоём вышли на дорогу и Максим, на своей самодельной трубке из алюминия, сбившись в первый раз протрубил, подражая голосу гонного оленя-самца…
Притихшая и потемневшая тайга молчала, а на тёмно-синем небе появились самые яркие звезды. Послушав ещё некоторое время и не дождавшись ответа, братья вернулись в зимовье и стали устраиваться на ночлег...
На нары расстелили ватные спальники, под голову подложили толстые пуховые куртки из рюкзака. Вздыхая, расправляя кости и уставшие мускулы, слушая треск догорающих углей в раскалённой печке, охотники заснули быстро и крепко…
Стены маленького лесного домика, были их защитой от диких животных и от ночных холодов, которые в эту пору, уже начаись по всей необъятной Сибири...

Засыпая в жарко натопленном зимовье, Саша вспомнил свои осенне-зимние ночёвки у костра и невольно поёжился - под утро, в тайге, в конце октября порой бывал уже крепкий минус, да ещё с инеем, а то и со снежком и спать даже в толстом ватном спальнике было невыносимо холодно - с собой всегда брали спальники тонкие и лёгкие, чтобы легче был переполненный рюкзак…
«Ну а здесь, как дома – думал он, расстёгивая спальник и стараясь сделать попрохладней внутри.
– Зимовье всё – таки божья благодать – обращаясь к Максиму, произнёс он и широко, сладко зевнул.
Через некоторое время, глаза закрылись сами собой и усталое тело погрузилось в крепкий сон…

Утром, проснулись в половине седьмого, когда на востоке, над лесом, уже поднимался крупный, золотистый диск солнца. Быстро вскипятили чай, перекусили оставшимися кусками курицы с хлебом и тронулись в путь.
Максим, вскоре ушёл в сторону и вверх, поднявшись лесом на сосновую гриву, тянувшуюся вдоль просторного болота, а Саша продолжил путь по дороге.
Несколько раз останавливаясь, он прислушивался к окружающей тайге, а потом, все-таки решился и попробовал реветь голосом, подражая гонному оленю – быку. Получилось неплохо и постояв, послушав разгоравшееся вокруг погожее утро, он тронулся дальше. В этот момент, он услышал под высоким берегом широкого болота, вне зоны видимости, стук тяжёлых копыт.
Замерев на полушаге, охотник долго стоял неподвижно, вглядывался в заросшую густым кустарником речную пойму, стараясь уловить шевеление или движение в этой чаще. Но все было тихо и недвижимо, и Саша подумал, что ему всё это показалось: и топот копыт, и это инстинктивное беспокойство, возникающие в присутствии других живых существ, пусть даже невидимых или не узнанных.

Чуть позже, Максим спустился с гривки и встретившись у поворота дороги, охотники дальше пошли вместе и через несколько часов утомительной ходьбы, наконец добрались до таёжного зимовья, стоявшего на берегу левого притока речки Половинки, уже на водоразделе к Байкалу.
Расположившись в зимовье, разведя костёр на улице, отдыхая от длинного перехода стали варить чай, а потом уже готовить ужин.
Пока Максим, варил кашу с тушёнкой, Саша сходил на сосновую гривку, возвышающуюся над речной долиной и идущую вдоль дороги, и посидел там под сосной прислушиваясь и присматриваясь.
Кругом было тихо и медленный закат, казалось продолжался бесконечно.
В какой-то момент, Саше показалось, что в чаще соснового леса, за дорогой, раздалось точение токовой глухариной песни - он знал, что в глухой тайге, глухари иногда токуют и осенью, но за день ходьбы он устал и потому, не решился в наступающих сумерках, лезть в сосновую чащу исследуя подозрительные звуки, и ещё немного постояв на дороге, охотник быстро зашагал в сторону зимовья...

Подходя к избушке уже в наступающей темноте, Саша увидел сквозь заросли молодых сосенок, ярко-красные отсветы пламени костра, а когда подошёл ближе, то заметил сидящего рядом неподвижно Максима пьющего чай, и сосредоточенно разглядывающего игру алого пламени в высоком огне. Устроившись рядом, Саша стал есть кашу прямо из котелка, и в перерывах рассказал, что ему почудилась песня глухаря, с правой стороны от дороги.
- Да, тут есть ток – оживившись, откликнулся Максим.
- Прошлый год, я здесь, добыл замечательно крупного глухаря, который в конце тока спустился на землю, и подошёл ко мне метров на двадцать - я долго наблюдал и слушал его токовое пение ещё тогда, когда он сидел на высокой сосне, недалеко от дороги.
А потом, в чаще за моей спиной заквохтала капалуха и глухарь слетел на землю и вразвалку направился в сторону «подружки». Тут я его и стрелил - птица была удивительных размеров, а шея, толщиной с мою кисть! – завершил рассказ Максим...

Ещё какое-то время сидели пили чай и молча наблюдали за игрой бликов яркого пламени. Дым от костра крутил в разные стороны, поднимаясь от костра неохотно и по кривой.
«Завтра может быть дождик – подумал Саша, но промолчал, а вскоре, когда костёр стал угасать, охотники поднялись и ушли в нагревшееся зимовье. Заснули быстро и Саше снился странный сон, в котором он потерялся в знакомой местности и судорожно старался найти дорогу к собственному дому...
Под утро, неслышно выпал небольшой снежок, перекрасивший окрестности из серо-коричневого, в пухово-белый цвет.
Выпив чаю и позавтракав бутербродами, с солёным чесночно-ароматным салом, охотники, закинув пустые рюкзаки на спину вышли на дорогу, и направились в сторону отстоев, высившихся на горизонте, над таёжным хребтиком, в том районе откуда брала начало речка Правая Половинка...
Вскоре снег на дороге начал таять, в колее было скользко, ноги разъезжались в стороы и охотники, выбирая места посуше, шли зигзагами, в основном посередине между колеями, а иногда и по обочине, сбивая резиновыми сапогами с высокой травы, капли воды от растаявшего снега.
Небо, тёмное и мрачное, не пропускало дневного света и казалось, что рассвет так и не перешёл в день.
Лес тоже потемнел и словно насторожился и его мрачность усугубляли тяжёлые серые тучи, неподвижно повисшие над тайгой...

В какой-то момент, уже перейдя заросшую долину Правой Половинки, свернули с дороги в лес и по ближнему распадку, стали поднимаясь к невысоким скалкам, торчащим на верху, на гребне горы.
Здесь, совсем низко над ними висели многослойные облака, медленно двигаясь под начавшимся ветром в сторону Байкала.
И тут, внезапно, оба охотника услышали рёв медведя, в нескольких сотнях метров от них, в вершине распадка.
Оба резко остановились, оживлённо заговорили вполголоса, и решив проверить, что там происходит, держась поближе друг к другу, стали подниматься вверх уже медленнее и осторожнее, стараясь держаться открытых мест и напряжённо вглядываясь в каждое подозрительное тёмное пятно на склоне...

Вскоре, они увидели, мелькающего среди деревьев медведя и остановившись, шёпотом заговорили. Максим достал из под куртки бинокль, пригляделся и неуверенно сказал:
- Кажется, он попал в петлю... Двигается из стороны в сторону, грызёт ветки, но избавиться от неё не может!
Подойдя ещё ближе, охотники увидели, что зверь пытался освободиться от петли, закреплённой на высоком, толстом, дереве. Медведь ещё не замечал охотников и метался из стороны в сторону, грыз ветки окружающих кустов, а по временам пытался влезть на дерево, с намерением освободиться от металлического тросика, с каждым рывком, больно врезающегося в живот и под переднюю правую лапу.
Петля обхватывала переднюю часть туловища по диагонали и попавшая в неё лапа, мешала ему ослабить смертельный захват.
Шерсть на медведе намокла, сбилась чёрными влажными лохмами.
Зверь устал, ему было больно каждый раз, как петля охватывала его грудину всё туже и потому, он злобно и визгливо рявкал, сопровождая этим каждый укол боли в измученном теле.
Видно было, что с этой петлёй зверь борется уже несколько часов и очень ослабел - он подолгу отдыхал, а потом, собравшись с силами бросался вперёд, но петля, в какой-то момент затягиваясь до отказа, отбрасывала его назад или в сторону и от боли, медведь ещё и ещё рявкал, пытался укусить себя за бок в районе лопатки!

Максим и Саша, на какое-то время остановились, прячась за группой тесно стоявших деревьев и стали решать, что делать...
- Он уже не вырвется – констатировал Саша шёпотом, не отрывая взгляда от затихшего на время медведя. – Нам надо его просто дострелить!
А потом посмотрим и если хозяин петли появиться – договоримся и объясним ситуацию...
- Да в такую погоду, хозяин вряд ли пойдёт петлю проверять – заметил Максим оглядывая мокрую неуютную тайгу, раскинувшуюся по низу речной пади, до самого серого горизонта.
- И потом, неизвестно когда он её поставил. Может быть хозяин петли о ней уже и забыл - сколько таких забытых петель я в тайге видел...
День другой, такой любитель ходит проверять петлю, а потом уедет в свою деревню и забудет про неё...

Подошли ближе...
Медведь, заметив мелькающие среди деревьев человеческие фигуры, насторожился, вздыбил шерсть на загривке, поднялся на задние лапы и стал вращая головой из стороны в сторону, принюхиваться. Братья, уже отчётливо видели, что медведь попал в петлю и вырываясь из неё, погрыз все ветки в радиусе трёх метров...
Когда люди приблизились на расстояние пятнадцати шагов, зверь вдруг кинулся в их сторону и в очередной раз, остановленный петлёй, глухо заревел продолжая ломать и грызть ветки!
Тогда, подбадривая друг друга взглядами и жестами, стараясь не отходить далеко один от другого, но и не мешать друг другу, охотники, с приготовленными к стрельбе ружьями со взведёнными курками, дрожа от возбуждения, короткими приставными шажками приблизились к медведю на расстояние пяти метров.
Увидев людей так близко, зверь словно взбесился, бросался в их сторону ревел и крушил ударами лап, все вокруг, пока эту неистовую агонию не остановил выстрел Саши почти в упор, под ухо, с правой стороны головы!
Медведь мгновенно, расслабленно упал, повалился на заснеженную землю и по его почти квадратному телу прошли смертельные судороги!

В последние минуты перед выстрелом, Саша, словно забыв о существовании Максима, почувствовал, как звериный страх, вперемежку с яростью, захватил и его. Даже тогда, когда брат уже остановился и начал выцеливать зверя, Саша продолжал медленно продвигаться к приготовившемуся к схватке, медведю. Зверь, вздрагивая от внутреннего напряжения смотрел маленькими тёмными, злыми глазками на приближающегося врага, собираясь с последними силами для решающего броска...
А Саша, приставными шагами, придвигался всё ближе и ближе, словно хотел схватиться со зверем в рукопашную.
Видя это, обеспокоенный Максим, не отводя ружья от плеча вдруг спросил: - Долго ты еще?!.. Стреляй!.. Он ведь сейчас бросится!

Саша, не слыша этих слов уже действовал на инстинкте хищника, который в редких случаях проявляется и в человеке - с ним, такое уже бывало в жизни, и не один раз…

Последний такой случай, проявился в пьяной драке, когда его приятель, во время незначительной ссоры, вдруг сбил его с ног и падая со всего размаху на бордюр тротуара, он ударился лицом о бетонную кромку, рассёк губу, сломал передний зуб и на минуту потерял сознание!
А когда пришёл в себя, то поднялся, догнал уходящего обидчика, и не сознавая что делает, начал бить его яростно и умело...
Уронив очередным ударом своего соперника на землю, Саша схватив его левой рукой за шиворот, приподнял взвизгивающего от страха приятеля и старался ударить кулаком в лицо. Но тяжёлые удары, попадали в голову и после каждого такого удара, приятель вскрикивал.
Он тоже понял, что в таком состоянии, Саша может его убить и потому, почти плача от страха умолял прекратить избиение!
Была поздняя зимняя ночь и фонари освящали пустынную улицу, а дома вокруг, тёмными провалами окон равнодушно смотрели на это безобразие…
Тогда, словно очнувшись, от внезапного яростного беспамятства, Саша поднял с земли дрожащего от страха, не смеющего взглянуть ему в лицо незадачливого бойца, отряхнул его от снега, а потом отправил домой, потому что тот, боялся с ним остаться, боялся новой волны Сашиного инстинктивного, убийственного гнева...

... И в этот раз, на мгновение, Саша забыл обо всём и видел перед собой только сильного и жестокого врага и тот момент, когда медведь выждав, с яростно клокочущим рёвом бросился на человека, Саша, с трёх метров хладнокровно нажав на спуск, выстрелил в него!
И медведь с оскаленной зубастой пастью, остановленный пулей в прыжке, почти в воздухе, упал на истоптанную влажно-грязную землю и умер, уже ничего не видя и не чувствуя вокруг себя и в себе самом!

... Снег прекратившийся утром, как казалось на время, вновь посыпался из низких, толстых мрачных туч и охотники, разделав медведя и срезав мясо с круглых толстых и прочных костей, загрузив рюкзаки под завязку, отдуваясь стали возвращаться в зимовье.
Передохнув там и пообедав шашлыками из свежей медвежатины, братья решили, не откладывая выносить мясо до проезжей дороги...

... На этом, самая интересная часть похода закончилась и началась самая трудная - Максим и Саша, охая и матерясь от усталости, стали спускать мясо добытого медведя вниз, к Байсику, куда уже могла подъехать их машина...

... Погода окончательно испортилась, поднялся сильный ветер, круживший снежинки вперемежку с холодным нудным дождём, и шум леса заглушал все звуки.
Дорога намокла и стала скользкой и топкой, груз медвежьего мяса вдавливал лямки рюкзаков в плечи и казалось, что все силы уже закончились.
Дыхание сделалось коротким и неровным и братья брели по дороге, уже не вытирая пота со лба и только языком слизывая горькие солёные капли с губ и с носа.
Максим был посильней и повыносливей и потому, постепенно уходил вперёд, а Саша терпел из последних сил, жевал свой язык и шёпотом матерился, отводя душу незамысловатыми ругательствами - ему казалось, что это помогает преодолевать усталость!
Наконец, они дошли до места, куда можно было с трудом, но подъехать на машине.
Сбросив рюкзаки с плеч на землю, они повалились рядом, в мокрую траву, и долго лежали отдыхиваясь, потом нервно посмеиваясь поднялись, щупали изрезанные брезентовыми лямками рюкзаков плечи, покряхтывали от затихающей боли.

… Так было в тайге всегда - добыть зверя, ээто часто самая весёлая и интересная часть «программы», но разделывать и тем более выносить мясо из тайги – вот самая тяжёлая и неприятная часть охоты.
У многих охотников в конце жизни от этих непомерных нош и сверх нагрузок на сердце и позвоночник, начинались разные болезни и потому, многие охотники – профессионалы не доживают до шестидесяти лет!
Конечно сейчас, братья об этом не думали, а радовались внезапной удаче.
Спрятав мясо добытого медведя на обочине, они возвращались к машине налегке, обсуждая перипетии неожиданно удачной охоты и гадая, кто мог поставить эту петлю и почему этот кто-то, не пришёл освободить медведя от мучений, раньше них?
- Теперь уже точно, он не придёт проверять петлю, - проговорил Максим вслух мысль, которая тревожила их обоих.
- И если бы мы, случайно не набрели на этого зверя, то он бы погиб и сгнил в этой дурацкой петле...
На этом и успокоились...

... Уже поздно вечером, сидя у Максима на загородной даче, охотники жарили свежую медвежатину и выпивая, рассказывая друг другу разные охотничьи истории, случавшиеся с ними на протяжении длинной таёжно-полевой жизни, полной приключений.
Перед тем как пойти спать, Максим собрался с духом и объявил Саше:
- А ведь я, потом случайно глянул на эту петлю, на которую медведь попался.
Там, где она была закреплена за дерево, заплётка почти распустилась и осталась тонкая нитка проволоки, которая одна мешала медведю освободиться.
В своем последнем броске, зверь мог эту стальную нитку порвать или выдернуть из тросика окончательно и тогда нам бы несдобровать!
Саша в ответ хмыкнул, но промолчал и зевнув проговорил:
- Что-то спать хочется - сегодня был напряжённый день...


Май 2011 года. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal