Приключения - учёного географа Игнассия!

Часть 1.
Приключения учёного - географа Игнассия.

Глава первая
Перфедорий

Мой Витязь, друг мой - конь,
Со мной ты бродишь день и ночь,
Несёшь меня вперёд как ветер -
Единственный попутчик мой на свете!
Ты бороздишь со мною -
Просторы странствий света полный.
В невидимых дебрях дальних,
Моей опорой стал ты постоянной.
Вези меня гнедой, твою гриву я обниму своей рукой!

Я простой учёный - географ из города Монсиперополя. Посланный, как обычно своим научным Ареопагом в своё новое, исследовательское путешествие, по тщательному изучению рельефа земли и нанесению всё на карту. И начиналась она сначала наша экспедиция в полном своём составе: в количестве четырёх человек, но, а затем я, потеряв постепенно всех своих коллег в нашем пути, по разным на то причинам, решил всё-таки продолжить своё обследование края сам в одиночку, следуя на то намеченному плану, ещё моим научным Географическим сообществом. И где ещё мне эту мою работу совершенно не хотелось бросать на полпути, из-за потери всех своих там коллег, когда оставалось пройти ещё совсем немного, можно сказать ещё один кусочек небольшой, неисследованной земли, что находилось в западном полушарии, то я решил пройти ее, конечно же, сам. И так как мне ещё иногда случалось ехать медленно, не совсем галопом, как это бывает обычно, то в минуты меланхолии любил сочинять стихи. И вот когда со мной рядом барышень поблизости не оказывалось, то мне приходилось их посвящать: то великолепным, зелёным просторам встречающихся впереди меня, то бескрайнему, синему морю, то звёздному небу при луне, ну и на худой уже конец, своему коню под именем Витязь. Хотя признаюсь вам, делал это с большим удовольствием, потому, что за многие годы моих исследований неизвестно, где и как, во всяком случае, подо мной всегда был он - мой верный и надёжный - друг и конь. И вот я пробираясь с ним в очередной раз, через дебри каких-то мне неизвестных джунглей, как вдруг почти случайно заметил, что-то подозрительное происходит, последние несколько миль позади себя: то резкое дребезжание веток мне по необъяснимым причинам; то ржание какой-то лошади, доносимым ко мне эхом; то ощущение чего-то взгляда со стороны. Ну и, конечно же, я, держа своё оружие под сбруей лошади наготове, стал ожидать встречи впереди себя, а с кем мне ещё предстояло выяснить.
--Кем послан будешь ты путник?- вдруг как из-под земли раздался голос. На, что мне резко преградили путь несколько всадников.
---Куда ты путь держишь свой? Не уж-то ты изгой, не одичал ли ты совсем в глуши лесной, раз беседу ведёшь свою со своим конём?
Одновременно обступая меня уже и сзади и спереди, всё продолжали незнакомцы свои допросы, но больше пока рассказывали сами о себе.
---Мы же люди - Авеля из Перфедория, а ты представься путник, с чьих будешь краёв? Каким Богам поклон несёшь? И кто твой будет господин, кому ты угодник?
--Я вольный странник и путь мой лежит, далеко и вовсе я ни чей-нибудь посланник, а простой учёный - географ.
--Ну, уж ты поверь нам это невдомек, но в гости мы тебя к себе всё же сопроводим, там и поведаешь всё нам ты там о себе!
Мне ничего не оставалось, как покрепче взять за узды своего Витязя, брыкавшего тем временем головой, и одним копытом изредка постукивая по земле, одновременно обнюхивая своих родственников парнокопытных с переменным ржанием. На, что оно прерывало и сбивало с толку наш разговор среди всадников, пока ещё настороженно настроенных друг на друга. Но постепенно осознавая, что угроз уже ожидать никаких неоткуда, что с одной стороны, что с другой стали медленно переходить более на мирный лад разговора.
---Видно по лошади по её упряжке, ты не из здешних мест, а всадник? - продолжал всё тот же один из воинов вести свой допрос.
Где я всех, оглядывая поодиночке, а именно больше всего их боевое оснащение, даже возраст делал для себя свои выводы. Пока они создавали мне впечатление вполне доброжелательно настроенных людей, всё больше с подозрениями в мой адрес, чем мне в их ней, пока я обдумывал и подбирал свою тактику с ними для разговора.
--Как долго ты был уже в седле?- на что он мне сейчас все эти воины, с виду сейчас, очень сильно напоминали, где-то индейцев, выделяясь своим нехилым телосложением. С одеждой походившего больше на обыкновенного наездника: брюки из плотной толстой льняной материи, грубой выделки кожаной куртки, что предавало им вид большего размера в плечах, на некоторых свисал мех соболя, толи волка с плеч до пояса. На двоих и во все была одета кольчуга, а на ногах сандалии, до колен перемотанные тугой плотной ленточкой из кожи или у кого-то простой, обычной верёвкой. Где в них надёжно виднелись воткнутые кинжалы в чехлы. У всех стрижен лоб, но по бокам и на затылки волосы скапливались в один узел позади головы: у одних в обычный пучок, а у кого-то и в небольшую косичку. Их широкие скулы на лице и на половину оголённые руки до локтей мне внушали закалённую твёрдость в их ним характере, отражавшуюся в их благородстве как в воине племени. Это потом я уже узнал, что воины стриженные таким образом, считались у них из авельцов самыми почётными и по возрасту и по племенным заслугам.
--Я Игнассий и путь мой лежит из тех мест:
Там где реки текут прозрачные, и их обрывает водопад, там птицы мелкие щебечут,
кружа как облако, всё чего-то норовят. Под их лепет спит крепко дитя, они предупредят тебя, об опасности над головой твоей кружа. Там в краю моём и нет ночи,
они как девичьи очи, любимого с пути дожидаясь, не смыкаются никогда! И у подножия горы скалистой, лежат цветные камни разноцветные, как вода прозрачные и светлые!
Прочитав им вслух один из отрывков, изученной ещё в детстве какой-то пьесы, - решил я как можно получше их расположить к себе. Догадываясь, что такие понятия как исследовательское, научное учреждение им далеко покажется непонятным и пустым объяснением. --Ты, наверное, был близорук, мой друг, где же ты быль этакую прочитал, сам придумал, иль кто тебе её подсказал?- раздался все общий их смех.
--Я бы не стал ему доверять Талион, - как вдруг от них послышались первые имена.
--Ну отчего же Лукас он развлекает нас, от надоедливых и привычных глаз,- ответил ему всё тот же, что по имени Талион, - продолжив незамедлительно,- потом ты ведь и убедился сам, что он один, ведь авельцы его ведут уже несколько миль!
-- Да трудно было не заметить даже и по моему коню, как ваши люди маскируются особенно поутру, - решил я немного их подзадорить по дороге.
--Чему ж ты радуешься путник, не зная совершенно, чего тебя там ожидает впереди, ты предпочитаешь ещё шутить? - произнёс всё тот же мне Талион.
Его греческий нос, тёмные смолистые волосы, густые брови и открытый широкий и умный лоб внушали мне о его крепости духа и преданности к своему народу. На что я продолжил:
--К чему нам ссориться, чего делить, я лишь только хочу, свой путь дальше продлить, разумеется, после вашего надеюсь тёплого гостеприимства!
Как вдруг наш не совсем ещё состоявшийся разговор прервал скачущий на встречу табун лошадей из примерно пятнадцати - двадцати особей. Где мы только и успели все отпрянуть в сторону. За ними последовали и всадники хозяева тех самых лошадей. К моему удивлению ими оказались не мужчины, а девушки. На что они резко приостановились, завидев нас. Где я сразу же заметил, что между ними и моими новыми знакомыми просквозил какой-то холодок. Девушки резко потянули на себя узды своих скакунов, немного туловищем отклонившись взад, а кто-то и спрыгнуть уже успел с лошади, когда табун тот помчался дальше мимо нас всех. Их строгий вид мне подсказывал, что они не просто пастухи, а своего рода тоже воины. По тому, как держали в своих руках не только кнут, но ещё позади себя арбалеты и кинжалы, прикреплённые на своей груди. Их численность сейчас на много превышала нашу по количеству людей, где мы сейчас против них выглядели все шестеро, как словно утки на реке под дулами оружий охотников.
--Ну, что ж добро пожаловать в леса и степи Есенины - дочери Гаргамеса из Перфедория, - как будто словно обращаясь ко мне, произнёс Лукас, пытаясь немного, даже как бы съязвить в их адрес. Где мой взгляд упал на одну из них явно выделявшуюся из всей толпы. На фоне зелени её чёрные выразительные, и красивые небесного цвета глаза, отражались особым оттенком - гармоничности и контраста, даже с окружающей средой. Где её губки в милой улыбки, как то солнышко могли легко отогреть сердце любого путника, такого как меня, при встрече с ней. Густая чёлка скрывала её нежный лобик, но никак изящной дуги чёрных бровей. Две толстые чёрные косички спадали у неё по обе стороны, позади плеч и спины, задевая своими концами, словно кисти художника, седло на котором она сидела. Её гордая осанка, словно как у королевы, с её тонкой талией, мне явно говорили, о непростом её происхождении. Она изредка потягивала на себя за вожжи лошади, пытаясь сохранить всё своё величественное равновесие. Где я глядя на таких, как она, вдруг вспоминал слова, так любившие ещё произноситься моими друзьями из Монсиперополя: " аж дух захватывает, ещё бы этот дух да под ключ и в ларец!". На что она ему, где это было заметно по краешку её губ, с одной стороны щеки и приподнявшимися одновременно двумя бровями к верху поторопилась ему ответить в отместку, не думая даже отступать со своей стороны.
--Чему ж ты так доволен Лукас?- переглянувшись со своими воинами девушками, продолжила, - забыл, как я метко стреляю из лука?
-- О, Боже упаси тебя Есенина твоя та сила, а кстати, через три заката, праздник в честь дня отца - Агата!- всё продолжал Лукас подзадоривать их,- будет время удаль там вам свою показать, да нашим воинам вашим девушкам, да как следует да под задать! Как вдруг резко та самая Есинина обернулась назад отвлекательным маневром, по всей видимости, и плёткой своей с одного только взмаха своей руки настигла его. Тем самым обхватив наездника кольцом, потянула его на себя, скинув тут же с седла на пропитую уже навозом землю. На что он быстро подскочил на свои ноги и ринулся на неё, стягивая её в свою очередь со своего седла, ей же, на подмогу, поторопились и другие девушки - воины, бросившись все на них. Где Талион принялся их разнимать, но некоторые другие воины из пяти, что мне повстречались наоборот, стали бороться с воинами Есинины. Где эта вся их борьба выглядела ни с угрозой для их жизни, а просто больше на борьбу игровую. Но уже через минут шесть все воины лежали на земле со скрещёнными руками позади себя. Меня пока никто не трогал. На что я Лукасу:
--Лукас, может мне стоит под задуматься о выборе по выгодней чьего-то гостеприимства?
--Только попробуй!- лицом воткнутый в землю отвечал мне он.
Но тут вдруг издалека послышались звуки зовущей трубы, скорее всего те остальные девушки погонщицы табуна их уже заждались.
Амазонки я их так назвал, как только услышали этот звук, так сразу запрыгнули на своих коней как словно птицы, отпустив их всех будто выпорхнув из своих гнёзд, умчались вслед за лошадьми по той разбитой уже ими землёй от копыт. Где после их появления, с такого короткого знакомства с ними, у меня возникло много вопросов, на что я полностью был заинтригован ими как каким-нибудь персонажем из какой-нибудь увлекательной книжки, где поспешил, как можно больше узнать об них, у своих новых знакомых.
-И откуда эти появились горячие девицы, что так вам отважно надрали всем вам ваши задницы?- не мог я удержаться, чтобы лишний раз их не постыдить.
--Да это ещё те сестрицы, - вздохнув, тяжело ответил мне сам Талион, начав мне вести своё повествование:
---Было время давным-давно, когда Перфедорией правил ещё царь наш Агатон.
И много лет держал он свой трон, на что люди наши его и боялись и любили, но все мы справно ему служили. Чужие земли под его велением прибавлялись, а его люди в них нами порабощались. Тогда народ наш процветал, - как вдруг вставил своё слово Лукас тоже:
-- Ни горя и никакого бедствия не знал!
--Мы до сих пор и память свою о нём чтили,- продолжал всё свою речь Талион, - и у народа дети, как и у царя нашего плодились.
---Вот так на свет три сына у Агата появились, - опять произнёс Лукас.- Авель, Крон и Гаргамес.
На что я ехал между ними и слушал их рассказ, поворачивая голову то вправо, то влево.
---Но как бы время не тянулось, наш жрец скончался и дети его, повырастав другими, обзаведясь, чего- то там не поделили, под ними земля была, словно каравай.
--Да на части стали её как будто рвать, да делить,- вставил опять своё слово Лукас.
--Вот и Гаргамес - один из сыновей Агата, отец Есенины недолго испытывал страдание, упрёков от братьев и всякого на то терзания. Скончался, не услышав от них даже никакого сострадания,- всё продолжал вести своё повествование мне Талион. - Тогда Авель племянницу свою решил к замужеству склонить. И созвал сватов, чтобы трон ни с кем было ему делить. А она бедняжка в ту пору была совсем в другого юношу влюблена, как обыкновенная юная девица, да и отец то был в курсе, когда жив был ещё старина, знав, обо всех делах своего единственного дитя.
--- Но, а Авель, - тут стал мне пояснять другой воин всё тот, же Лукас, - к тому времени все, прознав, решил другого жениха ей подыскать и, по-видимому, перестарался слегка, её жених - Дир погиб тогда, совсем случайно сорвавшись в горах, когда Авель прогнать его, решил с земель наших.
-- Тут и началась у нас с ними война! - Талион.
--Постой Талион, а в чём же угрозу он от этого Дира, то увидал?- спросил я у него вдруг, что- то не до понимая в его рассказе.
-Но как, же у этого Дира такая морская флотилия, что он бы в раз с Перфедория изгнал Авеля, если бы ему что-то не понравилось бы в нём,- на, что ответил мне он, дальше продолжая своё повествование. - Тем временем Есенина, пережила только потерю своего отца, а когда узнала и о гибели своего жениха, стала ходить мрачнее день ото дня. На что ей дядя заявляет: " Что завтра у тебя свадьба!". Ну и тут она, просидев всю ночь в слезах, сняла с себя все шелковые платья и сбежала. А с ней покинули Авеля и другие преданные её отцу и ей люди. Прячась в лесах ближе к морю, она стала вести свой образ жизни потайной, воюя с теми, кто нарушал её покой! Я, прослушав весь их рассказ, вдруг, не удержался и задал им свой вопрос:
--Ну как же так, а где же были вы, когда бесчинствовали все они?
На что мне Талион:
--У нас ведь тоже есть свои дети и моя дочь женой приходится, его жены брата, а с Лукасом они и вовсе свояки. Но это дело не твоё, ты путник, вот и держи своё седло, покуда, нас не раздразнило вовсе оно.
На что Лукас подтвердил:
-- Потом нам и без того воинов хватает, кто ты, и откуда мы пока как видишь, сами ещё не знаем, поэтому лучше брат мой молчи, пока мы в раз, не разлюбили странников, таких как ты!
-Ну, а где же Крон, третий брат его?
--Тот оставил трон, но потребовал за свою часть наследство, некоторые земли и разного на то богатства, убежище своё нашёл среди лилипутов. Но в целом живём мы все мирно.
Медленно на конях, общей численностью человек шесть, мы двигались дальше по тропинке, весьма широкой. Оставляя позади следы парнокопытных и весёлое мотание хвостов кобыл. В то время как я ехал и украдкой разглядывал своих новых знакомых, которые уже успели, вывернуть все мои вещи наизнанку из дорожной сумки, со всеми всевозможными приспособлениями к моему часто далёкому, неизведанному и одинокому пути. И с восторгами и необъяснимыми эмоциями разглядывали всё так там, на ходу, словно как та обезьяна, которая в последний раз стащила у меня ещё в Монсиперополе с кармана мои наградные часы, в позолоченной оправе на цепочке. Подаренные мне ещё в том году, моим научным Ареопагом в знак хорошей и преданной работе науке и всему человечеству, на что эта обезьяна попыталась сразу же слинять с место преступления как можно побыстрее. Но не тут-то было, так как находилась она в клетке, вместе с прибывшим на днях цирком. Иногда когда я попадал в такие ситуации, где просто так мне не удавалось пройти незамеченным, этих диких мест и поселений. То начинал себя уже сам частенько ругать за то, что растеряв по дороге всех своих коллег учёных, отправлялся дальше один в экспедицию в одиночку, и не шёл на все уговоры своего научного исследовательского - Ареопага дождаться себе подмоги в прикреплении мне других учёных. Где ещё в моих странствиях существовали такие цивилизации, как чуть ли не волшебного типа, полные неразгаданных тайн и свершений. Несущие порою даже угрозе как своей жизни, так и за того кого несёшь ответственность. То я всё же предпочитал всегда лучше путешествовать в одиночку, в добыче новой информации, считая, что лучше, чем что-то, чем совсем ничего, вот и поэтому, бродя по девственным землям, чувствовал себя всё же более чем спокойнее и уверенней один, чем с кем-то. Моля каждый раз Бога, чтобы мой Ареопаг не прикрепил ко мне в дорогу, нового очередного напарника. Который пройдя с четверть мили, обязательно застудит себе зуб мудрости, или того хуже, увлечётся, какой-нибудь особой восточного типа. Забыв про всё на свете, не только о миссии: но и о кровных своих родителях тоже, потом ищите его без вести пропавшего или, же на первом привале, сломает себе палец, всего-навсего добывая огонь, рубя сухие ветки в лесу. Это только в книгах так пишут, что путешествуют всегда гурьбой, а тут нужна полная внимания сноровка, осуществление всего своего задуманного, главное возвращение затем домой с добытыми знаниями, целым и невредимым, где порой эти добытые знания становятся важнее, чем и сама твоя жизнь. Да о чём я видно увлёкся своими раздумьями и так мы подходили пешим лошадиным ходом к Перфедорию.
Как вдруг люди Авеля приказали мне следовать за ними, в лошадиный шаг, за шагом выстроившись в узкую шеренгу. За триста - пять сот метров до каменной высокой изгороди, скорее всего крепости, где невооружённым глазом можно было разглядеть, что камни снизу лежали склеенные, глиняным раствором, а сверху просто уложенные булыжниками. Местность вся шла открытая: ни деревца в округе, ни кустика, густая с полметра в вышину колосистая, зелёная трава. Зайду, наперёд, сказав вам, что под этой травой в ширину в метр и в высоту в два, находились искусственно выкопанные рвы, с очень хорошей выложенной травой с маскировкой сверху так, что сразу ты естественно и не разглядишь траншейную засаду. Таким образом, подход был только тропами и только узкими, по периметру к городу, где сам город располагался как бы на высоком холме, где вся вода, накопившаяся в этих траншеях, стекала прямо в лес. И такая как осада города, в виде войска со стратегией "свинья" или колесниц здесь просто бы не прошла. А за городом с её северной стороны и вовсе простиралась глубокая, широкая и длинная река - Хачипетури в последствие впадавшая в открытое море. Как-то она не с восточной и не с западной стороны с первого взгляда даже и не прослеживалась сразу. Ворота нас уже ждали открытыми, где нам оставалось только в них войти. Ко мне подбежала девочка с глиняной чашкой и с жидкостью напоминающее мне молоко - это был кумыс:
--Тьфу, - после того как я испил,- что это за гадость? - откашливаясь с комом в горле, сморщился.
Лукас:
--Наш напиток, пей, от этого ты не помрёшь, а так ты видишь, мой народ приветствует тебя. Мы всех гостей кто с миром к нам идёт с хлебом с солью встречаем!
--Да вот, что-то я не вижу соли, дайте мне хоть воды глоток, покуда я от боли здесь совсем уже не взмок!
Как я не успел развернуться, моего Витязя взяли за уздечки и куда-то повели. И только я хотел открыть рот как:
--Его в стойло наших коней отведут, не переживай там для него стоит одна красавица, вся белая как снег, гляди может быть, конями породнимся с тобой бродячий ты наш человек!- произнёс улыбающейся Талион. Как тут Лукас обратился ко мне:
--Теперь вон видишь ту женщину, ступай сам за ней и, готовься к встрече с вождём, он любит гостей чистых, с запахом свежей одежды,
иди, мы тебя ближе к вечеру к нему позовём!
На что я сам почувствовал, как мои ноги налились свинцом и стали подкашиваться на ровном месте, где потянула очень сильно спать.
Мне ничего не оставалось делать, так как меня уже решили моей походной сумки, коня, как следовать за этой женщиной потирающей руки об фартук, как мог только так делать ещё мясник, после разделки очередной туши кабанчика.
И так наступил вечер.
---Вижу, вижу, что ты не воин и не беглец подневольный, может быть, ты лазутчик или скоморох!? Так разодет смешно, что сразу-то и не поймёшь, ты, наверное, несёшь какое-нибудь послание, а не врагу ли моему мне в наказание?
Из-за спины моей вдруг появился Лукас и, поднося мой походный рюкзак, бросает всё на пол, из которого вываливаются свёртки пиктограмм, бумаг, компас, путевая книжка и всякая другая чепуха для похода.
--Посмотрим, - угрюмо произносит их - вождь и жрец.
--Осторожно там в тех свёртках жизнь вся моя, работа, как географа!-поторопился предупредить я их.
--Кого, кого?- раздался голос позади стоявшей толпы.
На что я развернулся ко всем лицом и стал им говорить:
--- Я географ - составитель брожу по свету и рисую Землю как ту медную монету.
Включая туда реки, озёра, высокие склоны, горы, ну словно как та летящая птица, только сверху всё взором своим запечатлею, а затем на карте всё увиденное собой в точности карандашом зарисовывая, помечаю! - немного переведя своё дыхание, продолжил дальше, где внимательные глаза того самого Авеля не сходили с меня.-
Откуда я пришёл там существует Ареопаг - науки, знаний и исследований град! Там учёные работают такие как звездочёты, геологи, философы - там разные умы, мы все для науки одной были, как будто созданы и рождены, - почти с улыбкой на лице я закончил свой рассказ.
Тем временем сын Талиона - Лион, стоявшей неподалёку от вождя племени:
--Знаешь, но тут всякие бывали, но, а вот о таких как географов с……, -- зависла пауза, где воин вспоминал название города моего, который я произносил.
--Монсиперополя, - подсказал незамедлительно, свой город ему я, одновременно припав к полу поднимая с него всё то, что там так было беспорядочно разбросано, укладывая всё обратно в сумку.
--Мы не слыхали?- досказал после выдержанной он паузы.
Лион высокий, брюнет, с узким подбородком худощавого телосложения, с небесного цвета глазами, с чёрными ресницами и бровями. Очень похожий на человека, того самого Талиона с греческим носом с которым мне давилось познакомиться ещё в самое ранее утро. С ним ещё стояли пару воинов его же возраста и моего, наши с ним ровесники, примерно от двадцати пяти до тридцати пяти лет.
Талион произнёс:
-Это мой сын!
- Я уже догадался!
Авель:
-- Ну что ж, о чём ты повествуешь мне уж очень знакомо, довольно близко, скажу тебе я такое слово! Ведь что-то подобное есть и у нас,- вдруг он обратился к одному из воинов стоящего у двери.
--Принеси мне папирус.
--Да мой господин сейчас!
--Вот глянь сюда, географ по имени - Игнассий:
Вот видишь, тута идут горы, а тут бежит река, здесь бескрайние поля тут город наш Перфедорий, - с большим воодушевлением пояснял мне всё это их жрец. - Смотри чуть ближе к западу, находятся угодья врага, - развернув ели, можно сказать, дышащий небольшой кусок папируса в котором запечатлены разными чёрточками, кубиками, стрелочками, бугорками и кругляшками ими своего рода написанная первобытного образа карта. Где он подробнейшим образом, попытался мне всё объяснить и показать, что где и как всё у них там находится и располагается, а в самом конце добавил. - Ну что ж рисуй свою ту монету, для своего Ареопага. Но, а вот мой город туда ты не вводи, а то боюсь, прознают, про нас ещё другие какие-нибудь там враги. Ты пойми нам и так своих хватает, только и успеваем, в оба глядеть.
С некой примитивной опаской за свой народ и свои земли произнёс всё Авель, хотя с одной стороны понимал и догадывался, что против науки не пойдёшь, а если не дать возможность это всё сделать мне, то вместо меня придут всё равно другие.
Таким образом, я вполне остался доволен их ним приёмом, где захождение к ним с моей стороны, в их далёкие забытые Богом и всем миром края, были совершенно ни в диковинку. На что всех одолевал большой и огромный интерес ко мне.

Глава вторая.
Знакомство с Анфисой.

Я спал, млея от того, что лежал в настоящей кровати, а не на свежем воздухе которого в последнее время было столько, что с избытком, так что порой даже уже и тошнило от него, при воспоминании о доме. Умиротворенный запахами доносившейся пищи до моего носа, мягкой сбитой постелью и неизвестному мне мелодии играющего инструмента, я всё же почувствовал своим выработанными осязательными рефлексами, что, что-то с моими ногами происходит непонятное, а именно щекотливые прикосновения. Одни глазком стал подглядывать за происходящим, то были дети разного возраста, но не больше семи лет - два мальчика и две девочки. Они тщательно пытались, трогая своими нежными пальчиками, расстегнуть на мне обувь или просто разглядеть на ней, все застёжки из красивых позолоченных шпор. А так как в дорогу я обычно брал по паре, переобувая, смотря по прохождению и по ландшафту земли её коры, то сейчас на мне были одеты сапоги с чистой, крокодильей кожи тёмно-зелёного цвета. Ну и естественно, после знакомства с их предводителем, там уже продолжилось моё знакомство с их местными напитками. То тогда в таком непредсказуемом состояние в незнакомых мне местах, у меня сразу же срабатывали кочевнические наклонности, что на мне, то при мне и намертво. Где я ни с чем не расстанусь, ни при каких обстоятельствах, и ни при каких условиях и как цыганка во всех своих юбках, так и я в своих сапогах, в обнимку с керосиновой лампой, проспал всю ночь. Тем временем, когда эти создания разглядывали на мне мои сапоги, то я в свою очередь разглядывал одним левым глазом этих крохотных, маленьких ангелочков, с вьющимися кудряшками и пухлыми, розовыми щёчками на лице. Как сразу неожиданно для себя заметил, в проявление отцовских чувств и о потайном желание в будущем завести таких деток самому себе. Вошла женщина та самая с фартуком, что была вчера, но сейчас уже с льняным плохо обработанным полотенцем на плече и стала им, же разгонять их от меня, как мух. Встав с постели, я ещё раз спокойно без лишних свидетелей, попытался разглядеть из маленького отверстия в стене в виде окошка всё то, что там происходит на улице, а в частности их поселение. Дома этого городка ближе, что к воротам внизу были уложены древесиной, верх не совсем мелкими камнями, вперемешку с коричневого цвета раствором, где во многом преобладал белый цвет, крыши были железные. По всей вероятности, что многие осады этого городка - Перфедория не прошли им даром в прошлом, так бесследно, а с наукой, и научили их к полноценной обороне и укрытию. Как мне уже стало ясно, из подхода к этим их угодьям, включая сюда и другие моменты их жизни.
Люди в принципе были такие же, как и везде и ничем таким особым не отличались от людей, других поселений. Кто - то мастерил у дома деревянное колесо, кто-то нёс в корзине свежевыловленную рыбу, а кто-то просто сидел и распивал песни. Только мне немного показалось из всего увиденного содержимого, что я очутился в прошлом лет так на пятьдесят-сто. Разглядывая те инструменты и приборы, какими они сейчас пользовались, можно было с лёгкостью делать выводы об их примитивности или об отставание в эволюции этого уголка земли.
Во внутреннем дворе меня уже поджидали лихие воины: сын Талиона - Лион и парочка его друзей, что туда совершенно не вписывалось, так это четвёртое, девушка, по всей видимости. С подростковым мальчуганским телосложением, с ногами неровными в виде колеса, на голове причёска "созревшей кукурузы". Почему созревшей, а потому что основная часть волос шла пирамидкой чуть ближе к темечку из которой этой кучки в разные стороны можно сказать в беспорядке выбрасываясь наружу, спадая прямые волосы, ближе к рыжему оттенку. У неё явно прослеживался курносый нос со щедрой насыпью конапушек. Когда я разглядывал её, то думал про себя, ты создание, что здесь делаешь среди этих воинов? В это время Лион, Стюарт, и Шериот давились в улыбке. Где я успел с ними познакомиться в первую очередь, когда отсутствовали другие воины на охоте, такие как Панкрат и Гелиос и эта Анфиса.
На что Лион мне и говорит:
-Это Анфиса,- почёсывая себе подбородок рукой.
Анфиса упорно смотрела на меня, как соответственно смотрят на незнакомца, о котором узнала только вчера вечером, после длительного отсутствия на охоте и, не произнося ни слово, сверху вниз продолжала всё так же, обходя меня со всех сторон обследовать, после чего свой взгляд остановила на моих сапогах. Девушка, которая была мне чуть выше пояса, будила во мне необъяснимые чувства: толи ярости, толи радости.
Всё тот же сын Талиона:
--Ну что выжил на,- и подал мне сосуд с морсом, добавляя, - тебя это немного взбодрит!
После несколько дней знакомств со всеми воинами племени я естественно успел с ними не только познакомиться, но и сдружиться, как следует. После долгих их уговоров принять участие в каких-то там соревнованиях между другими племенами этих диких краёв.
На что я произнёс:
--- Который сегодня уже день, никак нынче у вас сегодня праздник - день какого-то Агата?
--Но, а ты думаешь, к чему мы тебя-то взбадриваем поутру, да сегодня и в другие дни, состоятся состязания, но, а ты сам географ готов ли принять в них своё участие? - спросил меня воин по имени Шериот.
--Но если там бить сильно не будут, то готов, сразиться, хоть с верблюдом или на то нужно будет и слоном!
Как один из них друзей Лиона произнёс по имени, что Стюарт с особым приподнятым настроением:
--А вот и все гости подоспели пора нам тоже спешить седлать коней, на ринг порадовать людей!
Я, пошёл вперёд, позади меня поплелась всё та самая Анфиса, которая как мне уже показалось, не сводила с меня своих зелёных глаз. На что я, иногда оборачиваясь назад, так для полного своего убеждения, то уже смотрел на неё, как на дуру местного племени, тем временем, когда Стюарт и Лион о чём-то там перешептывались мне за спиной. Где из всех их слов мне стало понятно только одно, что Анфиса так смотрела в последний раз, когда у его новой подружки этого весёлого парня - Стюарта, приметила себе красивое, с зелёными опалами ожерелье на шее, после чего уже никто её, не смог переубедить отдать его ей добровольно. Пришлось им друзьям-воинам расплачиваться за чудо ожерелье своими собственными способами, как они могли. На что Шериот сказал: "Хоть бы раз Анфиса его одела, что ли!" Теперь я догадался по их словам, что не на сапоги она так на мои покусилась, а на самого меня. И опять же ловя её пронзительный взгляд из-за спины на себе, пробормотал я про себя: " О Боже этого мне ещё только не хватало!" Чуть позже я вам расскажу обо всех этих моих знакомых авельцев, ставшими в последствие моими друзьями вам во всех подробностях, а пока….

"Что было дальше не передать словами,
Всех тех эмоций бьющихся ручьями.
На кон выставлялись дары: там были ткани и парчи.
На солнце заиграли и драгоценные камни,
Но главней всему воину одному -
Это была награда доспехи с надписями знака Агата!"

Где эту запись я уже успел сделать в своей записной книжки, в самом начале тех самых соревнований, которых и мне суждено было пройти.

Глава третья.
Состязания в честь отца - Агата.

Мы все подтянулись каждый в своём седле на лошади близ какой-то площади. Выстраиваясь шеренгой по три наездника, каждый к своему отряду. Сейчас возле меня гордо по племенному восседали Лион и Стюарт.
На что мне Стюарт сейчас пытался, хоть как-то немного осведомить о предстоящих нам противниках с которыми нам придётся сстязаться.
--Вон видишь, карлики снуют: они в степях, лугах прибрежных тут живут, оружие у них -- стрелы, сабли, копья, они легки, хитры, но не проворны. И им мешает лишь только один недостаток -- длины ног, больших не хваток! Но их недооценивать нельзя, уж слишком умная у них голова, просчёта мелкого от них не жди, снесут тебе твою, поди. Здесь Игнассий каждый сам не за себя, а за клан свой, да за своего вождя!
Таким образом, присутствовало четыре команды из разных народов и местностей, этого простирающегося края с ландшафтом на многие и многие километры, в ширину и длину, что для установления его границ мне понадобилось бы, что-то подсказывало мне в глубине души, ещё немало времени и пути. Но так как в мою обязанность входили не только чертежи, да расчеты, но ещё и познавание их культуры и наследие, от их старых предков в целом тоже. То порой после одних познаний культуры мне, потом ещё долго приходилось познавать ещё и другие, такие например, как медицину. Во - вторую команду входили - "Амазонки" под предводительством Есенины: обладавшей очень тонкой интуицией, хитростью, сноровкой и быстротой. Но чего им не хватало для полного комплекта и счастья, так это мужской выдержки и силы, как говорится, баба она и есть баба, хоть и воин.
Где недолго думая к ним подкатила Анфиса, почему подкатила?
По всей вероятности солидарность женская играет некую роль. Подружки похохотали, поглядывая в мою сторону, а затем на мои сапоги и шляпу, что мне показалось, что я стал выглядеть в их глазах не менее смешнее, чем та шимпанзе, в цирке, где так вовсю позабавила окружающих зевак, невольно вовлекая меня в свои интриги с номером.
В - третью вошли мы и как нестранно за мною приглядывать поставили, и помогать мне во всём ни кого-нибудь иного, а саму Анфису. Хоть я на неё и посмотрел, как коршун на мышь, в самом начале, но что тут поделаешь, иногда приходится претвориться ягненком. На, что только не пойдёшь ради науки, ставя себя самого на место и осознавая, что нахожусь не у себя дома, вот и поэтому пренебрегать лишний раз их гостеприимством, не стал бы.
В - четвёртую как их только не называли: и "Белые вороны", и "мелкие разбойники", и "люди - гор" и просто "горцы". Из всего я понял только одно, что эти люди живут и обитают только в одних местах на больших склонах гор и в их ущельях. Соответственно лазить по скалам они хорошо умели, но, а вот как насчёт бегать, оставалось только ещё выяснить. Что касается моих новых друзей, то явными соперниками они для себя сейчас здесь видели, так это только этих людей - с гор.
Соревнования проходили тут не в самом городе, а за его пределами, где ещё порядком с час пути нужно было проделать всем командам, ровно по десять человек в каждой группе.
Что не обошлось, конечно же, не без местного доброжелательного лексикона, каждого народа по отдельности в кавычках, подшучивания друг над другом и вспоминая прежние игры тех времён. Где Анфиса остренькая на язычок, скача посередине между Шериотом и Стюартом, чувствовала себя в полной, по всей видимости, безопасности. Всё доставала своих явных соперников, намекая им на то, что в прошлый раз они так налазились в своих горах, что после того как сели в своё седло не могли и шагу сделать на лошади, чтобы с неё не свалиться. Припомнив ещё и лилипутам в том, что хватит себе выбирать племенных жеребцов, пора бы уже на пони переходить. А они ей в отместку, что сама не далеко ушла в размерах, а она им: " я и не пыталась расти дальше, зато мои ноги хорошо кобылу обхватывают не то, что вы, если пристегнёте себя ремешком к седлу, то удержитесь, если нет, то прыгаете в нём, как жареная кукуруза на сковороде".
Короче говоря, час взаимного рукопожатия словесного, удалось избежать, рукопожатием телесным, только тем, что предстояло силы сохранять ещё на более серьёзные дела, как на соревнования, проходящие здесь только раз в году.
Но, а для начала, когда пришло для этого время, мне хочется вам по подробней пересказать, всю ту элиту юношей, которые входили в нашу лихую десятку. Так как участие в ней могли принимать главным образом те самые сыны, относившиеся к белой кости этого городка типа дворяне, а уже в оставшийся недобор в команде им предстояло добирать из тех, кому они больше всего доверяли. Соответственно замыкающим звеном этого отряда была Анфиса, я шёл девятым. Так получилось, что считать мне пришлось нас самих с Анфисой с заде наперёд, но вот всех остальных как полагается. Первым шёл - Лион, второй - Стюарт, третий - Шериот. Чуть погодя я вам всех их опишу поподробнее, а сейчас как получится. Четвёртым Панкрат с высоким плотным телосложением, где можно было сразу сделать уже вывод, глядя на него со стороны, что он обладал силой Геракла и мог спокойно поднять, двоих - троих мне таких подобных. С широким лбом и слегка припухлым подбородком, у которого прослеживалась небольшая бороздка чуть ниже нижней губы. С богатой каштанового цвета шевелюрой, на голове спадавшей волосами до плеч, даже ниже и с густыми такого же цвета усами. Со стороны могло показаться, что у него совершенно отсутствуют рефлекторные мышцы, как и нижних, так и верхних челюстей, так как если он и улыбался, то это можно было определить не по его уголкам больших губ, а по его глазам, которые отражали своим ярким блеском. При видя только одной его руки с мышцами мне уже и так становилось плохо. Но он с грозными чертами лица и к моей лёгкой дрожжи в ногах, когда поравнялся со мной, как кентавр с овечкой, двумя руками приподняв меня вверх, произнёс:
--Ну, что знакомиться будем? После чего я ему ответил:
-Что будем и не только знакомиться, но и дружить тоже! - успевая, тем временем разглядеть при его глубоко дышащих ноздрях ещё как мне, потом выяснилось специально сделанной в исключительных случаях для меня раскрывающейся, широкой улыбке, всё - то содержимое его рта, а именно широкие, белоснежные зубы. Со светящимися глазами мне произнёс:
-Тогда живи!
--Спасибо! - поправляя свою растянутую уже на земле рубашку в штаны.
--Поэтому он никому и никогда не улыбается, но при первом знакомстве, чтобы не показаться уж совсем суровым человеком, то старается произвести на себя хорошее впечатление, делая такие вот исключения, - предупредил меня Стюарт, добавляя,- да и ещё он может также порадоваться, при виде жареного барашка на веретене.
--Да, ну и на том спасибо, хотя можно было и не подвергать себя таким мучениям,- чуть ели слышно ответил ему я - Стюарту, оказавшемуся полной противоположностью Панкрату, в щедрости тех самых улыбок. Стюарт - это человек душа компании, около тридцати лет парнишка, со светлыми волосами, голубыми глазами, круглолицый. Его загорелый лоб и щёки мне говорили о том, что этот человек, очень часто находится на свежем воздухе, под палящими лучами солнца, так как после того когда он прекращал смеяться, делая своё лицо серьёзным, то его те самые незагорелые прорехи на лбу, и около глаз, отчётливо выделялись белой полоской. Глядя на него со стороны можно было сделать один вывод, что он весельчак - парень, который брал от жизни всё то, что мог, одновременно ценил своих друзей и легко ввязывался в любые интриги и не только любовные. Часто любящий подшутить над кем-либо-то с Анфисой или порой даже разыграть кого-нибудь из компании.
Пятым был Гелиос. Правая его щека была помечена большим на всё лицо шрамом, но он не портил ему его и даже не изувечивал, а так только был ну и был. С русым цветом волос, кареглазый, широкоплечий, с умным и пронзительным взглядом серьёзного человека лет так двадцати пяти - восьми. В его глазах можно было сразу прочесть все те качества достойного и порядочного человека, к которому в любой момент можно было обратиться за помощью или поддержкой. Что касается Шериота, то он тоже не отставал от Гелиоса в телосложение, хоть и был ниже его на пол головы, и выглядел больше не на человека с грудой мышц, а просто коринастеньким. Его русые, волнистые волосы уложенные в заде хвостиком с усиками того же цвета, предавали ему некую стильность и элегантность похожего больше на шотландца. Где мне как показалась, к его всему виду не хватало одного - это трубки с табаком. Шестым и седьмым из примыкающих были близнецы - Ронни и Маял. Что - то очень бурно обсуждавшие между собой с самого появления, что с дома они что-то не захватили, позабыв, понадеявшись друг на друга. Из нашей десятки они были самыми молодыми. Оба голубоглазые блондина, слегка вьющимися волосами на голове и с мелкими прыщами на лице подтверждающий им их переходный возраст. А восьмым их отец и как полагается в каждом соревнование самый мудрый, умный и ретивый. С досидевшимися висками, круглолицый и многочисленными шрамами на руках, ногах такой матёро - закаленный загорелый воин как впрочем, все и остальные за исключением его сыновей. Что показалось мне со стороны их белокурые волосы и цвет лица, никакой загар уже не возьмет, скорее всего, они больше походили на свою мать, чем на своего отца.
Что касается победителей так их потом чествовали на славу и новый год, объявлялся в честь того народа, чья десятка вышла лидером, а первому достигшему гонга герою, в жёны отдавали самую красивую девушку, из любого племени на выбор. В целом у меня сложилось хорошее впечатление об их племенах и взаимоотношению между собой, и чем больше я узнавал каждого из них человека по отдельности, тем невольно всё больше прикипал к ним всем сердцем и душой. Что касается поединка. Первым преодолением препятствия: была скала, если говорить, что я никогда не лазил по скалам, то это тоже самое, что говорить, что я никогда не пил парного молока. И пока я только успел взглянуть на неё, то люди-горцы уже стояли на ней, ведь напомню вам, что из всех мужчин, предпоследним звеном замыкающей нашей лихой десятки оказался ни кто иной, как я сам. Но к моему счастью со мной долго никто и не церемонился, а просто уже взяли и подняли на верёвках вверх, таким образом, мне удалось избежать всяких там ран, ссадин на коленях, да и на руках, одновременно воспользовавшись моментом в наслаждение, местными достопримечательностями, во время моего подъема туда. Хочу сказать, что я рано расслабился, глядя на всё с такой забавностью и игривостью, где быстренько пришёл в себя, когда после того как один из карликов сорвался, буквально напротив меня с высоты сорок фунтов вниз и, вдребезги разбился прямо у подножия скалы, о небольшие, но острые камни. После чего когда мои друзья меня подняли на гору на её самый верх, то уже на моём лице прочитывалась не им привычная улыбка, одиночки путешественника, а глаза полного ужаса и страха человека.
Преодолев скалу, а так как она была достаточна не мелкая в ширину и длину, что нам позволило всем не толкаться на ней, а выбрать каждой группе свою тактику и самый удобный путь её преодоления. Ближе к сумеркам мы подползли к полю с мелкими выгоравшими кустарниками, с жидковатыми деревьями в округе, но, а иногда даже с встречающимися цветущими кактусами. У всех было заострено внимание на мирно пасущихся животных двух видов, где - то очень даже напоминавших мне наших львов первого вида, а невдалеке от них ещё напоминавших кенгуру, только выглядели они какие-то синие по цвету и мордами мельче, с ушами как у кроликов. Другие же звери, что похожие на львов отличались шкурой цвета кофе с молоком и больше в размерах. Лапы как у брокерских курей или как штаны - галифе, а шерсть, свисавшая, что у самцов, что и у самок одинаково неравномерно, а клочьями и ниже, чем обычно ближе к поясу как может быть только, наблюдаться у наших львов. Их чёрные, жуткие когти на лапах когда перебирали между собой, ступая по поверхности сухой травы, то выглядели устрашающе. Я услышал чей-то шепот и шум доносившийся ветром с запада, пробиравшихся людей через кусты к началу поля, где уже мы находились в засаде. Это были - Амазонки. На, что Гелиос, который в этот момент оказался ближе ко мне всех остальных, поворачиваясь лицом оттуда, довольно улыбался и не кому угодно, а самой предводительницы - Есенине. Где я про себя с удовлетворением в душе подумал: "Ага, не всё так с этими девицами плачевно, как они из себя строят на первый взгляд!" Как тут вдруг мне Анфиса под нос кинула, какую-то одежду со словами:
--Надевай - это маскировка! всё бы ничего, но только она так воняла, с таким специфическим запахом, что я уже сразу задумался о том, как бы её поскорее бы да снять.
Гелиос:
--У них сейчас брачный период и им будет не до нас, как и нам не до них!
--Понял!
Нам пришлось на некоторое время разбросаться, но поле оказалось таким длинным, а мне становилось всё хуже с каждой минутой. Что я как нормальный воспитанный джентльмен, решил немного удалиться под кустик, как мне объяснили потом позже, что этот запах отпугивает Лактоз, поэтому они этих кенгуру не предпочитают в свой рацион дня. А на тех, кто с такими специфическими запахами не сталкивался, то вполне может вызвать лёгкое отравление. Таким образом, когда мне было уже совсем невмоготу, я подобрал один из кустарников, где и не сразу заметил, по другую сторону его, ко мне спиной присевшего этого животного грозы полей, решившего как говорится сходить не по маленькому. Где не буду повторяться мне и без того уже было совсем нехорошо, а плюс ещё увидев его и подавно, я медленно опять же, как джентльмен попятился назад мелкими шажками. Пока я выделывал задний ход и поклон вниз из-за очередного признака рвоты, как сзади меня пару раз, что-то наскочило подряд. Только тогда я понял, об каких животных имел ввиду Гелиос, говоря о брачном их периоде. Скажу, что мне уже и маскироваться как-то сразу вдруг перехотелось, в тот же миг и уже решившись в конец обличить себя, как тут вовремя подоспел Панкрат и одной своей рукой, как зайцу без шума, передавил шею этому панующему животному. Пока тот дрыгал ногами, я же после всего увиденного в конвульсиях припал к земле.
Мы двинулись дальше, от Панкрата я не отходил уже не на шаг. Но уже буквально через полчаса времени со стороны запада раздался пронзительный крик одной из девушек. Где Гелиос, не раздумывая, ринулся прямо туда, за ним разбросавшиеся по полю последовали ещё пару добровольцев. Оказалось, что Лактозы напали на Амазонок, и там началась борьба, как говорится не на жизнь, а на смерть. Но, а так как Есенина была в ответе за своих людей, то тотчас, же ринулась спасать своего воина, а Гелиос, почувствовав страх за нее, кинулся спасать её саму, хотя по правилам это было делать необязательно. Оказывается, как мне уже потом стало известно, что у Лактоз очень развито такое тонкое чувство, как обоняние, в принципе, как и у многих других животных, но у этих оно было чрезвычайно особенным. И вот одна из воинов девушек, решила умолчать об одних из интимных сторонах своей жизни, Есенины перед игрой и во время игры, ради победы и всех тех заслуг, что при этом причитались. О чём мне не хотелось, бы, сейчас так говорить, рассуждая обо всём происшедшем, но в итоге она за эту свою оплошность и поплатилась, чуть ли не своей жизнью, в четной надежде нашей, что она хоть выживет ли вовсе. Бедняжка и опомниться не успела, как оказалась в грозных когтях у хищника. В результате пострадало две девушки, если бы не Есенина, тогда подоспевшая вовремя к ней, а ей на выручку Гелиос, то жертв могло было быть на много больше. Животное, встававшее на дыбы в два метра и в высоту с гаком, наводило жуть несметную. Мне же тогда запретили туда даже соваться, сразу предупредив: " сиди тихо". В результате, когда уже в полном мраке все вернулись, то сообщили, что одна из них, может не дожить до утра и, что с ней остаются ещё двое, для доставки раненной домой, так как в случае смерти тело воина не бросалось, а со всеми почестями придавалось захоронению.
Ночь. Последнее из того, что я помнил, так это жёлтые мигающие звёзды прям перед моими глазами и лёгкое пошарпывание, чьих-то ног мимо меня, проходившего другого человека. Скорее всего, это был дозорный, как только я это подумал, то так сразу же и отключился.
Утро. Меня не будили, а просто подошёл Панкрат и приподнимая посадил на землю на сухую солому в виде подстилки. А потом, нагнувшись с печальным видом, попытался встретиться со мной взглядом. Я же с трудом пробовал прийти в себя, после этой наукаутированной ночи, с каждой секундой приводя свою голову в адекватное состояние. Сквозь мутные свои зрачки, я явно заметил некое беспокойное оживление своих друзей, по гонке за победой. Кто-то выворачивал походные рюкзаки, кто-то пенал, ногой что-то ища на земле, а кто-то просто схватившись за голову, сидел, молча, и повторял всё одни и те же слова:
--Не доглядел, не доглядел я сына!
Как вдруг Анфиса обратилась ко мне:
--Ты ничего ночью не слышал, быть может, хоть что-нибудь ты подозрительное заметил?
--Нет, - мотал я спросонок головой в знак тому, что я ничего не слышал и ничего не видел, окончательно проснулся, догадываясь, о том что, что-то произошло серьёзное, тут же переспросил её, - а что случилось?
Стюарт:
--Как вы думаете, это были шакалы?
Шериот:
--Да, но зачем им вода - я понимаю ещё провизия, еда!
--К тому же Маял исчез! - добавил Лион.
Прошёл час, Маяла не было, следов боя тоже, время шло. Отец его Налим и Ронни, приняли решение двигаться дальше. Все шли понурые, осознавая, что, что-то могло произойти непоправимое, где буквально через пару часов всем всё стало ясно. Теперь впереди находился один лес с деревьями похожими на зонтик, их стволистая структура была почти без веток голая, только вверху кроны деревьев, заполняли густые листья, ложившиеся одной большой шляпой. На которых то и дело кружили вороны, и изголодавшиеся стервятники, выдавая себя всем своим видом и чрезмерной подвижностью в полёте. Мы не шли, а просто искали хоть одно, что-нибудь подсказывающее нам, на то, что он всё ещё жив. Всматриваясь вглубь леса, то на примятою траву, то иногда прикрикивая имя сына Налима. Как вдруг Шериот обнаружил на одних из веток листьев кустарника, густо смазанные капли крови. Попробовав на язык:
--Сладкая, человеческая! Через некоторое время до нас стали доноситься звуки рычание, почмокивание явное напоминавшее пиршество хищников, где подойдя ближе, перед нами открылась ужасная картина. Тело, если его и можно было назвать только телом, Маяла всё было растащено по кускам. Этих шакалов было порядком. Анфиса достала лук и стрелы, как и все остальные мы, принялись метать и стрелять в них без остановки. На что через несколько минут из шакалов кто успел, сбежал с окровавленными ртами от поедания трупа, а кто не успел, полегли рядом с телом.
Леон долго не думая подошёл с другими своими товарищами к телу и произнёс:
--Так и есть как мы и предполагали, ему перерезали горло! - внимательно посмотрели все друг, на друга понимая без слов, что это всё было подстроено кем-то и для чего-то, кто-то из тех трёх десяток, попытался нам навредить, нанося как можно больше урона, чтобы победить в состязаниях затем самим. Но кто из этих трёх племён оказался нашем врагом, нам предстояло ещё выяснить. Налим припал на колени и с трясущимися руками стал собирать всё то, что осталось от сына для его захоронения. Ронни же отвернувшись от увиденного уткнувшись в Анфисино плечо, крепко плакал на взрыв, как тому полагается не воину, а обыкновенному мальчишке. Она же в свою очередь поглаживала его по спине и голове, со стеклянными глазами на лице от ужаса и боли.
Я же разбирающейся в анатомии, как необходимым составляющем в своей научной деятельности звеном, поспешил помочь горю убитому уже отцу. После чего тело было предано земле.
С чувством полного опустошения и с моими проклятиями самого себя за то, что ввязался во всю эту историю, с их ними дикими образами жизни и не менее дикими играми мы тронулись дальше, потеряв изрядное количество времени.
Оставалось несколько часов до заката солнца, когда был сделан первый привал, только для того, чтобы обсудить дальнейший путь нашего передвижения. Шериот, Лион и Гелиос подошли друг к другу поближе, где Лион, взяв обыкновенную сухую палку, стал на земле, что-то чертить, показывая и на что-то указывая всем подоспевшим к нему остальным:
--Так у нас имеются два пути:
Один через заброшенный мост, куда давным-давно, не совал свой нос не один народ. Другой же - через болота, но для его обхода у нас лишнего времени я думаю уже, нет. Какие ваши будут предложения Гелиос, Шериот? - недолго думая обратился он к ним с вопросом. На что Шериот переводя свой взгляд на Налима, скорей всего ожидая от него своего слова, произнёс всем,--- я думаю что лилипуты и гор рысаки, его уже все на половину давно обошли. И предлагаю нам по этому поводу разделиться, чтоб хоть как-нибудь наш путь сократить и попробовать по мосту тому пройти, иначе мы останемся у всех племён позади!
Стюарт:
--Ты не глупи, нам по мосту тому живым всем не пройти, а ты, что Гелиос предлагаешь?
--Пожалуй, попробовать то можно, но найдутся ли те добровольцы? На что Лион снова заговорил:
--До нас еще, сколько тех состязаний было, и я не припомню пока ещё не одного, чтоб смог на подвиг такой пойти, тем более что за той лесной просекой змеями кишит.
--Как и в том болоте! - добавил вдруг Стюарт.
Но тут ещё не пришедший в себя полностью отец после потери своего сына заговорил со всеми нами.
--Нет, разделяться нам никак сейчас нельзя! Сдаётся мне, что за нами всю дорогу, кто-то следит, и если бы не гибель Маяла, то может быть дележка б в пору бы пошла, но тут уж где-то сидит в кустах та сатана! И как вы видите, у нас нету времени для его вычисления, поэтому держаться вместе нам нужно. Кто-то решил играть из племён нечестно, но это мы выясним, потом и накажем тоже, а сейчас нам надо дойти всем вместе и до конца успеть.
Выслушав Налима, внимательно, вдруг заговорила Анфиса:
--Я проходила через этот мост, но это было в детстве, когда-то совсем ещё давно!
--Но если нам удастся трос туда перекинуть, - решил поддержать её Лион. - То может быть даже и вовсе даже не сгинуть в той самой пропасти!
--И так как среди вас я самая лёгкая,- прервала она свою речь одновременно нас всех, оглядывая, продолжила, - то и идти мне. - С глубоким на то, но с уверенным вздохом в голосе произнесла она всем, как приговор.
--Анфиса это тебе не по крышам ходить, - как вдруг прервал её Панкрат, соответственно беспокоясь за неё вспоминая скорей всего её детство с ним.
На что все обернулись тут же и посмотрели на него, на весь его громадный вид, на что он сразу предпочёл замолчать.
Мы подошли к тому злополучному мосту с длинной метров в двадцать пять - тридцать приблизительно от одного конца к другому. Его по ветру раскачивало так, словно, что он казался уже вовсе не мостом, а одинокой лодкой у прибоя. Подойдя как можно ближе к пропасти к её самому краю, оценочно взглянули все на глубину ущелья, заодно в голове просчитывая все те моменты падения туда, если, что- то пойдёт не так. С глубоким и тяжёлым вздохом все отошли обратно. Анфиса сняла с себя всё то, что могла, была только снять, чтобы передвигаясь по мосту налегке. Обмотав толстой верёвкой себе вокруг груди и плеча, одним концом, а другим, повязав прочно с помощью друзей об ближайшее самое дерево к мосту, она взглядом как ребёнка разлучавшего его с родителями встретилась с нами, как в последний раз не случайно, напоминающий близкому к прощанию. Пошла вперёд. Где мне было самому не по себе, что девушка и вот так вот, но когда только я попытался предложить им свои услуги, то мне тут же, все явно дали понять, что всё преимущество в этом задание, лежит на стороне Анфисы. Так как она весила примерно килограмм пятьдесят со своим всем ростом в отличие от меня самого. Сам мост был собран из сучков вперемешку с бамбуковыми палочками, скреплёнными лианами и ещё чем-то, что сразу было не разглядеть издалека. Хрупкая девушка, обволокла своими мелкими ножками лестницу в виде моста и потихоньку сидя на попе, стала передвигаться по нему, лишь только и, успевая перебирать своими тонкими ручонками. Буквально минут через двадцать - тридцать она уже была на том краю пропасти. Где мы все вздохнули с глубоким выдохом облегчения из-за тех, так долго длившихся минут, казавшихся нам целой вечностью, по её передвижению по нему. Прочно закрепив трос, как её учили, по своей тактике Леон и Шериот, Анфиса нам всем махнула рукой, как бы тем самым давая понять о старте и переброски для всех остальных. Таким образом, для полного убеждения и в надёжности своего замысла, вторым пошёл Леон. Он ступал ногами по мосту, стараясь как можно реже и очень бережно, больше руками держась за толстый трос, свисавший над ним, сгруппировав туда весь центр своей тяжести. Через пару метров приноровившись с равновесием, который очень трудно давался при разбушевавшемся ветре, достиг того края скалы, где его с не скрывавшейся радостью на лице, уже поджидала Анфиса да так, что в итоге они обнялись с ним полностью подверженные эмоциям. Всё шло успешно, последними оставались не перебравшимися на ту сторону ущелья так это двое - Панкрат и Гелиос. Гелиос из последних пошёл первым. Пройдя больше, чем полпути, за ним не тратя зазря времени даром, последовал и наш Геракл. Те, кто уже так успешно перебрались на тот край обрывистой скалы, в том числе и я, счастливо обсуждали, переговариваясь между собой, об удачном срезе нами уже пути. Как вдруг последний вскрикнул: "Гелиос держись!"
На что тот только и успел упасть на мост и обеими руками, охватиться за него понадежней, и, оборачиваясь на Панкрата, с лицом знака вопроса, увидел, что трос быстро повалился вниз в пропасть и повис на стороне прикреплённый к тому второму дереву, где сейчас находились все мы. Один из нас в свою очередь и в туже секунду ринулись к краю обрыва, эту верёвку доставать, затем судорожно принялись поднимать её наверх, другие же просто замерли, как вкопанные от увиденного шока на мосту, где там повисли их друзья - воины. Я же стоял, наблюдал как Панкрат, был в растерянности, уже обратного пути для него как бы и не было, но и вперёд перебираться, было рискованно для них двоих. Мост мог не выдержать и рухнуть в любую секунду тем более их двоих. А так как он уже почти достиг половины, то, только обхватив двумя руками его по одну, да по другую сторону, оставался висеть на одном и том же месте недвижимо, ещё каких - то там пару минут, не зная в какую сторону ему двигаться уже дальше. Как тут ещё появился один не приятный момент испытания для них, у Гелиоса в это время обрывается с его стороны одна линия моста. Понимая своё положение и положение своего друга, он ему крикнул:
--Я буду держать мост, давай через меня!
Панкрат понимая, что в этом случае спорить с ним бесполезно, так как он, по-видимому, где я, догадывался уже, вероятней всего привык спорить силой своей, а не умом, то ринулся вперёд как стрела. Мост держался благодаря всем тем молитвам их друзей воинов и их самих, которые были сейчас произнесены. С его стороны нам лишь доносились такие звуки как от Гелиоса:
-ааа-аа-а.
Где он в данный момент, собрав всю свою силу в кулак, стягивал к себе как только мог эти две половинки моста, оказавшись между ними, как необходимым связывающим звеном.
На что Панкрат ему:
-Ещё чуть-чуть осталось, потерпи браток, сейчас!
Таким образом, благодаря своей силе рук и находчивости, но никак ни весу тела, он его преодолел. Как только мы ему помогли взобраться на твёрдую землю, то сразу же мост и оборвался, как будто предчувствуя свою кончину использования. Гелиос исчез у всех на глазах из виду, да так, что даже все не сразу и успели понять, остался висеть он там, на одной половине моста или же сорвался вниз, в пропасть от усталости своих же рук. Все мы сразу же принялись поднимать уже всё то, что там осталось от моста. К нашему счастью тяжесть на лианах почувствовалась и мы в восемь рук осторожно, но быстро его успешно доставили наверх. Гелиос был без сознания, когда его бездыханное тело вытянули наружу, то я сразу же обследовал его, поставив свой диагноз; открытый перелом левой руки и черепно-мозговая травма головного мозга, со всеми всевозможными гематомами там и ссадинами, с синяками на руках и ногах. Все попытались освободить его от моста, но к их удивлению края лианы были плотно у него обмотаны на запястьях. Тут всем стало всё ясно сразу, к чему и почему он так сделал. Выйдя на опушку, мы разбили очередной ночлег, так как дальше передвигаться в кромешной тьме, было бесполезно и небезопасно, ядовитые змеи шныряли повсюду.
Ночь прошла без происшествий, но это было для них и не удивительно, моста не было, то и подхода к нему тоже. Утопающие болота находились в другой стороне, да и не кому из тех племён и в голову бы не пришло подумать, что мы могли его преодолеть и уже находиться невдалеке от города.

Глава четвёртая.
Заключительные этапы соревнований.

К нашей радости Гелиос пришёл в себя в скорости. После всех моих процедур связанных с первой медицинской помощью, его переломанной левой рукой и периодически с подташниванием, мы двинулись рано утром, дальше к реке. Где чувство победы и самоудовлетворение в покорение этого старого, гнилого моста, уже отражалась на всех наших лицах, почти у каждого в улыбке и блеске глаз. Одни только Налим и Ронни глубоко внутри себя переживали потерю брата и сыны. Но вели себя достаточно стойко, так как, скорее всего, где-то в душе своей осознавали, о своём бремени воина племени и, о каждой минуте опасности поджидающей их, не только в этой игре, но и в простых обыденных днях.
--Ну как тебе географ наши соревнования?— совсем неожиданно, обратился ко мне весельчак Стюарт.
-- Ты знаешь если честно признаться, то лучше чтоб их не было и вовсе. Тем более с такими последствиями говоря ему всё это, указал на впереди нас шедшего Гелиоса.
--Нет, да ты что так ведь интересней, да и потом от племенных обычаев разве уйдёшь куда-нибудь!
Всё так же вёл непринуждённо свою беседу он со мной.
Как вдалеке показался горизонт реки. Со стороны всё выглядело достаточно спокойно и размеренно. Такое ощущение, что мы уже успели проснуться, а она ещё река нет. Только испуганные пеликаны при нашем появление ринулись в бегство, пробегая по реке, а потом, стремительно навострив свои красные клювы, полетели вверх, расправив свои белоснежные крылья. Тем самым освобождая от своего присутствия, равномерное течение реки и цветущий пейзаж, красивых, разноцветных лотосов. Я поспешил к Лиону и с ним рядом стоящими друзьями с возникшими у себя вопросами, так как насколько мне помнилось, что река находилась за городом. На что они мне все поспешили ответить, что, да так всё и есть, и по задумке проделанный нами путь лежал кольцом в бескрайних окрестностях их угодий города Перфедория. Оказалось, как мне в последствие удалось понять, что на самом деле соревнования заключались в том, чтобы закрепить союз, между племенами, придуманной ещё их ними предками, в знак укрепления границ и дружбы между народами: в защите одному - столице этого города. Что мне и показалось всё это как-то странно, но поразмыслив немного, я пришёл к своему на то выводу, что и, правда, эти соревнования позволяют закрепить им их дух, дружбы, любви между народами, такого удивительного края. Позволяя общаться между собой и вести торговый обмен, в наличие у каждых из этих племён, своими диковинками в хозяйстве, кто, чем был богат. Пока я над этим всем размышлял, как вдруг Анфиса мне кинула к ногам опять всю ту же шкуру от кенгуру, со словами хитро улыбаясь:
--На одевай!
--Опять её эту шкуру, а к чему на этот раз? Нет, нет, вы меня хоть убейте, - протестовал в свою очередь я,- но в шкуру этого дикобраза я больше не залезу и ни единого раза!
Анфиса, бросив вдруг в мою сторону загадочный, ехидный взгляд, прошла мимо меня.
Теперь нам оставалось пройти реку и выйти обратно к городу к её подступи, проходя мимо тех самых траншей, которые помимо служившие западней для врага, они оказалось, являлись ещё и частью состязаний. Напомню, что был у этих окопов вид гармошки с тремя подходами как у ползущей змеи. Но пока река. Я совершенно утомлённый за этих несколько дней пути, увидев воду, даже не дожидаясь остальных, как в чём был, так и решил было погрузиться в неё. Пока Стюарт и Шериот можно сказать загорали на берегу, отдыхая, или просто переводя свой дух перед новым предстоящим препятствием, и подложив под свою голову свои же руки, внимательно с некой иронией наблюдали за всем происходящим, а именно за мной и Анфисой. В то время как я только и успел снять сапоги, с себя от нахлынувшей потребности в купание. Вошёл в Хачипетури. Но и не проплыв и трёх метров взвыл от боли, а именно от чьих- то укусов, которые так и облепили всё моё усталое изнурённое тело со всех сторон. Вытащив одну из рук, на поверхность воды кабы разглядеть, что там с ней происходит, то обнаружил на ней пиявок, но почему-то гигантских размеров с кулак. Буквально несколько мне минут хватило, чтобы нацепить на себя полностью всех этих тварей. Которые тут же высасывали из меня кровь, как комары, но только делаясь от этого громадней у меня же на глазах:
--Фу ты блин, что за гадость, так можно и без наследников остаться!
Где я быстро поспешил, обратно вылезти из воды с этими словами. Воины смеялись. Усевшись на берег реки, принялся освобождаться от этих мерзких тварей, как можно только побыстрее, отбрасывая их от себя на берег реки, на её песчаную землю, где они всё так же мерзко продолжали шевелиться, всем своим нутром. Их мелкие зубчатые полости рта, чуть ближе похожие на рыбьи, жадно просили ещё завтрака из моей крови. Заползшие куда не следовало, я даже и забыл, что с нами присутствует девушка, как со скоростью света стал снимать с себя штаны и разглядывать уже во всю орудующих там пиявок. Кто надо мной и сжалился в тот момент так это сама Анфиса, попытавшаяся мне помочь. Но заметив за другими ещё больше усмешек, приняла вид воина – девушки, где сразу заладила:
--Правило первое; слушать команды старших воинов,
Правило второе; не идти вперёд старших воинов,
Правило третье …….Не успела она договорить, как я её перебил:
-Всё хватит, хватит мне всех этих правил!
--Правило четвёртое; не перебивай опытных воинов!
--Кто, это ты та опытный воин!? - почти вдруг я, озлобившись из-за этих всех пиявок накинувшихся на меня в реке, доставляя мне тем самым неудобства перед моими новыми знакомыми, накинулся нехотя сам от себя этого не ожидая на неё саму,--а не скромно ли девочка!?
Где она мне в свою очередь:
--Я не девочка, а воин! – и задрав свой нос к верху, она почесала дальше в другую сторону, натягивая на себя шкуру этого животного. На, что я повернулся и пошёл от неё в другую.
Таким образом, опять переодевшись, как мне уже теперь показалось в чудо-шкуру кенгуру, я уже даже после такого купания, за счастье посчитал бы, носить её пускай даже на всю свою оставшеюся жизнь, пусть буду в неё хоть одет, на светские вечеринки в самом Монсиперополе.
Мы вошли в воду, но так как Гелиос мог применить только одну руку, чтобы плыть, то Понкрат погрузив себе его на плечи, поплыли в три руки. Здесь не обошлось без нашей выносливости, сил и терпения. Ведь плыть приходилось своим ходом и не маленькое расстояние. Получается, что в реку мы вошли уже с тыла и таким образом, должны были её не только пересечь, но и вернуться к тем краям со стороны Перфедория ближе к западной стороне города. Хорошо, что к моему счастью эти твари разводились и обитали только возле самого берега реки, а в глубины её самые, ближе к середине, не заплывали. Спустя время. Уже совсем обессиленные некоторые из нас почувствовав твёрдость в воде под ступнями, просто выползли на берег. Как нас тут уже поджидал ещё один не столь приятный казус. Первыми на берег вышли Налим и Анфиса, и неожиданно для нас сразу попали в ловушку из сетей, предварительно наступив на неё замаскированную в песке. Таким образом, мы и ахнуть не успели, как они вдвоём повисли над нами, как мешки с картошкой, под высокими кронами деревьев, где затем нам понадобилось ещё немало времени и усилий, чтобы их оттуда вызволить, освобождая как можно скорее. Ведь уже сейчас нам каждая секунда была дорога. И пока мы их извлекали из этого гамака, то первыми самыми близкими соперниками на финише показалась - десятка из племени карликов. Издалека послышались голоса людей – гор, которые торопили друг друга, отзывая по имени.
И так искусственные выкопанные рвы в длину. Дальнейший наш путь предстоял только бегом, где не только секунда, но уже и каждый метр, мог стать для нас решающим. Когда мы выбежали к концу поля, то перед нами предстало такое зрелище, в особенности для меня, им-то они уже все эти препятствия были давным-давно знакомы, но только ни мне. Дело в том, что некоторые крышки из западней были кое-где приподняты вверх, а кое-где, то просто лежали около траншеи. Погрузившись в них, для меня всё стало выглядеть как лабиринт, но только не наружный, а внутренний. Где он всё время петлял и извивался, я даже успел сделать вывод сам для себя, что не знавший человек, попавший сюда случайно, по глупости наверняка без чьей-либо-то помощи, отсюда уже самостоятельно не выбрался бы, если только не через верх. Тем более что его пути из трёх в него вхожих дорог пересекались, а местами и вовсе заводили в тупик. И как мне уже стало позже известно, что из этих нескольких ходов в катакомбы, выход к городу оставался всего лишь только один. Налим, которому не раз приходилось в жизни учувствовать в таких соревнованиях, шёл первый. Но и то частенько останавливался и что-то там всё рылся у себя в голове, пытаясь вспомнить верный ход, где мне даже с какой-то стороны показалось, что, скорее всего он путался в своих уже мыслях, вспоминая именно верный путь дороги из трёх. Помимо всего передвижение по ним, было усложнено различными встречающими нас препятствиями. Первое, из которых: так это острые колья, воткнутые в землю, остриём вверх, под два метра в высоту и три метра в длину, преграждающие нам наш путь. На что мы сразу же стали затыкать свои носы, от едкого запаха, исходящей от туши мёртвого животного. Поближе разглядев, опознали в нём наткнутого на колья от падения сверху заблукавшего ягнёнка.
Панкрат:
--Ну, что Анфиса как в позапрошлом?
И с этими словами раскачав, её как можно сильнее Панкрат и Лион перекинули через все эти колья, подбросив её как можно выше и дальше. Да так, что всё случилось так быстро, что я даже и рта не успел раскрыть, как она оказалась уже там по ту сторону этого препятствия. Легко проделав сальто, вверху приземлилась, прочно встав на ноги. Затем вбив один кол в одну стену и параллельно второй по другую сторону стены траншеи чуть дальше тех колов, что торчали, обмотала о них же торчащих, всё ту же нашу толстую верёвку, привязав её намертво. Так точно как и она поступили Стюарт и Шериот на своей стороне. Тут поясню, в середине они, в несколько раз перекрестившись, становясь прочной завесой. Где мы, по очереди держась ногами и руками за трос по одному, спиной свисая над этими острыми пиками, проползли над ними со страховкой поддерживающие её руками другими. Дальше пошло разветвление путей. Лион, Шериот и Стюарт, кроме Ронни стали спорить с Налимом по какому направлению бежать им дальше. Меня же всё это не утешало не сколько. Причём там невдалеке уже послышались, чьи-то крики и запах гари. Понятно стало и без слов, что огонь тут тоже приветствовался в состязаниях. Пока они спорили, я вытащил свой компас. Где стрелка указывала на путь, что был справа. Не знаю, может быть, они мне поверили в первый раз, но мы выбрали именно этот путь, о котором я подтвердил, куда будет ступать правильней. Но как только мы проделали буквально несколько метров пути, то увидели на нём семейство кольцевых кобр. Они, вытянув свои шеи и головы как будто птицы - гуси, расправив свои крылья, пытались навеять на нас свой ужас, высовывая языки как пламя навстречу нам. Стюарт взял длинную палку и пошёл к ним вперёд, наверное, он с ними дело имел больше, чем все остальные так как, даже эти кобры, направив на него своё внимание со своими свирепыми жёлтыми глазами, как-то сразу затушевались. Он осторожно но, уверенно схватив одну из них подцепив на палку, тут же отбросил в сторону наверх. Потом всех этих змей отвлекая своим силуэтом, а другой рукой, зажав голову одной из змей, всем нам кивнул головой торопиться.
--Давайте только медленно, ближе к стене их укус сильно ядовитый,- предупреждал он нас, дальше продолжая их отвлекать своей палкой, слегка придерживая их головы.
Мы потихоньку по стенке все прошли. Оставляя позади себя лишь только грозное шипение всех этих скользких тварей.
--Он разберётся с ними сам, даже если они его и укусят, то он не помрёт, - и после небольшой паузы молчания, добавил. - У него на них уже своё давно противоядие выработалось.
-Это ещё почему? – спросил я у Ронни, решившему меня поставить в известность.
-- Он сам добытчик яда – змеелов!
Оставалось уже совсем немного такое ощущение, что вот-вот и предстанет перед нами стена города и вся эти кошмарные соревнования закончатся. Я передвигал ели ноги, где эта река и глубинный лабиринт меня так утомили, что уже готов был упасть к одной из этих чёрных стен и уснуть, больше никого и ничего не видя перед собой и не слыша. И как только я прильнул к стене, чтоб хоть немножко отдышаться, как вдруг резко почувствовал на себе удушие в области шеи, кем-то или чем-то сверху, но не взглянуть уже туда, не крикнуть уходящем дальше от себя своим друзьям, был не в состоянии. На ощупь, нащупав руками, понял, что это была не что иное, как верёвка. Какие-то секунды и мои ноги уже насильно отрывались от земли, стал бороться, как только мог с теми силами, которые у меня были, или остались на этот момент. Мои молящие глаза о помощи и тщательное хрипение в сторону воинов, ни к чему не привели. Последнее, что я только и способен был запомнить, так это как всё помутнела в моих глазах, где я потерял, по-видимому, сознание.
--Географ, географ ты чего - Игнассий!
Сквозь, чего-то далёкого и от кого-то, до меня стали доноситься, не совсем мне понятные, прерывистые голоса людей. Откашлявшись, как будто захлебываясь водой с реки, я приподнялся, где перед собой смутно, но уже разглядел всех скопившихся надо мной знакомых мне лиц. Оказывается если бы не Анфиса, которая так за мной всегда следила глазами и не почувствовала во время, что ей чьего-то затылка не хватает, то я бы уже давно здоровался со своими праотцами.
Послышались удары по гонку. Мы проиграли.
И как говорится, мы все оказались в ……..а не в том месте, к которому так стремились. Лидерами в этой гонке за наградами и как самым, самым сильным народом на этот год, были провозглашены, к нашему всеобщему удивлению ни кто иной, как лилипутов народ, где практически на них никто и не ставил. Вторыми прибыли мы буквально на два шага опередив людей из гор. Что касается Амазонок то они пришли последними, практически все с разными травмами с разной тяжестью. Если ещё сама Есенина была поглажена в кавычках зверем – Лактозой, то дальнейший путь прокладывания ей по всей вероятности дался с немалыми усилиями. Когда она предстала перед нами, то по её изорванной сорочке, с плохо прикрытой грудью, сочились капельки крови, что можно было в этот момент прочесть в глазах Гелиоса от увиденного, то скорее всего благодарность от того поединка с тем зверем. Не отводя от неё своих карих, серьёзных глаз. А ей в свою очередь было не до внешнего вида. Я не скажу вам, что нас всех встречали с рукопожатием или с возгласами в честь победителей, нет, такого не было. Мы все повалились на землю, опираясь, кто друг о друга спинами, кто об стены ближайших строений, кто просто завалился на голую землю, лишь с жадностью периодически пили воду, передавая друг другу какой-то медный кувшин, и вздыхали от усталости, подтираясь льняными полотенцами принесёнными девушками из этого же города. Вымотанные напрочь, нам было уже, и не до своего поражения, и не до своей победы. О чём не скажешь, о карликах, где те сначала прыгали от радости, а потом ровно столько же прыгали, пытаясь взобраться на своих лошадей. Буквально ещё немного времени и они под громкое улюлюкание как у индейцев, удалились на своих скакунах сквозь ворота, оставляя клубок пыли из-под копыт. Скорее всего, торопились оповестить свой народ о победе. Естественно, что им уже давно было известно исходя из обычаев, что большой праздник в честь победителя устраивается на следующий день, после соревнований. А сегодня всем предстояло отдыхать и отходить, от всех этих игр и правил, мне уже так давно показавшимися вслепую.
На следующий день, все практически в том же составе, вышли на открытое пространство, в виде их красной площади, обнесённое вокруг деревянными постройками со скамейками, который и находился то в самом центре этого городка – Перфедория. По деревянному настилу шествовали победители, за ними вся их свита с предводителем того племени. Которую встречали люди разных народов: дружненько, ровно выстроившихся по обе стороны дороги. Посередине этого места стояла большая телега, запряжённая двумя белыми лошадьми, в которую все жители исправно, с великим на то удовольствием несли дары победителям. Там были и ткани, и посуда, и еда и орудия труда, всё то, что мне как со стороны показалось, приветствовалось, без разбору, а главное, что представляло, хоть какую-то ценность. Но естественно самым главным пиком вознаграждения, которое должно было состояться, с минуты на минуту было ещё впереди, и это были доспехи, выкованные из чистого серебра с золотыми вставками для каждого из воинов участвовавшего в состязаниях. Где я про себя подумал, о награде людей, скорее всего из выживших этих соревнований. Но главным ритуальным событием было, так это то, что из года в год передавалось им, от племени победителя к племени победителю, так это почётное хранение величественной реликвии - меча старика Агатона. Его рукоятка была из чистого золота, с прослеживающими на нём красными, голубыми драгоценными камнями. Церемония вручения вот – вот должна была начаться.
Но большей для меня неожиданностью стало так это появление Анфисы. Где у меня и ещё из нас нескольких челюсть, так просто от удивления и отпала. Она была одета, не в свою обычно смешную форму воина, а в длинное платье до пят, с распущенными волосами со сбивающимися локонами по обнажённым плечам, а ещё с великолепным на солнце переливающимся ожерельем из тех зелёных опалов. Где она мне уже даже показалась, на много выше чем была обычно. Губы алые с румянцем на щеках сразу завидев нас, расползлись у неё в улыбке, при виде всех нас ей таких оторопевших. Не знаю, как они все, но я приходил в себя ещё минут десять после увиденного. Тут подошёл к нам сам Авель со словами:
--Ну, что дочь моя, а не пора ли нам начать наш праздник проводить. Победителей сих всех наших встречать!?
Анфиса:
--Да отец мой я готова, по праву младшей дочери жреца, вручить награду достойному победоносного венца!- гордо и отчётливо произнесла она.
Заглянув глубоко в мои глаза, она удалилась с отцом к алтарю за мечом и доспехами. Мы же последовали в противоположную сторону на трибуны. Когда я уже и вовсе не мог найти себе покоя и места, всё время, тыча и расспрашивая Лиона со Стюартом почему, почему они мне ничего не сказали о ней. А в заде нас сидящие люди просили прямым образом заткнуться и дать спокойно понаблюдать за церемонией награждения. За нами были закреплены места чуть выше всех предводителей племён. Только уже опосля мне, давая, понять, объяснили, что Анфиса с детства красотой не была наделена, от чего сильно переживала и где это её выделяла среди своих троих, старших сестёр. И практически всё своё детство с упрёками на её ноги и небольшой рост с их стороны, она нашла утешение среди мальчишек, из других знатных сынов семейств воинов, там только скрываясь от издевок её старших сестрёнок. В последствие от их совместного общения, с ними и набралась всему тому, чему, их учили мудрые воины, она переняла весь их опыт и сама для себя. Легко могла обращаться не только с луком и мечом и саблей, но так же обретя навыки атлетические и другие способности, участвовав, с ними практически во всех охотах и состязаниях, в походах с самого детства. У меня же в свою очередь ещё долго не укладывалось в голове, что как такая девушка, которая ела, пила спала с нами на равных, можно сказать, где попала, могла оказаться дочерью главного из всех племён предводителей – Авеля. Ещё пояснив мне о том, что сам отец был в принципе и не против увлечений своей младшенькой восемнадцати летней дочки, а только стал для неё самым лучшим советчиком и другом, поддерживая её во всех своих началах. «Мы же все в свою очередь относились к ней как к парню» - добавил Шериот. Когда чествования закончились, то начались праздничные увертюры, скоморохи, танцы девушек со всех племён, бои между воинами в силе да в показе своей удали. Мы веселились, когда Стюарт наклонил свою голову поверх Анфисы восседающей с отцом рядом и попытался, как бы там играючи при всех разглядеть её платье с декольте, на что она подняла кулак и тут же ему подсунула под нос, сделанную свою фигу. Мы все расхохотались, признав в ней всю туже свою Анфису-воина. Где тут всем без слов стало ясно, что их объединяло нечто большее, чем все эти гламурные празднества.
Все проводили неплохо времени. Гелиос с перевязанной рукой не принужденно болтал с Есениной, где она украдкой ему улыбалась, находясь друг от друга по обе стороны от лошади. Стюарт переключился на двух на выданье сестёр Анфисы, заигрывал с ними и веселил их. Лион же держал на руках, слегка подкидывая к верху карапуза своего сына. Рядом с ним сидела его голубоглазая жена брюнетка. Глядя на всё со стороны, мне вдруг самому стало печально на душе, осознавая, что минимум как через пару каких-то там дней, мне придётся покинуть этот городок раз и навсегда. Так как, зная по своей жизни и извлекая из неё в покорение всего нового и неизведанного, в составление тех самых своих чертежей и плакатов ради науки и общества, обратно на те места, где я уже побывал, не возвращался уже более ни разу.

Глава пятая.
Прощание
Вместо пары дней как я предполагал провести в Перфедории, провёл ещё неделю. Честно говоря, уже от души наслаждаясь общением, со своими новыми знакомыми и всеми всевозможными развлечениями этого городка, вдоволь. Но на седьмой день раннего утра, выйдя из той самой предоставленной мне хибары, для проживания, в два этажа, с сумкой на плече и на ходу туда все, время, что-то совавшей из провизии женщиной - Фидерикой, открыв дверь, увидел перед собой на уличной просеке всех своих новых друзей, с поникшими лицами. Что даже я не мог проронить ни слово, как собственно говоря, и они сами. Не ожидав от себя лично, что как я мог успеть за такое короткое время, с большим на то своим удовольствием с ними всеми вот так крепко сдружиться. Панкрат, держал за уздечки отъевшегося Витязя так, что я даже его поначалу было, спутал его с местной коровой и, подшутив над ним в том, что ему вредно гостевать где-нибудь больше, чем двух дней, как тут же развеял, грусть и печаль на лицах всех своих провожающих. Шли молча. Понятно было, что в эти секунды, все вспоминали те моменты нас сблизивших вместе. Я не мог и не смел, им говорить или им вселять надежду в то, что когда-нибудь вернусь к ним ещё раз, а они не смели и не пытались меня просить их навестить, хотя бы ещё раз, при первой же возможности, так как сами всё понимали и без слов. Таким образом, с болью расставания, похлопывая друг друга по плечам и обнявшись с каждым за исключением Анфисы, где в моей голове, уже образ дочери аристократки смешивался с образом воином племени, я только, и мог, как отвести её в сторону и подарить ей на прощание свои именные, позолоченные часы на цепочке. Мы разъехались все в противоположные стороны. И в дороге на замену моей печали от расставания, пришли новые ощущения, ощущения азарта и любви к путешествиям. Где я даже сам себя уже подлавливал на мысли, что люди бывают разные, как овощи на грядках, а хоть и овощи все в общем, где одних устраивает домашний быт, других будоражит море, небо, а меня дорога и новые покорения с приключениями. Поэтому в мою жизнь и судьбу, так прочно вошло такое понятие, как исследование мира её землеописание, что вполне вписывалось в мою стезю, в которой я находил себя абсолютно счастливым, выбрав свой правильный путь в жизни, получая полноценный восторг от неё и отдачу. Ну да вспоминая, что я больше учёный, чем поэт подумал, что за меланхолия на меня напала вновь, как перевёл свои размышления на разговор со своим гнедым. Соскучившись об тех многочисленных часах одиночества, проведённых в пути именно вместе с ним.
--Ну что отъелся, как я на тебя погляжу, ты мне, что сейчас через две версты, будешь фыркать, как загнанный, - смотря ему на голову, замечал по его мотанием головы, а в особенности ушей, как он всё виновато понимал, но продолжал на него беднягу наседать. - Ты знаешь, куда ведут таких как ты отъевшихся? Снова мотанул он мне в отместку своей вычесанной гривой.
-Вот-вот! – не стал я ему говорить это слова вслух, как вдруг услышал позади себя, топот скачущей лошади, словно ужаленной дикими пчёлами.
--Мне ещё этого не хватало!- обернувшись с изумлением, я увидел перед собой самку, а затем последовало довольное ржание Витязя и той каштанового цвета кобылы, где продолжил на него ворчать, хотя в душе обрадовался за подарок мне преподнесенный на последок друзьями, добавил:
--Вот только оргии мне здесь свои при мне не устраивайте, - глубоко вздохнув, -- и без того……..
Темнело. Солнце ложилось спать за горизонтом. Я стал подыскивать мне удобный привал, чтобы ещё до светла, успеть, нанести топографический план местности, рассчитывая весь его масштаб, нанося на карту, с полным отчётом за последние три недели. Где-то издалека своим обонянием улавливая слабые запахи, доносившиеся до меня реки - тухлой рыбы и тины. Провозившись, с набросками и устав от них больше чем от самого пути, уснул замертво.
Проснувшись от лёгкого ржания лошадей и уже доедавшей несколько листьев моей записной книжки и чертежей каштановой лошадью. Схватился за голову: «Боже мой, мне ещё этого не хватало!»
Поспешил отобрать из её пасти обслюненные чертежи. Возмущению не было предела, где я успел перекинуть весь гнев свой на Витязя:
-Ты куда, куда смотрел, ещё такое повторится Витязь, я вам обоим уготовлю полный отстрел! Ты глянь, лишь только стоило было отвернуться, как тут…, учи её приличиям скорее, а то придётся кому-то домой в конюшню вернуться!
Конечно же, все эти моменты моей ярости, поймите меня правильно, говорили только о любви моей к животным, а не об исполнении тех самых угроз.

Часть 2.
Глава первая
Новый поворот событий.

Дальше ландшафт простирался только в гору. Моё направление лежало на юго-восток. Вперемешку с воображаемым докладом, об этих краях перед своим Ареопагом с выводами помимо крупных форм рельефа, мне как можно досконально нужно было ещё описать и мелкие. А в частности: о залежах предположительных полезных ископаемых с месторождениями, бассейнами, находившимися в верхних слоях земли. Несомненно, здесь сопровождалась зона – тропического и экваториального климата. Но пока я всё это обдумывал, чувство непонятного беспокойство меня не покидало: а в особенности то, что как мы все распрощались в последний самый момент. Где я, посмотрев им в последний раз в след, в спину, всем своим друзьям, невольно заметил за собой о необъяснимо лёгкой тревоги, закравшейся во мне, пробежавшейся как дрожь сквозь всё моё худое тело. В чём я тогда это чувство спутал просто как с простым и грустным расставанием. И в конце второго дня проделанного мною пути, как бы убедившись, да и так решив в последний раз, взглянуть одним глазком на город, забравшись на самую высокую возвышенность, первого попавшегося холма. И как у любого путешественника кроме компаса, ещё в комплекте содержался, подзорная труба, то стал с помощью его торопливо отыскивать глазами, вглядываясь в его замутневшие линзы на Перфедорий. Углядев то, что нужно было, сразу как-то и не понял по началу, отпрянув трубу в сторону, попытался разглядеть всё так без неё, но город горел, клубы дыма, распространялись на многие и многие метры от него в разные стороны. Я не знал, что мне делать просто оторопел от увиденного. Ещё и ещё раз, взглянув туда, для своего же полного зрительного убеждения, что это была, не мистика, резко понёсся вниз к лошадям. Нужно было решаться, да и собственно говоря, и решаться, то нечему было, представив только у себя перед глазами, все те лица уже дорогих себе людей и о той опасности, в которую они могли попасть или уже попали в данный момент. Понятно было, что с городом что-то случилось, всё кроме обыкновенного случайного возникшего пожара. В любом случае в голову пришла только одна идея, вернуться обратно и разузнать в чём суть всего дела. Я решил не тянуть время, а направился к реке, посчитав нерезонным тащить обратно, всю свою коллекцию данных об исследованиях, а захоронить всё где-нибудь тихо в помеченном месте, возле Хачипетури. Тем более что для всех моих работ и конспектов это будет самым безопасным вариантом, для предстоящей встречи с огнём. Найдя подходящее место, выделявшееся из всех остальных, своим расположением и шикарно распустившимися там плакучими ивами, с ветвями свисавших вниз прямо над ней. Поспешил захоронить свой походный рюкзак, поставив на нём почти надгробный булыжник. Оставив при себе только одну вещь - это блокнот с записями путевых заметок и своё оружие. Как вдруг услышал издалека звук, стук и всплеск вёсел, подняв глаза в ту сторону, обнаружил в изумление плывущих по реке караван с небольшими деревянными ладьями. Я спрятался за деревом и стал наблюдать. Здесь река была не столь широка как в некоторых местах, поэтому они плыли от меня, в метрах двадцати на расстояние, но мне этого хватило достаточно, чтобы разглядеть всё то, что там происходит на палубе, этих самых парусных суден.
Возле мачты корабля в середине находились связанные люди, человек по двенадцать - пятнадцать. Это был захват в плен. Среди них мне удалось разглядеть знакомые силуэты. На первой шхуне, плывущей мимо моего поля зрения, на палубе, расставив ноги, вытянув их впереди себя, молча опустив головы, вниз, со связанными руками позади, сидели Гелиос, Ронни и другие пленённые авельцы. Где у Гелиоса кровь пропитала весь тот его рукав где была перевязана у него рука, что мне говорило, об их яростном сопротивление. Из замыкающих этих лодок довольно точно разглядел Анфису и вроде как Стюарта, но его лицо было настолько изувечено от полученных ран и ссадин, что сложно было, определить он ли это вовсе. Вокруг них медленно расхаживал поработитель, держа в руках кнут и временами, прикладывая им по пленным. Мне удалось насчитать пять суден, где их паруса были смотаны и подняты пока вверх, поэтому всё усилие приходилось в скорости не на ветер, а на вёсла и силу рук гребущих. От всего увиденного, моя вдруг вся возникшая, непреодолимая ярость отразилась в скрежете зубов и на ветке с листьями, сомкнутой в кулак как ту самую тряпку, причём даже сразу и не почувствовал, как оказался в воде по колена с замоченными ногами полностью. Я следовал за ними, одновременно, рассчитывая план как их оттуда вызволить, хоть кого-нибудь из тех людей моих друзей пленных, что оставались быть на корабле, понимая, что спасти, мне их всех, там уже не удастся одному. Да и в Перфедорий смысла уже не было возвращаться без них.
Таким образом, вражда Перфедорцев с потерей сына их предводителя Халиама, из племени кто его создал, обычно и идут от этого название и народов, и городов, и деревень, переросла у них в войну. Как говорится, чего они опасались то и произошло. День моих всех наблюдений за врагами - авельцев, сменился ночью. Как только судна остановились на отдых, я поторопился соскочить с Витязя, и стал торопливо обматывать себя вдоль всего тела, уже заготовленными по дороге, легко гнущимися ветвями плакучей ивы. Луна светила хоть и ярко и полно, но среди высоких деревьев закрывавших весь свет, стояло кромешная тьма. Со словами: «Ну, что монстры, только смотрите свои зубки не обломайте!» - вошёл в воду. Плывя в последствие к последнему судну вперемешку с издаваемыми звуками: «Ой, ай» полез на борт. Если бы эти враги как моих друзей, так теперь уже и мои увидели меня во всём моём этом обличие, то я подумал про себя и так бы сдались, но так как Леший ещё не просыпался, то и я не стал будить их и сам. Глазами, рыща по палубе, обнаружил Анфису, молча смотревшую на звёзды как в последний раз. Свистеть не мог, отозвать тоже, позыва секретного у нас не было. В голову пришла только одна идея забросить к ней пиявку, так как только она и могла упасть возле неё без лишнего шума. Так и получилось, прицелившись как можно точнее, она свалилась возле её ног, задев сначала корпус, а потом, скатившись вниз, на, что Анфиса посмотрела на неё, как на собственный отвалившийся зуб изо рта. Но были часовые, которые не спали, а изредка похаживали по судну, всматриваясь, за бортики ладьи на реку тем временем, когда другие отсыпались. Передо мной сейчас стояла одна задача вытащить оттуда тихо без шума, хотя бы её Анфису со Стюартом с этой последней лодки, понимая, что в сложившейся ситуации без них, я был как без рук, в спасение остальных. Встретившись со мной глазами, и поняв в чём суть дела, она сразу стала просить пить у захватчика. Через две минуты враг лежал, вздрагивая в конвульсиях от моего кинжала, у меня оставалось буквально несколько секунд, чтобы перерезать верёвки до того момента когда появится новый неприятель. Как вдруг была дана тревога сверху. Наполовину уже развязавшийся Стюарт кинулся на второго часового, посыпались стрелы сверху как град. Началась сплошная суматоха на корабле. Анфиса крикнула:
-- Быстрее в воду!
В свою очередь Стюарт кричал нам:
-- Спасайтесь, я их задержу!
Уже только возле берега раненый в плечо стрелой, я стал приходить в себя, позади, послышался груз, падающий в реку с последующим всплеском воды. Нам оставалось только надеяться и желать, чтобы Стюарт уцелел. Затаившись в камышах у реки, Анфиса мне дала понять, что погони не будет, они не столь мелочны, и в правду, со стороны их флотской эскадрильи был дан приказ к дальнейшему отплытию.
На замену сумерек, над рекой простёрся густой туман. Я обошёл то место реки, где стояли все эти корабли, со всех сторон, но признаков жизни никаких не было. Сплошная стояла тишина как будто и ночью ничего и не произошло. Анфиса вышла со стороны, где прорастали кусты высокого папоротника с большим листом подорожника, что росли тут, с размером как лопухи, с одной целью, мне перевязать раненое плечо. Благо, что стрела с кремневым наконечником была не глубока и не пропитана ядом, как обычно любили делать в этих краях. Его широкое применение использовалось вот именно у перфедорцев, а здесь мне крупно повезло, что использование яда у их врагов, не так было поставлено широко на поток.
Как Анфиса мне с полной грустью в глазах произнесла:
--А я думала, ты ничего не знаешь, а путь свой держишь, всё о своём Ареопаге мечтаешь!?
Я присел на корточки, позволяя ей перевязать своё плечо, где заговорил с ней:
--Ты знаешь, вот соскучился по тебе, да по твоей причёски,- стал я довольно медленно ей всё пересказывать, пока она там, что-то колдовала над моим плечом, продолжил дальше.- Вот решил, думаю сейчас, залезу на самую высокую гору и ещё одним глазком взгляну на ваш город на прощание, да на тебя и дальше поскачу. Вижу, а он горит, но думаю, неужели кто-то костёр забыл потушить, тогда решил вернуться к вам на подмогу и узнать, все ли вы целы, но тут смотрю, по реке корабли эти плывут.
-- Ты знаешь мне уже не до смеху, а до мщения, там погиб мой отец, моя сестра и половина наших всех воинов, остальные взяты были в плен, как и я.
--Прости, я ничего не знал!- на что мне вдруг стыдно стало перед ней, за свой весь этот лирический лад, до этого.
- Игнассий я прошу тебя мне помочь, нам нужно вызволить всех остальных из плена, пока они ещё не вышли в открытое море, со всеми нашими воинами и жителями Перфедория.
-Анфиса ты ведь знаешь, я твой должник и потом о чём разговор, разве б я смог бы бросить в таком положении тебя, Панкрата, Стюарта, Шериота, Гелиоса всех, всех остальных. Говори мне что делать, куда ехать, и мы сейчас же с тобой отправимся в дорогу, - привстал я с места, уже готовый, отправится с ней в путь и вдруг вспомнил про весь свой походный инвентарь зарытый, где-то у берега Хачипетури, - Но только Анфиса мы ещё заскочим в одно место с тобой.
Как она мне:
- Подожди же ты, я ещё тебе не успела перевязать твою рану, как затянула узел она на моём плече.
-Ой, больно!
Где я сам ещё с час назад мучился с этой стрелой, как её вытащить из своего плеча со сквозной на то раны. На что Анфиса подошла ко мне и своими белыми зубами, просто перекусила эту стрелу, напополам тут же отбросив её в сторону.

Глава вторая.
Сутками ранее.

В центре площади перфедорцев, где не так давно проходило награждение победителей, сейчас проходил суд и расправа, над местными жителями её заселявшие. Посередине неё стояли окровавленный Авель и приближённые к нему воины -Таллион, Луказ и многие другие. Недалеко от них как на троне в кресле на носилках восседал свирепый Халиам. Дело в том, что после одних из боев, ему полученных ран в спину, у него отказали ноги, поэтому для него его сын Дир и возлюбленный Есенины оставался самым любимым и единственным ребёнком в семье, на протяжении всей его сознательной жизни. Больше детей он, хоть и хотел иметь, но не мог. Сейчас же его воины вели беспристрастный отбор, среди остальных жителей этого городка, перебирая из граждан, кого можно было взять в плен в рабство, а кого убить на месте. Кто сопротивлялся, уже лежал на земле с перерезанным горлом. Поэтому вся площадь залитая кровью стала не только красной, но ещё и скользкой.
Слова автора: Хочется пометить, что в те времена жесткости не было границ, поэтому как бы я не пыталась смягчить ситуацию, думаю, что так оно всё и происходило, по крайне мере до создания полного применения оружия у всех народов, хотя разницы в этом не вижу кровопролитие.
Расправа проходила, таким образом, непросто обыкновенной казнью, но со всеми разращёнными способами. Три сестры Анфисы, при её ещё живом отце были отданы на поруки врага, что говорило о полном осквернение знати Авеля. А с их стороны усмешками и довольными пререканиями. Где сам отец просил только об одном Халиама, оставить его дочерей в живых. К счастью, из всех их созданных тогда уставов племён, женщин и детей не убивали без веской на то причины, но только причины. На саму же Анфису и вовсе никто не обратил никакого внимания, по её виду. Только потом она об одной из своей глупости поняла, о которой будет жалеть, как она уже тогда сама для себя решила, всю свою оставшуюся жизнь. И когда всех её сестёр повели поочерёдно в покои, одного из сооружений, двадцати двух летняя Лузиана дала понять всем своим выражения лица Анфисе о её ноже, та не успев подумать, как следует, передала его ей. После чего один из халиамовцев был убит в живот, а Лузиана повешена за сопротивление врагу на столбе, в знак показа и наказа для других женщин этого племени. Затем состоялась казнь над её отцом и старыми, преданными воинами племени.
Халиам:
--Ну, что бес старый, оказывается не всё так хорошо и едино в твоих владениях?
Авель:
--Да видно та ещё крыса - предатель, да завелась!
Халиам:
--А ты что думал я тебя не достану? Всё свои речные пути стерёг, да по болотам ловушки ставил, на что надеялся на спокойную старость, среди дочек внуков поджидая!? А какого же мне делать прикажешь теперь, если ты меня единственного сына моего, жизни лишил? – пытаясь приподняться с места, от своего негодования и навеянных вновь эмоций, вождь племени Халиам.
--Он сам упал в пропасть, неужели тебе об этом неизвестно было? – поторопился Авель сказать в своё оправдание.
--Мне-то известно и про погоню известно и про их любовь с Есениной, тоже известно и то, что за грехи, хоть я и языческим богам приклоняюсь, а ты христианским, то должен знать, что нужно отвечать за свои грехи, то мне тоже известно. Что тебе даёт твоя богиня – плодородия?
--Ты моих богов не тронь, а за грехи свои я сам отвечу, но только не перед тобой, а своим богом!
--Как знать, как знать, ну так, что ж и отвечай, - дав приказ, махнув рукой своим воинам Халиам на свершение казни.
После более пяти стрел выпущенных в него, он ещё долго стоял на одном месте, где проходила казнь, даже и, не пытаясь в толпе разглядеть свою младшенькую дочку, которой в это время Стюарт рот прикрывал рукой от крика. Пряча её за спинами Гелиоса и Панкрата, сам отец, уже умирая, боялся, боялся увидеть её слёз, боль и отчаяние в глазах за самого себя и её сестёр.
Тем временем казнь продолжалась.
Тех воинов, которых Халиам знал в лицо, ещё с давних времён решил дать один шанс на спасение, но выглядел этот самый шанс с его стороны зверским методом.
--Тебя я узнаю,- обратился вождь племени к Налиму,- ты справно служил своему жрецу, ну что ж так и погибай ты, как полагается в бою, но бегством, бегством только я такую вижу смерть всему вашему народу! – рассмеялись громко довольные все его воины.
Человек двадцать были выброшены за ворота крепости, там их уже, поджидали избранные воины язычника, с правом на предстоящую охоту за головами. Таким образом, они должны были бежать по полю, а те, как охотники на охоте, отстреливать их из арбалета, и кто добежит до конца поля в лес, тот и останется в живых, а кто нет, то останется на этом же поле. Естественно Налим, Лион и Панкрат вошедшие в эту двадцатку ещё и по крепости своего телосложения, а больше являвшимися лучшими воинами своего вождя, выбрали один путь для спасения - через лабиринт. Кабы не имея совершенно никакого желания, быть отстреленными, как куропатками на нём. Но враги не стояли на месте, они тоже двигались и те, кто прыгнул туда сразу, а пройти из-за препятствий не смог, то погибал на том же месте, будучи не прикрытым землёй. Оставалось буквально несколько метров до спасительной стены из леса, но ещё меньше до врага, который только и ускорял свой шаг за ними. Налим с Панкратом и ещё тремя воинами из племени бежали по одной ветки пути. Другие с Леоном вчетвером, по другой и всего один уже, по последней. Их численность сокращалась с каждой минутой и секундой. А нужно было ещё подняться наверх. Не добегая леса и конца траншеи, их кто-то отозвал по имени, это были лилипуты, те единственные которые не предали, а остались верными, быть Агатону и Авелю. В последствие они им и поведали о том, как узнали, о замыслах своего нового наследного предводителя их племени - тамольцев, о том, что находились в заточение, за не преткновение к заговору, и не за имения возможности предупредить перфедорцев. По верёвке взобравшись наверх, Лион, которому уже было всё равно, кто эту верёвку туда сбросил, стал быстро помогать Налиму и всем остальным своим друзьям-воинам подняться туда тоже, пока те их спасители отстреливались из лука, прикрывая их щитами. Через минуту всех поглотил тёмный лес.

Глава третья.
План Анфисы.

Ну, то, что я и понятия не имел, что мне делать дальше в сложившейся ситуации, не нужно было даже и пытаться, что-то там разглядеть или прочитать на моём лице. Конечно же, обеспокоенный за неё и за всё то, что с ней могло произойти за последние два дня и за всех наших остальных друзей. Осознавая где-то в душе о том, что моя экспедиция уже накрылась, пока полностью. И после полученного ранения, как и после того, как я ещё тогда ввязался в их соревнования, то такое же ощущение возникло у меня и сейчас в моей голове, где я почувствовал себя снова в полном……... Глядя на Анфису своими не выспавшимися глазами и корчась в себе, от всей той же боли в плече, а потом, переводя взгляд на её кукурузу-причёску, где мне хотелось одновременно и плакать и смеяться. Всё время, повторяя себе: «Блин, куда же я попал!». Тем временем Анфиса, сделав пару кругов возле меня, потом пройдя к реке несколько раз взад и вперёд, о чём-то всё вслух себе под нос без остановки щебетала, пока я занялся тем, что стал снимать с себя свои промокшие сапоги и сливать оттуда воду.
--И так у нас максимум 4 дня их ходу по реке, там дальше Хачипетури впадает в море. Они тяжелы, будут плыть, медленно и нет ветра. Нам это на руку, да и потом из-за постоянного пополнения количеством пресной воды, они вынуждены будет делать остановки у берега, - споткнувшись, она вдруг об корягу, добавила.- Людей там много.
--И что ты предлагаешь?— уже почти с полным безразличием от боли спросил у неё я.
--Нам нужно любой ценой успеть их перехватить, до выхода в море иначе там их будет уже не настигнуть! Вставай, нам нужно торопиться по дороге всё тебе объясню, - и с этими словами она заскочила на каштановую лошадь, так ко времени сейчас нам пригодившуюся.
Наш путь за подмогой, как я потом понял, был направлен к людям, что жили в горах. У меня температуры от гангрены вполне возникшей, не наблюдалось, значит, сам для себя решил, что жить буду, по крайней мере, до тех пор, пока не встречусь с их ними врагами, но усталость не отпускала. Уже кивая и засыпая в седле на Витязе, услышал голос Анфисы.
--Тут мы сделаем привал, тебе нужно пару часов поспать.

Мы под топот копыт и многочисленных голосов птиц, скакали через влажный лес. В основном состоящий из высоких, красных деревьев, падуба и рододендронов вечнозелёных. Под пологом – крыши деревьев солнцу его лучам, не было никакого и шанса пробиться. Щедрое обилие растительности в этом лесу, мне ещё что-то подсказывало о большом обилие в нём различных, мелких животных, как впрочем, и крупных тоже. Которые, только почуяв и завидев нас только и успевали, шнырять от нас, во все разные стороны в свои укрытия. И хоть мы передвигались быстро, но я отчётливо заметил в нём, которых трудно было там не заметить, даже мчась галопом, пританцовывающих павлинов, завлекающих самок, с большими, раскрытыми хвостами, синего оперения. Даже слегка позавидовав им: «Вот беззаботные животные всё-то у них так легко и просто!». Но чтобы не загонять лошадей в конец, мы все, же иногда слезали с них и шли, пешком давая возможность им, как следует полностью отдышаться. Но как бы мы не шли, или, ни ехали, ночь была ночью и с её полным появлением мы приостановили свой путь. Ещё долго ведя свои беседы у костра, в которых я её пытался хоть как-то отвлечь от горестных потерь и воспоминаний. Рассказывая ей и показывая звёзды через свою подзорную трубу. Утром, раскрыв глаза, спиной ещё как, с вечера облокотившись о дерево, так и уснув, я заметил упорно смотревших на меня глаз Анфисы, как при первой же нашей встрече. Я уже подумал, про себя было, что там опять на неё что-то нашло неладное, поэтому незамедлительно, поторопился у неё спросить:
--Ты, что так смотришь на меня?
-- Жду!
--Чего ждёшь?
--Наш завтрак жду!
--Постой, не меня ли ты к себе на завтрак присмотрела!? - отшучиваясь, спросил у неё я.
--Нет, я же тебе сказала, наш завтрак,- и слегка насупив брови, прищурилась, чего-то там ожидая.
После того как я ей сказал те самые последние свои слова, то я думал, что уже больше никому ничего и никогда в жизни не произнесу, так как наш завтрак состоял из мяса изумрудного, древесного удава, который явно хотел меня на него по началу, а не мы его. С их ними дикими условиями повторюсь, и не менее дикими шутками я уже был, сыт по горло и не только тем жареным питоном.

Глава четвёртая.
Горцы

К обеду мы приблизились к горам. Это были не Альпы, но панорама раскрылась перед нами впечатляющая. Далеко верхушки гор и без такого местами заснеженные, протыкали облака своим остриём. Казалась бы внизу лето, а вверху зима как тут можно выжить, ну а с другой стороны из-за того, что тебя здесь сложно достать, поэтому они и выжили. И если я уже, как бы побывав в Анфисеном мире - деревянного века, то подумал, что - каменный, мне уже совсем не страшен и, настраивая себя в душе на их вполне радушное гостеприимство, почти собравшись с духом, подошёл к горе с вытянутыми руками в разные стороны со словами: «Ну, возьми меня гора,- добавив, - сим, сим откройся! На что Анфиса посмотрела на меня как на решительного идиота, произнесла:
--Сначала к водопаду, - глазами показав направо. Я пошел, за ней молча, замечая за собой, что как всё в мире меняется, не так давно она мне в затылок дышала, а теперь я ей, хотя к чему бы всё это. Пройдя по времени с полчаса, мы вышли к тому месту к водопаду. Собственно говоря, я и цели визита туда к нему, не сразу-то и понял, пока она меня не попросила отойти в другую сторону, к тем камням, возле горы и там отвернувшись переждать. После двух разового повтора, я всё же наконец-то понял, что иногда она всё-таки может становиться девушкой, а не быть круглосуточно воином. И с чувством обиженного ребенка, у которого отобрали материнскую грудь, отошёл мне в указанный угол. У подступи к горам стояли интересной, острой формы камни, расположившиеся отдельно друг от друга на плоской земле. На что я поначалу хотя было, и заметил в них некую странность, обращая всё же на них своё некое внимание, но из-за яркого солнца, так заманчиво обволакивающего, всё моё изнурённое тело своими жгучими лучами, совсем разомлел, и ещё от того седла и той хронической боли верхового наездника. То накинув свою шляпу, на первый попавшейся кол верхушки одного из камней, затем распластавшись целиком по земле, стал испытывать со всем удовольствием, приятную истому отдыха, исходящей из всего моего уставшего тела. Через минут двадцать подумав про себя, а не увлеклась ли наша девица, с приёмом ванны приподнялся, вглядываясь в сторону водопада. Анфисы не было видно, впрочем, как и моей шляпы. Я огляделся вокруг и увидел, что она оказалась уже висеть в другом месте, на другой стороне подножия горы. Подумав про себя, что эта за мистика на меня напала, наверное, от усталости, то поспешил к камням, чтобы забрать её, где стал, тихонько, красться к воде в поисках своей спутницы. Как вдруг услышал женский голос позади себя:
--А подглядывать некрасиво?
Обернувшись, увидел уже ни камни, а девушек, в количестве восьми штук в фиолетовом отражение, точнее окрасом. Длинные концы фиолетового цвета волос беспорядочно спадали как бы на их плащ из сложенных, ближе к телу крыльев. У некоторых нос был похож на клюв или ещё просто не успел трансформироваться, но дырочки как у попугаев точно прослеживались. Их широкие брови состояли из мелких перьев расходившимися дугами в разные стороны, шею обхватывал белый пушок. На голове повязана ленточка, с шириной сантиметров в пять с драгоценными камнями разного цвета, скорее всего для сдерживания их же густых кос. Сами камни на солнце изливались изумрудом. Моё к ним обозрение перебила так вовремя к нам подошедшая Анфиса.
--Знакомься, это фиалки, мы их так называем за их раскраску.
Создания, которые к тому же очень были похожи на людей, ещё имели свойство светиться ночью как светлячки и маскироваться цветом под камни днём, и летать - являлись идолами горцев. Своего рода матками как у пчёл одного большого улья. Хоть слегка и с жутковатыми глазами, но они вполне выглядели безобидно, хотя располагать к себе, таких как я, не спешили.
Одна из них отличавшаяся от всех других даже подошла, принюхиваясь ко мне со всех сторон, а затем крылом провела по лбу, по всей вероятности сделав некую метку, толи стандарта, где я про себя подумал готового к употреблению, толи наоборот означавший, что я уже свой.
Посмотрев на Анфису со знаком вопроса:
--Так надо, чтобы запахи у них не сбивались из-за тебя, пометив, они будут помнить и не путать тебя с другими людьми, а вдруг неприятель появится.
Будучи меченным, мы прошли, ещё немного пути, чуть дальше от водопада к обрывистой скале, с которой то и дело наблюдался мелкий камнепад. Как вдруг мы услышали некий шум над своими головами, взглянув туда, там я увидел, над нами уже повисшее некое сооружение, ближе смахивающей на мелкий плот, только с тросами поднимающих груз наверх.
Где вполне очевидным мне стало, что этим грузом окажемся мы сами:
--Это самый быстрый и короткий путь к горцам,- поспешила убедить меня в этом Анфиса.
--Я так и понял, - одновременно отвечая и смотря уже вниз на фиалок и их лица, поднимающихся вверх по мере поднятия нас туда. Мы ступили в ущелье довольно широкое и высокое, в котором по стенам наблюдались воткнутые, горящие факелы и скользкая, проблёскивающая слизь. Где я про себя припомнил те слова: «Ну, здравствуй каменный век!» Запах сырости и жути меня преследовал до тех пор, пока мы не вышли из этого пещерного туннеля, на открытое пространство. Здесь где каждый метр учитывался территории, с одной стороны всё смотрелось как на ладони, но, а с другой стороны, ещё далеко простирались и пещеры и деревянные, рубленые строения домов «людей-гор»:
--Тут живут разные люди, из разных племён, - проходя мимо любопытных горцев разглядывающих нас, как и мы их, она вела мне свой доклад, продолжила. – Обретавшие здесь своё укрытие и убежище.
--Кочевники что ли?
-Нет, ни все, а всякие есть конокрады, есть из разорившихся племён, есть просто бежавшие с плена и рабства других вождей. Рувидону «волчьему глазу» нужны люди для добычи драгоценных камней из каньонов, железа из болотной руды, вот поэтому он и его народ, всем тут рады и всем гостеприимны.
--А почему волчий глаз?
У него один глаз светло-карий с рождения, а другой зелёный, да и потом он хороший вожак, как волк: смелый, умный и стратег.
--Да, ты так говоришь, что мне даже как-то жутковато стало.
--Не бойся, он был всегда предан моему отцу и ко мне относится как к своей родной дочери.
Из каменного сооружения с чётким изображением резьбы по камню вышел высокий, седоволосый мужчина, с волосами до плеч, сопровождающейся другими воинами в количестве шести - восьми человек позади себя и рядом, уже из некоторых узнаваемых мною. Широкий в плечах, но узкий в поясе, на голове с повязанной какой-то тканью – платком. Плотная местами плохо выделенная кожа, обтягивала всю его мужественную фигуру. На груди и руках обручи из драгоценного металла и камней, что как мне показалось к его одежде совершенно не шло. Создавалось впечатление, что они цеплялись все эти драгоценности куда попало. Рувидон спешил к Анфисе с расспросами:
--Кто, кто предал?
--Тамольцы (карлики).
--Я так и думал, уж что-то мне этот их новый предводитель Марут изначально не понравился, ещё хотел, было, отцу твоему сказать, ты возьми себе на вооружение и как видно не успел.
Он поспешил обнять Анфису, в самом деле, как свою родную дочь и прижать к своей груди. Где к нему и к ней поспешили и другие воины успокаивать её.
--Анфисочка, всё будет хорошо, мы вызволим остальных и очистим Перфедорий от этих мелких грызунов. К кому относились эти слова, по крайне мере мне, голову ломать было уже не нужно.
Я оглядывался по сторонам, с большим любопытством разглядывая текущую жизнь этого племени. Неподалёку от меня возле небольшого костра сидел, грелся старец с длинной, белой бородкой, у которого на коленях лежала небольшая, но вполне увесистая книжонка, что мне показалось весьма странным фактом здесь, а возле него мальчишки подросткового возраста, с явным видом предметом какого-то обсуждения. Подумав про себя: «Ну и здесь без Аристотеля не обошлось!» вошёл в пещеру предводителя этого племени.
Весьма в большом пространстве с языками пламени, освещающими огнём, все её стены, с рисунками разноцветных животных, кружком сидели горцы. Анфиса здесь себя чувствовала явно спокойней и безопасней. Но всё же по её лицу, сейчас можно было прочесть все те болезненные воспоминания и отчаяние в глазах, за последние дни. Я же, в свою очередь, глядя на неё, делал свои выводы, как может один какой-то день, принести столько страдания и потерь, как в случае с ней и её близкими. Вспоминая тот праздник и те мгновения, когда все так были счастливы вместе, несмотря даже и не на нашу победу в состязаниях. Мои размышления перебили вошедшие в пещеру фиалки. Один из горцев подвёл меня к горящему костру и усадил прямо напротив Рувидона:
--Ну, что Географ наслышан, наслышан я о тебе,- повисла пауза, где я во время её повисшей, успел отчётливо разглядеть два его разных глаза, он продолжил, --мне мои воины поведали о твоей преданности к перфедорцам. Я лично ты знаешь того человека расцеловать готов, кто ценит и почитает моих друзей и пойдёт за ними: хоть в огонь, хоть в воду. Как учит нас наш учитель, напоминая нам при добыче драгоценных камень: «Помните, что камни есть камни и они хоть и сверкают, но холодны, а люди есть люди, они хоть все по-своему и коварны, но живы, а живое существо способно на многие благие дела, чем камни!». Не так ли это Делия?
--Кому, как ни тебе известно, Рувидон, что это так!
По их тайной реплики между собой, но глядя только в мою сторону, можно было без труда догадаться, что их именно связало или объединило все эти годы вместе и когда-то. С этими словами мне волчий глаз показался очень чутким и проницательным человеком, при своём доходном занятие, он умел ещё оставаться достойным человеком.
--И так к делу. С минуту на минуту должен подоспеть Налим с Лионом и ещё кое-кто с ними.
--Как они спаслись? - радостно чуть ли не вскрикнула Анфиса, - я даже не надеялась, что они живы останутся!
--Они спаслись дочка, но дожидаться мы их не будем, нет времени, а будем решать и разрабатывать план, - повернувшись к одному из воинов, - что ты можешь мне предложить, бывший пират и разбойник Сезон?
--А то, что я видел их новые ладьи, так, что Анфиса ты была не права, ошибаясь в днях их пути, они их усовершенствовали свои суда, добавив им новые паруса, тем самым сделав их легче и быстрее.
--Так ты, что мне хочешь сказать, что у нас совсем нет времени?- удивлённо спросил у него Рувидон.
--Да именно об этом я и хотел вам напомнить, потом без Амазонок нам не обойтись!
--Без них!? - усмехнулся я, не удержавшись некой иронии изошедшей из меня наружу, где вдруг всех сразу обратил на себя своё внимание. После чего они все продолжили свои разговоры, но, не смотря уже в мою сторону.
--Да, ну их ещё и уговорить нужно, вы же знаете, какая Есинина упрямая и пойдёт ли она против отца Дира?-- подключился к разговору один из горцев.
--Я не думаю, что если она узнает, что Гелиос оказался в беде, то не пойдёт к нему на выручку, ведь он её так любит, а она этим так дорожит, -- Анфиса.
--Не молчи Сезон, - произнёс Волчий глаз.
--Нам нужно ещё немного времени, - посмотрев внимательно на фиалок, а именно на Делию, продолжил,- мы не успеваем, сдаётся, что к вечеру второго дня они подплывут к открытому морю, на своих быстрых раздувающихся парусах.
Делия наклонила голову, затем обратно её подняла и заговорила:
--Всеми сёстрами я рисковать не буду, но сама с некоторыми попробую помочь. Мне понятен твой замысел старый разбойник, если мы повредим им эти паруса, о которых ты так говоришь, то вы успеете напасть на них, до выхода в море, не так ли это?
--Да, но это очень рискованно, днём они и так спокойно вас могут пострелять из лука и стрел, а ночью вас видно из-за раскраски.
--Тогда только остаются скалы и ущелья Злободы, - Ялок.
Ялок – сын Рувидона, двадцати трёх лет молодой человек брюнет, с ямочками на щеках.
--сынок, но тебе ведь известно, кто в них там обитает? - Рувидон.
--Знаю отец, но мы ведь тогда проходили с фиалками, и всё обошлось,- произнёс он на их нем языке.
В пещере обстановка была настолько накалена, что мне стало не по себе и так как на меня никто уже и не обращал никакого своего внимания, собственно говоря, я и сам себя здесь чувствовал бесполезным в их решениях, то решил выйти и хлебнуть свежего воздуха снаружи. Всё равно не соображая порой, о чём они говорят, употребляя свой диалект общения.
Тучи с цветом гор как бы объединились в расцветки и хмурости, что мне, выйдя из пещеры, показалось совсем всё мрачновато. Из неподалеку находившейся кузницы доносились звуки, шипящего пара, обнесённым водой раскаленного металла на огне и стука ковавшего железа кузнецом. Я же почувствовав в себе некую не уютность от холода, резко окатившего меня как ледяной водой по всему моему телу. Где решил примкнуть к старцу и к костру с развеселившимися там ребятишками. Подойдя к ним поближе, один из парней встал с камня и на нем уложенной дощечке, которая уже успела свалиться вниз, предложил мне своё место. Что меня, эта ситуация очень порадовало, в уважение ребятами гостей и старших, наводя меня на мысль, о хорошем здесь учителе. Естественно с неким любопытством усевшись поудобней, я стал рассматривать этого старца. Его белоснежное лицо и лёгкий румянец мне подсказывало о хорошей тут закалке в горах и крепости его не молодого уже возраста, что-то напоминавшего мне сейчас священника, со здоровым чисто вымытым лицом, как вот только вышедшего из бани. А главное мне казавшимся таким знакомым. Ведь моя выработанная память с годами на рисунки и чертежи, меня ещё никогда не подводила, что уже там говорить о лицах людей. И смотрев на него упорно, как только может смотреть молодая хозяйка на кастрюлю с молочной кашей, чтоб она только вся не сбежала, я попытался, перебирая в своей памяти вспомнить, все те знакомые мне лица, которые некоторые даже и не хотелось вспоминать, но они сами нежелательно и неожиданно вылезали у меняи наружу. Как это человек задал мне свой вопрос.
---Так ты из Монсиперополя?
--Да, как тут быстро слухи разносятся, - поспешил подметить ему я.
Он вдруг снял с себя тулуп и накинул мне на плече со словами:
--Тебе он больше пригодится, в измерениях и составлениях карт ландшафта земной кары. И кто сейчас стоит во главе Ареопага?
--Эндрио Вельгман! Но откуда, откуда вам известны такие слова? – с удивлением я посмотрел на него, продолжив,- постойте, а вы случайно не Трофим Минаков? — Ошарашенный своей догадкой как током.
Где вдруг мне пришло полное прозрение, вспоминая об одном из учёных – антрополога и философа о его портрете, висевшем на доске, в знак памяти и почёта великому учёному, в главном зале нашего научного учреждения, исчезнувшего без вести уже давным-давно ещё когда-то. Он являлся, а почему теперь как мне выяснилось, и является, одним из первых исследователей первобытной культуры, выдвинувшим анимистическую теорию происхождения религии. Если коротко, то антропология - означает наука о человеке.
--Да молодой человек, я именно тот Трофим Минаков, а ваш главный сейчас покровитель в далёком прошлом мой – ученик, - с гордостью и радостью ответил мне старик.
--Но как, как вы оказались здесь, я читал ваши научные работы, а именно мне запомнилась одна из фраз: «Что там, где нет письменности, нет и цивилизации!» и по поводу возникновения государства тоже.
--О, это долгая история, одно только могу сказать тебе как молодому учёному, что в старости мы почти все одинаковы и ищем после долгих своих жизненных приключений только одного, что-то родное и близкое. А по поводу своих работ, то да сила государства, во многом зависит от его территориального и географического расположения, поэтому наращивая свою мощь, оно должно стремиться к расширению своего жизненного пространства и приоритета. Что мы с вами сейчас и наблюдаем все эти войны. Я же главным фундаментом в своих походах и изучениях, на первое место ставил их религию: в чём разница поклонения к каждому своему богу всех этих племён, на чём основана у них та религия, а главное подтверждение во всём этом идола поклонение. В том числе и первые признаки возникновения государства.
Возникла пауза, где я старался всю цепочку его сказанных заумных слов скрепить воедино.
--Я как сам учёный вас понимаю, о чём вы говорите, но если это не секрет то, кто это родное и такое близкое, что вас здесь так держит?
Старик «Аристотель» ухмыльнулся в доброй улыбке.
--Пап,- наш разговор перебила подошедшая к нам фиалка,- ну, сколько можно тебя ждать, ты Рувидону нужен!- произнесла Делия и ответ одновременно заданный ему на мой вопрос.
Больше чему я был рад за последние можно сказать дни и часы, так это вновь увидеть Панкрата, Лиона с Налимом. Анфиса же когда увидела ещё с ними карликов, зашипела от злости, как та кошка и практически не ведая, что делает, автоматически схватилась за свой нож и бросилась на них, так мирно стоявших в сторонке в количестве трёх человек. Лион же уже сдерживал её рукой, как только мог.
--Тише, тише детка - они с нами.
--м-ну -у,- плавно переходя из кошачьего в парнокопытные, промычала она, но мозг её, пока категорически отказывался воспринимать этих карликов за своих.
Я же почти счастливый от их воскрешения подошёл к добряку Панкрату и сказал ему:
---Я скучал!
Он для начала улыбнулся во весь рот, понимая всю мою иронию, затем одновременно похлопал меня по спине, расшевелив мне все мои позвонки, проговорил:
--Ну, раз так, то поесть принеси чего-нибудь!— с усталым грязным и вымотанным видом ответил мне он.
--А щас (сейчас). Мне, конечно, бежать никуда не пришлось, так как нас всех разом подозвали к котлу, на котором уже доваривался заранее забитый молодой сайгачонок.
Аромат готового кипящего бульона разносился, распространяясь чуть ли не по всей округе этих гор. Панкрат, не применяя никаких столовых принадлежностей, разорвал кусок мяса, отделив его от кости и принялся, с большим аппетитом почмокивая его уплетать, затем выпев всё содержимое с чашки залпом, не испугавшись даже гольного кипятка, удалился спать. Нашим полноценным ещё собеседником оставался быть Лион с Налимом и те самые карлики, перешедшие на нашу сторону.
--А как ты тут оказался Игнассий? – неожиданно для меня обратился ко мне с вопросом Налим.
--Просто ногами, как и вы!
После чего я им рассказал всю историю и спасение Анфисы и о неудавшейся попытке так же спасти Стюарта. Где сам поторопился спросить у Лиона.
--Лион! Как же Перфедорий неужели он весь погорел?
--Нет, а с чего ты взял, что это он горел?
--А, что тогда если не он!? Ведь я видел всё и как он полыхал в огне, когда на второй день пути взобрался на гору!
--Наша морская флотилия,- довольно отчётливо даже с неким удивлением объявил всем перфедорец и продолжил,- они специально все корабли подожгли, чтобы избежать погони за ними, да и так навредить скорей всего нам.
--Любопытно, но я её у вас нигде не видел.
--Ну, так правильно Игнассий, не всё же даётся для обозрения гостям, они были укрыты от лишнего глаза и тех самых врагов наших, но с предательством, - отведя свой взгляд на лилипутов, потом продолжив,--- некоторых из тамольцев всё стало известно и халиамовцам.
--Да, но если бы не те самые тамольцы, которые присутствуют сейчас здесь среди нас,- ввязался в разговор в их защиту Налим, - то нас бы уже и в живых бы не было давно.
--Да, да и то верно,- кивая, подтвердил Лион лёгкой, признательной, улыбкой, в сторону карликов.
--Хотя мне отец не раз говорил, что когда-нибудь ваши эти катакомбы сыграют с вами свою злую шутку, так и вышло,- с серьёзным видом на лице утверждал Ялок.
Я сидел, молча слушая, и извлекая из этого разговора для себя с выводами, от всех кто, о чём сказал, и на что сейчас намекал сын Рувидона, про тот единственный тайный подход к городу через защитный как щит стену Перфедория в самое его сердце. Но поразмыслив про себя немного, а как, же тогда проходили бы без этих лабиринтов соревнования, осознал, что нахожусь в тупике.
Как шло время, так и шли дела, пока мы ели, пили, говорили, а кто и рухнулся сразу и спал. То некоторые Фиалки со срочным донесением полетели к Есинине, в котором говорилось и писалось, как вы сами догадываетесь о чём.

Глава пятая.
Погоня

Белые кружевные облака, плотной завесой свисали над домами горцев. Воздух так и был пропитан запахом снега. Из всех звёзд на небе оставались светить только две – белая луна и полярная. Пока ещё все спали, я подошёл к краю той самой горы, на хребте, которой мы все сейчас и располагались, с огромным желанием полюбоваться в последний раз напоследок тем непривычным, редким пейзажем для меня. В свою очередь, который мне был предоставлен судьбой, а может быть даже и вовсе не судьбой, а моим необузданным и небезразличным характером ко всему окружающему живому миру и жизни в целом. Горы на меня навивали с одной стороны грусть, но, а с другой стороны величие тишины и покоя. Грусть, скорее всего, от того, что хоть они при своём всём величие и таинстве возвышения, всегда оказывались в этом мире одни, о чём ты не скажешь таким чудам в природе биоценозам - как леса, моря и пустыни. Где их навещали, не считая этих горцев заселившихся здесь, лишь только одни живые существа как - птицы, вея тут свои гнезда. Сейчас же я наблюдал, как небо бережно окутывало их острые верха белоснежной дымкой и постепенно солнцем озаряло им их непоколебимый вид, весёлым, жёлтым рассветом со стороны востока. Я чувствовал, как мне хотелось дышать и дышать всей грудью жадно и полно, заполняя всю её напоследок этим чудным, чистым, кристаллическим воздухом.
---Красиво да?
Незаметно подкралась ко мне сзади Анфиса, тем самым нарушив моё обворожительное обозрение всех этих окольцованных гор. Я же посмотрев на неё, и естественно замечая перемены в её внешнем виде, про себя в душе улыбнулся.
--Ты ничего не замечаешь?- спросила она.
--Замечаю,- ответил я, догадываясь, к чему она клонит, но, не поддаваясь на её вопрос, продолжил.— Вон горы, а вон солнце встаёт!
Она посмотрела на меня с явным выражением таких слов в голове, что больше кроме как солнца у тебя ничего не ……..
--Ты видишь, я волосы по-другому уложила?
Я ещё раз взглянул на неё, прикидывая в своём взгляде на изменения с её стороны, где вместо всем привычной её кукурузе, там свисали две длинные косы с вплетёнными туда разными ленточками.
--Ах, да это,- почесав себе вдруг лоб, продолжил, - тебе идёт.
К нам подошёл Ялок.
--Анфиса мы отправляемся с Делией и с остальными, вы же к вечеру должны подоспеть туда уже сами.
--Да Ялок, мы тоже в путь, вот только дождёмся Есинины с её лошадьми и воинами.
--Ну, так, там и встретимся, удачи вам!
--Ялок, береги себя и фиалок, присмотри за ними.
--Само собой сестра.
Он удалился.
Уже спустя полчаса, мы все спускались вниз с гор, чему я был бескрайне рад, почувствовав под своими ногами не что иное, как настоящую почву под ногами. Про себя по-хорошему подумав: «Ну, их эти горы, ведь они иногда имеют свойство извергаться!» Где нас уже там, в полном вооружение и составом поджидали люди Есинины на конях, в предводительстве её самой. В результате в наш небольшой табун или отряд как вам будет угодно, входило до тридцати коней. Девушки, одновременно сидевшие в сёдлах, рядом с собой за уздечки держали, можно сказать пустых лошадей без наездников. Которыми оказаться в скорости должны были мы сами. Глядя на них, в моей голове проскользнула только одна фраза: «Матриархат вернулся!» Где я потом, переводя свой взгляд на них и на Анфису, мучился с вопросом. И подойдя тихонечко к Панкрату, который выбранную лошадь запрягал под себя, решился спросить, у него в полголоса, весь заинтригованный.
--Панкрат слышишь, Анфиса молчит, мне ничего не говорит, лишь только отшучивается в ответ, мы, что не можем сами справиться с горцами в погоне за захватчиками, без Амазонок?
--Можем, но……--не договорив, вполне уверенно ответил мне он, одновременно приподнимая седло лошади и свисавшую с неё бахрому вверх, мне давая, возможность в полной мере разглядеть всё то, что там находилось, и к вышесказанному добавил, - таких лошадей у нас нет!
--Что это? - почувствовал я, как теряю дар речи на несколько секунд и, не дождавшись ответа сам, озвучил увиденное, почти как охрипнув. - Так это же жабры!
--Вот именно жабры! - подтвердил мне мои слова Панкрат, прикрепляя к своим словам ещё, - а вот это бамбуковые палочки через которые, ты будешь дышать под водой, перед нападением, понял?
--Понял! - произнёс я, ещё долго всматриваясь в глаза той самой лошади - гибрида, хлопающая своими чёрными ресницами как корова.
Потом посмотрев на своего жеребца с недоумением, и обратно на эту конь - рыбу, проговорил:
-- Витязь! А с этими породниться ты не хочешь?
Таким образом, следуя плану и подсказкам Трофима – Аристотеля как я уже успел, его здесь обозначить, мы разделились на два отряда.
Где задача первого состояла во главе сына Рувидона - Ялока, как можно больше повредить и задержать передвижение врага – захватчика Халиама по реке Хачипетури, для того, чтобы вторые впоследствии могли, были поспеть нагнать ладьи на конях – рыбах перед выходом тех в море. А это возможно было только сделать с перерезом пути. Таким сокращённым и перерезанным путём впереди, могли оставаться быть: ущелья и пещеры гор - Злободы.
Есинина, когда же узнала о захвате Перфедория во всех подробностях и обо всём остальном, шлёпнула по бокам кобылы своими ногами от злости, с обеих сторон и ринулась вперёд, в знак тому, что не будем терять зазря времени, а двинемся вперёд. Где мы и двинулись, как можно скорее, проделывая свой путь во имя спасения всех остальных своих товарищей - воинов.
Расположение реки было таковым, что при впадение её в море, она петляло как бы идя в окружную, где в центре неподалёку от неё и находились эти самые горы. С которых вся вода стекала прямо в реку, наполняя Хачипетури новыми приливами от таяния снегов, постоянно пополняя её разной, шириной водостоками. Тем самым позволяя природе тут разгуляться во всей своей красе, как только это было возможно, показывая все свои виды растительности путешественникам, где им в дополнение служили уже здесь: и птицы, и насекомые, и млекопитающие. Разброс разных красок насыщенных своим ярким колоритом, бархатом легко усваивался в моём сознание и созерцание, на всё это живое великолепие. И как тонкий искуситель красоты я всё больше давался диву, из див, прибывая в Анфисином мире. Иногда она, даже сама, уловив мои восторженные моменты во взгляде, указывала всем своим видом на то, или иное животное или красивую птицу, как на редкое событие. Но больше всего, что меня здесь бесконечно искушало, так это изобилие цветов, подумав про себя, как бы мне сейчас позавидовал мой приятель ботаник из Монсиперополя - Аркадий в возможности моей на всё это лицезреть. Через несколько часов нашего пути и даже ни несколько, а часов пять-шесть двигаясь параллельно реки, ещё довольно таки на большом расстояние, мы стали понемногу к ней приближаться.
Пасмурная погода в горах, дала, свои плоды к большему негодованию - это к проливному дождю. Я наездник можно сказать со стажем, впервые в жизни стал испытывать страх нахождения в седле у таких животных как эти. Дело в том, что они вдруг просто потеряли какой-либо-то контроль наш над ними: то переходя в совместное ржание, то ускоряя свой лошадиный шаг. Я же с трудом себя удерживал в седле, так как их, так называемые жабры под моими ягодицами и ногами, ближе к коленям периодически, то вздувались, то обратно приходили в спокойное состояние, тем самым заставляя меня, чувствовать себя одновременно и шокированным и испуганным с неприятными ощущениями. Впереди скачущая нас Есинина со своими подругами, резко повернулась к Лиону с репликой, крикнула, что-то там ему позади себя. Тот в свою очередь повернулся к нам назад в частности к Налиму, который в этот момент оказался ближе ко мне из всех по пути, с жестами одной руки, давая ему отчётливо понять на их видно привычном боевом, немом языке об опасности. Он же в свою очередь мне прокричал:
--Держись крепче Игнассий, лошади почуяли воду, а мы оказались неподалёку от неё, сейчас они будут гнать к реке.
Мне оставалось только махнуть ему головой в знак понимания.
Тут началось то, что не передать словами, я если когда-нибудь и смотрел на скачки, даже в них было дело, и поучаствовал один разок, то сейчас бил все свои рекорды сам.
Эти мерины скакали так, что мне казалось порой, что подкова моей лошади-рыбы будет бить вот-вот чуть ли мне не в спину. Шум стоял такой, что если бы я и крикнул своим друзьям о помощи, хотя, что я и делал всё это время, так это только и орал, как безумный к моему позору они ничего не слыхали. Дождь лил сплошной завесой как из ведра, у меня слёзы пока от боли как из ведра не катились, но подумывать я уже стал о том, что в ближайшие пару дней мне сидеть уже, по всей видимости, не придётся. И как только я представил себя стоя у предстоящей трапезы, то увидел, что одна из лошадей на которой скакали два карлика, оказалась просто пуста на бегу.
Если у Панкрата его гнедой хоть и мог двигаться быстрее, то из-за его структуры телосложения оставался у всех позади. Поэтому он мог смутно, но наблюдать за передвижением всех остальных впереди себя скачущих. Но, а так как я тоже был от него неподалёку, то тоже. Дальше всё происходило в мгновение ока. Он свистнул, что было мочи. На что я сразу отчётливо заметил, как Есинина тут же держась левой рукой за уздечку, а правой опустив руку под седло, и очевидно тому, схватилась своему жеребцу за жабры, тем самым вызывая и причиняя ему, боль как я уже сам потом догадался. Конь встал на дыбы, наездница приняла вертикальное положение, уже, после чего мы все чуть ли не приняли горизонтальное. Дальше всё происходило так, развернув его, она промчалась мимо нас всех обратно. Мы же все в свою очередь проскакали ровно столько на своих скакунах некоторое расстояние, ровно, сколько пока все эти лошадки не заметили, что нет их вожака табуна впереди. А когда заметили, то я из всего этого сразу сделал вывод, что хоть они и испытывают огромную страсть к своей воде, но больше всего они всё же испытывают эту самую страсть, к своему вожаку стаи и подчиняются ему безукоризненно. Мы одновременно с лошадьми не могли отдышаться, когда приблизились к тамольцам. Я в седле уже не сидел, а как неваляшка перекачивался из стороны в сторону. Перед нами раскрылась такая картина. Один карлик висел на дереве, ухватившись обеими руками за свисавший сук, над уже нами протоптанной тропой, другой же лежал в нескольких метрах от него у широко - ствольного дуба. По тому висевшему по имени Загу видно было, как сердце у него билось ровно так же быстро, как у моей лошади подо мной. Глаза вообще не на что не реагировали, а просто были с размером в яблочко от вывернутых белков наружу. Из их жизни я знал только одно, что, так как они родились в один день, хотя и не являлись кровными братьями, но их, матеря, решили и почему-то назвали их вот так как-то странно Зигом и Загом. И уже по жизни можно сказать они держались вместе с самого рождения, сдружившись так, что больше и не расставались ни на один день. В отличие от Зага Зигу повезло меньше всего, так как он уже был мёртв. Подробности считаю его смерти описывать ни к чему.
После того как мы все, прочувствовав на себе силу инстинкта животного, двинулись дальше, минуя полудня. И пока для нас пик экстремальности в дороге немного приутих, то расскажу вам о том, что происходило ещё утром с первым нашим отрядом.
Выстроившись в три пары, фиалки делали свой полёт, хоть и достаточно высоко, но очень тяжело. А тяжело, потому, что к каждой паре был прикреплено ещё и по горцу. Одна фиалка девушкой, будучи таковой, естественно не в состояние была, да и не способна, хоть и умела летать нести на себе ещё и мужчину. Поэтому как обычно у них это уже и было заведено давно, к себе ближе к поясу они себе закрепляли особым плотным ремнём с отходившей от него, не менее плотной верёвкой. Тем самым позволяя друг другу птицам не мешать в полёте и везти внизу державшегося так же прикреплённого в поясе у горца, ремнём для страховки, человека. А он в свою очередь, руками обмотав эти вожжи по обе стороны, держался за неё, схватившись, ладонями обеих рук. Что способствовало ему вполне держать равновесие при полёте. Где со стороны это зрелище могло показаться запряжённой упряжкой лошадей. Когда я ещё на вершинах в горах всё это устройство увидал, то сразу же подумал, кому принадлежала вся это идея так перемещаться по небу и быстро и практично. Приходя сам от своих же размышлений к своему же выводу, какой же у них всё-таки интересный мир: птицы как кони, кони как рыбы. Таким образом, они с остановками, но летели ровно час с небольшим. Погода же не переставала портиться и портиться только хуже с каждой минутой.
Делия у которой волосы развевались от очередного взмаха крыла, потом обратно выпрямлялись и касались её туловища, то тут же прилизывались к её голове обратно от этого попутного холодного ветра, где она здесь и, сама была не против рвать эти самые облака на части. И порой когда, околев совсем от них и тех самых белых заторов, то они спускались ближе к земле, чтобы хоть как-нибудь там согреться. Но как говорится планы планами, а непредвиденные обстоятельства обстоятельствами. Погода продолжала портиться. Делия повернулась на лету к Ялоку и махнула ему головой, в знак нет, мы не успеваем. Затем к своей напарнице Назиде после чего они резко повернули в сторону и стали спускаться вниз к земле, за ней последовали и все остальные пары птиц.
К пещерам Злободы оставалось совсем чуть-чуть лёту, но дело было вовсе уже не в этом.
--Ялок, я приняла решение оставить тебя здесь и других, если погода испортится совсем, то мы не успеем их задержать, и они могут скрутить все свои паруса в кучу, тогда всё пропало.
--Но Делия ты ведь понимаешь что рискуешь?
--Понимаю, ну, а что тут поделаешь, нам лететь ещё с час с вами минимум, а вдруг я не смогу выполнить обещанное Анфисе, - переведя дыхание, продолжила. - Ты тоже поторопись, встретишь нас у выхода.
--Но Делия я тебя так не отпущу.
--Ялок надеюсь, что всё обойдётся, ты только не волнуйся за нас заранее.
После этих слов она и другие девушки птицы, уже отстегнувшие от себя ремни можно сказать на ходу, ринулись вверх, но уже с необычайно большой скоростью.
Где Делия взмахнув пару раз, крылом приостановившись в полёте, что-то там явно хотела ещё добавить Ялоку, но потом видно передумала и полетела за остальными уже не парами, а с шестью птицами, включая уже туда саму себя.

Глава шестая
Бой
Река, которая размеренно текла подвластная ветру и уже своему небольшому течению, даже и не подозревала о таком нашествие, как с нашей стороны. Солнце светило так ярко и щедро ровно также, но только в противоположном смысле этого слова - непогоде, как пару часов назад, где лил непрерывный дождь. И где кони-рыбы плескались, уже погружённые в воду, полностью уходя под неё, а мы вымокшие до нитки и не погружённые в неё пока, ещё полностью не плескались, а присматривались, все стоя у берега. Все, но не я можно сказать наученный горьким опытом, то сразу ринулся рвать у реки, ветки ивы от тех самых пиявок. Анфиса, тем временем переглянувшись с Налимом, Лионом и Есининой, ещё не простившая мне за ту свою новую прическу там, в горах, стала просто смеяться надо мной.
--Игнассий, а зачем тебе это?
--Как зачем, у меня Анфиса нет никакого желания в очередной раз, к вашим этим монстрам на ужин попадать!
Налим:
--Не боись не попадёшь, тут уже вода морская, солёная, здесь они не обитают, так, что бросай своё это занятие.
--А я уже подумал, что кто-то из нас замёрз и согреться решил,-- присоединился, к нашему разговору Лион.
-- Да, какое счастье!— с переполняемыми эмоциями, произнёс я, вздохнув с облегчением. И откинув сорванные ветки в сторону, подошёл к ним, добавляя:
--А то знаете, как-то надоело мне уже ёлкой выглядеть в последнее время. Хотя в глубине души понимал, что они не понимают, к чему бы я так сказал.
Мы плыли и хоть кони были обученные у Есинины плыть с наездниками под водой, как и пешим ходом, скакать по тропе, то я вам сам скажу нисколько. Так как создавались у меня такие моменты, когда она моя лошадка погружалась очень резко в эту морскую тину, где я не раз затем там, выражался довольно в непрестольной форме и божился клянувшись, что своего коня всю свою оставшуюся жизнь, если мне только повезёт выжить, то и буду кормить одним овсом. Пару раз, теряя свой этот дыхательный аппарат и после двух часового плавания, всё-таки приноровившейся к неглубоким погружениям, уже стал себя чувствовать, где-то немного капитаном Немо. Жабры у коня, как и притом ливне, вздувались, но уже дышали равномерно. Единственное что я не увидел у неё тогда, так это плавники под гривой с одной и другой стороны её шеи, которые так уверенно раскрылись веером как у придворной дамы, вот только как мы погрузились в воду.
Сумерки не заставляли себя долго ждать, как и те самые корабли врага, которые показались вдалеке, чуть заметными еле просматриваемыми точками.
--Ещё бы полчаса или больше и мы бы настигли их!- как вдруг произнёс Лион, как бы меня, ставя в известность.
Сейчас же я в свою очередь у него в глазах, прочитал некую из сердца вон исходящую радость, как будто камень, спадал у него с души, что вот-вот через пару часов, он мог бы обнять всех тех, своих людей, кем так дорожит и кого так любит. Но Сезон посчитал, что ночью нападать неразумно, ведь мы могли перебить и самих себя и своих, что находились там, в плену, поэтому решил отложить всё на раннее утро, тем более враги явно находились на страже. И как только ночная мгла начала спадать над рекой, мы спросонья каждый пытались уже правильно попадать в седло своего коня, после чего тронулись в путь.
Перед атакой все погрузились в воду. Заведя залатанный уже грот – марсель издалека, где ещё некоторые корабли оставались дрейфовать с рваными парусами, халиамовцы, по всем явно видным прослеживающимся признакам спали, уже, будучи не убитыми, но как убитыми. Где клочья у некоторых суден ещё парусов свисали, в полном беспорядке над матчами этих самых лодок. Что выглядело смешно мне самому напоминавшему плохо выпотрошенную курицу. Что в данный момент можно было с полной уверенностью сказать, что Ялок с Делией и остальными выполнили в полной объёме им уготовленную задачу. И как говорится, тёпленькими не тёпленькими, но нам оставалась, их только взять горяченькими, убеждённые в том, что основная работа возлагалась уже на нас самих. Мы же в свою очередь, перед тем как заметить этот вражеский караван, разделили наш отряд на три подгруппы, для освобождения оттуда своих людей. Анфиса с Панкратом с горцами, Есининой её подругами должны были обогнуть все ладьи для захвата второго и первого баркаса. Мы же должны были начать своё нападение и одновременно освобождение с Налимом, лилипутами, воинами Есинины последнее пятое. Лион же с горцами и с полным снаряжением и с запасом оружия для всех остальных, готовить бунт и наносить урон и ужас, вплоть до потопления, на остальные суда, что находились как бы посередине. По сути нашей, мы и не могли ничего знать или даже предполагать, как пойдёт бой, а только полагались на свою удачу и фортуну. Где главным нашим козырем в этот момент оставалось быть одно - внезапность.
Отсчитав до ста примерно столько, за сколько Анфиса времени, могла со своей группой на лошадях, тайком подкрасться ко второму судну по счёту, что находилось впереди, уже, когда мы все ожидали своего момента у якоря под водой у другого. И так с нашей стороны полетела вверх первая кошка, вторая, третья. Враги несущие ночную вахту сбежались к бортикам со стрелами и копьями, боевыми топорами. Послышались крики, одним словом началась сплошная возня и суматоха. Я стал взбираться наверх одновременно с Загом и третьим тамольцем по имени Ган, по другую сторону этой же ладьи несколько горцев и Амазонок. Налим оставался быть внизу с другими на конях-рыбах и вести беспощадный отстрел, вражеских силуэтов со стрелами, копьями и саблями, вдруг высунувшихся резко наружу, тем самым сбивая их и не давая им никакой возможности ранить нас самих. Ган же уже успел отрубить голову врагу, так неудачно показавшему нам свой нос, своим топориком и немедленно перевалился через поручни на борт. Я же скользя по боковой стене баркаса, карабкался, как только мог быстрее, лишь только отвлекаясь иногда, на то, как мимо меня всё, что-то пролетает, хлюпаясь камнем в воду. Кто-то уже успел освободить некоторых молодых девушек из племени перфедорцев, кто-то из халиамовцев сам выпрыгивал из ладьи и плыл к своим. Когда те в свою очередь добивали их уже в воде за трусость. Последнее судно было нами захвачено можно сказать без особых на то усилий; с нашей стороны законченным поединком с мелкими ранениями, а с их ней полным разгромом. Лион дрался за четвёртую с горцами в освобождение людей, мы спешили к нему на помощь, позволю вам напомнить, что отсчёт свой тех самых баркасов я веду с хвоста. Где нам долго пришлось уже отбиваться от двух суден развернувшихся, так что мы у них оказались вначале как в западне между четвёртым и третьим. Если бы не сноровка Налима, который на пятом, просто бы взял и не протаранил, то самое четвертое судно, взяв его на абордаж, то неизвестно как бы для нас вся это схватка ещё и закончилась. С третьей было всё сложнее, где враги попытались перебить при нашем вдруг нападение на них всех заложников, но Сезон был непоколебим и, жертвуя некоторыми, как и сам собой шёл в атаку. Крики от боли, женский плачь, мне хотелось только одного, чтобы поскорей всё это закончилось, где в некоторые моменты я уже сам не понимал, в какой части корабля нахожусь, так как меня бросало из стороны в сторону от схватки с врагом. Отбиваясь от неприятеля, как только и мог, но ещё и, наступая на него, как вдруг случайно, своим можно сказать третьим глазом, заметил, что на корме Зага несколько халиамовцев, отчаянно пытаются всего искровавленного добить. Когда я сам только что, ели успев справиться с одним из громил получив в спину кинжалом проголосовавшем меня всего, но благо тулуп-безрукавка деда Трофима спас, то ринулся к нему на помощь, решив про себя, что хоть этот карлик, да должен остаться в живых. И как меня Панкрат научил несколькими приёмами боя, то я поспешил ими быстренько воспользоваться. Сбив с ног позади стоявшему меня врага своими прочными сапогами в области колен, что тот тут же завалился на меня, где я его, подхватив сзади свернул ему шею уже на полу. Целясь в меня, но попав в мною заваленного противника, полетел нож. Второй же опять был сбит мною ногами и добит уже Загам в знак отмщения. Третий, поняв, что силы неравны, выбросился за борт сам. Только тогда когда мы с Загом их победили, я увидел, что он истекает кровью и не может ходить, ступая на ноги. Мне ничего не оставалась делать, как по быстрей всхлипывающему от боли тамольцу перевязать его оби ноги, из свисавшей клочьями ткани паруса. Затем посадив его к себе на плечи и двигаться с ним дальше, где к моему удивлению, через несколько минут боя, мне показалось очень даже удобным фактом, тем, что одна голова хорошо, а две ещё лучше, что уже там говорить о четырёх руках. Заг так орудовал своим мечом, что меня порой его лезвие мельтешившие перед глазами, просто слепило от отражения солнца. К нам на подмогу торопился Панкрат, с успешно освободившимся там уже на втором вражеском судне Шериотом. Что нам всем со стороны показалось быть спокойным за захват его с Анфисой и Есининой. Так как он, вывернув можно сказать грот-мачту с мясом, орудовал ею же по всему кораблю, что врагу, который был так не сбит с ног, ничего не оставалось только, как спрыгнуть в воду, сдаваясь практически без боя. Шериоту знавшему все методы боя Панкрата связанному в кандалах и цепях оставалось только дожидаться того момента, как он пока не снесёт в конец всё, что там находилось уже на голой палубе. Бой длился почти день. Сама же Есинина была нацелена на первый баркас, на котором находились сейчас не только Гелиос с Ронни, но и сам Халиам. Кто знает, как ей самой далось это решение, и как она его сама переступила, но сейчас она знала одно и точно, что перед ней враг Гелиоса, а значит и её то же. Вместе с Анфисой они подкрадывались всё ближе к судну, когда вдруг для них стало чрезвычайно удивительно, что Халиам на некоторое время, пока они взбирались к ним на борт, позволил им это сделать, в неожиданности для них самих беспрепятственно. Позади доносившиеся крики людей их голоса, которые о чём-то там кричали, или просили, или предупреждали их, разобрать было уже невозможно, так как ни Есинина со своими девушками воинами, ни Анфиса с горцами ничего в этой неразберихи уже не слышали.
--Смотри туда! – встревоженно вдруг произнёс мне Заг.
На что я резко обернулся и увидел, что Анфиса с Есининой в опасности, быстро сняв его со своих плеч, поставив на палубу и забравшись на фок-реи, попытался там уже оттуда их окликнуть, но всё было четно, тогда я из-за за пазухи достал свой Манчестер и выстрелил. То тут же обернулись все, но не она, которая уже в последний момент была готова посмотреть в мою сторону, но была захвачена врагами и затащена на борт корабля.
И так первое судно стояло поперёк реки в развёрнутом состояние, никто и предположить не мог даже и видеть, что справа по реке из-за её поворота, там с той стороны, куда Хачипетури впадает в море к Халиаму, торопились на помощь ещё два грузоподъёмных судна. Где именно в том месте и находилась сейчас морская лагуна и стража – стоянка, его сына Халиама - Дира, познакомившегося с Есининой, с её простиравшимися уже краями обитания, ближе к морю. А почему…. Анфиса с Есининой да и мы сами и предположить не могли, что вражеских кораблей окажется не пять, а семь.
Они незамедлительно плыли в нашу сторону, можно сказать на всех парусах, минуя даже первый бриг Халиама. Вражеские корабли выглядели, очень даже устрашающи, где уже нам самим и не нужно было, всматриваться врагу в лицо в его глаза, чтобы прочесть в них, нотки ярости и мщения.
С нашей же стороны никто и ожидать не мог исхода таких событий, где мы все какие-то первые десять – пятнадцать секунд, пытались просто отыскать друг друга глазами в надежде, что хоть кто-нибудь, кому-нибудь, что-нибудь объяснит или подскажет, что делать дальше в сложившейся ситуации, но все пребывали в оторопевшем состояние от увиденного. Я соскочил с фок-реи на палубу, и бросился в воду, плывя в сторону баркасов.
--Куда?- перехватив меня в воде Налим, продолжил,-- ты что, всё уже всё надо уходить и спасать, всех тех, кого спасли!---держась в воде, наплыву, пытаясь как можно побыстрее меня переубедить в моих рвениях помочь Анфисе с Есининой.
Одновременно помогая остальным перебраться с корабля на коней только и успевая отдавать свои команды. Осознавая, что от вражеских судов толку мало. К нашей радости, на тот момент мы уже освободили людей в количестве примерно шестидесяти человек: молодых воинов, женщин некоторых даже с детьми.
--Ну как, как же они Анфиса, Есинина их ведь там убьют!
--Не думаю, но нам туда уже соваться бесполезно, их, быть может, ещё, и не убьют, а вот нас если догонят, то точно.
Сезон, подняв руку вверх, крикнул, дав команду всем к отступлению.
--Уходим быстрее!
Я не мог решиться и вот так просто оставить их и плыть к берегу за всеми. Вражеские суда приближались и их стрелы тоже, пока ещё в пустую, но с явным преимуществом, полосовали всю воду вблизи меня. Позади разбитые корабли чуть ли не скрежетали без всякого на то управления, где люди прыгали в воду, и их уже там, в море принимали все наши воины и усаживая всех на коней-рыб. Кто-то пытался до берега доплыть сам вплавь. Моё же мёртвое окоченение перебил Заг, который бултыхался в воде и всё время орал, что тонет. Я уже с большим отчаянием и унынием подплыл к нему, подхватив его, где мы ринулись только в одном направление туда, куда и все остальные. Выстроившись в шеренгу на берегу, горцы и воины Есинины стояли наготове с растянутыми тетивами и луками. Их стрелы полыхали сейчас огнём. Уже на берегу, оборачиваясь обратно на вражеские корабли, одновременно задыхаясь от одышки, я наблюдал, как красное пламя поглощала им их матчи кораблей.
--Похожи кое-что им удастся спасти!— произнёс Заг.
--Да ну, а кое-что и нет,- ответил ему я.
На берегу, молодые женщины и девушки выжимали свои длинные косы можно сказать на ходу, как только постиранные полотенца. Мы все, оборачивались друг, на друга всматриваясь и пытаясь, пока зрительно, но подсчитать все свои потери от боя. Где мне показалось, что одним коням оставалось быть довольным с нашей схваткой с врагом, как обыкновенной морской прогулкой. Хотя оглядев всё повнимательней, обнаружил, что в самой сторонке у реки, Лион трепетно обнимает свою жену. Все спасённые и не только торопились в лес, чтобы побыстрее, укрыться в нём от врага, хотя мы все уже были уверены, что погони за нами со стороны тех двух кораблей не будет, и у нас остаются невосполнимые потери, с захватом наших воинов халиамовцами. Мне же уже показалась, что моим приключениям здесь в этих краях не будет ни конца, ни края.
Мы все передвигались, почти молча, но только кто пешим своим ходом, кто верхом на лошади по лесу, в котором от реки произрастали крупные кустарники и высокая сочная, зелёная трава. От широких листьев дымкой, ещё прослеживалось лёгкое испарение, от того проливного дождя и такого обильно-обжигающего своими яркими лучами солнца. Я шел рядом с Шериотом, Панкратом и другими, ведя за собой и держа за уздечку лошадь-рыбу, а на ней в седле сидевшим раненым в ноги Загом и каким-то подростком мальчишкой. Но всё время, в надежде для самого себя, оборачиваясь назад, в сторону реки и глазами ища, что вот-вот, вдруг они сейчас Есинина с Анфисой нас догонят и скажут нам: «Что нам удалось бежать, вырваться из вражеских лап Халиама!», но нет ничего кроме как запаха гари и дыма над верхушками деревьев, видно не было. Я чувствовал, как меня одолевало полное разочарование и подкрадывающаяся тоска с каждой минутой всё больше и больше, что может быть, я и вовсе больше никогда не увижу её, ту боевую девчушку из племени авельцов воина - Анфиску. Ко мне обернулся Панкрат и хлопая меня по плечу своей можно сказать медвежьей лапой, попытался слегка успокоить.
--Да не переживай ты так, может быть всё ещё обойдётся и их оставят в живых, или мы что-нибудь придумаем!
--Что, скажи мне, что мы можем придумать, кораблей у нас нет, кони-рыбы через море такое расстояние не проплывут, остаётся только забыть о ней и всё?
--О ней, мне не послышалось? – сказал Заг улыбаясь.
--Давай сначала доберёмся до Рувидона, а там, что он скажет, и решим, всем делать дальше, - присоединился к нашему разговору серьёзный Шериот, так неудачно попытавшейся в это неподходящее для меня время, успокоить меня, и, не договорив, продолжил. ---А пока нам остаётся только смериться с потерями!
--Никогда! И задается мне, что если кто нам, что и может подсказать или на что-нибудь надоумить, так это только сам Трофим – Аристотель, - уже почти от всех отрешённый в своих переживаниях, последнее, что я и мог им только добавить от себя к вышесказанному.
--Правда, твоя если оно так,- Шериот.
Пройдя ещё немного времени нас, настигла ночь.
К обеду мы со всем нашим цыганским табором приблизились к горам. Где все люди уже у горцев незамедлительно были приодеты, обогреты и накормлены. Но мы, же в свою очередь не успели еще, и перевести свой дух от некоторых своих потерь, как узнали о новых от Ялока. Что ни все из их идолов горцев - фиалки вернулись домой.
И что все люди обеспокоенные не находили себе места, а в особенности учёный дед Трофим и их предводитель племени - Рувидон. По их серьёзным настроенным лицам видно было, что они собираются в поход, готовя свой новый отряд.

Глава седьмая.
Пещера Злободы

В пещере с выходом на море, облокотившись об неё, по одну и по другую стороны, и приклонив свои головки, слегка к каменным стенам, ели, заметно выглядывали фиалки. Девушки-птицы находились на страже. Одновременно просматривая всю округу и туда, откуда, сейчас в их сторону к ним на встречу, на всех парусах бороздили море ладьи. Ожидая только одного момента от своей предводительницы - это команды к полёту на паруса. Сжимая в своих тоненьких ручонках наготове, острые кинжалы и зажженные факелы с огнём.
Немного поподробней перескажу вам, как выглядели все эти их крылья, которые по локти руки сливались с ними, а вот начиная уже с изгиба, всё наблюдалось обыкновенным образом, как у обыкновенных людей, уже без перьев и перепонок.
Делия подняла правую руку вверх, когда первый баркас неприятеля поравнялся со скалой, но команды так и не последовало, держала её наготове. Мимо них, параллельно пещеры проплыл второй, третий.
–Теперь можно!- дав сигнал рукой, они полетели прямо на них.
Всё происходило в считанные секунды. Пока девушки резали, рвали и поджигали в клочья вражеские паруса, стрелы на них не то, чтобы летели, а просто сыпались как семена, во время пашни, рябив у них перед глазами. Но благодаря смекалки отца Делии – Трофиму на всех девушках были одеты, защитные доспехи тех горцев, которым удалось победить и быть награждённым ещё в соревнованиях из тех прошлых лет. Поэтому и лететь им-то до пещеры Злободы вместе с ними, давалось совсем нелегко, а тяжело, но зато сейчас все эти доспехи им, что ни есть просто спасали жизнь. И укрываясь в парусах чуть ли не путаясь в них, они продолжали их портить, постоянно вывёртываясь от тех самых острых стрел с наконечниками, и уже полыхающих в огне парусов ими же подожжёнными. Где они успевали повредить одно судно, за другим молниеносно налетая на них, как стая обезумевших диких пчёл. Более-менее, когда те пришли в негодное существование, девушки-птицы скрылись из виду в туже самую пещеру. Так как враги, разозлившись на них не на шутку, стали атаковать уже всерьёз, забрасывая их не только копьями, но и всем тем, что попадалось на палубе под руки. Одна из птиц была изрешечена так в свои крылья - стрелами, что с виду была похожа на подушечку, с воткнутыми туда иголками. Что уже сама не в состояние была, долететь до пещеры Злободы самостоятельно, к её спасительному тёмному углублению, а можно сказать свалилась камнем в воду, перед тем как, сделав несколько взмахов крыльями почти но, не полностью раскрыв их. Делия с Назидой вытащив её с поверхности воды ели, успевали, как только скрыться в пещере от погони халиамовцев, а именно от их вражеских стрел и копий. Но главное, что им ещё интересное удалось узнать и увидеть, во время их пребывания на корабле первого брига, так это Стюарта, который почти в последний момент, одну из них отозвал по имени:
--Делия, передай нашим, что я жив, слышишь меня, скажи им это!
Когда Делия обернулась, то увидела, что там находился ей очень хорошо знакомый перфедорец, который кричал, отзывая её по имени, а сам себя же величал Стюартом, заметила, что парень, по всей видимости, после долгих пыток и истязаний кое-как держался на своих ногах. Пытаясь приподняться как можно выше, вставая на свои искровавленные ступни, чтобы только его заметили, привязанный к грот-мачте, он ели слышно с большими усилиями, проговаривал ей своё имя, где всю дорогу, повторял:
--Я Стюарт из Перфедория!
Дочери учёного – антрополога ничего не оставалось делать, как махнуть ему головой в знак согласия. Хотя в отличие от него самого она прекрасно знала его и его индивидуальный человеческий аромат, частенько встречавшегося ей на пути этого змеелова. Он даже и не догадывался о том, как она с сёстрами птицами, частенько любила тайком понаблюдать за ним в горах, и в топких болотах, за его ловлей ядовитых змей и добычей из них яда. И когда один раз он на охоте, в глухих дебрях леса провалился он в яму, то Делия, свалив ему, опять же не выказывая саму себя небольшое деревцо, спасла тем самым жизнь. Оставив о себе только один след пребывания - своё перо. Этот весельчак очень нравился ей и только, как только она и успевала уловить его запах в округе, то стремилась к нему поближе, чтобы понаблюдать за ним, самой для себя, невольно становясь для него же, его тайным ангелом хранителем. Сейчас же увидев Стюарта в таком, состояние она терзалась в мыслях, что ничем не могла ему помочь и, что ей остаётся только надеяться, на то, что горцы и другие воины подоспеют во время к нему и ко всем тем, кто сейчас находится на этих суднах.
Девушки – птицы улыбались между собой, переговариваясь друг с другом, оставаясь быть вполне довольными своей проделанной работе, как и проделке. Поочерёдно всматриваясь из-за скалы, уходящим кораблям в сторону моря, наблюдая всю ту панику, которую они сами же там сейчас и создали. И постояв ещё немного времени, можно сказать, отряхнув все свои красивые перышки, вытаскивая из них все те вражеские стрелы, решили долго не задерживаться в столь злощастном месте, а побыстрее покинуть его, чтобы обрадовать Ялока и всех остальных уже снаружи, об удачном им промысле.
Ранее когда люди-птицы жили в горах, для их предков, врагами оставались только одни существа, такие как горные медузы - злободы. Поэтому и горы и пещеры, в которых обитали эти существа, так в последствие и были названы пещерами - Злободы. Но после союза с Рувидоном у фиалок жизнь изменилась в лучшую сторону, а именно тем, что они стали взаимно друг другу помогать выжить, после почти, полного их истребления этими тварями. Горцы, им очень сильно помогли в этом, практически всех их уничтожив. А фиалки им в свою очередь предоставили своё спокойное существование в этих самых горах и на горах, но не только, а ещё в помощи обнаружения для них, залежей драгоценных камней, и с их стороны везти в ближайших окрестностях дозор, создавая им полное спокойствие и стабильность. Собственно говоря, со своими не совсем человеческими, но больше остаётся птичьими мозгами, они совершенно спокойные и уверенные в своей безопасности, двинулись обратно вглубь пещеры, так успешно преодолевшие её в первый свой раз на пути к кораблям. Эти существа, охотившиеся на их ещё предков, были похожи со стороны на громадных медуз, только цветом темнее, прозрачнее, под цвет гор - серые, круглые с метр ширины и длины. Жили они целыми семействами в самых глубоких и потайных, тёмных её местах. Что их особенно привлекала в фиалках, так это не они сами, а их ультрафиолетовые крылья. Которые они подвешивали, предварительно расправив на стене скалы как бабочек, приклеивая на свою очень клейкую, выделяемую из себя слизь. И таким образом, впоследствии, от этих ещё живых захваченными ими фиалок, от истощения голодом и высыханием от жажды, оставалось только одно – гербарии - мумии, а их крылья, им этим горным обитателям приносили свою некую радость и восхищение. Где эти чудовища стаей прилеплялись друг к другу и друг на друга ещё там, что-то шушукаясь, издавая не то, чтобы охи или ахи, но вздохи изумления, и какие-то свои звуки своего восторга и восхищения, от огромного удовольствия и обозрения к так называемым своим трофеям. Ну, а об остальных подробностях этих корыстных обитателях пещерных глубин, вы узнаете чуть позже, а сейчас вернёмся к нашим птичкам.
Девушки шли и беззаботно ворковали между собой, по узким пещерным дорожкам, не подозревая, что их ждёт впереди. В количестве шести особей имевших каждой своё индивидуальное имя: Делия, Назида, Граната названная в честь фрукта, Коллизия, Саида и самая молодая из них Фликолика. После смешивания их чистокровных фиалок с горцами, они стали рождаться только раз в сто лет, а так они вполне выглядели обычно, как и все девушки, но если не считать крыльев, у некоторых небольшого клюва и грудки с оперением. Ну да чуть ли не забыл вам сказать, что иногда они толи каркали, толи кукарекали при разговоре с людьми, и ещё они очень сильно обожали, перепеть соловья ранним утром успевая ещё подразнить кукушку в течение дня. Дочь антрополога отличалась от всех своих птиц – подруг, очень хорошей сообразительностью и быстрой реакцией, наверное, гены отцовские во многом сыграли в восстановление её боевого характера большую роль, где я имел ввиду не только этот эпизод в пещере, а, в общем, всей её жизни в целом. Когда отец Делии пообещал, что вернётся к одной из женщин горцев, насовсем, после своего очередного похода, и после того как он ещё узнал, что одна из них самая красивая девушка из горцев, носит под сердцем его ребёнка, чем был совершенно в последствие ошарашен, тому что в итоге появилось на свет. А у маленькой Делии тем временем росли крылья, то все горцы чему-то радовались с её самого рождения, а он напротив, плакал, но по мере её подрастания, так сильно полюбил свою дочь, что ему лично уже, всё равно было, будет ли она с крыльями или с хвостом, когда вырастит.
--Делия! Ты видела, видела как мы их, они плывут такие беленькие, как только, что оперившиеся лебёдушки,- эмоционально делала свои выводы от нападения Саида,-- а мы их на те вам, превратили их из белых лебедей в общипанных куропаток.
--Да теперь им долго придётся, как говорил Сезон из ползучих голландцев вернуться опять в летучие!
Раздался всеобщий смех.
Коллизия:
--Граната! Ты видела, как один там на втором судне, такой пузатый уставился на нас и глаз своих не сводил, он стоял как столб с открытым ртом, так и стоял покуда мы с тобой, с того самого корабля на другой не перелетели!
--Да видела, я ему ещё даже дала свой горящий факел подержать, пока сама последние паруса дорывала!
Говорю ему: «Что стоишь, как вкопанный смотришь, на подержи мне не удобно!»
--А он, что?— спросила Назида и одновременно посмотрела на Делию, как бы ожидая от неё какой-нибудь реакции, где та в свою очередь уже ушла в себя, идя о чём-то своём задумавшись.
--Подержал,- ответила Граната.
--ха-ха-ха--- все девушки засмеялись снова.
--Он, наверное, влюбился в тебя Граната?— ехидно спросила её Фликолика, тоже переводя свой взгляд на свою предводительницу, заговорив с ней, - Делия, а ты что молчишь?
-- Я думаю, что ты Граната рисковала!— резко вернулась к разговору из своих размышлений она.
--Всё понятно с тобой, - отвлекла на всех себя своим вниманием Саида, - там знаете, кто был ещё в плену, тот парень из перфедорцев змеелов - Стюарт так кажется, его зовут Делия?
--Да Саида его именно так зовут!
--Бедненькая ты наша, - поторопилась успокоить её Коллизия, слегка обнимая её, продолжила, - ну не переживай ты так за него, паруса уничтожены горцы с Есининой догонят их и освободят уже всех там.
Назида:
--Делия, а ты заметила, что у него ноги все в крови были, его, наверное, пытали на том корабле, но вот за что?
--Ты знаешь, я только сейчас стала догадываться за что, скорее всего из-за этого географа Игнассия, который попытался их высвободить ещё из плена, в самом начале. Ведь не зря Анфиса всем нам на совете ещё сказала, что он погиб, скорее всего, когда те бежали, а тот прикрывал их на корабле, но к счастью, оказалась всё наоборот, как видишь, он жив, – прозвучала вся версия Делии.
-- А как ты думаешь, Делия,- обратилась к ней Фликолика,- он выдал им этого географа – Игнассия или нет?
--Кто его знает, но думаю, что, скорее всего, нет.
--А почему ты так думаешь?— поспешила вставить свой вопрос Коллизия.
-- А потому что по его ногам видно было, что как его долго пытали и били!
Беседа вдруг прервалось, как одной из них показался какой-то шум издалека:
--Тихо! Вы ничего не слышали?— Саида.
--Нет – последовал от всех ответ, но все, же все птицы сначала остановились, потом насторожились, и пытались ещё раз, как можно получше прислушаться к пещерной акустики. Как тут вдруг, позади них ясно и отчётливо отдались шорохи и лёгкое шушуканье.
Делия:
--Бежим, быстрее к выходу!
Девушкам теперь оставалось надеяться только на быстроту своих не крыльев, а уже ног, где они бежали, но проходы в пещерах порой становились такими узкими, что кое-где в некоторых местах им приходилось просто ползти ползком. Но до выхода ещё оставалось далеко. Через некоторое время дочь - антрополога:
--Саида! Граната! Фликолика!
--Мы здесь,- отвечали девушки на её перекличку. Где птицы могли уже ориентироваться друг на друга только по одному только голосу.
--Назида! Коллизия! Я вас не слышу?
--Делия я здесь,- произнесла Коллизия, задыхаясь от бега.
--Назида! Назида!— повторяла её имя предводительница, но в ответ стояла одна тишина, где она им всем,- быстрее бегите вперёд к выходу! А сама развернулась, уже готовая бежать обратно вслед на поиски Назиды, как тут снова раздались крики одной из девушек.
--Помогите! Они меня схватили! – закричала Фликолика.
Граната развернулась и побежала в ту кучу, к этим тварям, спасать Фликолику одновременно с Делией.
--Коллизия бегите к выходу с Саидой, бегите, а то мы все здесь погибнем!- последнее, что и могли услышать девушки от своих сестёр – птиц.
Назида исчезла так, как будто её и вовсе не было, что называется и след простыл. Но Делия с Гранатой отчетливо, видели как Фликолику, взгромоздив к себе на спину злободы, куда-то тащили вглубь пещеры, точь-в-точь как вот только ёжики, могут нести яблоки на своей спине в свои норы, так и они, но только без иголок. Она же, то прыгала, у них на хребте, крича, пытаясь высвободиться от этих тварей, то кувыркалась, маша руками и ногами. Но их было так много под ней, что ей, если и удавалось, вывернуться от одного существа, то она тут, же падала на спину к другому, и неслась вперёд, спина к спине, не ведая, куда её тащат. Девушки ринулись прямо в ту кучу в надежде, что может быть им помогут, их пылающие факелы, в схватке в спасение птицы. Кое - как отпугивая и обжигая ими их. Поначалу злободы, им показалось даже, отступили, от такого натиска в сопротивление, где им удалось уловить один только момент, и воспользоваться им в освобождении Фликолики. Как тут же они принялись бежать к выходу, но их преследовали, чуть ли не хватая и не наступая им на пятки, где только огонь и мог их слегка отпугнуть, оставаясь для девушек пока спасительным кругом. Но так долго продолжаться не могло, пока они отбивались снизу, злободы бежавшие по стенам и потолку, прямо сверху, сваливаясь на них как словно те груши в саду с деревьев, совершенно неожиданно. Делия, которая бежала позади всех понимала, что что-то надо делать, как-то их отвлечь, иначе они все здесь в этих пещерах останутся, как вдруг впереди показался узкий при узкий пролет, в котором пройти можно было, если только не проползти на карачках. Здесь ей всё сразу стало самой ясно, что вот этим проёмом в пещере злободы и воспользуются, как и она, решила тогда сама тоже. И когда только Фликолика проползла первая через эту дыру в каменной стене, то дочь антрополога, можно сказать уже на последних секундах, свободных преследования, с разбегу, втолкнула туда со всей своей собранной силой Гранату.
--Всё теперь выбирайтесь, без меня, сами, я их здесь задержу!— задыхаясь от бега и физической нагрузки, произнесла Делия, где Граната тем временем обернувшись назад ошарашенная её поступку, посмотрела ей в глаза с заполняющими у неё самой полных слёз, но Делия уверенно продолжила.— Граната ты должна спасти Фликолику она чистокровная ты сама же об этом знаешь!— последние слова утешения одновременно вместе с приказом, повторила та ей.
--Но, а как, же ты Делия?- где Граната переводила свой взгляд то на неё, то на Фликолику, сама осознавая, что та права.
--Бегите, спасайтесь Граната, не думай обо мне! – твёрдо она ей вновь приказала.
Как тут вдруг резко обернувшись обратно, в сторону злобод, и прикрыв можно сказать своим телом, заткнула своей спиной, ту самую дыру в стене. Она упорно стояла на месте, снова и снова отбиваясь от нового натиска этих самых медуз, уже из последних сил, не подпуская их даже не на дюйм ближе к себе, и ни к себе, а именно к тому спасительному проёму для Фликолики и Гранаты. Лишь иногда прислушиваясь к уходящему вдалеке бегу птичек, растворяясь в довольной своей улыбке, наступавшему на неё врагу отовсюду.

Часть 3
Глава первая.
Остров Халиама

Владения Халиама расположились на одном из самых больших островов в обширном океане, не связанным ни с какими другими материками или островами в округе, в отличие от других земель, в том числе и Перфедория. Куда и забрёл наш карта-составитель и герой. Имея, что ни есть непосредственную связь с большой землёй, но так как их государство, состоявшее из различных племён, находилось северней, то всё же уступало немного в развитие, тех государств, что находились южнее, а это острову Халиама. В отличие от земель авельцов, халимавская славилась, очень богатой урожайностью: плодово-ягодных деревьев, злаковой культурой, а в особенности выращивания сахарного тростника, кукурузы, полей насаждённых пшеницей, овсом и другими различными видами растительности, не забывая при этом и про кокосовые деревья с банановыми. То здесь процветало всё, кроме драгоценных камней, болот и тамольцев. Кроме всего ещё этого они занимались рыболовством и, конечно же, обыкновенной охотой. Их своего рода небольшое государство, что не скажешь об их острове, оставалось быть весьма популярным среди других материков земли и народов, имея удобное, месторасположение, в океане и прилегающей свой небольшой заливчик. Куда часто заглядывали различные корабли с мореплавателями с Востока, Египта, Азии и других стран пожелавших обменяться с теми опытом, провизией, товаром и своими новыми достижениями в науке, ремесле и искусстве. Хоть нам Халиам и предстал поначалу перед нами, как человек жестокий и беспощадный, но он сам по себе, славился в своём народе ещё как владыка, интересующийся очень другими странами их культурой и жизнью в целом. Любивший картины и тех художников, которые эти холсты нарисовал, музыку и музыкантов, певцов. В последствие, между мореплавателями даже зародилось своё название для такого островка, как остров Халиама, под шутливой фразой «куском сахара у четырёх дорог». Он имел вид быть подобию перекрёстка за своё нахождение в середине океана, между крупными материками, омываясь ещё и другими двумя морями со всех сторон, считавшимся ещё, главным производителем сахарного тростника.
Таким образом, Халиам остался быть совершенно недовольным своим путешествием и с захватом в плен как можно больше рабов, на возведение своих насаждений. Но всё же довольный быть оставаться, своему мщению за своего сына, причалил к острову, в составе пяти кораблей, вместо семи. Как дальше развивались события, вы сейчас всё узнаете сами. И так казнь.
Так как у властелина нынешнего острова и без того жизнь была сидячего человека, по причине своей болезни, то он и без этого в данный момент восседал, как на троне, в специальных носилках, приготовившись во всю лицезреть казнь над пленными. В окружении всех своих приближённых вельмож, воинов, поданных с присутствием многочисленного своего народа.
Анфиса, Стюарт, Ронни, Гелиос, Есинина и человек десять воинов, под палящим солнцем, стоя на эшафоте, с потресканными губами, а у кого и выгоревшего при постоянном нахождении на солнце бровями с ресницами, ожидали своего приговора. Мухи, мошка так и въедались им прямо во все разъёмы лица и без того вымотанных усталых от жажды без сна людей, то и дело кусая их больно. Они же в свою очередь привязанные к столбам, позади себя руками, солнцем отмахивались от них частенько мотая своей головой, пытаясь их, хоть как-нибудь отпугнуть от себя, но эта мошкара снова садились на них, как пчёлы на мёд и продолжали вести свои трапезные оргии. И так ближе к полудню:
--Приведите их ко мне, я на них в последний раз взглянуть хочу,-- грозно произнёс Халиам и поворачиваясь к своим рабам с приказом, - поднимите меня выше. Вот мой народ смотрите, это лучшие воины Авеля, - начал свою торжественную речь над ранеными людьми хозяин острова,- сегодня они будут казнены у вас на глазах, это те, кто посягнул на моего сына и виновен был в его смерти, вашего будущего жреца! Среди них находится и та женщина, которую он любил и ради которой плыл туда в эти земли, за много миль от нас, все последние свои годы. – Как тут же подбежало, несколько халиамовцев и вывели её из толпы, на что Гелиос попытался вырваться на помощь к ней сначала, но ему хорошо поддали ногой в область живота и силой поставили обратно в ряд на место ко всем остальным. Тем временем Халиам продолжал вести свою речь.--- Эта женщина виновна в гибели нашего Дира, даже ещё больше чем те все остальные, так как она должна была мстить им, за смерть его, -- возникла небольшая пауза, при которой он грозно посмотрел на неё и, повернувшись обратно к народу, продолжил, -- своего жениха, но она выбрала другой путь, кинувшись спасать всех этих людей, взятыми нами в плен.
И вдруг послышались возгласы со всех сторон, казнить их, где в девушку незамедлительно полетели и камни, и палки даже некоторые фрукты и чьи-то плевки.
--Казнить всех, смерть авельцам, смерть им всем!
Пока вся это церемония продолжалась, неподалёку от неё завязался другой разговор, среди воинов прибывших только, что с похода.
--Аид! Это кого там казнят сегодня?
--Как кого Жебул, наш владыка с похода вернулся и оттуда людей Авеля привёз, тех, кто виновен в его смерти сына был!— немного поразмыслив и посмотрев в ту сторону, продолжил,--говорят самых лучших воинов половил в плен, а остальных там всех перебил в том числе их предводителя племени самого Авеля.
Пока ему это всё излагал Аид, тот по имени Жебул пил жадно с ковша поднесённую ему воду. С ним ещё человек двадцать халиамовцев позади, распрягали своих коней и крупную дичь, скидывая все трофеи на землю. Они создавали первое впечатление: как людей только что вернувшихся с поля боя, где у некоторых из них наблюдались свежие перемотанные белой тканью раны через пропитавшуюся свежую кровь. Некоторые просто ещё продолжали спать в своём седле. Но главный из них воин продолжил вести свой диалог с Аидом.
---Ну а у вас как там охота прошла, много истребили травоядов?— заинтересованно спросил его всё тот же Аид.
-- Куда там, да так с десятка два может и наберётся, но они же сволочи мутируют, всё сильней становятся с каждым разом, - и, поворачиваясь к своим воинам указывая на них, пояснил.- Вон видишь, сколько наших с похода вернулось, они двоим только шею свернули по пути туда, а троих так уже исполосовали своими клещами, неровен час, и за стрелы с копьями возьмутся, скоро с нами воевать пойдут! Что эта охота мне самому ещё надолго запомнится. Нам их с каждым разом всё сложнее и сложнее Аид становится подловить и уничтожить их уж через, чур, они хитры и осторожны стали и так ловко по деревьям скачут, да ты и сам всё знаешь, что не ползают они вовсе, а летают ещё между ними.
--Так тебе мой дорогой Жебул воины хорошие нужны, вот бы тебе в своё войско авельцов взять, то говорят они самые меткие и лучшие лучники в округе?
--Пожалуй ты прав Аид.
--Прав оно- то прав, но ты пойди, попробуй, скажи это Халиаму, ведь он горит сейчас, одной только местью к ним, и тебе их не отдаст просто так, даже и думать об этом перестань,— произнёс твёрдо Аид.
---Ладно, пойду пока погляжу, как оно там,- и удалился воин этого края, на казнь, махнув позади себя, ещё троим воинам в знак следовать за ним.
Аид слался здесь местным знахарем. Это человек невысокого худощавого телосложения, лет пятидесяти с кучерявыми, светлыми волосами на голове. Но с видом умного целевого и зрелого человека. На нём была одетая длинная молочного цвета туника с веревочкой, перевязывающая ему его всё туловище.
Тем временем Есенина ели стояла на ногах из последних сил, когда её принародно продолжали забрасывать камнями. В то время как остальных держали всех на расстояние связанными плотно верёвкой с надетыми на них из некоторых кандалами. Оставалось уже буквально совсем ничего, до того как Халиам уже было приготовился дать приказ своим воинам на свершение казни, как вдруг:
--Постой мой мудрый Халиам, - со стороны подошёл в одежде воина, высокий, широкоплечий всё тот же Жебул за ним следовали его, хоть и сильно уставшие, но на вид ещё крепкие воины, изредка пошатывающиеся от своей всё же той усталости в ногах. Где по его силуэту и двухметровому высокому росту без труда можно было определить род деятельности этого человека. На мускулистых ногах у него были одеты коричневого цвета сандалий, до колен перемотанных лентами, в них воткнуты ножи, плащ кожаный из шкуры, выделенной лошади свисал позади него до самого пола с плеч. На что он, выйдя из тени на солнце, привлекая к себе всеобщее внимание своим обращением к своему вождю, шёл и снимал плащ на ходу. Широкий лоб с залысиной на голове, с каждым шагом его приближения к пленным, предавал ему ещё более вид мудрого и опытного воина. У которого можно сказать, глаз был намётан уже на такие ситуации. Находясь толи в бою, толи в тылу, где он одновременно сразу изучал всех людей и всю сложившуюся обстановку в округе. Крадясь точно рысью и прикидывая у себя всё в уме, правильную позицию слов. На что он незамедлительно продолжил, говорить ему. -- Зачем казнить их, это мы всегда успеем сделать, тебе, не кажется ли о мой владыка? -- прищурившись хитро одним глазом и поглядывая на реакцию того со стороны, изучал Жебул настроение своего царя. -- Мой господин, тебе не кажется, что ты расточительно относишься к людям, особенно к таким лучшим воинам как они?
--Ты о чём Жебул? – поторопился спросить у него Халиам, который если мог давать слабину кому в таком общении с ним, то только этому единственному воину, являвшемуся для всего его народа, что ни есть героем, в истреблении травоядов.
--Я о том мой Халиам, что мне воины нужны и не просто воины, а хорошие лучники, - и повернувшись к народу, обратился к нему. – Вы все сами знаете, как наши люди погибают там, ваши же отцы, дети, братья, - показав в сторону за город рукой, продолжил. - С каждым моим походом вглубь острова всё больше и больше, за наши же поля в сражении за ваш урожай, - повернувшись опять к владыке, закончил почти сурово тем, что сказал. - А ты хочешь этих так просто казнить?
Со всех сторон как тут же из толпы, послышались возгласы одобрения в сторону слов воеводы.
--Они сына погубили моего, а ты их ещё собираешься к себе в дружину взять?
--Халиам! Ты сам сказал всем, что они воины самые лучшие Авелю были и своему народу, -- опять же поворачиваясь к людям и говоря в их сторону, заявил, --но так давай же и проверим это, какие они хорошие воины, кто из них попадёт хоть, -- и поглядев на пленных снова, на их состояние продолжил главный охотник, --- из трёх попыток, в цель, то и будет жить, а кто нет, казнишь немедля! И потом какая разница, где их твоя кара настигнет, в лесах, лугах или здесь, так пускай они тебе за твои поля, и послужат, ещё хоть немного.
Халиам немного забеспокоился, размышляя, поглядывая на своих всех поданных и людей в округе. Где все хором в один голос стали кричать обратное, об их испытании.
--Ладно Жебул воля твоя, испытывай их, но смотри кто попадёт в цель, того и заберёшь, а баб на поля!— снова грозно проговорил владыка.
--Постойте, но это не бабы они тоже воины, как и мы Халиам! - испуганно стал утверждать это Гелиос.
На что к нему подбежала стража и нанесла несколько ударов за дерзость вставленных им слов.
Жебул внимательно посмотрел на Гелиоса, а потом на своего государя при котором глаза ему того человека, что уже упал на колени от боли на землю, сказали всё сами за себя и не зная почему, но у воеводы - охотника сердце пробилось больше состраданием к нему, чем к общему их делу. И он, не давая возможности погибшего сына отца опередить и сказать нет, произнёс сам:
--А в этом мы сейчас и убедимся все вместе, воины они или нет.—с усмешкой не долго думая, но всё же этим выгораживая их.
На что наши друзья, сейчас слушая весь этот разговор внимательно, просто молились на него, чтобы тот уговорил Халиама дать ему их забрать к себе в отряд.
Тем временем он приблизился к ним, заглядывая в их глаза с обморочным состоянием, а кому как Гелиосу вовсе схватив за чёлку опрокинул голову назад и заглянув в глаза, приказал для начала развязать руки, некоторым другим, что по крупнее были снять кандалы и напоить пленных, как следует водой, пока те будут готовить им испытания.
Далее Владыко уже сидел и наблюдал на всё с видом человека, понятного вам которого можно сказать обломили только, как хотели, причём все. Осознав всё то и согласившись уже сам в конец тому, что те и в самом деле смогут ему ещё неплохо послужить, сидел и наблюдал всё молча, без острых на то эмоций. Зная. Что если б этот вопрос решался один на один с Желубом без народа, так тот бы ему не позволил продлить им жизнь даже и на минуту.
Через час их всех вывели обратно с подвала, в котором они все находились до этого момента. Почти всех раненых и истрёпанных людей морально. Но делать им было нечего, как идти на все испытания и условия врага, чтобы выжить. Где у Гелиоса оставались проблемы с рукой, а у Стюарта так вообще все ноги в кровавых ранах исполосаны кнутом. Место для совершения казни, можно сказать, было уже оцеплено воинами Халиама, стоявших стеной по две цепочки от людей по одну, от знати по другую сторону в целях их безопасности. Посередине в самом начале открытого пространства площади, на глинисто-песчаной земле валялись различного рода оружие: арбалеты, луки, копья, сабли, ножи, дубинки, боевые топорики, кроме заранее выволоченных на колёсах снарядов для камнепадов. Ещё и другие виды оружия, о которых наши герои и не видели и не догадывались до сих пор, а вот только описать могли, одно из них состояло из трёх шаров связанных между собой кожаным шнуром, а так же длинная в метров двадцать лебёдка с мёртвой петлёй на конце.
Это всё было сделано для того, чтобы каждый из них мог иметь свой выбор оружия, но и так же способен был с любым уметь обращаться тоже. Мишень же находилась в метрах тридцати от них всех, толи мумия какого-то животного, толи силуэт непонятного для перфедорцев, так называемой цели, ко всему прочему по условиям испытания она ещё должна быть движущейся, в обязательном порядке. Таким образом, первая кукла, привязанная к лошади на верёвке, металась из стороны в сторону неподалёку от них.
--Ну кто первый? –раздался голос главного охотника.
Авельцы переглянулись друг на друга, на что Гелиос вышел вперёд со словами:
--Я, я буду первым!
-- Тогда выбирай себе оружие перфедорец!— грозно произнёс Жебул и продолжил,- я дам тебе знак, когда можно будет атаковать цель, - и важно повернувшись, отошёл в сторону.
Лошадь промчалась сначала мимо них всех, дав возможность как лучше разглядеть этот предмет, даже быстрее выпотрошенного животного всего изнутри и набитым скорей всего простой соломой для полноты своего объёма.
Тогда Гелиос выбрал для начала копьё. Все напряглись эти по три попытки из трёх видов испытаний, для каждого становились решающими во всём и в жизни в целом. Где дан был сигнал приступать, к бою. Наступила полная тишина, создавалось такое впечатление, что они все натягивают стрелы на тетиву, как между тем свои нервы. Лошадь промчалась, оставляя позади сначала клубы пыли, затем и верёвку с той болтающейся мишенью. Все воины Анфиса Стюарт и другие напряглись, сейчас их взор лежал не на мишени, а на этом главном воине Халиама Жебуле. Но он стоял и молчал упорно после пятнадцати, двадцати, двадцати пяти метров, как вдруг:
--Давай! –последовал от него приказ.
Гелиос совершенно спокойно, как у человека с натренированным глазом поразил цель, на что даже наездник неожиданно свалившись с седла, ещё пару секунд сидел оторопевший на земле в полной неожиданности, не понимая, что произошло и так быстро. А произошло то, что двухметровое копьё настолько глубоко вошло в землю и в ту мишень, что его вдвоём халиамовца ели смогли выдернуть с земли после того как наездник и ахнуть не успел как оказался на ней. Все наши вздохнули с облегчением, радуясь сейчас в глубине души тому, что у него была повреждена левая рука, а не правая. Но так мешавшая ему в открытой манёвренности. Последовала незамедлительно и вторая попытка с арбалетом. Где под облака взлетел предмет, но здесь Гелиос как не старался натягивать стрелу и метиться вновь и вновь, рука ему очень сильно мешала удерживать арбалет на высоте своих рук. Таким образом, вторую попытку из трёх испытаний и выброшенных трёх стрел вверх он провалил. Жебул посмотрел на него, затем на Халиама со словами:
--Бери кнут и свали с седла вон того наездника!
Все с надеждой посмотрели на Гелиоса, который правой рукой потирал себе лоб, от пота, одновременно хватаясь за левую всё ещё больную оставаться руку и глазами ведя цель.
-- Я прошу вас о, смелый воин, - жалобно чуть ли не падая к нему в ноги, стала просить его Есенина за Гелиоса. - Он ведь ранен и не может, поэтому попасть в цель, я вас умоляю оставить его в живых, он лучший воин, он сможет победить всех ваших врагов, только дайте ему немного времени!
На что последовал тут же от него ответ.
--Воин всегда должен оставаться воином, хоть он и ранен,- и оттолкнув ее в сторону, отдав новый свой сигнал.
Скорее всего, тем самым дав понять, что меткость должна в нём оставаться, хоть и у раненого совсем человека. Тут наш Гелиос не спешил. А выбежав на середину, стал выслеживать с длиной верёвкой из двух косичек заплетённых выделенной, плотной кожи с петлёй на конце, но он медлил хоть и старался выследить и прицелиться как можно точнее во врага. Как Халиам показал Жебулу большим пальцем вниз, что означало, да кончай его и всё. Где охотник отозвал своего и кинул тому копьё. Все поняли, о чём идёт речь сразу, или Гелиос его собьёт с седла, или тот его поразит копьём. Длились секунды. Как наш герой, вероятнее, всего собравшись с последними силами и духом, взглянув непосредственно своей смерти в глаза, ринулся вперёд. Подпрыгнув как можно выше, закинул ту самую спасительную петлю седоку на ходу, обмотав ему ею туловище и потянув со всей своей силой незамедлительно на себя вниз, на что тот кубарём свалился с лошади, и покатился по глинистой земле. Смотрящие все и даже воины независимо от того к какому народу они все сейчас принадлежали, вдруг подняли все свои оружия от восторга вверх. Скорее всего, дух любого воина оставался быть солидарен в каждом из них, независимо враг он или нет.
Жебул подошёл к состоявшемуся герою. Взглянув на его больную руку, потрогав её, как доктор до плеча, что - то там нащупывая, отпустил от него со словами:
--Она у тебя была поломана от удара?— спросил он авельца.
--Да! – ответил Гелиос.
--Тогда срослась неправильно, - и, повернувшись к Аиду, стоявшему неподалёку от него, как всем оказалось потом, это был их местный знахарь, сказал тому,- сломай и вправь ему её вновь, а то мне такие воины не нужны будут,- и снова повернулся к остальным для новых своих испытаний.
Аид увёл Гелиоса с поля состязаний в неизвестное им всем направление, где это показалась Стюарту Анфисе и Есинине в опасение за него лучшем вариантом, как говорится с глаз долой от Халиама. Так жаждущего добить из них кого-нибудь из раненых совсем и насладиться своей казнью вдоволь.
Испытания продолжались. Следующая вызвалась Анфиса, где ей цель было и вовсе удобней всего поражать на скаку и из арбалета и с мечом в руках. Испытания, продолжавшиеся до поздней ночи, прошли все наши друзья, но двое из перфедорцев были всё же казнены на месте. На что наши девушки в меткости, показали себя как самые первоклассные стрелки.

Глава вторая.
Поход на травоядов.

Самые тревожные дни для наших героев, оставались уже можно сказать быть позади. Но впереди ещё те, которые им были не изведаны, как впрочем, и всем остальным воинам: будь они воинами Халиама или же Авеля. По крайне мере казни им удалось избежать. И убедившись в их полной пригодности, Жебул готовил свой новый отряд, в его новом составе, снова в поход вглубь острова, где по их рассказам и обитали все те самые странные животные, угрожающие их сбору урожайности. И спустя трёх недель, после последнего их прохождения через весь остров, охотничий отряд Жебула, предстал перед ним. И как полагается главному воеводе, то сейчас он вышагивал вдоль всего своего карательного отряда, подготавливая всех, к встрече с этими травоядами, во всю блеща своими ораторскими способностями:
--Так ещё раз кто с ними не сталкивался! Они почти разумные, в какой-то степени с каждым разом всё пытаются больше стать ими. Достигают ростом в полтора метра, когда выпрямляют свои худые задние лапы, но с сильно развитой мускулатурой бёдер. С виду напоминают насекомых кузнечиков, потому что полностью зелёные, но не только от того, что они зелёные, я их так назвал вам, а потому, что ещё способны прыгать, отрываясь от земли с перелётами. Но среди них есть ещё, помните это с расцветкой - коричневые, они самые старые из всех и очень опасные для нас. Нападают травояды стаями, собственно говоря, и живут общинами семьями на деревьях в кустах где угодно, везде там, где есть зелень. Пожирают всё, ничего после себя не оставляя как саранча, но только они крупнее как вы это уже поняли. Спокойно перелетают через поле, между деревьями, единственное слабое их место не высоко, а низко, поэтому это самый удобный момент, подстрелить их или сбить копьём или луком вверху! Крылья похожи на стрекозьи, такие же прямые и узкие и чуть длиннее самого туловища. На передних лапах,- стал показывать Жебул на примере своих рук, продолжая говорить своим басовским голосом, - находятся ножи от локтя до кисти, которыми они не только ботву срубают, но могут ими так размахивать вокруг себя, что способны человеку запросто голову снести с плеч. Поэтому больше всего остерегайтесь таких взмахов. Всё остальное увидите всё сами в первой же схватке с ними, так, что готовьтесь, - и, оглядев всех, подчеркнул словестно. - Я скажу вам, что вас, впереди ждёт тоже казнь, но только очень долгая!
Все его слушали молча за не исключением его всех воинов. Но при этом наши герои ещё догадывались, что в этом отряде им уготовлена, учесть была быть, ещё своего рода некоего панциря прикрытия для людей Халиама, как у большой водной черепахи.
И так в раннее утро следующего дня они все отправились в поход. Покидая их сооружения, которые в основном состояли из сделанных кирпичей глины и соломы.
Проходя мимо многочисленного народа работающего на делянах сахарного тростника, после чего кукурузного, где они аккуратно срезали ботву и клали её сначала в маленькие пучки неподалёку от себя, затем перенося в большую общую. Оттуда её уже другие складывали и на волах перевозили ближе к поселениям. Далее чуть ниже последовали пастбища лугов различных трав, с высотой от двух до четырёх метров, из них явно лидировал гигантский чертополох, лебеда, ковыль. Птицы стаями кружили над полями, но настолько привыкшие к людям, что уже ничего не боялись, а заново прямо таки и ныряли во все их насаждения. При этом некоторые из работающих жителей заметив издалека охотника Жебула, кто-то и что-то старался там выкрикнуть ему в след, обращая своё внимание, показывая рукой, на то место и те места, самые далёкие от поселений их насаждений, откуда собирать уже урожай больше им, по всей видимости, не придётся уже. Указывая ему на пустоту, где не было видно ни травинки, ни колоска, а бросалась в глаза одна сплошная голая, вы корченая насыпь земли. Но самым впечатляющем зрелищем для всех наших воинов, оказалось то это то, что когда карательный отряд передвигался по сахарному тростниковому полю, они увидели тех самых сморщенных, животных травоядов. Можно сказать натыканными по всему периметру злаковому полю на высокие колья, скорее всего в устрашении другим, где они в засушенном уже виде громоздились на верхушках вместе с цветущем урожаем.
--Да у Халиама видно есть проблемы,- подметил Стюарт.
--Ещё какие, - трогая всё ту же больную свою руку, подтвердил ему Гелиос.
--Только вот откуда они здесь взялись, насколько я помню, они на этом острове раньше не обитали, - заинтересованно произнёс Стюарт.
-Кто его знает, может быть, перелетели с одного острова на другой, а может и вовсе, их завезли сюда случайно на корабле из других стран, - поддерживал разговор Гелиос со своим другом.
--Интересно, а плодятся они так же быстро и в таком же количестве, как здесь по всему тростнику обвешаны эти на кольях!? - всё обсуждал вслух Стюарт.
--Ну, по тому, как часто они выходят в поход, то думаю, они преуспевают в этом, тем более оглянись в округе просто рай здесь для них, полного изобилия.
Вели непринуждённо в полголоса беседу наши герои.
Тем временем девушки ехали, молча держа поводья в руках своих лошадей. Впереди у них свисали бурдюки с заполненной запасом воды на неделю. Тоска по дому прослеживалась у обоих в глазах. Но как, только приотстав на немного от других, Анфиса вдруг резка прервала своё молчание.
--Интересно, как там сейчас Игнассий и все остальные наши воины, наверное, думают, что нас всех тут уже казнили давно, как ты думаешь Есинина?
--Во всяком случае, рассчитывать нам их нее спасение нас, уже не придётся, как когда-то их нее на наше.
--Ты считаешь, что это уже всё и мы здесь в халиамовской земле, так и помрём?— спросила вдруг совсем уже опечаленная Анфиса.
--Не знаю дочь Авеля, это остров, понимаешь остров отсюда если и можно выбраться, то только на корабле, а больше никак!
Девушка с большой обидой ещё больше, посмотрела на свою подругу и сказала ей:
--Конечно, тебе хорошо с тобой Гелиос рядом. И после этих слов, помчалась, вперёд поддав своей лошади жару.
Есенина посмотрела на неё, с явным выражением лица ничего не понимая, но спустя минутку догадалась, в чём суть всего дела, как вдруг по её лицу просквозила лёгкая улыбка. Подумав про себя, ведь как только разлука и может в точной мере подтвердить на имение той самой любви и влюблённости между людьми.
Тем не менее, ночь приближалась неукоснительно. Жебул огляделся по сторонам, ища более безопасное место для ночлега. Из которых ни высокая трава, ни деревья в случае с травоядами им были уже небезопасны. О чём сейчас всем и подсказывала вся эта скудность в траве и сухих оглоданных стеблей, встречающаяся у них на пути, ведь чем дальше их боевой отряд двигался вглубь острова, тем отчётливей виднелись следы пребывания этих животных. В чём наши же перфедорцы неизменно меньше были насторожены, чем сами охотники. Немного погодя все вышли на небольшую опушку леса проросшего одними сплошными деревьями - акаций.
--Здесь и переночуем!- спускаясь с лошади одновременно опуская поводья лошади, в тоже время, перебрасывая свой длинный плащ с пряжками из золота и серебра, от неё на свою сторону, уже стоя на земле, произнёс охотник. По всей видимости, названный именно так как в мирное время воевал с врагами, из вида животных, а воеводой назывался в военное время с врагом воевавшем, себе уже подобных. Но, что удивительное в этом было, в морской атаке из семи кораблей он не учувствовал, скорее всего, захватнический караван, решил возглавить сам Халиам, найдя по важней занятия своему воеводе.
Ронни нечаянно облокотился о дерево, как сразу вскликнул:
--Ай! больно то как!
--Что колется?— усмехнулся Жебул поясняя всем сразу, - это одно из немногих мест куда травоядные не сунутся, ветви этого дерева очень колючие вот поэтому они ими и не питаются, да ещё по мимо этого они для них полная отрава.
--А я-то думал, здесь безопасней будет, возмущённо произнёс Ронни, потирая больное своё место рукой и вытягивая от него колючки, где к нему на помощь подоспела Есинина с Анфисой.
--От той саранчи безопасней, конечно же, будет здесь Ронни, тем более они это место, по всей видимости, стороной обходят, я там вон справа дикие прорастающие злаки заметил из пшеницы, - обронил своё слово Гелиос.— Уж лучше пускай колется, чем режется! – добавил опосля Стюарт.
И расставив часовых, все улеглись спать.
Таким образом, прошло ещё два дня. Ронни бросал вопросительные взгляды, то на Стюарта, то на Гелиоса ожидая в них увидеть, хоть один ответ, на один лишь единственный вопрос, который в принципе сейчас волновал не только его одного, но и всех остальных тоже, когда же появятся все эти зелёные «кузнечики». На что Жебул сам был изрядно встревожен, ведь самой травы, с каждым разом становилось всё меньше в лесу на полях, но и всех тех существ не было видно. Даже заглядывая в те самые места, где они размножались раньше, они обнаруживали полное опустошение.
--Так Ирон, ты это видел, что происходит, как ты думаешь? --завязался разговор между Жебулом и одним его воином из отряда.
--Похоже, что они научились не только прятаться, но даже ещё и маскироваться, как следует.
--Ты видел?- спросил у своего воина Жебул, что-то заметив в высоких кустах.
-Ну конечно.
--Тогда предупреди всех наших, пускай будут настороже!
--Есть! – произнёс Ирон.
Стюарт пешим ходом на лошади передвигался впереди Есинины и Анфисы, позади всех замыкал звено Гелиос с Ронни. Кругом зелень сливалась в один сплошной тон. Как вдруг Гелиос пробираясь сквозь толщу кустов, заметил случайно пару промелькнувших глаз, какого-то существа обхватившего своими лапами дерево. Пройдя несколько метров, и дав Жебулу всё же знак, он решил вернуться на то место. Но там уже не было видно ничего и никого, кроме как оставленных дребезжащих ветвей.
--Наверное, мне показалось, а может быть это была панда или в этом роде!
--Да нет перфедорец, это были они, видишь какие надрезы, по обе стороны дерева оставлены, - проводя своей рукой, показывал всем охотник, продолжив,- ими они передними лапами делают свой обхват дерева. И скорей всего полетели вон туда, откуда птицы по взлетали со своих гнёзд.
Все слезли с коней и можно сказать стали красться через лес в полной осторожности.
--Разбредёмся, - произнёс главный охотник.
Тревожные мысли Гелиоса, а с ним и его друзей уже никому не давали покоя, как вдруг, не ожидая того на кого они сами охотились:
--Анфиса осторожно в заде тебя! – крикнул перепуганный Ронни в её сторону.
А там, на задних лапах как летучая мышь, над её головой уже размахивая вовсю и спускалось, вот-вот грозясь поранить её, своими острыми передними лапами как серпом, то самое животное. Анфиса сначала нагнула голову интуитивно, затем вцепилась в него двумя руками и сбросила его на землю, как тут же из воинов Жебула поразили его своими стрелами.
Раздался непонятный всем писк, крик обитателя травостоя на помощь другим. Через несколько минут, откуда не возьмись, кто, летя, кто, прыгая по деревьям, кто по земле, к ним, на всей возможной скорости стали приближаться все они. Завязалась борьба. Гелиос старался находиться ближе к Есинины. Стюарт приглядывал за Анфисой и за Ронни. Борьба продолжалась с полчаса, как эти огромные насекомые поняли, что силы их неравны с вооружёнными людьми до зубов, стали по не многу отступать, после того как их самый коричневый травояд, что-то там им не прощёлкал. В эти минуты их отступления и бегства Стюарт, Гелиос, Есинина и другие люди Авеля смогли разглядеть врагов Халиама воочию: они имели глаза больше похожие, конечно же, на насекомое, с заострённой формой головы, но их зелёные волосы одним большим прилизанным локоном спадал позади затылка. Скулы вдавлены, рот без губ. Издалека очень напоминали человека, причём особенно его туловище, только вот худые рёбра прослеживались, а живота не было видно, как допустим у людей месяца два совсем ничего ни евших. Да и весели они килограмм по двадцать пять. Таким образом, когда все травояды принялись отступать их главный в компании ещё штук семнадцати себе подобных, что – то там пытался ещё удержать воинов отряда. Прячась за деревьями прыгая от одного к другому отвлекательным манёвром. Как тут вдруг Ронни случайно набрёл на какие-то кусты и провалился в них прямо в какой-то овраг, где там чуть ли сам в той яме уже не поплатился своей жизнью, если бы не Стюарт привыкший давить врага голыми руками как змей удерживать. Оказалось что, та яма, просто кишевшая этими животными, была ещё прикрытая, сверху многочисленными ветвями и кустами деревьев, а под ними их детёныши с матерями в количестве около двадцати особей. Что происходило дальше, это надо было только видеть. Ирон и несколько других воинов Халиама ринулись прям туда за Стюартом и на глазах того коричневого и всех остальных травоядов подняв одного из детёнышей за задние лапы, сразили своим мечом на пополам. В отместку мать одного из этих детёнышей одним взмахом своей передней согнутой лапы вонзила как кинжалом в живот одному из перфедорцев, что были с нашими героями в отряде. После недолгих мучений не без помощи Ирона, он скончался. Когда другие были заняты совсем другим. Анфиса же с Есининой переглянулись в полных глазами ужаса, резко взглянув в ту сторону взрослых особей. Обнаружив в их глазах тут же отчаяние, боль, ненависть и на глазах растущую злобу к ним. Все существа оказались в кольце охотников и меньше чем через пять минут были просто там перебиты ими. На что взрослые отступали молча, задам перепрыгивая с одного дерева на другой иногда нападая на чуть зазевавшегося воина. Через некоторое время лес погрузился в обычную ему среду тишины обитания. В которой оставались, на земле лежать, мёртвые туши с этими животными. Повсюду смятой травой и перепуганными напрочь мелкими животными с птицами. Жебул внимательно посмотрел на своих новобранцев.
--Ну что как бой прошёл первый, все ли живы?
-Да вроде бы все!— ответил ему Стюарт с хладнокровным лицом.
Как вдруг раздался голос Ирона.
-Да нет ни все, похоже, начались потери и с нашей стороны.
Все подошли к погибшему, лежавшему рядом за кучей хвороста и веток, убедившись в этом полностью. На что Жебул заговорил:
-Я вижу, что кто-то из вас к ним состраданием даже ещё пробился, а зря они не жалеют ровным счётом никого, как видите, - указал он на погибшего, продолжив дальше говорить, - мы же для них просто враги не дающим им питаться их едой, да всякого рода злаками.
--Мы всё понимаем главный охотник, поверьте, мне если бы у нас обитали такие же твари, то мы бы тоже с ними воевали ровно так же, как и вы, - парировал ему Стюарт глядя на нашего убитого ими перфедорца.
Но у Ирона закрались, по всей видимости, подозрения о жалости к ним девушек.
--Эй, ты самая короткая, обратился он к Анфисе, продолжая,- смотри в оба, а то мы у них незадолго до вас наблюдали похожих на тебя в семействе!
--О чём он Гелиос? - как тут же встревоженно спросила его Есенина.
Гелиос:
--Я так понял, воевода нам не всё про них ещё рассказал, не так ли?- хитро, но с напряжением в лице, спросил у Жебула Гелиос.
--Было дело видели мы среди них своих женщин! – сурово на что он, сказав и посмотрев в сторону Ирона поскакал в самый перед отряда.
--Так вот о какой мутации он говорил с Аидом,- задумчиво стал утверждать Гелиос, когда стал невольным слушателем их разговоров в хижине знахаря.
--По всей видимости, им нужно как-то размножатся, вот они и похищают не только сахарный тростник, но и ещё что-нибудь послаще, - высказался вдруг Стюарт поглядев на Есинину с Анфисой. И уже заранее ожидая от них их реакции, где они тем временем стояли уже чуть ли не бледнея на глазах и морщась, от брезгливости к услышанному. Все постарались покинуть то место побыстрее, отправившись дальше в путь.
Из всего пройденного пути всем нашим друзьям стало более-менее ясно об этих животных их обитании, размножение и большем предпочтении в еде.
На следующий день. Солнце раскалилось до необъяснимой жары, что даже листья травы и деревьев которые должны были на своём месте радоваться такому обилию лучей, наоборот, посворачивались все в трубочку. Даже стаи многочисленных разноцветных колибри с блестящим оперением, попрятались в спасительной тени, не пытаясь, лишний раз сделать даже взмах крыла. Между кустами бегала и такахе, птица в величину с курицу с ярко окрашенным оперением не умеющая летать, зато служила очень пригодной и вкусной едой для людей, срываясь со своего места, она бежала в другое, почти попадая под копыта вялых всадников. Обувь уже была настолько мокрой и не от дождя, а от пота, что струями стекалась у них с ног прямо в саму стельку с подошвой сапог и у кого ещё сандалий. С одной стороны все так устали, что потеряли всю оставшуюся бдительность напрочь, какая у них она была, забыв про всё на свете. Хотя весь день прошёл спокойно, что не скажешь с наступлением сумерек. Жебул и его люди знали остров как своих пять пальцев и иногда один из них отправлялся вперёд всех на разведку брав с собой одного из перфедорцев. И на этот раз результат был положителен, в милю от них одно семейство из пятнадцати этих животных насекомых, поедали красное дерево с кипарисам. На котором уже сухие зелёные ветки торчали голыми в разные стороны, а те ползали по его широкому стволу, карабкаясь на своих передних и задних лапах вдоль и поперёк. На что Ронни взглянув на всё это зрелище и подумал, было, как-то сразу, что деревьев ему жальче будет скорее, чем этих всех мутантов тварей. Тем более что больше всего удивило всех при обозрении этой картины, как там пару валявшихся рядом жирафов стонущих от боли нанесённых им ран готовились помереть. Всё это зрелище бросалось в глаза с явным насилием со стороны их солидарных по еде. Всё туловище и толстая шея жирафов сочилось кровью.
--Надо торопиться! – произнёс Кунжут один из воинов Жебула, после разведке, исследовав ближайшую местность, крадясь к остальным. – Там с той стороны я заметил одного крадущегося хищника – ягуара, как бы за ним и другие не подоспели на ужин из свежего мяса.
--Давай!- как тут последовал сразу же приказ от главного охотника.
Заранее посмотревшего на воинов Стюарта, Анфису и всех остальных.
Всем оставалось, только подкрасться незамеченным и обстрелять из копий и лука всю эту семейку, грызунов. Но хищные звери тоже не спали и ринулись отвоёвывать свой обед у людей. Подкравшись незамеченными с пяти метрового прыжка два ягуара набросились на людей. Снова завязалась борьба, но со зверьём помощнее, чем с теми травоядами. Один из халиамовец был смертельно ранен на месте, помимо этого им пришлось ещё распрощаться с одной лошадью, стоявшей в укромном месте, можно сказать стащенной ягуарами помимо тех жирафов. Передряга была настолько серьёзная, что многие люди получили многочисленные ранения и глубокие и мелкие, так как схватка оказалась неравной, ведь никто заранее не мог предположить или точно угадать, сколько может находиться там, тех или иных животных, так ловко скрывающихся в степях в своей среде обитания. Определяя их точное количество, когда одних только ягуаров все затем насчитали четыре.
Но как бы не говорил Жебул опосля о травоядных: « Как мы не стараемся их всех перебить, одной особи или парочке, всё же удаётся ускользнуть от наших копий и стрел, где потом они заново начинают плодиться!», то так и вышло, в этот раз некоторым из особей тоже удалось улизнуть.
Прошло ещё полтора дня пути, как весь отряд без трёх человек всё же погибших тогда и от ран хищных животных и травоядов, вышел к морю, к одному конечному пункту назначения, где им ещё предстояло возвращение совершенно другой дорогой, по другому маршруту в свои дома.
Стояло ранее утро, когда все обнаружили сначала запах находившего неподалёку моря, а потом и само обилия голубой, освежающей воды. Где волны морские размеренно бежали к берегу собирая всю пену на своём пути, а затем врезались о молочного цвета песок, после чего ещё и об неподалёку острые от воды камни. Копыта лошадей, но и не только, даже ноги у самих людей погрузились в песочную прохладу, после их приземления на землю, когда все воины зрительно пока решили обследовать весь пляж, на котором сейчас оказались. По берегу важно прохаживали птицы олуши, а в небе порхала птица фрегат. На камнях грелись альбатросы, пока не спешившие покидать своё облюбованное место и разлететься. Как тут же мужчины, на половину раздевшись, побросав своих скакунов, а парочке, в которой входил, Стюарт прямо в седле окунулись в воду. В этот миг счастье каждому из них не было границ. Все искали отдыху своему всему телу от недавней изнурительной, жаркой погодки в пути. На что птицы испуганно разлетелись в разные стороны, побросав, все свои места с птенцами, кружа неподалёку над морем. И таким образом, все охотники каких-то ещё пару часов стали просто, лёжа на песке, наслаждаться видом безмятежного покоя и красоты. Каждый, выбирая и ища в этом своё наслаждение и вдохновение. Но кто как, а Жебул принялся отдыхать, но с выгодой. Сначала заслав некоторых собирать яиц с гнёзд, а других нырять в воду и уже в ней там отыскивать ракушки по дну, в которых тоже имелось своего рода деликатесное мясо и, конечно же, рыбу отлавливать с острогой в руках, в самых острых и скользких камнях омытых морской водой.
--Надо запастись как можно больше едой, чтобы потом меньше время на охоту и пищу тратить в дороге, - всё беспокоился, раздавая свои распоряжения воевода.
На что не успевшие как следуют отдохнуть, его воины принялись вытаскивать сети, предназначенные для поимки вредителей, превращая его в невод. Пошли в сторону подальше, туда, где рыбу ещё не потревожили, перепугав своим эмоциональным купанием.
Анфиса же сейчас молча стояла на самом краю берега в окружении, под ногами различных белых ракушек, водорослей и глядела с надеждой в саму даль горизонта океана. Откуда сейчас медленно, справой стороны, ели выплывал корабль слегка заметной точкой. Всё ближе и ближе приближаясь к острову, но по всей видимости огибая его мыс в этом месте, так как соответствующий порт его находился совсем в другом, позади от них, откуда и начали проделывать весь этот свой путь, карательный охотничий отряд Жебула, за много миль от него.
--Есинина смотри корабль! – вскрикнула девушка голосом, но не воина.
Есинина подошла и обняла Анфису.
--Да вижу, вижу, что ты ещё на что-то надеешься моя дорогая Анфисушка. Но это просто обычное торговое судно из многих других.
Анфиса посмотрела на неё с тусклым взглядом и произнесла:
-Уже нет Есинина, нет.
И одинокая слеза покатилась по её щеке, девушки обнялись, простояв так некоторое время, всматриваясь в ту точку приближающегося судна.
--Вы знаете, а у меня племенные красавицы такое чувство, что рано или поздно они приплывут за нами. Ведь у нас такой появился хороший друг как - географ Игнассий из Монсиперополя,— с подбодряющем разговором подкрались к ним сзади, Стюарт с Гелиосом, нарушив девичье их уединение.
--Да Анфиса не падай духом,- продолжил говорить Гелиос,- вспомни, как он тогда в первый раз ринулся спасать всех нас, затем караван со всеми пленными, сдаётся мне, что он и в этот раз не отступит и приплывёт за всеми нами.
-Ты так думаешь? – спросила его бедная девушка.
-Я так считаю Анфиса.
Пока они все с надеждой вели переговоры, всё тот же подозрительный Ирон, окликнул Жебула с целью указывая взглядом своим на них.
Тот дал ему понять пускай головой, потоскуют и перестанут, такие воины ему нужны будут. Но всё же прервал их объединение, привлекая девушек воинов развести костёр, а мужчин ступать в лес за хворостом и готовить им еду из ухи. На что Анфиса с Есининой принялись по берегу собирать сухие высохшие водоросли, служившими таким хорошим топливом для разведения костра.

Глава третья
Два пера

Над горцами и перфедорцами можно сказать тучи сгущались, с каждым днём и с каждой их новой стычкой: толи с врагом, толи с природой. Где Игнассий сам для себя в ту же минуту подметил, что спасая одних, они теряли других более верных им, смелых и преданных людей, помимо Гелиоса, Ронни и Стюарта, но такова была жизнь, а с нею и соответствующие выводы. А выводам оставаться быть таковыми: что люди были спасены и не позволены Халиаму быть взятыми в плен, на пожизненное рабство. Но сами, же они в свою очередь испытывали очень печальную и трагичную ситуацию в этом случае: с потерей тамольца – Гана, Анфисы, пару девушек Есинины, если не считать пока её саму и, до пяти человек горцев, так отчаянно сражавшихся за спасение жизни - народа их друзей. Проявив себя, без всякого на то сомнение и доказав тем самым во всей полноте, свою удаль и преданность авельцам являясь для них: лучшими из всех надёжными друзьями - казнённому Авелю. Но девушки были взяты в плен, а с ними хоть и маленькая, но надежда пока оставалась, на их спасение, где ещё можно было рассчитывать на что-то, но пока как это сделать, никто ещё не знал, а если и знал, или догадывался, то ему самому сейчас было не до этого. Что касается меня, так вот я и все мои переживания у меня на лице, хотя признаюсь вам, что мне самому было очень стыдно, после того как всё это мне моё поведение рассказал мой друг Заг на следующий день.
--Дружище Заг!— ели передвигаясь на своих ногах, заплетаясь в словах, но медленно всё же двигаясь к костру, волочился я с Загом, где находилось сейчас большинство воинов.—Я тебе говорил, говорю и буду говорить, что в вашем мире в дина-…… в диназав-рее-вом,--пытаясь выговорить как можно точнее это слово с большим усилием проговаривал, напрягаясь, закончив её,-- допотопном мире, всё никак у людей. У нас дикие животные только в клетках сидят, а у вас же тут и по морю, и по горам, и по мне, и подо мной. Ты меня слышишь?
--Слышу, слышу! – торопился ответить мне Заг, задрав свою голову вверх, где тот в свою очередь, повернувшись туловищем к нему, сам говорил, кому не известно всматриваясь вдаль в темноту, даже не пытаясь в виду своего состояния, опустить голову вниз на лилипута.
--Ты меня держишь?
--Держу, держу! – последовал ответ от него.
--Вот ты мне объясни, почему так, что этой «кукурузе» больше всех надо было, что ли: «А ты не видишь, что у меня причёска новая?» - передразнивал я Анфису, задавая как бы ей вопрос и тут же сам на него отвечал, - я вижу, что плохо, что у тебя ноги короткие, были бы подлиней, так ты бы шла тяжелее к этим кораблям! А я успел тебя догнать и спасти.
--Ты меня слышишь Заг?
--Слышу, слышу! – позволял он ему выговориться в полной мере, догадываясь, что тот его не видит уже, а только ориентируется на его голос.
----Заг ты знаешь кто она?
--Кто Инассий, кто?
– Белая кость со скелетом мартышки, вот кто она. Вот скажи мне чем, как я ей сейчас могу помочь, хотя знаю…., - и закричал во всю глотку:
-- Карету мне, подайте мне карету, запряженную этими морскими табунами!
---О-о-о видно парень малость пере согрелся за ужином,- смеялся Шериот, издалека углядев ту парочку, повернулся ко всем остальным, слыша и видя к ним такое шумное приближение - меня с Загом. Те же в свою очередь совершенно мирно сидели все у костра, и обсуждали последние события и новости. Переведя всё своё внимание уже на меня как на ещё остававшемуся гостю среди них, поторопился задать мне свой вопрос и Панкрат:
—Ты хоть закусывал Игнассий?
--Какой там,- не дожидавшись ответа от меня, произнёс Заг. – Он только запивал.
Я же после хорошего ужина мог сейчас в своём состояние, зрительно обнаруживать только большие объекты и можно сказать на ощупь подойдя ближе ко всем и к костру:
--Дружище Панкратик у меня был повод отметить - Стюарт жив, - пытался выдавить я, от себя по этому поводу улыбку, понимая, что не ноги уже меня не слушаются, ни все мышцы на лице и, облокотившись на его широкую спину руками, уселся рядом с ним.
--Ага, вижу я, какой у тебя был повод, садись, если что вместо бревна сойдёшь!
Все рассмеялись тонко подмеченному юмору Панкрата.
--Вот дружище Панкратик, - продолжил я, - у тебя хочу спросить под этими великолепными звёздами, на самом жезле вулкана, скажи мне, чем ты занимаешься в мирное время, со Стюартом всё понятно он – змеелов, Лион – воин в мирное время, воин и в военное время, а ты? Вдруг поймал я себя сам на мысли, что не знал о своём друге как Панкрате почти ничего.
--Я снасти рыболовные мастерю!
-- Вяжешь что ли узелки, крючочки?— переспросил его удивлённо вдруг я.
--Да мастерю. От отца мне такой промысел достался, очень кропотливая работа, а ещё пастух я, за козами присматриваю. Вот ты сейчас, что пил, ты знаешь, на чём основан этот напиток, на козьей моче!- пытаясь напугать, он меня дальше продолжил, когда я в свою очередь сразу же почувствовал тошноту, подкатывающуюся к моему горлу, поперхнулся, а Панкрат дальше продолжил.- Мы хмель подкармливаем навозом, - постукал он меня своей огромной ладошкой по моей ноге и дальше продолжил говорить с лицом учителя, когда заметил, что мне совсем не хорошо стало после его слов, - где там всё имеется.
Все обратно засмеялись, посмотрев, на меня как на уже всего перепуганного карта составителя. Но я тут недолго думая продолжил, пытаясь тоже его чем-нибудь подковырнуть:
--А я, то думал, что ты колы вбиваешь в окрестностях Перфедория! Ну, да сети рыболовные плести, вполне достойное занятие, - ощущая за собой, где это было и всем, наверное, видно со стороны остальным, что меня уже так возле костра пригрело и разморило, что я просто стал засыпать сидя, но борясь со своим сном, желая всё же оставаться при разговоре.
Воины, сидевшие рядом с нами не знали над кем им уже смеяться: толи надо мной выпившем, толи над Панкратом. Где в эти часы они могли позволить себе, хоть немного расслабиться и отвлечься от всех тех неприятностей, свалившихся на них в последнее время, для кого-то оставаясь всё ещё потерей, ну, а для какого-то как Лиону так наоборот - воссоединением.
---Э-эй Игнассий, - почти разбудил меня, где я уже успел уснуть Лион,- ты знаешь, что твой Аристотель горем убит? – толкая меня аккуратно в плечо и одновременно будя.
--Они оба, при чём и на повал,- подметил тем сразу Заг.
В это время, как Рувидон, Сезон с Трофимом и другими воинами остались в пещере обсуждать план спасения Делии и Назиды. Налим и Ялок винивший только себя самого сейчас в случившемся, шёл поникший темнее ночи. С ними из пещеры вышли те спасшиеся фиалки. У всех на лице было написано только одно, что делать дальше и, как спасать девушек – птиц. Ялок с Налимом подошли к нашему костру.
--Ну что, что-нибудь решили? – поторопился спросить у них Шериот.
--Все так же пришли к одному и тому же выводу, что и вчера, завтра мы выходим к пещерам в надежде спасти их, как можно быстрее, чем они умрут от жажды или голода, - пояснял нам всем Налим.
--Но эти пещеры такие длинные и такие глубокие, что в них можно блукать месяцами в поисках, и обнаружение, хоть каких-нибудь признаков жизни,- проговорил, опустив вниз голову ещё больше Ялок.
--Да это точно,- подтвердил ему Лион.
Шериот:
-- Да не казни себя сын Рувидона, Делия правильно поступила, ведь вы и в самом деле могли не успеть из-за погоды разрушить те самые паруса. Да и потом нападения со стороны злобод, был бы ты с ними или нет, вам всем всё равно суждено было не избежать, уж настолько их там много развелось, по словам наших птичек.
--Игнассий ты слышишь, что мы в тупике находимся? – вдруг озабоченно задал мне вопрос Налим. Так надеясь в глубине души своей, скорей всего где-то на меня как это было в прошлый раз ещё тогда раз в лабиринте, что я им смогу сейчас обратно чем-нибудь помочь, как было это с компасом. Но обнаружив меня в таком состоянии, скорее всего, понял, что это бес толку и из меня в таком состоянии и слово не вытянешь.
--Ты знаешь Налим, похоже, что ни его та штучка, ни он сам, ничем нам здесь уже помочь не смогут, - как будто прочитав его мысли расстроенно добавил Лион.
Тем временем Заг тормошил уже меня, не давая мне возможности в конец уснуть, не в нужном месте да ещё при таком серьёзном обсуждении. На что я краем ухо, но что-то естественно услышав из всего их разговора, а может быть и не всё, но некоторые слова уж точно, поднявшись с места, стал обратно кого-то звать, но только уже не карету, а птицу:
--Солизия, Солизия! Прошу вас дама в перьях подите сюда!
--Она не Солизия, а Коллизия,- поспешил поправить меня резко Ялок, затем переспросил, - зачем тебе нужна она Игнассий?
--Пускай мне даст своих два пера, я завтра пойду, к этим всем в пещеру к птице боям и перебью их там всех до единого!
Все в изумление посмотрели на меня, как мне потом уже поведал обо всём Заг. На что неожиданно Ялок вдруг резко повернулся и побежал обратно к отцу, чуть ли не крича во всё услышанное «Эврика» только по их нему.
Таким образом, совершенно не думая, но, тем не менее, обронив два этих ключевых слова, для себя и вовсе непринуждённо я и подумать, не мог сам, что кто-то за меня уже продумает весь остальной план освобождения наших птичек от этих врагов - идолов горцев.
Глава четвёртая
Приманка

На следующий день, когда я спал один, по всей видимости, из всех остальных, когда всем остальным уже как мне потом выяснилось, было не до этого. То я проснулся от лёгкого моего тармошения, но, а так как мне вдруг пить захотелось уже больше чем спать, то раскрыв свои глаза, как будто пью вовсе не ртом, а ими же, заметил перед собой кучу людей, вот с такой картиной: Аристотель стоял на трёх ногах, где одна из них третья была его палка и уже две, готовые приготовиться упасть прямо передо мной на колени. Другие же стояли позади него с лицом как на похоронах, на котором отпивают покойника - родственника, я же в изумление и непонимание, что от меня они все хотят, присел на свою постель состоявшей из одной соломы. Ведь проспав всю ночь в конюшни с Витязем чуть ли ни в обнимку, где он мне на тот момент показался самым родным и близким существом на этой планете. И прислушиваясь ко всем сразу и к ржанию лошадей тоже, и к тем, кто в этот момент мне, что-то так безуспешно пытался сейчас втолковать на мою больную голову, то сам для себя самого осознал, что ещё сплю.
--Игнассий умоляю тебя спаси её, только ты можешь это сделать, ведь ты из того мира пришёл из которого я и сам, ты ведь должен меня понимать!?
---Я понимаю Трофимыч, что уже ничего не понимаю,- и вылил себе на голову, уже после того как испив, холодной воды, из топленого снега поднесённого мне так вовремя Загом. На что Трофим продолжал говорить без остановки:
-- Ты помнишь, что вчера было, какую ты нам всем идею подкинул, с теми двумя пирами?
--Какую же?— пытался я с трудом всё вспомнить, что так насупился, как будто только что съел лимон.
--Быть приманкой! Ты ведь сам сказал нам вчера два пера, вот я и подумал, почему бы нам тебе не смастерить перья в виде крыльев, то ты бы мог, сам спуститься туда один в пещеру. Ты пойми, если мы все туда пойдём, то нас все эти твари, как только заметят, так сразу тут же и попрячутся, а если ты пойдёшь сам один туда, то может, вовсе и нет.
--Трофим я бы с удовольствием присоединился и составил компанию всем нашим птичкам, но не думаешь ли ты, что они не столь глупы и меня и нашу ту затею быстро раскусят, так как я понял уже и сам для себя самого, что со вчерашнего дня, я больше ползаю, чем летаю.
---Ты меня не понял Игнассий, мы к тебе привяжем верёвку очень длинную такую, чтоб затем по ней тебя там, в глубине пещере нам не сложно было отыскать!
-- То есть пока они поймут, в чём суть всего дела вы уже подоспеете ко мне?
--Ну, конечно же, географ,- подтвердил Рувидон, которого я сам, не сразу приметил из толпы.
--Да-а-а Трофимыч вот это идейка, похоже, что это самый удачный план, что только и мог прийти вам в голову как спасти их! Тогда конечно я готов ради Делии быть не только приманкой, но и стать любым пернатым!
--Вот и ладненько уже всё готово, остаётся только определить, кто будет катушку держать с верёвкой на веретене.
--Как кто, я конечно,- произнёс удивлённо Панкрат, добавляя, - ведь кто как кроме меня ещё так с этими верёвками может справляться!?
--Да, причём здесь нужно иметь, не одну дюжину силы, чтобы ещё удержать ту самую верёвку, после того как эти злободы его потащат к себе в норы! - добавил Сезон.
И как мы все планировали, так и получилось, оседлав коней можно сказать себе любимых, наш боевой отряд отправился в путь. Кто кого оседлал, но я своего Витязя. Передний склон гор, что находились южнее, опускались длинными пологими скатами. Дорога лежала в основном из горных пород, сопровождавшими отлогими песчаными склонами чуть выше. А понизу повсюду, щедро виднелись разбросанные камни с небольшими кустарниками, которые поднимались перед нашими глазами, то вверх, то вниз. Что нам приходилось иногда чуть ли не дышать своим лошадям в ухо, когда мы все поднимались вверх, а когда спускались с какой-нибудь возвышенности вниз, то чуть ли не упираться о лошадиный хвост, как бы ни свалиться с седла совсем. Но все в своих сёдлах сидели довольно прочно, не имея никакого желания идти, пешком дробя эти камни по земле. Где я в первую же очередь как географ сделал вывод, что грунт здесь просто убийственен. И так наша боевая экспедиция, состояла почти из всех воинов перфедорцев и горцев. Все шли с одной целью, добить тварей в конец. Где наши воины-старички - Трофим и Рувидон в полном своём вооружение во всех своих доспехах, сейчас выглядели, как рыцари тайного ордера в новом крестовом походе. Что мне со стороны с виду показалось, что он червовый, ну и когда я на них ещё оборачивался и смотрел, то думал, что не их доспехи у них вот-вот сейчас разойдутся по швам, а сами же жеребцы. Все молчали, что этого не могло, было бы быть совершенно, если бы с нами была Анфиса. Но в таких случаях, когда все молчат, то кто-то поёт. И я от скуки на меня нахлынувшей, и от той предстоящей встречи впереди с этими существами, стал напивать себе же под нос, мотив, своей любимой, походной песни. Как мой приятель Заг услышав её, стал просить меня исполнить её уже вслух. И я запел как в любом боевом отряде запевалой.

Куплет 1.
Навстречу ветру,
Навстречу кромешной тьме,
Я закатаю рукава по локти,
Сидя устойчиво в своём седле.
Мне мама – моя дорога!
Мне папа - мой удел!
Мне дорога своя родина -
Ведь я в ней хозяин, и я в ней поспел!

Припев:
Паутины - реки,
Горизонта полоса.
Я иду по планете,
Что мне снег в ней, что жара!
На стене весит карта,
Сотканная мною, как ковёр.
Ты дружище был со мной рядом, -
Значит ты уже герой!

2 куплет.
Не побоюсь я дикого зверя,
Не испугаюсь и врага!
Моё призвание быть всегда при деле,
Знать, куда уходит широта и долгота.
Мой путеводитель – это компас!
Моя подзорная труба – мои глаза!
Я прохожу по тем дебрям,
Куда ещё, не ступала ни одна человеческая нога!

Припев:
Паутины - реки,
Горизонта полоса.
Я иду по планете,
Что мне снег в ней, что жара!
На стене весит карта,
Сотканная мною, как ковёр!
Ты дружище был со мной рядом, -
Значит ты уже герой!

Куплет 3.
Небо, тучи покрывают -
Ветер гонит их туда-сюда.
Там с ними солнышко играет,
Но, а я похож на них и никак.
Дороги мне все пейзажи,
Что скрывает за собой Земля,
Если вдруг я свой карандаш сломаю,
То будет сажа.
Зарисую всё наверняка!

Припев: (тот же)
Куплет 4.
Нарисую я ту монету,
Она мне дороже всех тех других монет,
Хоть я и её в карман положу,
Но не весь, же белый свет.
Там не будет звёзд ярких
И, не вкуса пресной воды,
Но зато там останется мой труд и моя память -
Обо мне людской молвы!

Припев: (тот же)

Всем так понравилась моя песня, что уже через два припева мне подпевали её, все воины, прося спеть её ещё раз и на бис. И таким образом, оставшиеся для нас полпути, нами уже были пройдены незамеченными.
Под весёлый смех, где наше лицо, обдувало прохладным, горным ветерком и лошадиный топот, копыт подкованных хорошим, умелым кузнецом, отстукивающих чуть ли не в такт мелодии моей песни, мы уже понемногу стали приближаться к пещерам Злободы. Где закат в данный момент наблюдался настолько алым, что иногда мне порой казалось, что по небу летят не тучи, а огнедышащие драконы и изрыгают, дышат и выдыхают из себя этот пронзительный красный, алый огонь местами. Понемногу стала из виду, и исчезать великолепная голубизна неба, и всё в округе, заполнялось тёмными, чёрными красками второй половины суток дня – это ночи. Ночь покоя и отдыха, о котором можно было только, и мечтать такому путешественнику как мне и как всегда ни мне и не сейчас. С моим глубоким вздохом и с прощанием в очередной раз со сном, как со своей любимой игрушкой в детстве - мишкой. Где он прослужил мне верой и правдой всю мою жизнь, хотя я на него поначалу и смотрел в младенчестве с опаской, боясь его хуже, чем той своей недоеденной манной каши. Ведь когда мне было совсем несколько месяцев и я только, только сел, то его очень любила моя мама садить рядом со мной на кровать, не догадываясь даже о том, что это чудовище в моих тогда его ещё размерах с чёрными, кругленькими, пластмассовыми глазёнками наводил на меня полный ужас и страх. Где я уже сидел и боялся обронить всем хоть одно только слово. Уже потом, перерастя его в размерах, от этих глазёнок оставались одни только искусственно пришитые мамой пуговки. Да я пошутил. На самом деле моя тогда мечта это сделать не осуществилась, так как мы с ним в скорости очень сильно, сдружились к тому времени, и если он ни ел кашу, после поднесённой мамой ложкой к красненькому из пришитого лоскутка ротику, то я уже тоже. Теперь уже, будучи взрослым, частенько заходя, в гости к родителям, вспоминая о своей любимой игрушке, вытаскивая его из верхнего шкафа, любил говорить ему при встрече: «А ты дружок неплохо сохранился?»
И так в огромной гористой возвышенности, следующие друг за другом гор непрерывной цепью, показалось тёмное углубление.
--Ну, ночь ведь ничего ж не видно черным-черно кругом!? – как вдруг прервал мои раздумья о детстве, своим высказыванием Заг.
Где все одновременно посмотрели на него с улыбкой на лице.
Панкрат подметил:
--Да там и так всё равно ничего не было бы видно Заг!
Все заулыбались.
--Страшно кругом ведь одна только темень,- снова отозвался Заг.
--Ничего порой темень на руку бывает, - добавил мудрый Рувидон. - Всё мы прибыли слезайте с коней, здесь чую мы надолго. Как ты думаешь Сезон, так ли это?
--Всё зависит от того где сейчас засели эти твари и как долго они будут там на приманку идти,- спрыгивая на землю и одновременно показывая на меня головой проговорил Сезон.
--Ты как готов?- подкрался не замечено ко мне, горем убитый отец.
--Да-а была, не была, но рискнуть то надо Трофимыч! Я постараюсь сделать всё, что смогу и что от меня зависит, ради твоей дочери. Сам та ты как?
--Игнассий у меня одна только надежда на тебя сынок, спаси их!
--Так старец крепись не будем тут (со… по полу размазывать) а к делу все к делу,-- более чем уверенно скомандовал всем Налим.
--Да, да страх и паника нам здесь сейчас ни к чему, а хорошо отработанная тактика и уверенность в себе,-- парировал вдруг Шериот одновременно перебрасывая удила лошади ей наперед, ведя её и привязывать к дереву возле пещеры.
Пока все вели дискуссии, которые собственно говоря, меня ничем и не пугали эти пещерные животные, наверное, потому что я об их существование вот только, что узнал, то и был, наверное, так спокоен и уверен в себе. Пока как говорится, сам своими глазами не увижу, то к чему считал «панику наводить» как любил всегда повторять мне и моей матери отец. Может быть, они, поэтому и выбрали меня, а я и сам ещё больше, поддаваясь своей интуиции, которая меня когда я её слушал, ещё ни разу никогда не подводила, то был до конца, но не совсем спокоен. Сейчас же слегка чувствуя себя рыцарем, на которого надевали все доспехи и отправляли на ринг брать бой, где от меня, как будто в этот момент зависела вся честь нашего королевства. Тонкая, но крепкая верёвка была плотна, привязана мне за правую ногу, чтобы как можно меньше не привлекать внимания и не рисковать, она должна была тащиться по низу. Перья плащом свисали по всему туловищу, лицо, разрисованное какой-то толи краской, толи мазью. Я даже успел подумать про себя, что мне всё время приходится выглядеть здесь в их нем мире, кем попало и как придётся, но не тем, кем есть на самом деле или хотелось бы быть, даже про себя усмехнулся.
--Меня там, рядом не будет,- как тут же сразу поняв мою иронию и наклонив чуть ближе к себе, одновременно подтягиваясь к моему уху на носочках, прошептал мне Заг.
Мне ничего не оставалась, как только ему ответить.
--Беда брат вот беда!
И так в последний раз, повернувшись ко всем своим провожающим и сначала, заглянув в их глаза, затем приподняв голову на звёзды, резко повернулся и вошёл вглубь пещеры, как бы не терзать в эти мучительные секунды тревоги ни себя не их самих. Пройдя метров тридцать с ощущением, что на тебя надеты кандалы, наткнулся на стаю летучих мышей. Которые тут же в беспорядке стали летать и натыкаться на меня обо всё моё тело, как взъерошено - заполошенные. Что мне пришлось даже несколько метров пробежать от их них нагоняев, дальше вперёд вглубь тёмного туннеля. И с факелом в руках и в своём новом маскараде, вдруг почувствовал себя в душе до истерически смешно, как вот только мог вести такой образ жизни, как разноцветный петух-Казанова, вышел с одного курятника и направился на разведку в другой. И чтобы совсем уж мне не было так скучно, заговорил с тишиной….
--Э-эй где вы пещерные монстры, сопливые лепёшки, коровья неожиданность, куда вы все подевались, идите сюда я здесь, - сделав паузу, слегка расправив свои искусственные крылья, посмотрев на них по обе стороны, добавил, -- пока не улетел!
Я пока шёл, куда сам уже и не знал. И потеряв уже всякую на тот момент ориентировку, что только и мог, но по времени пробродив примерно с час по этим непонятным катакомбам, врезаясь то об один угол острой стены горы, то об другой, где уже умудрился растерять, чуть ли не половину всех своих и не совсем своих перьев. И как только успел подумать про себя, что нужно ведь их и для них сохранить немного, как тут вдруг, краем глаза заметил, что мимо меня, что-то тёмное и небольшое промелькнуло мимо. Всё мне стало ясно уже через пару минут, когда они, схватив меня, без всякого на то моего сопротивления, эти горные медузы тащили к себе в их тайное убежище. Где я уже про себя, вздохнув с облегчением, подумал, ну наконец-то!

Глава пятая.
Нас стало трое

Мне ничего не оставалось делать, как следовать всему нашему плану с горцами и моими, уже как навечно мне показавшимися ставшими друзьями - авельцами. Тогда до моего захвата горными злободами, я ещё оставался быть уверенным, в том, что Панкрат, где-то находится рядом, где-то со мной, крадётся позади меня с остальными. Но сейчас, же мне оставалось только надеяться на самого себя, думая об том ещё вдобавок, чтобы верёвки хватило, а больше с ней терпению и силы моему спасителю. И хоть это в план не входило наш, но когда на ноге я замечал некое препятствие и торможение в погони «за прекрасным», то начинал с ними бодаться как молоденький барашек, расталкивая их, кувыркаясь и специально выпадая на каменную землю. Чтобы хоть как-нибудь замедлить это безумное движение. В свою же очередь они хоть и были с виду круглые, но имели по две небольшие ножки, сантиметров по пятнадцать впереди и сзади, и когда ускоряли свой бег, то сгибая всё своё можно сказать туловище вдвое, скачками дальше продолжали своё передвижение. Периодически вытаскивая свою голову на поверхность из массивной шляпы, из четырёх отверстий, то в одном месте, то в другом. Где их шея оказалась длиннее, чем те их самые ножки. Чего-то, ворча между собой, они мне даже со стороны где-то показались более чем забавными, а не зловещими существами. Для меня же все эти минуты длились целой вечностью, тогда когда вся эта пляска и тряска на бегущих подушках по времени мне представилось даже, где-то большем в пути, чем к этим пещерам. Пока до назначенного пункта их проживания, а именно логова меня не выкинули как ту самую обыкновенную тушу дикого кабанчика на землю. Через некоторое время я уже весел на стене одной из сторон горы, приделанный и намертво приклеенный на их клейкую слизь сзади. Оглядев в округе себя, просто поразился увиденному. Все стороны этого большого помещения в скале светились, и светились ультрафиолетом. Крылья птиц в расправленном виде сейчас выглядели как засушенные бабочки, в одно мгновение мне где-то даже самому показалась, что да ради такого зрелища ………Как вдруг с правой стороны раздался знакомый мне голос Делии.
--Ты как сюда попал?
Где я тут же пришёл в себя и уже пожалел о таких мыслях с моей стороны.
--Я, я да вот за тобой пришёл Делия,- и тут же вспомнив про ёмкость с водой в рукаве, приготовленной именно для них, передал его ей, со словами. - Пей быстрее, пока они не видят.
--Да вы что Игнассий нас же уже было не спасти!?- почти распрощавшись с жизнью, произнесла птица - девушка, продолжив.- И потом Назида она, она погибла на моих глазах, они ей всю голову разбили об эти камни, пока тащили сюда в своё это бездушное логово.
-- Делия я обещал твоему отцу лично, что спасу тебя, только ты сейчас держись не падай духом, они нас скоро найдут, вон видишь, верёвка на камнях лежит, - указал я ей туда в ту сторону, продолжил, - ещё немного потерпи, прошу тебя, по ней наши на нас с тобой быстро выйдут.
--Да Игнассий я вижу, вижу её,- обрадованная вдруг воскликнула Делия. Жадно всматриваясь в ту самую спасительную нить между подземельем и свободой.
-Постой, но как, же ты сейчас, ведь приползёт их старый мох и они тебя быстро без крыльев разоблачат? - кивнула Делия, посмотрев одновременно на мои руки без настоящих крыльев.
--Ну, пока там что-то приползёт….
И только я успел проговорить эти слова, как вдруг перед нами выросла целая гора из медуз, которые созвав своего главаря предводителя, этой самой стаи решили, по всей видимости, уже с моим на то участием, полюбоваться новым добытым трофеям в качестве меня самого. Где нужно было только это видеть и пережить их всё это изумление, и необъяснимый ужас в глазах, когда они вместо того к чему привыкшие, так радоваться и видеть на своих тех каменных стенах, увидели вдруг меня обыкновенного человека, а не птицу. То тут я уже в полной мере разглядел и убедился, в их зловещности, где они, вытаращив на меня, каждый по своему единственному глазу из небольшой головки, но весьма длинной шеи, заполнявшиеся на моих глазах, чуть ли полностью не красной кровью, от злости как у быков на тореро. Поднялись на свои задние лапки и стали передними брать камни, что были по близости и бросать все в меня. Тогда я только и успел себя почувствовать в эти самые первые мгновения распятым, чуть ли не в шкуре Иисуса Христа. Последнее что я и запомнил так это крики Делии и тёплую кровь, текущую мне с головы по лбу, попадая в оба глаза. Всё, я понял, что теряю сознание.
--На поверхность, на воздух, неси его быстрее!
Приходя в себя, я ели услышал впервые минуты своего воскрешения, так это эти слова Лиона к Панкрату.
--Я понёс его наверх!
--Да, давай скорей мы тут уже и без тебя с ними управимся, - Лион кричал Панкрату.
Одновременно когда Делия обтирала мне лицо лоскутком смоченной материи водой от крови, я заметил вокруг себя сплошную суматоху и резню. Где все эти злободы бегали по стенам от преследования горцев, другие в свою очередь стояли на выходе, преграждая путь этим тварям, не позволяя им не одному выбраться из этой огромной пещеры в другие потайные её места, третьи же кричали авельцам, подсказывая им как нужно правильно их истреблять:
-- Суйте и ищите рукой, рукой в этих отверстиях, вся жизнь их в голове содержится, иначе нам их здесь до конца всех не уничтожить, -- орудовав своей палкой-посохом, выкрикивал антрополог.- Если у них хоть одна голова останется, то они всё равно размножатся, обратно будут, раньше мы об этом не знали, теперь я это знаю точно,- кричал всем Аристотель.
На что я заметил, что Лион и Шериот так и делали, просовывая свои руки в одно из четырёх отверстий, пытаясь оттуда вытащить наружу их одноглазую башку. Где кто-то, после чего отрезал её своим кинжалом или обыкновенным ножом, а где как Рувидон вырывая можно сказать всё с корнем, откидывал на много метров всё содержимое с головы от себя в разные стороны, предварительно отбивая их единственный глаз, об стену скалы раздробив её вовсе.

Глава шестая.
Совет

Ну, конечно же, после того, как одна из семей из горцев воссоединилась, радости всеобщей не было предела, в особенности у отца семейства Аристотеля, когда он снова смог обнять своего родного и единственного дитя - это свою дочь Делию. Что касается остальных птичек, то они все были сняты со стен пещер и преданы огню – кремированы.
Я же после того как отлежавшись пару дней, уже выглядел довольно бодро и принимал от них свою порцию славы, в спасении дочери антрополога. Но естественно, как и мне, так и Налиму и Панкрату, и Лиону с Шериотом не хватало для полного счастья и покоя так это только одного – своих остальных друзей, которые в данный момент находились в плену, у Халиама. И по этому поводу Рувидоном был созван совет. В котором должны были присутствовать сейчас все: горцы, авельцы и Амазонки. Теперь уже шла речь о спасении Перфедория и изгнания оттуда тамольцев. По данной разведки, Амазонок стало ясно, что эти траншеи были затоплены водой. И что это совершенно усложняло освобождение города от захватчиков, на что если и оставалось, как только брать Перфедорий, то с внешней стороны, а не с внутренней. Но здесь они все оказались перед огромной делемой, как это сделать, ведь совершено никому не хотелось брать его штурмом и наносить тем самым урон крепости города. Тогда созрел один хитрый план. Мы, конечно слушая всех и всё внимательно, сейчас думали только об одном, как вызволить Анфису, Стюарта, Гелиоса, Ронни и Есинину из плена. Осознавая где-то в глубине души, что город будет освобождён рано или поздно, с нашим на то участием или без того. Где в этот момент все воины находились не в пещере, а под звездным покровом. Тогда когда дискуссии и споры у нас начались ещё с обеда. Мне где-то даже с одной стороны показалась, что про них все и забыли, а думали, как побыстрей сейчас выдворить и наказать за предательство карликов подчинившихся Халиаму. Я сидел, молча понуренный, где со мной эту мою хмурость и отчуждённость разделил Налим, об опасении за последнего своего единственного уже оставшегося в живых сына. Когда напротив Делия с Ялоком друг, с другом перешёптываясь между собой, что-то бурно обсуждали.
--Я знаю Игнассий, как ты хочешь спасти Анфису и всех остальных,- как вдруг прервала своей фразой, она громкие обсуждения с трёх сторон воинов.
На что умный Рувидон посмотрел на неё внимательно как бы догадываясь к чему она сейчас клонит.
--Отец я знаю, что ты хочешь сейчас всем сказать, - глядя Ялок на своего отца, решил опередить его заранее в защиту Делии.
Тем временем Рувидон.
--Вы безумцы, мы только её спасли, так вас обратно всех на приключения потянуло?
Я сидел и смотрел то в одну сторону с перекличкой, то в другую совершенно не понимая, о чём идёт у них речь, но догадываясь, что Делия хочет, что-то сказать мне и чем-то помочь всем перфедорцам.
--Сезон, - окликнула она его от споров с Панкратом.- У тебя ведь в бухте стоит корабль?
Мы все повернулись и посмотрели внимательно на старого, морского пирата, как будто на человека, запрятавшего от команды целый сундук с золотом, даже больше и не сундук, а рюкзак с едой, как будто после недельной нашей всех обоюдной голодовки. Как оказалось, потом я узнал впоследствии от Ялока, откуда у него такое имя, так это от того, что он поселялся у горцев, на определённое время, а по молодости ещё лет, уходил на своём корабле, со своей командой, посезонно в морское плавание, бороздя океаны и моря. Так поэтому и прицепилось к нему это имя как Сезон: «А сезон настал, пора им в путь!» - выкрикивали горцы ему готовившемуся в новое плавание.
--Да ты права Делия, ну, что это меняет, - где он тоже догадывался о навязчивой идеи всех авельцев освободить из плена своих друзей – воинов.
--А то и меняет,- Ялок поспешил ему ответить, - что нам есть, хотя бы на чём туда добраться до самого острова Халиама.
--Сынок ты о чём говоришь!? Вспомни, какая у них морская флотилия в гавани стоит, кроме как торговых суден, загружённых по сами борта товарами, они больше никого туда не пропускают, мимо своей сторожевой береговой охраны.
--Ну, а если нам найти тот самый товар для них и попробовать пройти, через этот залив прямо в бухту к Халиаму, что тогда? - не удержался, и задал свой вопрос Лион.
--Не получится они, во-первых наш весь товар наизусть знают, а во-вторых пропускают, только торговые суда, с востока или с Египта, а уж их товар ковры, они знают чуть ли не вслепую,- поддержал разговор Сезон.
--А если….-как меня прервал Налим.
--И если не поможет, до поселений и крепости врага вплавь не проплыть нам, не самим, не затем с ними, - более чем убедительней произнёс, Налим всем как отрезав. Причём в голосе его уже послышались, некие тонкие нотки разочарования.
--Тогда остаются только греки, - всё обдумав, про себя, сказал им я.
--Какие ещё греки? – переспросил у меня Рувидон.
--Так Игнассий ты, что-то опять придумал и недоговариваешь нам, не так ли? – поторопился спросить Шериот.
--Да есть одна задумка, а что если нам необязательно быть только купцами.
--А кем тогда ещё? – спросил ошарашенно Заг.
--А скоморохами, шутами, да циркачами!
--Это как ещё? –Делия.
--А просто я пришёл ведь оттуда, где уже давно существуют цирки на колёсах, только вот они у нас будут, не на колёсах и не под куполом, а на плавучем судне, немного помолчав, добавил. - Да и потом проще ведь найти циркачей, чем как вы говорите товар с купцами. - Уже почти решительно и уверенно произнёс всем я им.
Как Сезон, выслушав меня и мою идею, в неожиданности для меня согласился со мной сразу, незамедлительно даже поддержав в одно мгновение:
--Да, да, кстати, я похожее уже кое-где наблюдал и ни раз вам скажу, проплывая мимо различных материков, и там, их сам лично видел таких людей, среди богатых вельмож, на площадях и в их угодьях, вытанцовывающих людей в разноцветных, пёстрых одежах. Они ещё прыгают, кувыркаются, смеются, веселят толпу. Я вам скажу завораживающее действие, однако.
--Так, что ты хочешь сказать мне этим?— почти грозно произнёс Рувидон.
--Не знаю пока мой вождь, не знаю, - провёл Сезон рукой своей, себе по лицу, слегка потирая рот и небольшую свою бороду, задумавшись полностью.
Как все на какие-то минуты замолкли разом, каждый про себя что-то обдумывая, размышлял.
Сзади незаметно позади всех подошёл Трофим – Аристотель, прерывая нашу тишину своим старческим голосом.
--Ну, идея неплохая! В крайнем случае обыскать они вас обыщут, да и весь корабль тоже, если не найдут оружия, то вполне могут и пропустить вас в бухту в саму их гавань. Что с вас взять, как говорится, с обезоруженных? - немного потоптавшись на месте и подойдя ближе ко мне,- а вот только как обратно с беглецами ты выбираться та будешь от них Игнассий?
--Тем же путём, как и туда Трофимыч, - мне ничего не оставалось, как произнести ему эти слова.
Ведь что-то мне уже стало подсказывать в глубине души, что этот поход, если и состоится, то будет тогда самый рискованный из всех тех, что были, так как мы отправлялись в самое пекло гнездо самого Халиама - кровожадному и бесчеловечному врагу, а так как хоть малейшая возможность была её ещё осуществить, то мы все уже настолько привыкшие к приключениям и риску, такую возможность упустить никак не могли.
--Ну что решили друзья, рискнём по морю, да под парусами? – с более чем подбадривающем голосом, произнёс всем Шериот, обходя всех нас сзади и обнимая за плечи меня и Налима.
--Да Шери, пожалуй, рискнём! – так же подхватил его слова встававший со своего места Пнкрат подходя к нам в наш создающейся круг. Как он его в отличие от других любил ласково ещё называть. Где тут без слов, поднялся и Ялок, присоединяясь к нам тоже в наш круг, и друг - другу кладя руки на плечи, создавая тем самым нерушимое кольцо. Заг подскочивший со своего места тоже попытался к нам присоединиться, подпрыгивая, стараясь всех приобнять нас, так же как мы все это сделали вместе. Но из-за своего небольшого роста он недолго понял, что его эта затея полностью не осуществима, то уже стал бегать возле наших ног, пытаясь пробиться сквозь них, и во чтобы-то не стало просунуться, вовнутрь сплочённого кольца. То я уже сам, приметив всю эту его суету, то взял его к себе обратно, как это было в нашем первом бою на плечи как ребёнка, от чего он прям таки, растворился в счастливой улыбке. Как послышались и слова от Сезона:
--Ну, я так понял вам без капитана никуда!?
--Это ты, верно, ты понял, - похлопал его Налим по плечу, уже так с ним сдружившись за последнее время.
--Постой Игнассий,- перебил вдруг всех Лион,- но ведь Халиам некоторых из нас в лицо знает?
Тут все вдруг разом задумались.
--Но это ничего, мы что-нибудь придумаем, и потом мне сдаётся, что он уверен в том, что вас всех там на том поле перебил.— И потом, обратно взглянув на всех, я с улыбкой,- мы ведь теперь люди цирковые, так что что-нибудь да придумаем Леон.
К нашей глубокой радости к нам, затем присоединились ещё несколько горцев.
Но всё на своём месте оставался всё так же, сидеть Лион с опустившими глазами вниз, а его молодая жена, сдерживать незаметно от всех нас, его за руку. Где его покрасневшие щёки нам сказали всё сами за себя, хотя конечно оставалось ещё брать сам город Перфедорий.

Глава седьмая
Сборы

Таким, образом, мы снова разделились на две группы, из которых одна готовилась к сражению за освобождение города, а другая к увеселительным увертюрам с номерками. Наша гора, на которой мы все сейчас находились, превратилась не во, что иное, как в суматошное сборище людей. Где одни в отличие от других готовились к бою с тамольцами: точа свои копья, сабли, наконечники стрел, заправляя ядовитым ядом, запрягая коней, начиняя метательные снаряды горючей смесью, натягивая, высушенные тетива жил животных на луки, другие же, кем являлись мы, так наоборот, распределяли роли различных цирковых представлений между собой. Поглядывая сами за ними, на их команду, состоявшую из горцев и Амазонок, тем временем замечая и, за теми как они подсматривают за нами, где всем было всё очень интересно и в тоже время ясно, что рисковать придётся обоим, но тем, кто окажется на корабле, так ещё больше. Так как воевать на своей земле куда спокойней, чем на чужой и далёкой.
--Не хватает! – отчётливо подчеркнул я, добавляя рядом с собой крутившемуся чуть-ли у себя не под ногами Загу.
--Чего не хватает?
--Циркачей, вот смотри Панкрат, найдя его своими глазами, продолжил, задавать ему вопрос на ходу,- ты ведь сможешь поднять телегу?
--Смогу!- ответил тот.
--А если туда наложить в неё ещё камни, булыжников, всё то, что попадётся нам там под руки?
Как тут он, не раздумывая, подошёл к ней со словами:
--Заг ну, ка садись-ка в неё.
Когда Заг с удовольствием запрыгнул, то Панкрат не задумываясь, обхватил её обеими своими мускулистыми руками и незамедлительно оторвал её от земли.
--А если так! – недолго думая сел в неё туда я сам.
На что наш Геракл, владеющий богатырской силой, сначала приблизился обратно к ней, затем попробовал обхватить её и поднять снова, но она как заговорённая не поддавалась ему, пот у него уже выступил на лбу, на что тамолец, пока тот пыжился, взял свой носовой платок и подтёр ему его лоб. Нас все сразу со всех сторон обступили воины, подсчитав всё это, за обычную забаву-потеху, но Панкрат сдаваться так легко по его лицу это было видно, и не собирался. Где его мышцы в это время все заиграли уже в полном азарте, то он обошёл её с одной стороны, потом с другой и попытался ещё раз с новыми усилиями поднять, но никак, груженая телега как заколдованная не поддавалась. Охи и ахи разочарования послышались отовсюду, со стороны смотрящих. И так бы все, наверное, и длилось целую вечностью, пока к нему на выручку не подоспел бы Шериот. И одним движением своих глаз с чёрными ресницами, лёгким, кивком головы, не указал на одно определённое место, таким образом, дав понять ему, что сила ещё неглавное, а главное как умно распределить той самой силой, приходя к положительному результату. А подсказка оказалась элементарной, где тот его понял без всяких даже на то слов, он подполз под телегу, и уже взгромоздив всё на плечи и полностью отдаваясь своему «хребту» поднял её с одного только толчка. Все тут сразу воскликнули от радости и от изумления в его силище как будто сами, что-то там поднимали, напрягаясь вместо него.
Как я сам, тут же соскочив с телеги, поторопился похлопать нашего Геракла, как за хорошую работу и полную уверенность в нём как в себе.
-- Но всё равно людей у нас мало, по идеи в цирковой труппе должно быть не менее человек десять!?
А что ещё должны уметь делать Игнассий твои циркачи? – спросила подошедшая к нам дочь антрополога, а с ней и Коллизия, и Граната и другие птички.
--Ну, фокусы там всякие: жонглировать с разноцветными шарами, ходить по канату, кувыркаться и с животными надрессированными выступать.
-- По какому такому канату, это ещё как ходить? – с удивлением спросила Фликолика.
--Между двумя столбами натягивается толстая верёвка, - одновременно объясняя, я им, попытался показать всё, как это выглядит на самом деле, продолжил,- высоко над землёй, где ты проходишь по ней ногами, не держась ни за что,- немного задумавшись про себя.-- Но у нас нет таких людей, которые бы смогли это сделать Фликолика.
--Почему? - перебила всех вдруг решительно Коллизия, - мы же умеем ходить по веткам деревьев и по самому краю склона гор?
После её слов, где мы тут же переглянулись с Шериотом.
--Так, так, но у вас ведь крылья, - на что он им сразу всем это пояснил, намекнув, что если б не они, то вполне вероятно пригодились бы.
Делия и другие птицы - девушки нагнули свои прекрасные головки и посмотрели на них по обе стороны. На что все остальные горцы, прочитали на их лицах полное разочарование, наверное, для них пожалевших в первый раз жизни, о существовании тех самых крыльев.
--Да крылья! - молча, произнесла Делия и удалилась, со всеми разочарованная, что при большом желании ей помочь им, сама для себя осознала, что уже ничем таким не сможет.
Дальше мы с Трофимом пришедшим к нам на выручку стали разучивать с Загом его новым всяческим трюкам в роли шута и скомороха.
Прошло несколько дней. Где все находились в полном разгаре своих всех идей, сил и планов. Сезон с отобранными самому мужчин из племени горцев в моряки занимался сейчас тем, что готовил судно к отплытию, приводя его в полный порядок, латая на нём все щели и дыры, проделанные за многие годы крысами. По нашим примерно расчётом в море мы должны были выступить в путь уже через пару недель. Моей последней идеей так это стало то, что как сделать наш морской фрегат, хоть издалека близким напоминающего и чем-то походившего на цирк. И я придумал: паруса приделать разноцветные, пошитые из разной крашеной материи, благо этим горцы и перфедорцы уже занимались у себя в ремесле, а сам корабль разукрасить в разные весёлые тона. Теперь передняя корма выглядела у нас так: на голову Нептуна мы одели предварительно вырезанную из дерева шапку шута-скомороха, где с её красной шапочки свисали бубенчики и ещё наш Нептун улыбался в красивой ярко-красной улыбке. Таким, образом, через две недели ступая на корабль, я сам всему увиденному поразился, не удержавшись, произнёс себе вслух: « о, Боже мой, что я сотворил с кораблём!?».
Но это было потом, а сейчас спустя неделю в одно прекрасное утро, выйдя из своей можно даже так сказать берлоги, где я совершено, не ошибусь в название, то у себя возле неё на выходе обнаружил старика Трофима и Делию, которая стояла, обнявшись с отцом и в чём-то его там успокаивала:
--Ну, пап я должна понимаешь Игнассий ведь спас меня, я должна им помочь и Анфиса ведь там, а я её так люблю.
Оглядев её, я увидел, что дочь антрополога, сейчас на самом деле выглядела как обыкновенная, простая девушка, так как крыльев на ней тех самых красивых с перламутровым оттенком уже не было видно. Голые ладышки слегка вздрагивали от страха и необычности для неё такого положения. Я поторопился зайти обратно за тулупом и накинуть ей его на плечи.
--Делия, ну зачем же такие вот жертвы, зачем ты их обрезала? – мне хотелось сказать ей, что мы и так бы справились, но понял в последнюю минуту, что от нашего близкого убеждения в том, что мы на самом деле люди цирковые, этой правдоподобности зависело всё и весь успех сам операции. Что мне только и оставалось, как учёному антропологу, пожать плечами, покрутить головой в разные стороны, что как бы я в её решении ни в чём не виноват, и удалиться дальше по своим делам.
Делия по моим наблюдениям ещё прибывала в неком, трансе из-за обрезанных крыльев, дня четыре чувствовав себя, по всей видимости, и по всему её виду, как не в своей тарелке. Но постепенно стала приходить в себя, когда окончательно осознала в правильности своего решения, что это на время и вскорости у неё отрастут новые, другие пёрышки, ещё более красивые и яркие. Но сюрпризы не заканчивались, за ней ее, же проделку повторила ещё и Граната, решившая, что и без неё все тоже не обойдутся.
--Игнассий я тоже хочу с вами и Делию я одну не могу отпустить в такое опасное путешествие,- оправдываясь всё, перед всеми повторяла всем смелая Граната.
Оглядев её тонкую худощавую фигуру.
--Ладно, только хватит сюрпризов больше, - поворачиваясь к остальным стоявшим позади нас птицам, - ведь летать мне поверьте, куда лучшее занятие, чем ходить ногами и собирать занозы из них. И потом мы больше не можем принимать таких жертв с вашей стороны, вы нужны здесь горцам и очень нужны, послушайте меня все в спасении Перфедория, - я говорил и замечал сам за собой, что меня и всех других воинов перед боем и плаванием, стала одолевать вполне заметная хандра.
И так наша труппа можно сказать спустя двух недель, не весь какая, но состоялась. Где меня ещё неплохо порадовали и Амазонки, продемонстрировав свои умения на лицо, как из самых великолепных метких стрелков – охотников в округе. Тогда у меня и пришла сразу идея там устроить с одной из них соревнования на лошадях, как самого зоркого и самого ловкого стрелка из всех боевых орудий. На что я однозначно сказал, что это огромный плюс к нашей труппе в прибавлении цирковых этюдов, но вот был ещё и один минус, только этот минус, наверное, был, скорее казавшимся только для меня, а не для всех других моих товарищей.

Глава восьмая
«В путь….

Попрощавшись со всеми нашими провожающими, где позади нас по одну сторону, стояли все нам знакомые лица, привычных и сдружившихся между собой людей из племени горцев, авельцев и Амазонок, с прекрасными пейзажами растущих зелёных деревьев и над ними возвышавшимися, гордо верхушками гор. Что не скажешь о том, что ожидало нас всех по ту другую сторону земли, где перед нами возникла совершенно другая картина: океан с представшим кораблём как с пасхально-разукрашенным яйцом и один сплошной горизонт на сине-зелёном цвете воды.
Что не могу я сказать ещё об одном эпизоде, которое оказалось нас поджидать возле корабля, а именно в частности меня, так это тот самый минус. Девушка из воинов Амазонок по имени Тэя, стояла рядом с животным, с одним из тех видов похожих на сумчатых, но только без сумки. На что моё всё внимание к нему сразу же привлекло с самого начала, так это его широкий, железный ошейник поблёскивающей на шеи от солнца, где сам он был привязан верёвкой за руку девушки. Но хоть он при всём при этом и выглядел довольно спокойно, но мои воспоминания связанные с ним, ещё в самое моё первое состоявшееся знакомство там, на поле, будоражило во мне не самое хорошее впечатление. Это чудо, как оказалось ещё одно из них дрессированным, так как умело боксировать и драться не хуже, чем бы любой другой воин из мужчин, что мне самому сразу как-то с виду подумалось, что девушки уже заменяют себе мужское общение, любыми ими приемлемыми способами, в своей защите естественно. И я со словами: « я так понял, что моё утро сегодня уже, испорчено!» стал подниматься на борт трёхмачтового корабля. Проходя мимо очень близко, через эту груду моего негодования, очень мне сейчас напоминавшего псину, на поводке. А почему псину? На что Панкрат в это время веселился с Шериотом, как только могли от души.
--В путь! – как тут разрушил, можно сказать, все наши расставания со всеми Сезон произнося эти последние слова. Как человеку давно привыкшему прощаться и так не любившему это дело, что уже можно было сказать с полной уверенностью, что эта фраза у него выработалась в крови, как из самых не любимых. И мы с последними запасами из продуктов на руках и у кого на плечах с мешками, вступили на свою цирковую, плавучую палубу. Как вдруг издалека послышался чей-то голос:
--Постойте, меня возьмите с собой, подождите я здесь, я бегу!
Подняв все свои глаза вверх в ту сторону, обнаружили, что с каменистой горы к нам вниз на встречу то, падая то, поднимаясь и вновь вставая на ноги, бежал, спускаясь, Лион. Мы, конечно же, все тут же обрадовались, увидев его вновь в единой нашей команде, всех вместе. На что Шериот:
--Собственно говоря, я и не сомневался, зная Лиона, что он сбежит в любом случае, не променяв своё воинское занятие и риск, на обыденность ничем неприметных дней. С чего мы все, опосля, обнялись, хлопая друг друга и радуясь, тому, что снова оказались все вместе как прежде.

На исходе второго дня. Наше быстроходное парусное судно, шло строго по намеченному пути тридцать третьей параллели к острову Халиама. И как принято на всех судах большей частью дня морякам бездельничать, то этим мы сейчас все и занимались. Скорее всего, кроме только как за исключением пару моряков, самого капитана за не имением возможности оставления штурвала и меня самого, где я с большим удовольствием сейчас занимался своим непосредственным делом – географа, карта-составителя. Имея под своей рукой остро наточенный карандаш, линейку, компас, в том числе изучая морские карты капитана и свои, всё сравнивая, пытался как можно точнее рассчитать и нанести у себя всё на свою карту, в мельчайших подробностях: вычисляя расположение того самого острова, его расстояние. Всё время, находясь на юте корабля - это кормовая часть верхней палубы, с докучающими вопросами к капитану. Прося его всё время как можно точнее вспомнить, сколько примерно миль до него, какое расстояние между бухтами и заливом и как далеко находится сам главный форт, порт халиамовцев и сколько в нём вообще прилегающих бухт и заливов.
--Сезон сколько нам ещё остаётся плыть, как ты думаешь?
--Ну, день - два максимум, смотря как по погоде, - и взглянув, повернувшись назад на паруса, добавил, - по ветру Игнассий, по ветру.
--Слушай, я внимательно изучил твою карту, - тем не менее, продолжил я, - что это за пометки, выделенные многими точками в одном месте, то в другом?
--А это то, что туда в эти места даже соваться не стоит Игнассий.
-А что там Сезон, за такое страшное там находится?
--Мальки, да рыбы самих по себе уже нам не страшных, но, а вот их икра это ещё та гадость, если попадёшь к ним в кольцо то всё.
--Что всё Сезон, а вот когда если попадёшь то и узнаешь!— усмехнулся старый пират, так и не поставив меня в известность, а только отнекавшись тем, что некогда из-за так не ко времени спорившейся погоды на наших глазах. Как тут вдруг хлынул проливной дождь, поднялся сильный ветер, и с этой переменой погоды нам пришлось срочно спустить паруса. Непогода длилась всю ночь, одновременно отодвигая нас ещё назад на один день пути. Где Сезон как отчаянный капитан не отпускал и не доверял свой штурвал никому, даже Ялоку с которым плавал и не раз. Но вместе с ним уже всем и нам было не дано уснуть, кроме только как одного Панкрата. Мы с Лионом, Ялоком и Шериотом сидя в каюте, напротив него и изучая карту морских путей и островов прибрежных, с болтавшейся у меня в руках керосиновой лампой, только и успевали, как разуваться и скидывать свою обувь на деревянный настил каюты. Подставляя свои ноги стопами вперёд навстречу к кровати, где спал Панкрат, боясь, что тот свалится с неё после очередного толчка корабля волной вниз на пол. И перекатившись на препятствие, созданное нами, он, обратно всхрапнув пару раз, как ни в чём не бывало, катился в угол стенки каюты и продолжал крепко спать. Иногда мы, выбираясь с Лионом наверх поочерёдно, чтобы лишний раз убедиться, что наверху всё в порядке, нам тут же хотелось вновь вернуться обратно, так как наблюдать за шквалом необузданного ветра и за шиворот льющейся непрерывно воды, ой как никому не хотелось. Ведя снова и снова свои бурные беседы между собой, по поводу проникновения на остров незамеченными. Приходили всё же к одному и тому же выводу, что Аристотель был прав, по поводу того, что нам попасть туда, можно будет только вот так открыто, как цирковым гастролёром. Иначе говоря, если бы мы попытались по-другому, нас бы всех разом вычислили, и, схватив тут же, передали на казнь те же жильцы, в лучшем же варианте для нас самих отдали бы в рабство. Так как это было отдельное государство и находилось оно на отдельном острове в океане, и каждый чужестранец появившейся там неоткуда расценивался у них сразу лишь, как только врагом, а никем иным. Следовало быть мы и появиться там должны были, хоть как, но только как не тайно. К утру море приутихло, а с ним и наше цирковое судно, где я уже смог уснуть более-менее спокойно.
В каюте, где по идеи, находится, должно было, до шести человек, творил полный покой и тишина, наверное, ещё от того, что я проснулся в ней один. Лишь периодически до меня стали доноситься шум разгулявшегося ветра и волн бьющихся, об борт корабля, наплывами. Я встал и как обычно, незамедлительно по привычке своей, взглянул в окошко небольшого люка, в ожидание там увидеть мне привычный вид. Состоящий из одних зелёных крон деревьев, ветра погонявшего, шелест листвы, голубых облачков и так мирно летающих птичек из скворцов, сорок, вьюрок и соколов, но кроме как вот этих голубых облаков и тёмной морской воды с запахом моря, не было больше ничего не видно, не до полосы горизонта не за неё.
Таким образом, немного погодя я вышел с каюты, где для начала заглянул в трюм корабля, тревожась за сохранность об наших снаряжениях и продуктовых запасов. Проверив всё ли там, на месте и ничего, не повалилась от бешеной качки ночью в ящиках, так как она на самом деле это качка мне показалось весьма страшной, продолжавшаяся напомню вам всю ночь, что на ногах стоять было совершенно невозможно, а спать уж тем более. Тогда я ещё успел подумать про себя, что цингу нам миновать всем экипажем, по всей вероятности удастся, так как плыть до завоевателей не так уж и далеко и долго остаётся, но, а вот морскую болезнь, я мог как антракт в театре ещё и не пропустить. Где с этой мыслью и с неприятными ощущениями подкрадывающейся тошноты к моему горлу, стал быстренько подниматься на борт корабля. Прислушиваясь к отчётливо до меня уже доносившихся голосов Зага, Ялока и Лиона с Шериотом, разыгравшихся, по всей видимости, уже не на шутку, а в серьёз, найденной ими от предыдущих моряков, старой игры в кости.
--Ну, проснулся, как тебе вчерашний шторм Игнассий? Вот злой был ветрогон, однако, я думал, меня утром будут ножичком от стен кают отколупывать, - возмущённо, но с иронией произнёс Заг, незамедлительно затем, подчеркнув ещё. – Меня вчера так в разные стороны кидало по кораблю, что я подумал, было про себя, если бы нашему Орлану вдруг на пути повстречалась какая-нибудь скала, то разнесло бы всё в дребезги.
--Это хорошо, что я тебя с Панкратом обратно в каюту успел запихнуть, - заговорил Ялок, ---- а то бы мы точно тебя при следующем новом порыве ветра, в открытое море, скорее всего, снесло, ты ведь весишь, ничто по сравнению с ним,— махнул головой в сторону Панкрата Ялок, добавив при этом. --- Ведь нашу лодку, когда колыхало из-за шторма в одну сторону, то в другую, что мне порой казалась, корабль наш резко направление менял из-за Панкрата, если его влево несло, то и нас всех вместе с кораблём тоже влево, если его вправо, то и нас всех вправо. Все засмеялись.
--Да, а как там наши птички себя чувствуют после шторма?— поторопился спросить у них я.
--Игнассий они, похоже, сейчас до самого нашего прибытия из своей каюты не выйдут, будут сидеть и ждать там от страху, когда у них новые крылышки не отрастут, чтобы затем выпорхнуть из трюма не ступая на палубу,- отметился снова Заг.
Все парни засмеялись, добрым смехом обратно.
--А вот и нет! - подкралась незаметно Делия с Гранатой.
--Да зря ты Заг так говоришь на них, если их злободами уже не напугаешь, то наврятли каким-нибудь там штормом запугать можно! – вступился за них Шериот.
Как тут подошли наши девушки, украдкой прислушиваясь к разговору новоизбранных моряков.
--Вот-вот и это правда, - подтвердила Граната.
Я почувствовал вдруг, что меня сейчас вырвет и ринулся быстро к борту корабля. Так и есть мои предположения, с морской болезнью подтвердились. Теперь моих пол туловища прибывали первых половина дня за бортом, вторая на палубе. В очередной раз, испытывая неприятные ощущения и неловкость перед командой и оказавшись поневоле своей лицезреть на волны, как вдруг:
--Заг, Шериот, Лион быстро сюда и позовите сюда скорее Сезона!
--Игнассий, что мы там не видели?- вдруг раздался позади голос Шериота.
--Да быстрей же я вам говорю, что здесь плавает что-то такое, а что я сам понять не могу!?
--Что там плавать может, ракушки да пена обыкновенная морская, - с этими словами подошёл Налим, одновременно заглядывая вниз в воду.
--Да нет же что-то тёмное и кучками, сейчас эта гадость к нашему кораблю прилипнет! – обеспокоенно заговорил я с ними.
Сезон подбежал к борту корабля.
--О, боже это ведь та зараза, но почему она оказалась здесь? Ялок возьми скорей штурвал я за картой!
--Что такое страшное Сезон не пугай нас, говори нам быстрее, - тоже не на шутку встревожилась Делия.
Но капитан ринулся в каюту, и через пару секунд держал у себя в руках карту всё время, тыча в неё пальцем и недоумевая о чём-то бормоча себе под нос возмущённо:
--Не может быть этого, они не должны были тут оказаться, мы ведь плыли на много миль от них, дальше!? Как это гадость оказаться здесь могла я уму не приложу!
---Может, еще, как может, ты же видел, какой ночью шторм был, - переваливаясь обратно с борта на палубу, заговорил с ним Налим. - Похоже, мой дорогой друг Сезон их ветром надуло к нам.
--Похоже, что оно так!— подтвердил Леон, повернувшись с вопросом к капитану, - так что сейчас с нами всеми будет Сезон?
--Вон видите под тёмными пятнами, проблёскивает что-то серебром, это рыбы они икру метут, мы как раз сейчас их нерест застали, сами по себе эти рыбёшки безобидные, а вот их икра, если на них корабль набредёт, то они прилипают к нему и начинают выедать всё и дерево снаружи тоже. Я боюсь что к следующему закату дня у нас появятся в трюме,-- и заглянув туда снова сверху вниз перебежав на другую сторону корабля, и заглянув ещё туда вниз на воду, на всю дрейфующую икру по близости, закончил, --дыр пять будет. А дня через три и самого корабля как будто его и не было. ---Если та рыба и достигала в полметра длины, то их икра с размером в яйцо! – как вдруг сделал я для себя свой вывод, но только вслух.
В эти минуты всех охватил полный ужас, кто схватился за голову, а кто как Шериот принялся вспоминать все слова, не входившие ни в один словарь мира. Я сидел, так как стоять мне уже было не по силам. И молча пытался сконцентрироваться на чём-то одном, приводя все свои мысли в порядок, но всё было в этот момент, где мне уже самому всё казалось безуспешно. Они же все эти мысли мои совершенно отсутствовали, а вместо них присутствовал и не только как я в этом, потом убедился опосля, но и у всех со мной присутствующих рядом, страх в глазах и во всём можно сказать нашем теле. Почему я и любил только путешествовать по суше, осознавая, как могут морские глубины и шанса не оставить во спасение.
Полчаса для нас прошли как полдня.
--А что тут думать нужно, лезть туда, - раздеваясь на ходу до трусов, Панкрат перебил всех испуганное молчание, продолжив. - Надо лезть в воду, да и по уничтожать всю эту гадость!
--Бесполезно! – сказал Сезон.
--Ну, почему же наш капитан это идея, отчистить все стены, дно корабля от этой икры! – предложил Лион.
--Вы все не понимаете, они его сожрут вместе с Орланом, где так был, назван Сезоном наш корабль ещё давно в честь птицы, за быстроту его и лёгкость.---И как назло ветер утих, а мы плывём прямо на них.
--Давайте хотя бы попробуем Игнассий их убрать от стен корабля?- с вопросительным взглядом произнесла Граната.
--Вы не понимаете, посмотрите, сколько там той самой икры. Из вас даже никто к судну и на метр приблизиться не сможет, а тут ещё отдирать его придётся, от точащих там дерева икры, - с раскрасневшемся уже лицом от волнения, продолжал всем это утверждать Сезон. Где мне самому больше всего показалось, что он в эти минуты больше опасается за Орлана, чем за свою жизнь, закончив тем, что сказал. - Ведь она как смола, прилипнет к кому-нибудь, а потом попробуй её оторви.
Следующих два часа все кто находился на корабле, почти поочерёдно принялись играть в аквалангистов. Но по мере их поднятия каждого обратно, в их лице можно было прочесть только одно, что икра точила стенки корабля неутомим быстро, приближая их всех к неминуемой гибели.
Кто-то из моряков принялись даже молиться, кто-то бегал от одной стороны судна к другой. И как назло никто не знал, что им делать в сложившейся ситуации, где оставался один только вариант спасения это шлюпка, но поместить она в себя всех людей двенадцати человек с запасом еды и пресной воды не могла.
---Игнассий ну придумай же что-нибудь, ты ведь можешь, - жалобно просили меня девушки, где конечно не мне и не им всем не хотелось так глупо погибнуть, даже и не доплыв до того острова.
На что я покачал головой. Но лишь только в последний момент.
--Сезон!— окликнув своего капитана.
-- Да Игнассий, слушаю тебя!
--Если они едят корабль, - как вдруг вспомнив про себя о естественном отборе и всех тех знаний, которыми меня наделил, или как вам будет угодно, дал мой любимый Ареопаг, проложил спрашивать у бывшего разбойника, - но кто-то же должен, питаться этой рыбой или их икрой?
--Ну да учёный, но это только если ни сами акулы!
--Акулы говоришь, - где ежесекундно хором повторили Шериот, Панкрат, Ялок и Лион, успев переглянуться тут же между собой.
---Ну, акулы так акулы, - снова повторил Шериот.
Всем стало вдруг ясно, что шанс для спасения корабля и всех вместе ещё есть, но кто согласится пойти на живца.
--Пойду я, - отчётливо и неожиданно для всех нас произнёс Заг. – где глядя в море, а не на наши лица с полной решимостью, он продолжил. - Я самый легкий среди всех вас, поэтому если что вдруг, то вы покрайне мере успеете вытащить меня из воды по верёвке, от челюстей этих кровожадных акул, если они вдруг решат полакомиться, сначала мной, а не этими рыбами да икрой!
--Заг, но ты понимаешь, что это очень опасно и рискованно,- попытался я со всей искренностью и жалостью к нему предупредить его.
--Вот поэтому я и пойду Игнассий, потому что у меня больше шансов будет уцелеть из всех вас.
Нам ничего не оставалось, как всем только согласиться с ним. Все были до глубины души удивлены и сильно обеспокоены за его рискованный героический поступок. Но время шло с каждой минутой, приближая их всё больше к опасности. Шериот и Панкрат сразу принялись готовить верёвку и обвязывать его ею.
- Может быть, пожертвуем ушастиком? – сказал, обращаясь ко всем нам Панкрат.
- Ага, - весело произнёс ему Заг, - тогда уж точно всю рыбу распугаем за милю, если на них Лактозы не покусились, то вряд ли эти акулы на него поведутся!?
На что нас, весь этот его юмор, нашего тамольца неожиданно взбодрило всех, и всё вызывающее волнение за него отступило от нас.
Но я стоял и смотрел на него всё так, же молча со своими подозрениями о его безопасности наперёд. Привыкший к нему с самого начала уже так проникся к нему всей душой и сердцем к нашей с ним всей дружбе, что мне думалась уже кто б угодно, но только не он, хотя и другие мне друзья перфедорци тоже были все по-своему дороги.
И вот в последний раз я взглянул в глаза своему улыбающемуся другу - тамольцу, где он из всех своих последних можно сказать эмоциональных сил, пытался сейчас скрыть перед нами всё своё волнение и бесстрашие. Панкрат опустил его в воду. Судно всё так же плыло медленно, так как с ветром, произошёл полный застой, где Заг там позади, стал выкрикивать, не понять какие слова, скорее всего свои разные прибаутки. Прошёл час, но всё шло без изменений, у всех вдруг возникло такое ощущение, будто бы акулы в здешних местах и вовсе не водятся. Где в свою очередь, для нас всё это казалось до невыносимости противным ожиданием, на что все уже были рады подумать про себя, да скорей бы те акулы появились, и всё закончилось, и Заг оказался рядом со всеми нами на палубе корабля, но их как назло не было. Матросы на задней корме и мы все не сводили глаз с Зага, он в свою очередь от корабля находился на расстояние в десяти – пятнадцати метров, для более точного и допустимого нам его обозрения со всех сторон.
---Панкрат! Ты меня слышишь.
---Да Заг.
--Дай мне мой нож.
-- Зачем он тебе? Ты с ним, что на акул собрался идти?
Понятно стало всем, что он не понял, когда мы все поняли, на что тамолец продолжил:
- Ну на на всякий случай!
Я, услышав эти слова сел обратно на корточки, схватившись за голову, осознав то, что, как будто он прочитал все мои мысли. Когда естественно всем было дано знать, чем можно привлечь к себе хищника, но все и я в том числе, конечно же, молчали об этом, боясь и слово проронить, подозревая о последствиях.
Спустя ещё полчаса.
--Игнассий слышишь меня?
--Да Заг слышу!
--Спой мне свою песню а!
И я, не раздумывая для него, её запел:
Навстречу ветру,
Навстречу кромешной тьме,
Я закатаю рукава по локти,
Сидя устойчиво в своём седле.
К моему горлу подкатил ком, у девушек появились слёзы на глазах, что я уже не мог скрывать их у себя самого тоже, но продолжал петь для него, всё больше догадываясь, на какой риск обречён наш всеобщий друг.
Мне мама - моя дорога!
Мне папа – мой удел!
Мне дорога своя родина,
Ведь я в ней хозяин и я в ней поспел!

Паутины реки - горизонта полоса!
Я иду по планете,
Что мне снег в ней, что жара!
На стене весит карта,
Сотканная мною как ковёр.
Ты дружище был со мной, однако,
Значит ты уже герой!

Все мне стали помогать подпевать припев песни, в том числе, конечно же, и сам Заг.
Как неожиданно сверху, с мачты корабля, со стороны смотрящего раздался свист, затем голос:
--Справа по борту приближаются акулы, - быстро произнёс он. После чего небольшой паузы, добавил, - Слева тоже!
Мы ринулись все вместе тянуть верёвку, но она оказалась уже совершенно пустой, лишь один только её конец болтался по поверхности воды, с красными пятнами крови от рук Зага. Некоторые матросы потом как рассказывали, что стоило, было, ему только поранить свои руки, а его крови спустя некоторого времени превратится в лужу, как тут же и появились все эти кровожадные акулы. И ровно на припеве оборвалась его жизнь вместе с потухшим голосом.

Время шло к закату. Я стоял неподвижно на задней корме брига и молча, наблюдал за ним, ещё за той полосой, от корабля оставленной в море кораблём и, всматриваясь в далёкий горизонт бирюзовой воды, чуть выше, поражался всё больше и больше его красно-оранжевому отливу. Где на какое-то мгновенье мне показалась, что Заг сейчас где-то там и счастлив от того, что своим поступком спас всех нас. Мне же сердце наоборот, разрывало от жалости к нему и от всех тех дней воспоминаний, проведённых вместе с ним. Ко мне подошла Делия по всей видимости так пожелавшая меня чем-нибудь успокоить.
--Поверь мне Игнассий, он не мог поступить иначе, чем вот так героически не погибнуть.
С её слов затем я понял одно, что конечно его лёгкость вес, рост были здесь совсем не при чём, а причём оставалось быть некая вина его, за своё племя и свой народ. А в частности, в том, что мы все здесь оказались в полной опасности, спасая сами всех тех других своих друзей и воинов племён.
И как же мне все их эти дикие ………

Глава девятая
Порт

Ну и как обычно бывает во всех морских плаваньях, после услышанного таких слов как «Земля» с мачты подвахтенного матроса, мы все молча уже стоя стали наблюдать, всматриваясь на наш новый объект изучения, и таковым был оставаться – архипелаг Халиама. Как на новое своё приключение с куском земли, в обширном океане оказавшимся к тому же ещё все общим предметом, нашего обсуждения за последнее время. Белые облака низко обволакивали мною ещё неизведанный край и ландшафт земли. Из самых первых пернатых, которых нам удалось повстречать вблизи острова, то ими оказались – Альбатросы. Словно, заметив, наш корабль, они парами принялись кружить, над парусами Орлана, стараясь всеми ими возможными способами, как будто не допустить его ближе к берегу, по всей видимости, остерегаясь за сохранность своих в нём птенцов. На что я подумал про себя «вам бы ещё зубы, мои дорогие, так вы уж точно бы ещё и залаяли!». И издавая изредка свои птичьи крики, они волей неволей, но сопровождали нас ещё долго вдоль всего оставшегося пути. Стояло очень раннее утро. Поэтому весь остров был можно сказать окружён не только этими облаками, но и ещё густым, серым туманом. Мы плыли, медленно остерегаясь блудливых рифов, да мель. Сезон же только и успевал, бегать туда-сюда то на корму корабля, то за любой будь то правый, будь то левый борт, закидывая за него измеритель глубины моря, исследуя его дно. Через некоторое время облака с туманом стали развеиваться, после чего наступило как у людей, но только с островом – полное прозрение. Мы все вместе решили с капитаном, что лучше всего будет плыть неподалёку от него, одновременно изучая к нему все его подходы и выходы, помимо бухт и прибрежных заливов, где я периодически всё наносил на свою карту. Но по пути, нам пока встречались обрывистые и невысокие скалы, с изредка спадающими фонтанами воды вниз, впадая в синее море. Как резко огибая один из мысов острова, нам открылось совсем другая панорама: небольшое, но ровное пространство с пляжем и на нём, совсем маленькими и крохотными как муравьи, показались движущиеся точки.
--Анфиса!- как вдруг сам от себя не ожидая вскрикнул я.
-Ты чего Игнассий, какая тебе там ещё Анфиса привиделась? - заговорил встревоженно Налим.
-Ну, вы приглядитесь только туда, ведь это она там стоит на самом краю берега, вон видите, у неё ещё две косички разноцветные висят.
Как тут сразу все быстренько подошли к борту корабля, попытавшись каждый ещё как можно точнее, в той стороне что-нибудь разглядеть и с подзорной трубой и без неё, но это всё располагалось так далеко.
-Когда приплывём к Халиаму, ты всё там сам и увидишь и свою Анфису тоже Игнассий,--похлопал по плечу меня Леон, улыбаясь,-- а сейчас нам всем не понять, что там на нём находится.
--Да пожалуй, мне это померещилось! - уныло пробормотал я в свою очередь.
-Игнассий, ну не переживай ты так, мы же ведь уже приплыли к нему, и скоро все обо всём узнаем сами, - поторопилась так же меня успокоить Делия с Гранатой.
-Да Делия узнаем, но хорошо было бы узнать всё-таки что-нибудь из хорошего! - добавил ко всему прочему смешно выглядевший сейчас Панкрат, не замолкая, -- главное сейчас, чтобы они все там живы остались. Самому же мне пришлось немало попотеть на корабле за весь период их плавания до острова, чтобы сделать всех Налима, Леона и Панкрата, до полной неузнаваемости. На что наш Геракл сейчас стоял уже без своих любимых шикарных усов и шевелюры, а совершенно лысый, как яйцо с головой.
И теперь с непривычно смешным лицом, но достаточно уставшим не физически, а больше морально, от всех тех потерь, прочитывалось теперь только одно, как нам всем сейчас не хватало услышать, а больше всего увидеть очень хорошие и добрые вести.
-Через часов пять – шесть мы должны быть уже на месте, -- сказал Ялок приближаясь к своим друзьям со стороны капитанского мостика.
--Ну, друзья тогда повторим всю нашу историю прибытия, - как тут же отвлёк на себя этим высказыванием Шериот.
И я сам, где являлся в своём сценарии не только ещё клоуном, но и режиссёром ко всему прочему поторопился, оборачиваясь ко всем снова всё так же, обратно, напомнить своим артистам последовательность всех их цирковых номеров с трюками.
Спустя некоторое время.
--Так сохраняем спокойствие! – прозвучали серьёзные слова Сезона, рядом с ним стоящим Налимом. Все остальная команда к такому наступившему тревожному моменту для всех находилась позади них. Конечно же, одолевал всех страх перед неизвестным, а когда он присутствовал, то будь ты хоть самым умным, смелым, сильным или отважным, присутствие старших, что не говори опытных воинов, ой, как рядом нахождение было необходимо. А главное это к тому же ещё вполне успокаивало и вселяло им всем уверенность и надёжность в себя, от таких людей как Сезон и Налим. Тем более что каждый из нас сам знает, что опыт приходит только с годами, а соответственно и психология изучения противника тоже.
А впереди них сейчас стояли именно те два человека, для них ещё как два отца, на которых они смотрели, ровнялись и учились сейчас бороться с хладнокровностью в своём страхе.
--Ребята улыбаемся, - вспомнил Налим своё предназначение в этом месте,--мы же люди цирковые.
--Ялок флаг, - как вдруг вскрикнула Граната, - мы забыли выдворить наш флаг, - снова повторила она.
--Да точно я сейчас, - стал торопливо сын Рувидона, а сейчас не меньше, чем он приходился сыном и Сезона, который был полностью за него в ответе перед вождём своего племени. И потягивая одну из верёвочек, флаг быстро поднялся вверх, после чего его затрепало ветром. Соответственно на нём было изображено улыбающееся лицо клоуна, с свисающей шапкой с бубенцами. На что у всех дух в туже секунду сразу-таки и поднялся, где они и были сами уже готовы, поверить в то, что таковыми все цирковыми гастролёрами и являются. Примерно такое же ощущение, наверное, и испытывают все: будь то они моряками своего флота или воинами своего отряда при поднятие флага – гордость за свой край.
И так судно неторопливо приближалось к заливу, входя в гавань острова, как словно к яблоку, разрезанному напополам, откуда уже стала проявляться больше по левую сторону морская сторожевая и боевая стража, находившаяся на сооружённых деревянных высоких башнях с лучниками вверху и на земле. По правую сторону, но ещё на приличном расстояние от нас, но где можно было спокойно разглядеть в подзорную трубу корабли: китобоев и просто небольшие рыболовецкие суда с приспустившимися парусами. Всё выглядело довольно спокойно и размеренно, где нас естественно совсем не ждали. Но как говорится оружие, они все, же держали наготове. Белокаменная крепость сначала появилась углом, затем же при нашем приближении шла дальше вглубь гавани ближе к самому порту. За ней краем глаза можно было определить верхушки шатров, с полыхающими кострами в них. Некоторые воины Халиама стали сбегаться к одному месту, что находилось впереди как бы на выступе. Проход в саму гавань перекрывала большая железная цепь.
Как тут Сезон:
--Спускайте нашу шлюпку вниз в воду, пойдём к ним первыми, таким образом, мы не будем им лишний раз давать повода для беспокойства.
Наша шлюпка упала с высоты фунтов шесть в воду, после чего в неё спустились я, собственно говоря, мне это было уже не в первой, общение и знакомство с незнакомыми мне людьми, естественно оно шло бы конечно более-успешнее, если бы ещё не тот наш случай. Но чему суждено было случится, то случилось. За мной последовал Налим, Шериот, Лион, и сам капитан. Панкрата мы оставили на корабле, как бы не привлекая к себе лишнего подозрения, ведь он по структуре своего тела, больше походил на воина, чем на циркового артиста.
Чего эти туземцы и воины Халиама могли ожидать на своём острове, но только не появление такого необычайного судна в их гавани как наше. Пришлось им некоторое время даже попытаться втолковать причину заплыва к ним. Благо, что Сезон оказался в этом деле немного посмышлёнее и, догадываясь, что эта причина нашего визита к ним становится совсем уж туго восприимчива, перешёл он к своей, новой, выдуманной истории. Что так, мол, так как будто плыли мы совершенно в другое направление, к другому континенту под названием Италия, в сам город Рим, но тут попали под сильный шторм, после чего случайно набрели на икру древесника. А так как все туземцы островов любят разного типа такого рода интересные истории происходящие в море, то стал придерживаться всё же больше уже по обстановке и своему на то новому придуманному плану. Прося береговую стражу впустить нас всех в свою гавань, чтобы мы могли произвести свой небольшой ремонт судна, а за это мы в свою очередь готовы были им предоставить свои цирковые, развлекательные номера. Не буду вам пересказывать, какие глаза, можно сказать, были одеты на начальника береговой стражи Халиама, после того, как он, вместе с другими своими воинами, ступили, на нашу палубу, когда незадолго до того, ещё долго разглядывали сначала сам корабль со стороны пристани. Затем, обследовав его вдоль и поперёк изнутри, стали вести свои бурные, полного удивления дискуссии. Ведь такого ещё они разукрашенного как выразился один из халамовцев «корабль - «попугая - Какаду» не встречали сроду. Тем стало лучше и для нас, что мы впрочем, и ожидали, от их удивительной реакции на всё это, где от нас должны были уйти все всевозможные подозрения, причин прибытия к ним на остров. Халиам же только узнав про таких странных странствующих мореплавателях как мы, где мы об этом уже узнали опосля, то так сразу же поторопился распорядиться принять нас всех как следует, что ни есть, чуть ли с не распростёртыми руками. Обеспечив нашего Орлана всем необходимым для ремонта судна.
Спустя меньше чем через час перед нашим взором предстал порт, можно сказать так: во всей его красе. У острова находилось две военные гавани и одна торговая. Со стороны суши торговой гавани в той самой непосредственно, возле которой мы бросили свой якорь, причалив, шло всё-то же ограждение из каменной стены с периодически выступавшими другими сооружениями, состоявшими из огромных деревянных коробов, набитых глиной и землёй. Солнечный жаркий день сопровождался с кипящей работой его жителей, даже больше можно сказать бурлящей, где повсюду стояли торговые суда, в ожидании выгрузки и погрузки новым товаром. По ним я смог спокойно определить корабль из Египта с товарами такого рода как льняные ткани с папирусом, берестяными грамотами; Африки – рабы несущую слоновую кость, солёную рыбу и рабов, на что временами слышались звуки и речь чужеземцев. Люди с корабля по длинным доскам, катили бочки с вином, горючей смесью, с оливковым и другими видами различных масел, ставили всё поочерёдно на деревянный настил пристани. После чего весь товар переносили в крытый высокий амбар. На что по другую сторону корабля, бросалось в глаза так это, как другие бедно одетые, с кусками оторвавшихся лохмотьев своей одежды люди, загружали всё на тот же корабль, неся, друг за дружкой вверх по мостику на спине, тяжёлые мешки с сахаром, пшеницей и другими злаковыми культурами зерна. Не умолкал и стук топора, матросы и строители пропитывали днища триер смолой, затыкали образовавшиеся в плавании щели. Кроме как самой работы, велись беседы между этими богатыми ремесленниками и купцами мореплавателей о том: «что нового творится в мире?» цена на хлеб и другие виды товаров. Некоторые раскрыв рот слушали рассказы других людей о дальних странах, о встрече с пиратами и морскими чудовищами. При появлении нашего судно, толпа людей обступила, разглядывая всего нашего Орлана сверху до низу. И естественно можно сказать так свежие его раны от икры древесника, долго никому не давали им никакого покоя, скорее всего от своего страха представления, вдруг, неожиданной встречи с ними, где даже волны гавани не в силах были скрыть весь этот его погрызенный позор. Чуть дальше в сторонке на якоре потихоньку дрейфовали другие корабли, пустые, те самые, на что мы все разом в один миг переглянулись между собой, не произнося ни слова вслух, все, понимая и без того, когда признали в них тех, что стояли у самого Перфедория ещё месяц назад. И так наше знакомство пока с портом состоялось, но не с самим Владыкой этого острова. После чего мы, вздохнув спокойно, можно сказать, переводя свой дух тревожности, и без всякой на то опаски выгрузились с Орлана, оставив на нём от глаз долой пока Налима, остерегаясь признанием его со стороны Халиама и ещё до трёх матросов. Мы шли по ярморочной площади уже более уверенней рассматривая всё на близком всем расстояние, а именно: население, состоявшее из богачей приплывших купцов, земледельцев, виноделов и вокруг них суетящихся рабов, а так же бродивших моряков по пристани по делу и без того. Проходя мимо я, не только мотал на ус, изучая и запоминая местные окрестности расположения всех амбаров, домов и количества воинов, но ещё обращал своё внимание на их культуру, ремесло и жизнь в целом этого острова. А так же сравнивая этот край с другими краями, мной обследованным и пройденным до этого, делая выводы о его развитие и цивилизации такого государства в целом как под предводительством Халиама. Но и мы сами оставались быть не без внимания местными туземцами, на что я, Шериот с Лионом, Панкрат и все девушки разодетые в цветные разноцветные одежды и разукрашенные по всему лицу яркой краской, выглядели смешно, забавно и весело. Где мы вовсю пытались сейчас, идя по дороге во дворец на приём к Халиаму развеселить толпу, комячася, кувыркаясь и жонглируя разными предметами. Парода глинисто-песчаных их земель сопровождалась порождением многих гончарных мастерских. Где велась торговля хозяином такого рода продукта разного цвета глиняных сосудов как: чернофигурных, краснофигурных. Где больше всего всё это дело их ярморочное вытекало обычным обменом товара на товар, куда входили воск, мёд, выделенная кожа, меха. Из чего можно было спокойно сделать вывод, чего этому острову не хватала, а чего у него было в изобилии, поэтому такой образ ведения торговых обменов Халиама с другими островами и материками, составляли ему некий баланс в полноценности жизни всего его населения. День был в разгаре. Персидские ковры их цветная узорами, красивая раскраска невольно гостей привлекало своей росписью. Кроме товара как неживого велась торговля ещё и живым весом. Конечно же, это были рабы и разного рода экзотических видов животные. Проходя мимо одной из лавки, нас всех привлёк своим вниманием арабский мальчик, рядом с ним на земле сидел в позе лотоса мужчина, а возле него и попугаи цветные в клетках и рыбки декоративные, даже змеи шипели в длинных, глубоких сосудах. Позади того человека стояли уже другие клетки с небольшими обезьянками.
Мы подошли к высоким железом, оббитым воротам, где нас попросили немного переждать. Тогда я подошёл к этому арабскому мальчику с мужчиной полюбоваться лишний раз всеми этими животными. Где моё внимание привлекла интересной формы с кулак размером рыбка с длинными как у сома свисающими усиками по бокам.
--Что это за рыбка такая плавает вся как гармошка, но только сплющенная?—поторопился спросить я у торговца. – Случайно не древесник?
--Да нет же это выбражюля, она очень миролюбивая, - отвечал мне мальчик.—Вот только живёт она больше в прудах, да реках, так как питается ещё не только головастиками, но и самими лягушками.
--Да, а вот скажите, пиявками она питается, ну вот примерно такого размера?—показал как я тут же на своих руках примерный её размер мальчику.
--Да, да конечно! - махнул мне мальчуган уверенно своей головой в знак согласия.
--А почему её выбражулей прозвали?- заинтриговано поторопился спросить у него я.
--Но она когда наестся, чего-нибудь, делается крупнее и выглядит смешно, потом плывёт и хвостиком виляет, словно выброжает, - пояснял мне всё тот, же парнишка.
Когда ворота отварились мы все вошли в них, а затем по ступенькам и наложенным коврам по полу в большой светлый зал. Впереди как словно сам шах сидел тот самый грозный Халиам. Где я тут же всей можно сказать спиной почувствовал на себе тревожное дыхание своих друзей стоявших позади меня. Ещё бы понимая на их месте, что им уже пришлось пережить в Перфедории. В помещение с белокаменными стенами по углам стояли не только великолепные сосуды из глины, фарфора, но и картины мозаики из цветных стёкол, мелкого янтаря. Огромная ваза с изображением Прометея прикованного к скале стояла возле скульптуры Геракла борющегося со львом по левую сторону от Халиама. По правую же сторону от него тоже старинная индийская статуя, изображавшая священный змей и танцующее божество. Весь зал прям таки был усеян всеми этими статуями, картинами, вазами из серебра и головами мне пока ещё ни всеми узнаваемыми царями и философами. Где мне удалось только часть, разглядеть всего этого добра живописи и искусства как раздался голос хозяина острова:
--Я непредсказуема рад принять к себе таких гостей как вы из далёкой Греции. И как вы видите я весьма польщён вашей культурой, - указал Халиам своей рукой с манжетой вышитой нитью золотой, на статую того самого Геракла борющегося со львом.
На что последовало с нашей стороны некий ступор, где я тут же прейдя в себя.
-О великий Владыка сего острова позволь нам нарушить твой покой своим прибытием! - где я незамедлительно сделал поклон ему в его сторону своей головой. Как вдруг поднимая её вверх, случайно заметил у него на груди, висящие в складках ткани рубахи и белой туники, свои позолоченные часы, врученные мне моим Ареопагом ещё в Монсиперополе и подаренные ещё Анфисе, где ели сдерживаясь, продолжил говорить ему дальше. - Мы цирковые гастролёры плаваем по морям, да по океанам и даём свои представления людям.
--Наслышан, наслышан я………-- как вдруг зависла пауза с вопросом к Игнассию как бы о его имени.
--Игнассий я государь, Игнассий.
--Так вот наслышан я о ваших странствиях Игнассий, от своей береговой стражи, - и перевёл он свой взгляд на Сезона.— А ты смелый человек, по всей видимости, капитан этого судна?
Сезон молча склонил голову.
--Так поведайте тогда и мне вашу историю. И тут он стал ему рассказывать всё в мельчайших подробностях с преувеличением, конечно же.
Ну что касается Сезона, в его красноречие не было ему равных, как тут вдруг он стал ему вести пересказ, жонглируя руками. О том, как попали мы в необъяснимо сильную бурю, затем набрели на опасный нерест и, как потом долго решали, что делать в этой ситуации, будто потеряв пол труппы цирковых артистов, но нашли выход, как только заманить можно ещё оставалось акул на наш корабль, а именно на икру древесника. Когда додумались, как можно от него избавиться, и как из нас долго ещё никто не решался идти на верную гибель. И вот был кинут жребий и один артист оказался в пучине морской. Но акул так и не было долго видно, а корабль вот-вот грозился быть продырявленным и пойти ко дну и вот акулы в скорости появились. Но где мы уже все не успели спасти бедного нашего церкоча, так как кровожадные акулы его съели вместе с нерестом. Последние слова нашего спасителя, как только стали произнесённые быть в песне сочинённым каким-то путешественником нам не знакомым, а вот по песни, то да.
Мы сами стояли и слушали всё так заворожённо, словно нас там и не было. На что Халиам сейчас выглядел, но никак не скажешь злодеем, а весьма неравнодушным человеком к чужому несчастью. И пустив слезу, таким образом, растроганный нашим рассказом, попросил эту песню спеть ещё и для него самого. А сейчас пока заговорил так:
--Греция, какая страна, я наслышан о великом вашем поэте Гомере и мне читали наизусть даже его строки из поэмы - «Одиссея» как о великом герое, царе острова Итака.
Недолго думая он вдруг хлопнул три раза в ладоши и из других его роскошных палат вышли девушки с арфами и флейтами. На что он руку свою подложил под подбородок облокотился поудобней о спинку своего трона и стал слушать, призывая всех гостей тоже усесться на пол, на его персидские ковры рядом.
И тут девушки затянули греческую оду об Одиссее:

Прославил собой Одиссей Итаку,
За много далёких вёрст и миль.
Что и не хватит даже папируса на всех, однако,
Что б перечесть всех подвигов его, на весь огромный мир!

Его парусник, ветром гонимым,
Лихо бороздил океаны да моря.
Посейдон сам насылал на них стихии смертельные,
За Циклопа сына своего ему мстя!

Не устояла и сама Троя,
Перед хитрым замыслом и в один прекрасный миг,
Приам сдался, выпустив на волю,
Всех тех людей, что он успел в своих крепостях заточить.

И как пением своим сирены сладким,
Злые чародейки остров один в океане, собою заполонив.
Призывали смелого Одиссея с Итаки,
Якорь у того острова свой спустить.

Но устоял наш Одиссей прекрасный
И вернулся с победою домой.
Там он ещё долго правил в своём обширном царстве,
С сыном и красавицей своей Пенелопою женой!

Как сладостно звучала вся это песня из уст девушек, что им всем просто хотелось погрузиться в сон уснуть, не думая уже ни о чём. И слушаю песнь о герое царе Одиссее, казалось, что перед музыкой мы все обезоружены, где не может быть никаких пленных или врагов. Ода прозвучала, а мы все ещё с минуту были погружённые в полную тишину молчания со всех сторон. Как вдруг Владыка острова:
-- Я буду с нетерпением ждать завтрашнего дня, где вы мне и всему моему народу покажете всё своё цирковое мастерство на нашей площади.
--Да конечно великий Халиам, мы вам завтра же продемонстрируем и покажем всё наше представление. Мы будем вас ждать с большим нетерпением владыка, - поклонился я и все мои рядом стоящие друзья ему тоже.
--Признаться хочу, что где-то я вас видел Игнассий, но вот только где никак не могу припомнить, но бог с ним, а сейчас вас проводят в шатры, располагайтесь там в них и ни в чём себе не отказывайте, ступайте.
Мы вышли из дворца, где нас всех всю дорогу соответственно сопровождала его охрана.
--Я не понял Игнассий, где он мог тебя видеть? – почти на ухо прошептал мне Леон.
--Часы, мои часы, которые я подарил ещё тогда Анфисе в Перфедории при прощание. В них там заложена моя фотография, где я в детстве ещё подростком был, со своими родителями. Скорее всего, он открывал их и видел в них меня, но пока, по всей видимости, ещё не догадался, или не признал меня в них, - чуть встревоженно я ему рассказал обо всех своих догадках и остальным друзьям по дороге, в то самое наше временное жилище.
--Ты, что думаешь, что мы влипли?- как тут же произнёс мне Шериот.
--Пока не знаю, даже боюсь об этом, и думать, надо как можно скорее узнать, где могут находиться пленные и бежать с этого острова на всех парусах как можно быстрее.

Глава десятая
Ожидание

Клоуны из нас были, конечно же, никудышными, так как на душе веяло полным беспокойством, а сегодня ещё нам нужно было давать своё первое представление. Где мы ранним утром, в шатре глядели сейчас все друг на друга, глазами маленького ребёнка как потерявшегося среди шумной толпы, состоявшей из одних только взрослых людей, к тому же ещё нам неизвестных. С полными на душе и сердце сомнениями, вышли из своего временного жилища, направившись прямо именно туда на ту площадь, одновременно для казней и торжества. Но уже по дороге стали постепенно входить в свою роль. И так представление началось. А началось оно с девушек с Делии и Гранаты. Лёгкой поступью они ступали по тонкому канату, приводя людей всех, то в глубокое молчание, то к безумному восторгу от увиденного с взрывом эмоций между ними. Глядя на самих себя и на ту толпу зрителей я и Панкрат, переглянувшись между собой, почувствовали как наш страх и тревога, куда-то стали постепенно отступать, а на замену им приходить новые эмоции. Эмоции веселья, смеха, радости, и, глядя на население туземцев, мы все солидарно с ними стали смеяться и заниматься непринуждённо и непосредственно своими цирковыми этюдами. Которые не зная сами ещё сколько дней должны были здесь продолжаться. Где девушки на высоте пытались продемонстрировать такое мастерство, что обыкновенному канатоходцу было сделать невозможно или ещё до этого самому далеко. Знали бы жители острова, кто на самом деле перед ними выступает. На, что Сезон появившейся так внезапно, забеспокоился за них: «Ой, что они там вытворяют на такой высоте, ой, что творят, как, будто с крыльями ходят по ним!» Но девушки ходили, причём легко и спокойно, в отличие от нас всех и нашего беспокойства за них.
--Ну что Сезон как там наш корабль, ремонтируется? – вдруг, внезапно спросил у него Шериот.
--Да, дня через три он будет уже готов к отплытию!
Наше цирковое представление продолжалось. Теперь толпу удивлять вызвался сам Панкрат, с силой Геракла, где он во всю теперь демонстрировал свои способности с поднятием груза. Не забывая так же вызывать на поединок самых сильных из воинов Халиама.
Таким образом, день прошёл весьма удачным, после которого последовал и второй и третий. Где нам удалось с крайней осторожностью, в итоге узнать у местного населения всё и о недавно взятых в плен людей с Перфедория, а именно: что казни им удалось избежать, и что сейчас они находятся в боевом походе под предводительством храброго Жебула, где-то далеко в глубине острова, и прибудут неизвестно когда. А помогло им избежать казни так только то, что они оказались сильными, зоркими воинами, а такие люди воеводе нужны были в истребление ими, так называемых врагов посевов и урожая, существ под названием - травоядов.
Но дни тянулись и так долго, одно радовало всех нас так то, что они были все живы, особенно Налим обрадовался безмерно, в ожидании того момента когда он сможет вновь, увидеть и обнять своего единственного сына Ронни. Но как назло никто не знал когда они, вернуться, а наше задержавшееся здесь время прибытия на острове, могло насторожить Халиама. К чему вечером и заговорила обеспокоенная Граната всем:
--Ялок, что будем делать, уже неделя прошла, а они все так и не появились с того похода. Как ты думаешь, когда они вернуться?
--Граната я понятия не имею, люди уже на пристани поговаривают Сезону, что наш корабль мешает другим пристать к берегу, скорей всего скоро их Владыка попросит нас убраться, как можно подальше с их острова, - немного помолчав, добавил,- со всеми нашими представлениями.
--Да если он начнёт задумываться, то, как бы не заподозрил чего худого и потом те самые часы, хорошо, что он ещё ничему не догадался,- подключился к разговору Лион тоже.
Я сидел, всё это время молчал и думал, что нужен новый план на всякий случай.
--Игнассий, что будем делать, если Халиам прикажет нам отплывать, ведь и Орлан скажет уже готов полностью после ремонта, даже с запасами еды на месяц плавания, - завёл свою беседу обеспокоенный Шериот.
--Шериот, - как тут перебил его Ялок,- мы ведь не можем покинуть остров вот так, глупо не дождавшись всех своих?
--Нет Ялок, конечно же, нет, мне кажется что я, кое-что придумал на всякий случай, а сейчас будем пока ждать, они должны, уже появится, может быть даже сегодня ночью, а может быть и уже и завтра утром. А для этого я сам пойду к нему и попрошу прикупить у него рабов для работы на судне и так для обучения нашему цирковому мастерству, - постарался я как можно скорее снять, все тревожные мысли со всех своих друзей и заверить их новым своим планом.
--Да я думаю, мы с тобой Игнассий не пропадём,- раздался нежный голосок Делии.
--Тогда возьми Игнассий вот это, - как вдруг протянул мне сын Рувидона небольшой мешочек со словами.- Тебе должно это пригодится!
Развязав узел и заглянув туда, я обнаружил там драгоценные камни: сапфиры, рубины, метис.
-А вот это будет наоборот лишним,- отметил ему я.
--Почему же географ, но, а как же те самые рабы, про которых ты так говорил сейчас и с чем ты пойдёшь к Халиаму? – нежным своим голоском залепетала всё та же дочь антрополога.
На что Леон ей стал говорить за меня.
--Рабы нам нужны для отговорки, чтобы продлить время, понимаешь Делия.
--И не совсем, ими должны будут стать Гелиос, Анфиса все кому удалось избежать казни, а вот камни нам я так думаю, вовсе тут не понадобятся, у меня на этот счёт, есть своя задумка.- поддержал я Лиона уже знавшего о всех моих планах.
--Ну, ты Игнассий как всегда на коне,- прибавил к всеобщему разговору Панкрат.
Но и ночью, ни рано утром благоприятных вестей не было никаких об пленных, а наоборот, чего они остерегались, то и случилось. Утром к шатру явились люди от Халиама и попросили вежливо покинуть их остров, заранее с благодарностями от самого хозяина, на что я попросил в свою очередь об аудиенции с ним и ближе к обеду она у меня с ним состоялась.
Халиам восседал как обычно на своё отсидевшем с годами кресле в тёплых из песца мехах и персидских коврах.
--Мой гость ты желал меня видеть? – поглаживая, а толи, почёсывая свой жирный подбородок, произнёс самодержец, перебирая в своих коротких пальцах чётки.
--Великий Халиам мы так рады вашему приёму и принятию моей труппы на вашем острове, что нам жаль вас покидать,- я улыбался, внушая к себе ему полный восторг и почти нежелание уплывать от них дальше.
--Игнассий, но, а как же Рим как же Италия?— вполне довольный моим лестным словам произнёс хозяин острова.
--Я немного лукавлю ваше величество, на самом деле времени у нас в обрез, но мне нужны люди и поэтому я пришёл просить тебя, об одном одолжении или услуге, как тебе будет угодно.
--Рабы денег стоят клоун!— как вдруг Халиам произнёс эти слова чуть ли не сурово и продолжил дальше говорить,- а насколько я знаю, у тебя их нет. Мы вам помогли с ремонтом, я вам помогу и с провизией, но ты мой гость просишь меня больше, что я мог для вас сделать. – Немного смягчившись, произнёс уже он.
--О нет же великий Халиам я здесь не за тем, чтобы только попросить тебя этих рабов, но и ещё отблагодарить великого хана владыку, но если ты не готов принять мою благодарность, то наш корабль сегодня же отдаст швартовый и поплывёт дальше в другие страны.
Как вдруг сразу стало заметно, как у него на лице закралось любопытство. Тогда он поспешил у меня спросить:
--И о какой же благодарности твоей идёт речь чужестранец?- сузил он свои глаза.
--Насколько я вижу о мой господин, у тебя на острове всё есть, всё ты производишь: и сахар, и красивые глинистые кувшины, фарфор и многое другое, но, а вот сам папирус или бумагу ты не имеешь!?
--Ты постой, не про ту ли ты мне бумагу сейчас говоришь, что так тщательно скрывают и знают, как её делать в Китае?
--Да Халиам про ту именно! И если я тебе раскрою её тайну изготовления, то ты сам бы смог спокойно её производить и использовать в своих целях тут на своём острове. Ну, например, рисовать холсты как все те великие художники, о которых ты мне сам рассказывал и о которых наслышан, - вдруг я, как будто зная и ожидая, чем можно было его ещё зацепить, посмотрел на его реакцию, продолжил дальше,- но и торговать ею самому с другими странами.
Из первого приёма к нему нам всем в особенности мне удалось узнать о многом, и об Халиаме тоже, о его всех склонностях к живописи и искусству, а особенно о его мечте и увлечении самому заниматься рисованием. И чем можно было его заинтриговать, а нам протянуть этим время, то я сам для себя догадывался, что только как этим. И изучая его черты лица, как они резко изменились, словно как у кота завидев чашку со сметаной, дополнил я к вышесказанному.
--Искренне хотел вам только угодить, о мой Владыка!
--Да ну откуда тебе знать такие тайны как цирковому гастролёру?— спросил у меня вдруг незамедлительно самодержец.
--Да тайна этого производства очень скрыта, даже не продаётся ими китайцами, не за какие любые деньги. Но мне совершенно случайно удалось её узнать, от одного такого беглого военнопленного из них китайца, конечно же, в обмен за доставку его на один из материков на нашем корабле, вот я и подумал, что эта тайна она мне самому вряд ли когда-нибудь понадобится, а вам мой господин наверняка!
--Игнассий говори, что тебе нужно для этого и если ты мне правду раскроешь секрет её добычи той бумаги, то я тебе в придачу не только рабов дам, но ещё и пушкой наделю, – поспешил мне сказать отец погибшего сына Дира.
-Твоих людей в помощь и науку мою, конечно же, а там дальше разберёмся. Но, а насчёт рабов, пока не знаю, не считал, надо ещё с капитаном всё согласовать, но так думаю не больше восьми человек.
--Ладно, ступай клоун и через… – немного задумавшись, как будто просчитывая что-то там, у себя в уме своём, сказал он мне напоследок, - даю тебе пять дней, чтобы бумага была готова, понял клоун. Тебе мои люди для этого дадут всё, что нужно!
--Да Владыка попробую уложиться за пять!
И я удалился, после весьма тяжёлого разговора с ним, а для себя целого на то испытания.

Глава одиннадцатая
Засада

Отряд Жебула и всех остальных воинов двигался теперь уже в одном направлении, и этим направлением оставался быть для кого дом возле самого порта, а для кого и военный лагерь Халиама, состоявший из одних шатров, что находились у самого моря, а ничего иного. После почти двухнедельного пути с недосыпанием и недоеданием - люди выглядели изнурённо и измученно. Особенно устали очень сильно Анфиса с Есининой. Но благо они не были ранены в отличие от других охотников за головами едоков травостоя. У Гелиоса же рука, стала давать меньше о себе знать, а у Стюарта всё зажило и без того, с его - то богатырским здоровьем. Восемнадцатилетний Ронни достаточно уставший уже больше от седла, чем от всего остального, находился всегда рядом по близости со своими старшими друзьями, непременно слушая их во всём. Его закалённый характер и воспитание отцом, таким воином как Налим, во многом можно сказать, давали о себе знать, уберегая горячего юношу от многих бед и ошибок в походе, в становление его боевого духа, а именно настоящего воина племени. Позволяя ему тем самым неукоснительно слушать их, но ещё и думать своей головой всё время, ища компромисс в выживании в таких местах как джунгли. Гелиос и Есинина здесь на острове Халиама уже и не пытались скрывать свои отношения от всех остальных, но всё же чувствовали себя немного, как бы виновата, перед остальными своими друзьями, где-то в каком-то смысле коря себя, за то навалившееся счастье на них здесь на острове. Оказавшись рядом и быть вместе, друг с другом, любить и поддерживать во всём. Стюарт же радовался за них, украдкой наблюдая за их бурно развивающимися отношениями, где иногда высказывался вслух, что если он выберется с этого острова живым и невредимым, то обязательно женится на первой попавшейся красавице, где тут же обзаведётся многими детишками. Зайду наперёд вам сказать, что первой этой попавшейся красавицей окажется никто иной, а сама Делия и, как вы знаете сами не птицей, а уже временно обычной девушкой. Анфиса же пока всё ещё носила тоску, на сердце отражавшуюся в её потускневших глазах. Тешила себя лишь теми воспоминаниями: о доме, о спасении ею своих родных сестёр, и, конечно же, об Игнассии, где она украдкой затем улыбалась от всех в тайне, вспоминая все те самые дни и мгновения подаренной ей судьбой с встречей с учёным, на её земле. После чего она вместе с ним прошла все эти соревнования между племенами, затем её вызволение и наконец, нападение на караван Халиама. Где она теперь, частенько всё вспоминая, рассказывала им всем своим друзьям воинам поздними вечерами, после долгого утомительно тяжёлого дня. Как они добирались до горцев, и как он ей ночью у костра, давал смотреть на звёзды через свою подзорную трубу. При этом пересказывал свои стихи:
На небе звёзды сверкают яркие,
Как в глубине морской звёзды плавают всякие,
Но удочку туда ты не забросишь,
Лишь только поднебесье, взглядом ты своим обводишь!
Где она впервые узнала, о таком учёном как Коперника Галилей: открывшим людям звёздное небо и многие планеты во вселенной. Где он этот умный человек их не только сам открывал, давая им свои названия, но и даже показывал все эти новые звёзды людям, воспользовавшись обыкновенной подзорной трубой изобретённой им, через стекло, но и где сначала он ей поведал, как, то самое стекло появилось на свет. Что его как будто нашли ещё много лет тому назад, в зале у потухшего костра. Где сразу поняли, что оно так получилось из песка и из него можно делать всё, что угодно и не только плавить разноцветные стёклышки для женщин - украшения, как это делают в Египте, но и ещё использовать его для других нужд, например, в хозяйстве. Дальше уже проделывая последние деньки пройдённого ими основного пути, все старались пробираться молча, экономя последние свои силы. Да и по существу им и вести беседу было неудобно, так как находились они всё время постоянно в седле с утра до ночи, лишь только иногда, останавливаясь для очередного подкрепления едой и отдыха затёкших ног от длительного нахождения в седле. Таким образом, иногда перебрасываясь репликами и взглядами, обязательно проверяли, не только расположения каждого рядом по близости из людей, ну и всю местность будь, то она находилось ещё впереди, до самого горизонта, будь то она уже оставалась быть позади, но и по сторонам тоже. Постоянна быв на чеку в поисках этих вредителей их урожая и остерегаясь, конечно же, с ними, хищных зверей обитавших в округе. Как вдруг Жебул приказал остановиться возле одного из самых высоких эвкалиптовых деревьев, изначально распугав и разогнав с него всех живущих на нём птиц и животных, своим экзотическим голосом.
--Кунжут лезь, посмотри, долго ещё до пруда осталось, нам надо напоить лошадей как следует, а то они скоро у нас, повалятся от жажды на землю.
На что тот прямо с лошади подойдя ближе к стволу дерева, перекинулся на него, и резво полез до самого верху.
--Вижу, левее час ходу будет.
--Тогда спускайся.
Кони, как только услышали такое слово как вода, как будто зная язык людей, заржали, выкатив белки своих глаз наружу.
--Сейчас Марья, щас скорого ты попьёшь ещё немного осталась, потерпи, - похлопывал своего коня по широкой шеи Жебул приговаривая всё ей.
Все вздохнули с облегчением, потому что по разговорам охотников становилось всем ясно, где находится пруд, то там недалеко и сами насаждения, а значит и до людей остаётся недалеко.
И когда сумерки начали сгущаться, боевой отряд прибыл к тому самому пруду с прозрачной, освежающей водой. Застав всё это великолепие, они сначала долго стояли в стороне от своих лошадей лицезрев на тот период дня, когда всё уже притихло в округе, после бурного насыщенного дня. Разные виды насекомых кружили низко над водой. Где все подошли сначала очень тихо, с особой осторожностью, стараясь не нарушать жизнь этого отделённого от всех маленького мирка, как будто беря пример с своих коней. Как те бережно стали пить эту самую воду лишь только изредка, отмахиваясь своим волнистым хвостом и гривой от тут же их облепивших, надоедливых, кусающихся вдобавок мускатов и оводов. И пробираясь сквозь камыши и траву, отодвигая её руками, они все обнаружили здесь, изобилие произраставших розовых водяных лилий, по которым вышагивала в гордом одиночестве птица якана, на своих длинных пальцах ног, перешагивая через один куст широких листьев лилий, на другой. Чуть подальше показалась семейство голубых цаплей. Анфиса склонилась и стала набирать воду в свой бурдюк, как вдруг она напротив себя, по ту сторону пруда чуть ли не столкнулась, глазами глаза в глаза с травоядом. Его пронзительно кипящей яростью зрачки смотрели прямо на неё, где они вовсе были уже не зелёного цвета как положено, а чуть ли не налитого синего от наполняющей его яростью. Он же обхватив дерево своими твёрдыми передними лапами, высунув из-под ствола голову, ещё несколько минут смотрел на неё, внушая ей страх перед ним. На что она схватила интуитивно стрелу и выпустила её из своего арбалета на него. На шум прибежали и все остальные воины. Животное же исчезло из виду мгновенно.
--Он там, он был там!— и, переводя своё дыхание, договорила,- тот самый коричневый, когда мы их ещё детёнышей в овраге обнаружили.
--Не может быть такого воин женщина, -- обратился к ней охотник по имени Ирон он если и остался, то там на той стороне острова, а сюда он уже, но никак не мог добраться.
---Ты наверное ошиблась женщина, то был другой травояд!—тоже высказался Жебул.
На что Анфиса стояла ошеломлённая, не понимая, что ей всем ответить.
--Но нет же, я его глаза точно запомнила, это был он,- повторила вновь она.
--Да Жебул Анфиса у нас редко когда ошибается!—попытался убедить его в этом Стюарт, добавив на всякий случай, - я тебе посоветую этой ночью удвоить охрану.
--Ну, если ты так считаешь, то мы это сделаем, тогда будьте все сами на чеку, кто знает, что у них там, на уме у этих тварей. По всей видимости, они не только способны жрать ботву, но ещё и думать научились у-у-у мракобесие лесное! – не сдержался Жебул произнося эти слова.
К счастью ночь прошла тихо, но не для Анфисы, которой так и не удалось уснуть до самого утра, на что утром командир отряда всем объявил, что к вечеру прибудем в порт. А пока их всех впереди ждали обширные пастбища и разные крупные насаждения. Одним, из которых стал луг с высокой почти по голову травой. Высокие стебли сочной травы колыхались при появление нового дуновения ветра. Местами высохшая трава проявлялась жёлтыми пятнами. Ничто, можно сказать, не могло нарушить их покой в ожидание прохождения последних миль пути, после изнурительного похода с встречей хоть ни своего, но дома. Сопровождающейся покоем, сытостью и сном. Как вдруг по правую сторону этого луга из джунглей, стали не известно, откуда появляться травояды, прямо таки с деревьев прыгая и пролетая по несколько метров в длину и столько же примерно в вышину над лугом.
--Смотрите травояды! – как вдруг крикнул один из воинов Халиама.—Откуда они взяться могли Жебул?
Где все тут же непременно, стали разбредаться в беспорядке по полю на своих скакунах.
--Смотрите вон они ещё! –произнёс встревоженно Ирон.
-И впереди тоже! – сказала Есинина.
И в самом деле, постепенно их полчище стало появляться со всех сторон, особенно позади них всех, как бы их нагоняя, грозясь вот-вот настигнуть.
--Жебул, что будем делать их так много, но откуда они все взялись? – выкрикивал на ходу Кунжут.
--Да вижу я, мне сдаётся, что для нас была уготовлена засада!
--- Смотри сколько из них старых много,- произнёс всё тот же воин по имени Кунжут.
-- приготовьтесь, будем отбиваться! – прокомандовал главный охотник, у которого лошадь встала на дыбы и ринулась вперёд в самую гущу их врагов.
И начался бой. Но травоядов было столько много, что они стали всех воинов загонять к одному месту в тупик, где поневоле люди стали приближаться друг к другу, так отбиваться им становилось на много легче. Спустя час отряд Жебула всё больше начинал сужаться, делаясь неприступным кольцом. Ещё прошло немного времени, как они отважно держали свою оборону, как тут стали появляться потери со стороны воинов Халиама, где из двадцати двух человек оставалось уже пятнадцать.
--Жебул,- как вдруг крикнул ему Ирон,--надо уходить, смотри туда?
А там с другого конца поля на обратной её стороне с запада, летели и прыгали, отрываясь от земли другие зелёные особи. Оставался всего на всего один им отход, которым если это было ещё возможно, то им ещё нужно было успеть воспользоваться. Всем всё стало ясно, что у них дела совсем идут, плохи, тогда Гелиос прокричал:
--Жебул забирай своих людей и уходи, и забери наших женщин воинов тоже. Помахав ему головой, в знак тому, что всем не удастся спастись здесь всем, хоть для кого-то ещё остаётся шанс выбраться, живым из этой сплошной мясорубки. Травояды наступали, даже уже в некотором смысле не торопясь, так как догадывались, по всей видимости, что людям деваться уже от них некуда, то принялись осторожничать, в нападении на них опасаясь за свою жизнь. Решив для себя, что кольцо рано или поздно сузится в конец, и они тогда нападут на них всей своей гурьбой и по - протыкают своими острыми передними конечностями.
На что главный охотник, оглядевшись по сторонам и в самом деле поняв, что этот бой с ними у него проигран, свистнул всем своим остальным и приказам отступать, оставив, как просил перфедорец в заложниках самого себя Стюарта и Ронни, для их него прикрытия и отхода с поля.
Есинина:
--Не может быть, я ещё один раз этого не переживу, - плакала она и прощалась со своим возлюбленным.
Тем временем Стюарт крикнул:
--Уходите пока есть время ещё, уходите Есинина, Анфиса спасайтесь!
Но Есинина не могла уже оторвать Гелиоса от своих объятий. Как он поддал её лошади своей саблей, где она сначала вздрогнула от неожиданности, а затем помчалась, вперёд, унося Амазонку к оставшемуся отряду людей Жебула.
Анфиса тем временем отстреливалась, но в один миг ей вдруг всё стало ясно, что она скоро может потерять на этом острове всех своих друзей, с которыми столько ей пришлось пережить на родине. И внезапно, оглядев всё поле:
--Гелиос, - крикнула она ему, - огонь, Гелиос огонь!
На, что он её сейчас понял как никогда.
--Скачи тогда за ним и добудь его немедленно, мы будем ждать тебя до последнего!
Что и могла только услышать Анфиса от него это последнее слова «до последнего».
Всё происходило в считанные секунды, кто-то кому-то кричал, кто-то как Ронни по первому слову Стюарта принялся косить саблей всю траву, что находилась у них под ногами и поблизости, таким образом, создавая оголённый круг без той самой травы возле себя. Травояды приближались, но с опаской, глядя на Ронни не могли даже, и понять для чего они всё это делает. В последний момент, Жебул уже прикрывая всех своих, крикнул им:
--Воду, всю воду ко мне сюда!
Кто ещё был свободен и жив стали на ходу им скидывать все бурдюки с водой.
И сам он, в последний момент, отступая, снял свой плащ и протянул его Гелиосу со словами:
--Может быть пригодится!?
Тем временем Анфиса уже была далеко от поля. Мчась галопом на всей скорости, она даже не замечала, что её преследуют по воздуху и пытаются сбить с седла всё те же травояды. Она только и успевала размахивать своей острой саблей и отбиваться от них, как только могла, не давая им возможности скинуть себя с седла. Всё время, нагибая голову как можно ниже ближе прижимаясь к хребту своей лошади. Отряд Жебула отступал нагоняя её позади, а там за ним уже вредители пытались сомкнуть своё вражеское кольцо, со всех сторон наступая. И вдруг вдалеке появилась одна хижина, за ней последовала и другая, а в ней и тот самый спасительный огонь в углях. Она вбежала в хижину и недолго думая, схватилась за него голыми руками, потом глиняный кувшин. И помчалась обратно, плотно прижимая к себе левой рукой ту самую ёмкость, не чувствуя уже никакой жжёной боли в поясе.
Проносясь мимо, всех тех воинов Халиама встречавшихся ей на пути, всё ещё стойко сражавшимся при отступлении. Она подобралась к допустимому ею расстоянию от зелёных тварей, которыми уже так и кешило в середине луга, принявшись незамедлительно голыми руками всё так же, доставать из кувшина раскалённые красные угли и быстро бросать их в середину поля. Трава тут же мгновенно загорелась и принялась гореть, нарастая свою огненную мощь всё больше с каждой секундой.
Но пока Гелиос с Ронни сражались с ними, всё ещё так же стойко, неподалёку от них и Стюарт. Все те минуты ожидания, казались им целой вечностью в ожидание спасения, где оно могло прийти только от одного человека сейчас как от - Анфисы, их боевого друга и воина. Как о последней надежде на выживание. Но пока они продолжали их уничтожать, где и сами успевали получать ранения поочередно, не успевая отбиваться от такого наплыва врага. У них не было возможности и голову повернуть, как вдруг совсем мелкий огонёк маленькой точкой показался вдалеке, с ним надежда на спасение, а с нею и последние силы.
--Держитесь, - произнёс внезапно Стюарт,- ради всего святого держитесь, ещё чуть-чуть осталось! Но и все последние силы иссякали у Ронни, как вдруг Стюарт заметил, что парень не справляется с ними и один из старых сейчас проткнёт его своей передней конечностью, тогда он не раздумывая ни минуты, подставил свою ему спину на встречу коричневому, за неимением уже свободных рук в бою. Но тут пока он прикрывал Ронни, Гелиос заметил, как в Стюарта пронзили, словно пикой своей лапой один из травоядов, тогда он одним рывком мечом отрубил тому конечность. Но на него тоже уже грозились все эти насекомые звери наброситься гурьбой, как для них неожиданно огонь заполыхал по всему лугу. И треск, пепел стал выбрасываться вверх в небо. Насекомые мутанты завизжали как резанные, увидев всю эту картину для них смертельного огня, резко принялись разлетаться в разные стороны, спасаясь только бегством и полётом в ближайшие кусты леса. Но они не успевали, огонь в считанные секунды охватил всё поле. Стюарт тем временем повалился на землю. Гелиос и Ронни в последнее мгновение разбрызгали и разлили всю ту воду, что им оставили вокруг себя на скошенную ими траву, смачивая и раненого Стюарта и себя самих, обливаясь ею. Можно сказать, последние капли, вылив на плащ, они все вместе укрылись под ним, пряча раненого Стюарта, обхватив друг друга опять же за плечи. Огонь тем временем шёл сплошной завесой. Анфиса и все остальные ждали их по ту сторону поля, куда так же принялся наступать он и на них, отодвигая их всё дальше и дальше от центра. Лошади, надышавшись дымом, покинули луг, где оставались все ещё наши герои. Ожидание длилось мучительно долго, видно ничего не было кроме пепла, огня из-за глаз режущего того самого дыма. Прошёл уже неизвестно сколько времени. Есинина припала плача к земле, Анфиса стояла белая как снег, уже посчитав, что они все там сгорели на этом лугу вместе со всеми этими мутантами насекомыми. Некоторые из этих особей пытавшихся укрыться от огня бегством выходили из него на окраины ближе к джунглям, попадая прямо в сети воинов Жебула. Они не переставали их добивать в отличие Анфисы с Есининой, которые продолжали чего-то ждать и на что-то ещё надеяться, ожидая своих.
Как вдруг что-то там стало проявляться, сквозь дым и огонь, какие-то тёмные силуэты. Чуть позже Анфиса разглядела двоих людей волочивших третьего человека обхватив его за пояс, руки его взгромоздив на себя. кашляющих и задыхающихся всех в дыму. Они были все чёрные от угара, но живы.
--Быстрей сюда, они живы, Есинина смотри, они живы!
--Где я не вижу где?- кричала уже почти обезумевшая от горя девушка.
Анфиса сев на лошадь попыталась поскакать к ним на помощь, но только как она приблизилась ближе к огню, не догоревшей до конца травы, лошадь встала на дыбы и сбросила её с седла, отказалась мчаться к ним на встречу вперёд. То тогда Анфиса встала и побежала к ним сама по обгоревшему лугу, подпрыгивая изредка от ожога в ногах с плавящимися подошвы сандалий. Есинина плакала и радовалась уже от счастья одновременно, не способная даже встать с своего места с земли с колен, находясь за той чёрной полосой опалённой травы, ещё какие-то минуты, потом нашла силы встала и побежала к ним на встречу, утирая свои градом льющееся слёзы.
Все добрались до конца поля, на что Гелиос с одними белыми белками протянул одни куски обгоревшего плаща Жебулу, ему обратно. На что тот посмотрел на него молча и сказал:
--Не надо! – помахав головой с глазами полного удивления и уважения, к таким людям как к перфедорцам. Всё больше восхищаясь, в удали этого народа, а в частности его племени.
--Да с вами ребятки мы так в раз перебьём всех этих тварей! -- глядя на поле добавил ещё охотник Ирон.
На что Стюарт ели подняв голову, произнёс всем впереди себя стоящим:
--Да к тому же шашлык из нас никудышный!- говорил и одновременно указывал он позади себя на свою раненую спину.

Глава двенадцатая
Представление

И так раненые ни весь, какие, но главное живые, они всё же добрались до порта и города Халиама. Там их всех воинов, как обычно это бывает, принялся встречать местный знахарь по имени Аид, бежавший к ним на встречу, бросив свою повозку с лошадьми, неподалёку как для него так выхода из города, а как для них других, так наоборот захода в него. На бегу всё обо всём расспрашивая главного охотника за головами травоядных, пытаясь уже на своём ходу осмотреть раненых и поставить своим намётанным знахарским глазом свой диагноз каждому. Одновременно, крича рядом с ним бегущему парнишке, скорей всего его помощнику, что и какие лекарства ему нужно приготовить заранее, в его хижине и держать наготове к его скорому прибытию. На что тот, заскочив на одного коня с повозки, помчался быстрее в гарнизон обратно. К тому же кроме сквозных резаных ран прибавились ещё и другие, такие как ожоги. Волдыри на руках облепили Анфису. У Стюарта ожогов было хоть и меньше всего заметно, но зато дыра в спине вместе с конечностью травояда так и торчала. Так же пострадали от огня и все остальные воины в разной степени сложности, но больше всего у всех прослеживались резаные раны. У Ронни и Гелиоса спина, руки были в красных и чёрных пятнах от ожогов, ведь тот огонь на том лугу успел пройтись и по ним. Где они ели, держались в своих седлах с большим удовольствием всё время, обливая себя с головы до ног, свежей, прохладной водой, поднесённой им местными жителями. При появление отряда Жебула в порту, в таком изорванном состоянии и виде, текущая жизнь людей, резко приостановилась. Все женщины и мужчины, попадавшиеся им на встречу по пути к военному лагерю Халиама, издавали свои вздохи и выдохи полного изумления, сожалея и сострадая к охотникам. Но отряд старался двигаться, как им только можно было быстрее, не замечая всю скопившуюся публику на проезжей части, а торопились поскорей добраться до лагеря и получить всю там им нужную, необходимую медицинскую помощь.
Некоторых тяжелораненых погрузили в повозку лекаря, на, что Аид помчался затем к себе быстрее ветра.
Где тут же по порту прошёлся слух, что прибыл отряд Жебула с карательного своего похода на пожирателей их урожая. Эти же слухи и дошли до наших героев, а в данный момент цирковых гастролёров. Радости не было предела. На что Сезон служивший сейчас своего рода связным, между цирковой труппой и кораблём, торопился обрадовать горем убитого отца – Налима о возвращении отряда в город. Одновременно с Ялоком перенося все ими заработанные товары за их цирковые представления в этом порту на свой корабль. Вот и сейчас он, прогибаясь, неся очередной мешок сахару, взбираясь на палубу Орлана, спешил обрадовать Налима хорошей новостью. Ещё сам до конца не осознавая, насколько и для кого она в какой степени может таковой хорошей вестью оказаться, в хорошем смысле слова.
--Налим!
--Что Сезон?
--Весть хорошая отряд вернулся.
--Когда?
--Сейчас только, что.
--Тебе удалось что-нибудь узнать про моего сына, был он там среди них?— как вдруг полностью переменившись в лице, встревоженно произнёс Налим.
-Нет, Налим, но туземцы поговаривают, что ни весь отряд целиком вернулся, что вроде как в засаду они все попали и многих своих людей там потеряли, уже здесь прямо возле самого подступа к их ним насаждениям.
Как вдруг Налим:
--Всё я пойду туда к ним, - и ринулся к борту корабля.
--Ты что куда дурак старый всё испортишь,- преградил ему дорогу Сезон, стараясь удержать его, с мешком сахару на плечах - держи себя в руках слышишь меня, держи скоро всё узнаем, живой он или нет! Потерпи ещё немного осталось, главное, что он вернулся отряд то этот, под командованием этого Жебула. Я сейчас больше всего про него самого наслушался, чем про весь его отряд. Говорят, что он очень хороший воин и пользуется здесь некой славой у своих жителей, в истреблении этих пожирателей сахарного тростника. Скажу тебе, что я после всех их рассказов о нём более-менее, сейчас спокоен, стал, за всех там наших людей у него.
Но в глазах Налима и во всём его виде и движение прочитывалось только одно, что как ему хочется бежать к сыну, обнять его, приголубить и приласкать. Сказать ему, что всё отец рядом, и ты ничего можешь уже не бояться мой сынок. Где в этот момент его захлестнули одни только эмоции, но никак ни разум, поэтому Сезон всё понимал и старался старому воину помочь прийти в себя и не подвергать опасности ни себя, ни сына, ни всех остальных. Удерживая от попыток бежать к нему. Спустя некоторого времени окунувшись лицом и полностью головой в морской воде, Налим произнёс:
--Всё я спокоен, я буду ждать его здесь. Но чёрт он ведь тут мой Ронни, где-то в миле от меня, рядом!
В необъяснимых терзаниях в очередной раз, прибегая к морской воде и окунаясь в неё, всё метался по палубе с мокрым лицом, шеей и грудью отец пленного сына.
Сезон стоял и не знал, уже, чем помочь своему другу, понимая одно. Что тому нужно только одно время, чтобы переварить всё им сообщённое и успокоиться.
Шёл четвёртый день моего приготовления той самой бумаги для Халиама. Где возле одной из гончарных мастерских можно сказать ни без моей помощи, кипела работа вовсю. При палящем солнце с одной стороны, с другой же прослеживалось красивое голубое море с играющими волнами вдалеке. Откуда доносился крик зовущих чаек и всплеск воды ныряющих в воду изящных, но весьма справных дельфинов. Меня от солнечного удара если и спасало, то только одно, всё та же на мне одетая моя не снимаемая коричневая фетровая шляпа. В которой я, будучи даже костюме клоуна находился постоянно, стараясь ещё быть менее признанным со стороны Халиама. Что выглядела вдвойне смешно вроде бы интеллигент, но в одно время в разноцветном комбинезоне из разных кусков материи с бабочкой на шеи, в шляпе и обязательно с красным помпоном на носу, сделанный из шкуры забытого кролика, ещё и с пуговицами размером в яйцо вдоль всего моего туловища. Вот таким образом я и выступал. Но сейчас же избегая всех тех самых не щадящих никого лучей солнца, был одет довольно легко и просто. Как это бывает у меня обычно в моей простой повседневной жизни: в свою белую льняную рубаху, с выцветавшей и потёртой от времени коричневой жилеткой, сатиновые штаны с вкладками про меж ног вставками кожи. От протирания в седле и всё в тех же из крокодильей кожи зелёного цвета сапоги. Где передо мной стояли чугунные котлы и большие гончарные горшки, в которых уже предварительно был замочен обычный бамбук за несколько дней вперёд, но и этого было мало. После чего мы все вместе с моими помощниками из людей Халиама перекладывали весь это размоченный и вымоченный бамбук в другой огромный котёл, что находился на костре и долго всё варили, превращая в одну сплошную рыхлую в особенном порядке массу. Где халиамовцы своего рода этого острова тоже учёные смотрели на меня и диву давались моей работе. Как всё легко и просто оказывается, но, а вот без нужного на то рецепта шиш тебе с маслом, что может выйти господа. Всё я им приговаривал я, на что они только смотрели и поражались всему в особенности движению всей науки неукоснительно вперёд.
Моё настроение было на высоте, ещё бы вчера вечером наши друзья вернулись с того самого опасного похода, что мне вдвойне придавало уверенности в том, что как нужно побыстрей всех забирать с этого острова и как говорится обычным простым языком валить отсюда, на всех наших парусах, да поскорее. Но увидеть кого-нибудь из них, ни мне и никому из наших ещё пока не удавалось. Одно только утешало, нас всех, что теперь всё срастается и всё идёт вроде бы по моему на то плану. Завтра бумага будет готова, отряд вернулся, а с нею и большая на то наша надежда, что Анфиса, Стюарт, Ронни, Гелиос и Есинина все живы и здоровы, вернулись с похода. Уже зная точно, что по крайне мере, когда они отправлялись в него, то точно были живы. Процесс изготовления бумаги был в самом разгаре, теперь оставалось только всю эту рыхлую варёную массу из бамбука разбавить хорошенько водой и выложить в специальные формы, мною заранее по моей просьбе подготовленные в гончарной мастерской: выжженные глиняные слитки. Где она вся эта масса, затем аккуратно выложенная и размазанная как бы по всему протфелю, плотно прессовалось мною тонким слоем, после чего весь день отбеливалась на этом горячем солнце. И так порядком двадцати глиняных слитков с бумагой нами были готовы к концу четвёртого дня. Туземцы плясали и без того все мокрые от пота, из-за своих тёплых чурбанов у них на голове. Где я в свою очередь спешил ещё как обычно на наше вечернее представление. С одной только целью и надеждой, что все наши прибудут туда на него посмотреть.
И так наше представление на площади вот-вот должно было начаться. Мы же все за ширмой как обычно ожидая каждый своего номера выступления, пытались как можно точнее разглядеть, создающуюся обстановку в округе, а именно настроение Халиама и его подданных людей, а так же всего народа и гостей прибывших с других стран к ним в порт на остров. Решивших посмотреть на такую нашумевшею в округе, цирковую труппу как мы вдобавок ещё путешествующих на корабле, больше всего знаменитую нашими приключениями, чем самими цирковыми трюками. Что нам сейчас и суждено было наблюдать, так это скопление в одном месте богатых приплывших купцов, местных ремесленников, гончаров в особенности многих землевладельцев культурных насаждений. Те, которые занимались выращиванием сахарного тростника и его переработкой выглядели на много побогаче всех тех других, кто выращивал другие виды культурных растений таких как, например, кукурузу, овёс, пшеницу. Для них были всех отведены определённые места что пониже, тем, кто по беднее же, но всё же купцы их составляла большая часть, и орали, больше всех находились повыше и соответственно подальше от нашего манежа. Кроме всего всё правое крыло занимали обыкновенные простые жители. Состоящие из женщин почётных стариков острова и детей. Пока готовился весь наш цирковой инвентарь, и мы сами в выборе артиста которому придётся выступать первым, конечно ссылаясь больше всего на наших птичек «пташек» в воздухе как на самый козырный номер всей труппы. Успевали разглядеть всё то, что как будто могло находиться за нашими кулисами. Где так же на своём обычном месте восседал всё тот же гордый, но весьма чем-то довольный Халиам. Указывая на нас кивком или ещё рукой, рядом с ним сидящему со стороны очень красивому на наш первый взгляд показавшемуся воину, как потом выяснилось тому самому Жебулу, что-то всё время, ему объясняя и рассказывая. Возле них чуть только дальше по правую сторону руки сидели и переговаривались между собой Ирон с Кунжутом с остальными воинами из уцелевшего отряда. Ещё бы с момента его отсутствия как главного воеводы здесь столько всех событий произошло, где Халиаму было чем удивить его. А тому в свою очередь и его самого. На что Владыка посмотрел на всех воинов авельцев уже более расположенным взглядом к ним. Суета продолжалась со всех сторон. Заметные эмоциональные беседы и расспросы Халиама у своего смелого воина о походе, на что тот в свою очередь торопился ему всё рассказать в мельчайших подробностях, о каждом опасном моменте их подстерегающих в дороге. Стоял сплошной гул по всем рядам и скамейкам, к которым всё ещё неторопливо подтягивался народ. Как вдруг зоркая Граната вскрикнула:
-- Игнассий смотри,- она запрыгала вся от радости на одном и том же месте, Делия, Лион сюда Шериот, - призывая всех нас за собой. ----Это они вон вы видите их, они сейчас сядут вон туда, там, где левее ложа находится со всей их знатью только на много дальше.
И точно первая пробиралась к своему месту между рядами Анфиса, за нею Есинина, Гелиос и Ронни. В отличие от всех радостных лиц они были самыми грустными.
--Так соберёмся духом все друзья! – произнёс я, как почувствовал сам, что по всему моему телу пробежала дрожь. ---Делия с Гранатой вы идёте первыми. Помните, как я вас учил. Как надо выходить к людям?
--Да помним Игнассий, мы помнил с поклоном и с расставленными руками в разные стороны,- не торопясь произнесла Делия.
-Ну, тогда давайте не пуха вам и ни пера!
--Игнассий, - Граната вдруг сморщилась и с вопросительным взглядом посмотрела на меня, произнесла,- ты опять?
--Тьфу ты блин забыл я снова, кто вы есть на самом деле.
--Хотя смотри, - отодвинула Делия рукав на голубой тунике и показала ему, что крылья начали отрастать у неё вновь.
--Быстрей, быстрей иди сюда, - подозвал её Шериот и принялся состригать ей ненужные отросшие перья.
--Так только вы там смотрите по аккуратней, а то потом мне опять будут туземцы лишние вопросы задавать: «Откуда здесь перья могли взяться?».
--Всё готово! – сказал всем Шериот.— Теперь можно выступать.
На что я как обычно вышел первый и с такими словами:
--Дорогие наши гости - жители этого прекрасного острова! Мы рады всех вас приветствовать на нашем представлении, а особенно всех тех, кто на нём присутствует впервые!— Сделал я низкий поклон в ту сторону, где находился сейчас сам хозяин острова и его все именитые воины, в свою очередь, завысив свой голос на последних словах, где продолжил дальше. - И так к вашим услугам наши цирковые артистки, вот эти смелые девушки, - отводя руку в их сторону, откуда показались уже у входа Делия с Гранатой. - Приплывшие к вам на ваш остров покорить всех вас своим мастерством, ещё наслышанного всеми вами с той страны про смелого Одиссея, далёкой Греции. Они сейчас вам с большим удовольствием, продемонстрируют свой, не менее смелый трюковой номер, с хождением по тонкому канату, как по тонкому льду. (хотя зачем я это им всё говорю) подумал про себя и дальше продолжил. - Встречайте их и рука плещите им, поддержите их о гостеприимный народ великого Владыки вашего Халиама!
Я с необъяснимым чувством страха в глазах и с растянутой улыбкой на лице пытался создавать сейчас вид, непоколебимый и непринуждённый в своём докладе. Догадываясь тому, что меня уже Анфиса, Есинина, Ронни и Гелиос узнали, по их схватившемся вдруг рукам всех вместе и попытки некоторых из них от огромного удивления привстать со своего места, а это Анфисы. Где мне очень хорошо были видны их лица и сжимающие скулы со всей силы зубов, только чтобы ничего не выкрикнуть лишнего и не проговориться вслух, как бы не сдать нас своим неверным движением невольно врагу. У Анфисы и Есинины глаза на солнце заблестели от наполняющихся в них слёз, слёз горячи, слёз боли, скорей всего даже больше уже начинавшей тяготеть их от вынужденной чужбины, чем страха за свою жизнь. Но в особенности ещё неописуемой благодарности меня, же здесь самого увидеть, появиться и оказать им поддержку в ту самое трудное время для них, сейчас на этой площади как на арене настоящего цирка.
На что люди все радовались и смеялись, но только не они, а нам, же оставалось просто работать и демонстрировать свои номера, дальше продолжая с некой хладнокровностью веселить толпу.
Зрители продолжали аплодировать появившемся канатоходцем, на что девушки незамедлительно принялись подниматься на высоту в пятнадцати метрах от земли. Когда они успели уже как настоящие артистки цирка обрести новыми приёмами и навыками, за время нахождения на этом острове и тренировок постоянных на нём. К способностям прибавились ещё и такие, как жонглировать шариками набитыми песком на большой высоте с многочисленным количеством ещё разных железных колец. Таким образом, всё шло, как по маслу, Ялок периодически выбегая в промежутках между антрактами выступления, делал свои трюки акробатические, кувыркаясь в воздухе и на траве. Готовился к выходу Панкрат. Совершенно белый ещё с не успевшей как следует загореть своей лысиной. Где наш всех взгляд был, конечно же, заострён за так называемой ширмой или кулисами только в одном месте и в одном направлении. На наших всех друзей. Пришла очередь и нашего номера с Панкратом, Ялоком, мной и коромыслом, но только не деревянным, а железным и двумя большими чугунными чанами на цепях, будто вёдрами, присоединённых к нему по разные стороны. Куда каждый из туземцев мог положить один камень с весом в два кило, а в мою шапку с протянутой рукой класть одну монетку взамен. Как бы покупая у меня те самые камни. На что это наш номер шёл на ура среди многочисленного числа туземцев. С одним выгодным условием для зрителей, своего рода игрой. В которой если наш Панкрат – силач не осилит поднять это самое коромысло с последним, туда уложенным в него камнем, кем-то из присутствующих. Естественно с заплаченной соответственно монеткой наперёд, то весь выигрыш, а это всю мою шляпу с накопившимся в нём состоянием заберёт себе. Сейчас же все ожидали одного, на ком та сила Панкрата иссякнет и кто окажется тем счастливчиком, что возьмёт весь выигрыш. (джек пот)
На что я ходил по рядам и продавал камни, державшие в своих руках Ялоком по одному.
--Ну, господа купцы и жители этого прекрасного острова прошу вас, как вы думаете, что победит сила этого силача или ваша щедрость? Прошу вас кладите монеты в мою шапку, и мы все узнаем, а мой помощник Ялок, вместо вашей заплаченной монетой положит камень в чан с коромыслом.
И так продолжалось хождение пока все чаны были не заполнены камнями. Как я остановился напротив своих друзей пленных.
--Ну что вот вы юноша с белыми волосами, - обратился я к Ронни,- не пожалеете ли вы испытать судьбу свою, вдруг наш артист и не осилит поднять этот весь груз на этот раз? Ну, воин о мудрейшего и самого смелого Жебула попытайте же свою судьбу, - всё призывал я его, делая, конечно же, вид, что совершенно не знал этого молодого парня.
Ронни замешкался, где видно было по всему его лицу и виду, что он был бы и рад сейчас отдать всё, что имел и не только одну эту самую монетку, чтобы хоть раз, хоть скользим, дотронуться до Игнассия, до его дружеской руки незаметно и подержать её. Хотя бы просто перешепнуться с ним, но у него ведь не было тех самых монет, он осознавал всё полностью, что здесь он раб на этом острове и всё. Чуть ли не стоял и не плакал совсем уже разочарованный он в себе в конец. Как вдруг раздался голос от Жебула. Где все тут же перевели все свой взгляд от меня к нему.
--Эй! Перфедорец, на возьми ты заслужил, - и пошла белая монетка по рядам, да по рукам, а потом и вовсе была подкинута ему вверх, где он её так резво успел словить.
Толпа можно сказать неистовствовала от всего происходящего, где каждый мечтал собрать весь куш с шляпы себе, хоть и мелочёвки всей, но всё же даже очень азартной игры.
Ронни в первый раз заулыбался и вышел на площадь-манежа.
--А вот и появился ещё один счастливчик гоняющейся за удачей, - поднял я как вдруг его руку вверх поворачивая во все стороны.— Сейчас мы и посмотрим, где все убедимся, что осилит ли наш силач или великая щедрость и риск этого самого молодого человека. И положив камень в чан, мы отошли оба в сторону. Пока все наблюдали, заострив всё своё внимание на Панкрате, на его заранее подготовленную корячась и пыжество над поднятием этого коромысла, с полностью заполненными тяжёлыми камнями в нём. Я ему произнёс:
--Ронни слышишь меня, на послезавтра уготовлен побег, передай всем нашим, понял меня! Здесь в порту стоит корабль Сезона на нем, и твой отец тебя ждёт там тоже! - Чуть ели слышно, где это было, только слышно одному ему, проговорил я.
Этот номер всегда туземцы ждали с нетерпением, надеясь на выигрыш в тот момент, когда наш Геракл сдастся и наконец, он сдался и как вы сами понимаете, даже с некой выгодой для нас всех самих. Довольный парень поднялся по рядам наверх набитый свои карманы мелочью. Дальше следовал номер по стрельбе из лука и ножей на коне одной из Амазонок, как она стоя могла поразить цель на скаку лошади и под лошадью и сбоку тоже. Лион же с Шериотом помогали ей во всём, кто-то становился мишенью, а кто как Шериот так ловил на ходу выброшенные стрелы ею в него. И наконец, мы перешли к заключительному этапу цирковому представлению с дрессированным сумчатым животным. На что я ему:
--Хоть я тебя и не люблю, но ты брат не вздумай меня подвести!
Похлопав его по спине почти вытолкнув животное на нашу арену цирка.
Одна из воинов Есинины, где не менее важно, то, что и её воины присутствовали с нами и стойко пытались высвободить из плена свою предводительницу племени.
На этом звере с длинными ушами, но довольно массивными лапами, что задними, что передними, но только на передних были одеты похожие на боксёрские перчатки пошитые рукавицы, набитые все плотно соломой.
--Ну, кто хочет сразиться?— произнёс Лион. Где в этом номере он помогал выступать Амазонки по имени Тея.
--Я,- вдруг выкрикнул один из народа.
Потехи продолжались, как почти всеобщее веселье перебил сам Халиам.
--Игнассий! - крикнул он, подзывая меня вдруг к себе, - а отчего же с твоим зверем, должны драться мои люди, - и недолго думая, крикнул воинам своей охране, что стояла в самом низу,- ну ка выведите парочку травоядов, пускай они сразятся!
--Но мой господин оно, же цирковое животное, - как вдруг попытался я ему перечить.
--Ты, что забыл, как Одиссей сражался с минотавром клоун?— я понимал, что когда он произносил это слово как «клоун», что от него надо держаться было подальше и лучше всего не злить его. На что он продолжил, одним словом:
-- Вывести!
Как тут же на мои все сопротивления воины схватив, пугая меня своими пиками, отвели в сторону.
Посередине площади из сетей можно сказать скинули этих громадных насекомых. Все замерли на каких-то пару секунд, после чего поднялся снова гул.
--Бей их, бей!— кричали люди нашему цирковому гастролёру.
Звери встали на задние лапы, с глазами и не обороны, а полной атаки. Наш же сумчатый можно сказать навострил свои уши. Те, что поначалу стояли вместе, стали обходить с его разных сторон. Как тут вдруг Тея выскочила на манеж, которую Лион не в силах был уже удержать.
На что я заорал ему:
--Убери её отсюда!
Тем не менее, она подбежала и что там сказала этому своему животному, мне до сих пор остаётся загадкой, скорей всего это были своего рода тренерские штучки между дрессировщиком и его дрессируемым подопечным. В любом случае мне стало понятно, за время изучения всех его боёв этого сумчатого на рингах, что она ему могла подсказать, не подпускать их к себе ближе. Так как нам уже с первого дня стало известно всё про этих зелёных, как и чем они воюют и защищаются. Таким образом, у нашего зверя в ход пошли не только его кулаки, но и ещё его крепкие ноги. Хотя больше всего этот номер служил для развлечения толпы, со смешным на то подтекстом, но никак на настоящий поединок, где мне уже этому хозяину острова объяснить не пришлось заранее, а ему, по всей видимости, догадаться самому. Местами скачками он успевал вывернуться от их передних конечностей вовремя, тут же подбирая их под себя и заваливаясь им на спину. Но одному все, же из травоядов удалось ему обрезать одно ухо по самую голову, откуда принялась выступать кровь. Те и опасные, но настолько не разворотливые были, что не скажешь по нашему спортсмену. Ринг закончился в нашу пользу, но не для Халиама, по всей видимости, как он приказал вывести теперь вместо двух, уже четырёх таких подобных и одного старого коричневого среди них.
Делия Граната отвернулись в сторону, боясь даже смотреть туда, на этого им уже всем так полюбившемуся животному, придерживая свою подругу Тэю от необдуманных поступков. Всё время, повторяя ей, что надо выстоять во, чтобы то не стало и крепиться ей заранее.
Что творилось на площади, не передать словами, шум, крики, гам, где наше животное билось, иногда зовя уже на помощь свою тренершу, не понимая, почему его режут и наносят такие раны уже серьёзно. Подвывая, но он обратно вставал и подпрыгивал над травоядами, нанося им свои удары в отместку, но тех было больше и соответственно режущих ранений тоже. Он бежал, падал на спину, снова и снова отбивался своими крепкими ногами, но это было тщетно и видно, что животное теряет много крови. Те его настигали и продолжали закалывать снова. А команды отбоя так и не поступало. Уже совсем, когда животное стало падать на землю всё чаще, тогда Халиам приказал вынести ему свой арбалет. Где он сам с присутствующей ему величием принялся отстреливать всех этих тварей не щадящих никого. Сумчатого унесли с площади, хоть ещё живого и с глазами непонятными к своей дрессировщицы, он так и скончался из-за потери крови и смертельных на то ран. На что мне сейчас стало, необъяснимо жаль его и стыдно за все свои насмешки над животными его вида. На этом наше представление закончилось.
Глава тринадцатая
Побег
И так к концу пятого дня самым ранним утром, всё - то время, которое было мне отведено на изготовление бумаги. Я предстал перед Халиамом со всеми своими учениками, а ему приставленных ко мне людей. Он, попевая что-то из серебряного блюдца с видом «ничему не верю» разрешил впустить меня к себе в царские его палаты и так открытых дверей. При виде меня, как вдруг махнул рукой подойти к нему со словами:
--Ну, неси Игнассий сюда, ближе я хочу разглядеть её как следует.
Взяв один белый лист бумаги, вынутый мной незадолго из глиняной формы, я подошёл к нему с полной своей уверенностью в себе, и протянул ему его, уже со своими готовыми на то словами:
--Вот Владыка, как я тебе и обещал - это бумага!
На что он только когда, взяв лист в руки, то испытал что-то правдоподобное в этом.
--Да это просто чудо, какое чудо, краски, кисть, а ну ка быстро, несите мне мои сюда!— приказал своим рабам неграм, с большими забегавшими глазами от удивления. Одновременно: то трогая её эту бумагу, своими корявыми пальцами скрывая их под перстнями, да сапфирами, то нюхая этот белый лист, то пробуя его на свой язык, слегка прикусывая её края передними зубами.
--Ты поглянь, а только представь себе, как долго я за нею гонялся, как они-то от нас её эту-то тайну-то скрывали все эти китайцы, весь её способ приготовления!? Сколько лет уже прошло, но нигде и ничего, а тут вот нате тебе, сколько хочешь. А сколько я платил за папирус, холсты и привезённую мне такую бумагу из далёких стран купцам. И её всегда было мне мала, а теперь вот Игнассий её будет у меня, столько, сколько я захочу себе сам!
Я еще, таким образом, стоял минут двадцать слушал, пока он всё продолжал нести свой этот весь бред, потом ещё примерно столько же, пока он там всякий уже на то бред ещё и рисовал. В конце концов, он вспомнил про меня и наше отплытие, скорей всего догадавшись по моим глазам.
--Ну, что Игнассий ты подобрал себе рабов для цирковых своих представлений? Халиам слово держит, я, как обещал тебе, так и выполню, дам тебе ещё в придачу и пушку.
--О, Владыко, - сделал ему поклон головой, - вы самый щедрый из всех Владык островов к которым я причаливал!
--Знаю, знаю, уже говорил, так, когда отплывать то думаешь, хотя можешь ещё на пару деньков задержаться в порту!— делал мне, уже можно сказать одолжение полностью окрылённый и довольный хозяин острова.
---Нет, государь, время уже поджимает мы и так здесь у вас, думаю что загостились, вот как только подберём себе людей для гастролей сегодня же, то думаю, завтра с утречка и отдадим швартовый, - на то уже своей закравшейся радостью в душе, произнёс ему я.
--Ну, тогда, что от меня ещё требуется, только вольную тебе подписать и пропуск дать, как рас на твоей новой изготовленной бумаге, да Игнассий.— С загоревшими глазами полного восторга, всё так же с нею в руках, собрав их всех из глиняных слитков, отвечал мне он. На что мне уже самому стало казаться, что все оставшиеся последующие годы своей жизни он, так, и не выпустит её, из своих рук, а будет так с нею и спать, и есть с этой бумагой.
--Да, о щедрый Халиам!
Взяв один из чистых листьев ему поднесённых, самодержец, окунул в свои особые чернила перо, накорякал там, что-то своё ими, а затем поставил в концовке свою королевскую халиамовскую печать.
--Тогда чужестранец попутного тебе ветра и не забывай заплывать на наш остров, хоть иногда!- одновременно уже мне её протягивал и говорил такие вот прощальные слова.
--Конечно же, Владыко, вы сами знаете как я и вся моя труппа до глубины души своей вам признательны!
--Ну надеюсь ты зла на меня не держишь за того животного, скунса никак вроде? – с хитринкой вдруг в глазах, спросил у меня Халиам, где-то проверяя мою реакцию на поставленный им вопрос в моём взгляде. Признаюсь честно вам, так я этого животного называл сам, откуда они и переняли его называть так же.
-Да, что вы Владыко их у нас, сколько хочешь вон по полям, да по лугам бегают, - не стал я ему выдавать свою ненависть к нему только уже, поэтому одному поводу.
--Ну, тогда ступай и прощай!
Ещё раз сделал я ему свой низкий поклон, уже прислушиваясь позади себя к разговору докладу его подчинённых к нему, по подробному способу приготовления бумаги, где дальше уже пошли у них свои купеческие и коммерческие разговоры мне совершенно уже ничем не интересные.
Уже ближе к полудню, наша на то суета была заметна для всех жителей, а не только воинов этого островка, по подбору нам этих цирковых артистов и так рабочих на судно – матросов, где мы тщательным образом устраивали, какие-то свои просмотры над предложенными нам людьми. В этом мне помогал Шериот и Лион хорошо осведомлённые в этом деле. Пока Сезон как капитан нашумевшего судно изучал, всю обстановку и содержание наших пленных в лагере Жебула, прохаживаясь как бы случайно возле военного их городка. Из чего ему удалось узнать, что Стюарт сильно ранен, но жить будет, проблема одна ходить он был не в состоянии, совсем из-за ран. Анфиса, Ронни, Гелиос и Есинина спокойно к счастью не на цепях перемещались между шатрами в лагере, но с них не спускали свой глаз халиамовцы. Соответственно в городе они могли появляться только с другими воинами Жебула, под их ним на то конвоем.
--Ну, что Игнасий похоже, их подменить нам не составит и труда! — произнёс Сезон, оглядываясь на всех стоящих их в ряд рабов, понимая, что с нашей стороны это всё разыгранная спланированная только фикса.
--Там как дело пойдёт капитан, вон видишь, сколько их тут привели к нам бедняг, забрал бы всех с этого остова, но, увы,- с жалостью посмотрел я на этих рабов.
--Скажи нам Сезон, как там всё тихо пока? - стал допытываться до него Шериот.
--Да. Они ходят Гелиос, Ронни, похоже, что спокойно по этому лагерю, но за ними присматривают всё-таки и с башен и снизу, пока, по всей видимости, после похода оклематься им немного дают, да все раны свои подлечить. Там знахарь местный часто их проведает, - потёр себе вдруг с потевший лоб Сезон платком, доставшим из своего карманы, на что продолжил, дальше говорить. - В их лагере людей почти и нет, все можно сказать в основном при деле находятся: одни в городе или в своей семье, другие же в самом порту прохлаждаются, конвоем ходят по четверо, да по двое. Всё делают досмотры вновь прибывшем кораблям, а так же проверяют и готовых загружённых к отплытию. У этого Халиама тут всё предусмотрено как я погляжу ребятки, так как часто он ведёт свой торговый обмен товар на товар или всё на золото, да на серебро меняет.
--Как ты думаешь, капитан они нас проверять станут при первых лучах солнца?— спросил его Лион.
--Ну, а ты как думал, конечно же, и здесь и там, но думаю только лишь палубу, они ведь уверены и наслышаны про нас, к чему им устраивать над нами свои досмотры, мы и так у них всё время на виду были, - убедительно произнёс Сезон.
На, что Делия:
--Ой, быстрей бы ночь и утро, уже ждать нету никаких сил и так домой хочется к папе,- не привыкшая к таким долгим разлукам, бедная птичка произнесла.
--Да и так полетать охота,- задумчиво вглядываясь в небо, пролепетала Граната.
На что ей рядом стоящий Панкрат произнёс:
--Думаю вот полетать вам ещё, не скоро придётся, пока все ваши крылышки та не отрастут!
На что наши фиалки изумились и посмотрели на него, на его шутливый настрой, где Делия не удержалась.
--Знаешь, что бы тебе сейчас на это ответила Анфиса? - где они в один голос с Гранатой, - кто бы говорил!— глядя всем видом и указывая на его лысину.
Как все вдруг заулыбались, чувствуя у себя каждый уже облегчение, за своих друзей и скорое отплытие с этого острова и от его тирана.
--Так, а куда Ялок запропастился с Теей, - обнаружил я, что их нет среди нас нигде, то поторопился быстро спросить у них в свою очередь.
--Они Заю хоронить понесли, скоро вернуться, - проворковала опять Граната.
--Понятно, а я только сейчас узнал, как его зовут, пойду встречу их, заодно у меня ещё кое-какие дела остались в городе, - не решился я им так и признаться какие.

И так долгожданная ночь наступила. На что мы, последующие несколько часов провели в тревожном ожидании. Лион пошёл первый и никуда-нибудь, а ближе к военному лагерю с расположившимися там в нём шатрами с разведкой. Мы крались уже за ним как можно тише, хорошо, что ночь была затянута чёрными облаками, после чего хлынул сильный дождь. Где мы все на него отреагировали как на подарок судьбы. Держа в руках разные вещи, куда входили цирковые костюмы, и другие предметы. Каждый наш шаг был целым на то испытанием.
--Не рано ли еще, а Шериот, как ты думаешь? – спросил его Лион.
На что тот ему ответил:
--Кто его знает, думаю в самый раз!
--Тише, сказал я им всем, если, что, то там лучше на корабле переждём.
И так мы подошли к лагерю береговой охраны. На домики стоящих конусом лил непрерывно проливной дождь, что почти и видно не было ничего. В этих тропических местах дожди начинались быстро, осадков выделяли много, но и так, же заканчивались внезапно. Лион всех нас поджидал уже с нашими всеми друзьями, обнимаясь, целуя друг друга при такой встрече, где они все, прячась под двумя плащами от дождя, уже прижимались рядышком как можно ближе друг к другу к одному из шатров. Мы в свою очередь, как только приблизились к ним, то тоже бросились, к ним навстречу. На какие-то пару минут взаимных рукопожатий и объятий, но, ни места, ни времени, у нас для этого совсем не было, даже лишней минутки переговорить.
--Постойте, - вдруг Анфиса оборвала нашу всю встречу, обращаясь ко мне, - Игнассий у него ведь остались твои часы, твой подарок!
--Ну пускай дочь Авеля, нам сейчас нужно думать ни о них, а как Стюарта вытащить из того самого шатра! - на что твёрдо произнёс я ей.
--Ну как же ведь это твой подарок? – не хотела расставаться с ними Анфиса на этом острове, все, по всей видимости, теша себя надеждой, до самого этого момента любой ценой выкрасть их у Владыки острова из его шикарных угодий.
--Нет, Анфиса нам нельзя лишний раз рисковать, да пойми же ты глупышка, наконец, - произнёс я ей уже как можно ласковей, всё так же ей упорно стоящей и смотревшей в сторону дворца, до сих пор собиравшейся ринуться к нему туда.— Нам нужно к Стюарту он нас всех ждёт там раненый, а затем на корабль. Тут вмешался в наш разговор на помощь мне Шериот:
--Анфиса опять ты за свои побрякушки взялась это воину не к лицу, ты сама знаешь об этом!— с мягкой иронией на лице он произнёс ей.
Уже чуть ли не плача она глубоко вздохнула и сказала.
--Пошли за Стюартом.
-Нет, ты остаёшься здесь со всеми, мы пойдём за ним сами.
Неожиданно обернулся ко мне Гелиос с вопросительным взглядом.
--Игнассий проверка вся ещё впереди, там конвой стоит у самых кораблей на берегу у выхода в море,- встревоженно говорил Гелиос, по всей видимости, обеспокоенный за Сюарта, - так, что делать будем, как нам незаметно его пронести через всех их?
--Не переживай друг, я кое-что придумал! Так Лион, Гелиос за мной, вы пока стойте тут и ждите, да и ещё оденьте на себя все эти наши костюмы, - и мы ринулись в сторону шатра. Где находился лежать раненый Стюарт. Через некоторое время, можно сказать, ворвавшись туда к нему.
--Ну, наконец-то я уже заждался вас всех здесь!— довольно произнёс он, но очень тяжело.
Лион, Гелиос, не тратя даром времени, принялись переодевать его, натягивая на него костюм Игнассия. Через минут пять Лион:
--Всё готово!
--Так ещё мне кажется, мы кое-что забыли, - где я тут же снял с себя бабочку и перекинул ему через его голову.
--Так, кажется теперь всё, а да, вот ещё что, - и потянулся я обратно в свой карман, за красным своим носом на резиночке, затем натянул его ему на его нос. - Так теперь мне кажется всё в полном порядке, - выглядывая из шатра, - пошли!
--Ты думаешь, это ему пригодится? – произнёс Лион, облокотив своего друга на себя, - посмотри какой дождь идёт?
--Не знаю Лион, но думаю, что может ещё и понадобится, --- сам пока не зная об этом точно, но все, же предпочёл всё оставить, как полагается всё в полном комплекте - клоуна.
Как все посмотрели на Стюарта и улыбнулись глядя на его смешной вид, где он сделал глаза в кучу и принялся разглядывать свой нос, сказал им в отместку:
--А, что сейчас всех в таком виде из плена вызволяют или только меня?
Переглянулись мы с Лионом и Гелиосом и ответили ему.
--Нет только тебя!
Ведь наш друг раненый все последние новости от друзей узнавал здесь в этом шатре, в том числе и обо всех тех наших цирковых выступлениях на площади.
Двигаясь гуськом прикрываясь всем, чем можно было только от дождя, под невероятные стоны боли издаваемыми раненым товарищем, мы всё же добрались до корабля, где нас всех поджидал конвой вместе с первыми лучами солнца.
Я молча вытащил вольную рабам и соответствующим образом наш пропуск. Где вдруг незамедлительно появился наш капитан, на своём капитанском мостике со своими призывами:
--Быстрей, быстрей, смотрите, какой ливень идёт! Промокните все сейчас, а сушить мне все ваши цирковые костюмы негде будет! - попытался вдруг Сезон привлечь на себя всё своё внимание, со стороны береговой стражи. Но всё тот же Лион и уже Шериот несли Стюарта почти на себе, что это смутило их вдруг. Как Панкрат заговорил, выступив немного дипломатом перед этим конвоем, встав как стог сена, слегка запугивая их своим видным богатырским телосложением.
--Это наш клоун вчера перебрал малость лишнее с вашим Владыкой, прощаясь с ним!
На что те а-а-а, о-о-о и пропустили их, но всматриваясь всё же ему в лицо и на одежду, надетую на нём, то натолкнулись лишь только на его красный нос, где не решились дальше больше продолжать допытываться до него и всех нас в целом взятых.
Куда по трапу на палубу принялись подниматься вверх и все остальные.
Где воины халиама, попытались всё же так разглядеть лица поднимающихся, но всё время попадали, то на Делию, то на Гранату, то на Ялока. Где они им в ответ на их взгляды всё что-то говорили без остановки, прощаясь на то весёлым своим задорным смехом.
--Мы к вам ещё обязательно приплывём с новыми номерами и трюками! – кричала им в след Граната сквозь грохот льющегося дождя.
--Да-да и обязательно с целым стадом наших скунсов, так что ждите, - проворчала им в след Тея, ещё переживавшая до сих пор за потерю своего любимого дрессированного животного.
--Да ждите нас и не забывайте про нас! – утверждала им Делия пытаясь тут же сгладить всю её подоплёку своей улыбкой.
--Сезон поднимай якорь, мы отплываем! - произнёс я, ему уверенно, поднимаясь последним за всеми.
Где нам уже в вдогонку кричали халиамовцы, какие-то там пожелания в пути.

Глава четырнадцатая
Возвращение

Таким образом, мы отплыли от берега. Минуя и второй пост морской стражи без всяких на то, в свой адрес подозрений. Отдаляясь с каждым своим вдохом и выдохом всё дальше и дальше от этого берега и острова, вдаль сплошной синей полосы, причём для нас, сейчас оказавшейся самой спасительной. О чём не скажешь так, когда мы отправлялись в неё ещё туда, в просторы морские, то сейчас каждый из нас, жаждал как можно побыстрее укрыться в волнах этого бескрайнего моря. Час нашего страхующего молчания, после отплытия, вдруг, вылился в полный всеобщий восторг, неописуемого счастья, радости и воссоединения между, как отца Налима с его сыном - Диром, мне так с Анфисой, Есинины же с её подругами, а друзей перфедорцев между ними воинами. Все безумно стали радоваться, кто-то так своему спасению, а кто так их освобождению, что всё удалось сделать точно по плану, хитро поставленной нашей стратегией. Но мало того ещё всем главным образом, выбраться из этого острова всем живыми, покидая его как не менее уже опасного, с плодившимися там в нём без конца всеми этими травоядами. Орлан словно ходуном ходил и не от волн на него набегающих, а от всех наших криков радости, топота, плясок на корабле и воодушевлённых метаний. Где кто-то ещё умудрялся выкрикивать и показывать ни весть, что в сторону острова как Ялок, Сезон, после чего все ринулись ко мне и стали подбрасывать меня, как можно выше над нашей палубой всё ближе к самим парусам.
Как тут вдруг Панкрат вынес из трюма бочонок с первоклассным веном, подбрасывая его уже над своей головой, как только что пару минут назад подбрасывали все меня. Тем временем я подошёл к капитану, с закравшимся у себя к нему вопросом:
--Сезон как ты думаешь, погоня будет?
--Игнассий, да хоть и будет, - где он, подойдя быстренько к борту корабля, а именно к нашей новой пушке, похлопывая её своей тяжёлой ладошкой, нам всем произнёс, - с нею она нам уже будет не страшна!
Как хором все обрадовались его таким остроумным высказыванием.
Спустя ещё некоторое времени, наш корабль, затерявшись в океане и вовсе исчез из виду. Наши же пиршества и празднования победы продолжались, до самой поздней ночи. Где мы все друг другу не успевали пересказывать все те события, что происходили без них у нас, а у них без нас. Добавлю вам ещё, то, что всё же мы не смогли удержаться, чтобы не захватить с собой троих рабов, а это двух женщин и одного мужчину, спасая этим, может быть даже и им жизнь.
Наши четыре дня путешествия по воде, пролетели как полдня, словно незамеченные для всех нас. Где нам незадолго и показались уже наши родные берега. Все прибывали сейчас в полном ожидании, ожидании быть наконец-то дома среди родных своих стен, близкими ими и любимыми людьми и привыкшему уже навечно своему глазу окружающей природы. А сейчас же Анфиса, пока стояла на юте корабля с перебинтованными руками, неподалёку от неё, опираясь об могучие плечи Панкрата, слегка повис на нём Стюарт, еще, будучи совсем слабым от ранения плохо державшийся на своих ногах. Рядом с ними стояли и Шериот и Лион. Все очень внимательно наблюдали за теми маленькими чёрными точками лошадей, которые на наших глазах на берегу, становились всё больше и больше с каждой минутой нашего к ним приближения. Как они, завидев нас и такого громилы, как нашего Орлана со стороны моря, ринулись все перепугано вспять кто, куда и угодно. Первыми кого нам посчастливилось увидеть, так ими оказались, конечно же, девушки – пастушки из племени Есинины, пасшие свой табун морских лошадей. И после того когда мы все поочерёдно перебрались в шлюпку с двумя заходами в неё, затем незамедлительно и к берегу, радости не было у всех снова предела. Сезон же с Ялоком отплыли от берега на корабле дальше, уже плывя в ту сторону, в ту бухту, где наш всем так полюбившейся Орлан, ставшим нам всем чуть ли не вторым домом на море, прибывал большую часть своей кораблинной жизни. В своей тихой гавани, в своём новом ожидание плавания и поднятия его великолепных белых парусов к верху. Мы же все когда вступили на землю, первым своим пунктом прибытия поставили перед собой встречу с горцами. Где они нас уже в свою очередь поджидали все, после скорой донесённой им вести о нашем возвращении домой, как настоящих героев и не как настоящих, а самых что ни есть героев. И встретили они нас с очень хорошей новостью, с их ней стороны, где кроме того как у Лиона в семье ожидается новое пополнение, так это то, что Перфедорий был освобождён полностью от захватчиков. Ещё бы под предводительством самого Рувидона, где тут сплотились все племена снова воедино: и горцы, и выжившие все авельцы, и девушки воины Есинины. Тамольцы перед таким натиском с их стороны уже были бессильны. Тем более в наличие у них таких превосходных пернатых воинов как Коллизия, Фликолика, Саида. Их способности перемещаться по воздуху - небу, и сыграли важную роль в достижении ими всеми победы, где они ночью сами спокойно долетев до Перфедория, смогли без всякого на то труда, открыть ворота и впустить всех наших в него горцев, тем самым отвоевать весь город обратно у тамольцев для авельцев. Их предводитель Марут был казнён немедленно, за свой бунт и за своё предательство перед Авелем. На что все мои друзья перфедорцы сейчас ликовали от такой радости, в такой великой победе для них. В отличие же от меня и за всей искренности счастья за них, я же уже не мог вернуться в Перфедорий, чтобы ещё раз взглянуть на этот умиротворённый, тихий городок. Так как моя задача в отличие от них, была ещё до конца не выполненной, перед моим Географическим сообществом учёных.
Что касается нас с Анфисой, так посмею вам признаться, что четыре дня проведённые на судне нашего Орлана до прибытия к горцам, для нас с ней не прошли все даром. Где ещё решусь вам сказать, так то, что она и её подруги девушки – воины провели во мне ту черту и ту грань уже раз и навсегда, отличавшую очень сильно между ними и теми девушками, с которыми я был знаком ещё в своём Монсиперополе до неё. Их сила духа с воспитанной в себе закалкой как настоящего борца и воина, на много превышали в моих внутренних весах в их нею пользу. Что я не мог так сказать ничего хорошего о том, что мне приходилось наблюдать постоянно там, в простой обыденной гламурной жизни в окружении наших дев из Монсиперополя. Где их жизнь лишь только заключалась, как в подборе себе новой шляпки из новой коллекции только, что открывшейся лавке. Или же ограниченная тем, что как разыскиванию себе новых престижных духов, чтобы потом весь этот насыщенный аромат, не продемонстрировать, на какой-нибудь светской вечеринки, перед всеми своими остальными знакомыми юношами и с пышным бюстом дамами. Блистая так же ещё на балу в своём новом розовом, бархатном платьем с вставками из гипюра. Теперь же когда я в очередной раз свой прощался с ними со всеми, то в отличие от того другого раза, уже знал наверняка точно, что рано или поздно вернусь к ним сюда, обратно и не с желанием погостевать у них некоторое время, а уже навсегда. И после трёх дней моего пребывания у горцев наступил момент прощания с ними. Но главное, что я ещё успел сделать за эти три коротеньких дня. Так это ещё раз побывать на их реке Хачипетуре и с полным для себя восторгом, спустить туда в неё с глиняного горшка, парочку тех самых рыбёшек - выбражулей, купленных мной ещё на острове у того арабского мальчика. А затем ещё с часа полтора понаблюдал за ними, как они будут истреблять всех тех монстров, которых я так не возлюбил. И наблюдая за ними счастливыми, как они весело машут своим хвостиком, сам как ребёнок радовался вместе с ними, на что на меня Анфиса тогда там смотрела как на полного идиота, где мне сразу же вспомнилось, как тогда я сам отреагировал на неё в первой нашей встрече.
Но сейчас передо мной внизу горы стояли все мои друзья – герои, провожая нас с Витязем в моё новое географическое путешествие.
-Возьми это с собой Игнассий, - подавал мне с протянутой рукой и с грустью в глазах, что-то в двух мешочках Ялок, скорей всего мне ещё до сих пор ни веря, что я к ним способен вернуться. Естественно я никак не мог ни догадаться, что могло находиться в них.
На что я, в свою очередь, обернувшись к Панкрату и сказал ему:
--Панкрат у меня к тебе просьба, - вложив один из них ему в руку со словами. - Прошу тебя передай это, пожалуйста, двум матерям Зага и Зига, пускай они устроят на них как следуют поминки своим сыновьям. И ещё передай его матери Зага, что её сын настоящим был героем, своего племени и навечно останется в моей памяти и в моём сердце как настоящий друг.
- Игнассий как всё же жаль, что часы остались у Халиама, они бы тебе сейчас наверняка пригодились, смотреть на ваше то время и поминать, сколько тебя нет уже времени вместе с нами, - совершенно грустная обводя всех своим взглядом нас, произнесла дочь антрополога - Делия. Тем временем, поддерживая за плечо и нежно держа за руку рядом с ней стоящего Стюарта.
- Ты знаешь, Делия у нас собственно у славян есть такая примета, что нельзя дарить часы никому - это к разлуки, вот поэтому мне кажется, что я вас чуть всех уже один раз не потерял. Поэтому я лучше предпочту к своей великой радости, пускай уж лучше эти часы у него и останутся у этого Халиама, ведь я же ещё сам собираюсь к вам вернуться! После чего я подошёл ближе попрощаться с Гелиосом и Есениной, - береги своих лошадей Есенина и себя и Гелиоса. - Ну, а ты Шериот присматривай за Панкратом.
Как ко мне из-за спины моей подошёл учёный антрополог - наш здешний Аристотель.
-Ну что географ покидаешь нас!
- Да Трофимыч и признаюсь тебе с большой на то не охотой.
-У меня к тебе будет просьба.
-Я даже уже и догадываюсь какая? – поспешил его предупредить я об этом. Когда заметил, как он вытащил из-за своей запазухи всю ту же, самую увесистую книжонку и передал её мне со словами:
-Там в ней хранятся все мои исследования и научные работы за последние два десятка лет, ты знаешь, кому всё это передать Игнассий?
-Да конечно Трофим, - кивнул я ему своей головой в знак согласия.- Я передам её и сделаю всё как надо наш известный учёный – антрополог, - и, переводя свой взгляд на Делию, произнёс ей, - гордись своим отцом Делия!
- Горжусь Игнассий, горжусь! - где она тут же подошла и обняла своего отца крепко, крепко.
- Может, останешься Игнассий? – попытался меня уговорить снова Лион.
-Нет, дружище Лион, нет! Долг есть долг и я этот долг должен выполнить до конца не только перед своей родиной, ну и ещё перед всей нашей планетой.
- Ну, там ведь так опасно, джунгли кругом, лес, дикие звери?- проворковала, обращаясь ко мне обеспокоенная за меня Граната.
- Призвание, друзья мои, призвание – это штука серьёзная!
Всё что я мог и сказать им напоследок от себя так эти слова.
Когда уже после всех моих прощаний с моими ставшими навек друзьями, мы остались с Анфисой наедине, где она ещё несколько миль, после всех моих просьб и уговоров отказаться провожать меня, всё-таки следовала за мной. Тогда мы ещё раз в полной на то мере, смогли насладиться своей трепетной любовью друг к другу в полном своём одиночестве.

Конец.
Примечание: Последнее что я мог записать в своей записной книжке об этом удивительном крае. Так это были вот такие строки:
Среди лесов, высоких гор и рек текущих,
Стоит прекрасный город – Перфедор!
Но вы своим всем взглядом завидущим,
Не отыщите его в любой карте мира -
Величественной храбрости сей эталон!

11.04.2011г.