Мне казалось, что ночью бессонной
За стеною печально стонал
Зверь подраненный: влагой солёной
Свои раны тот зверь укрывал
Ныли язвы на теле, зловонья
Источая. Болела спина
Со следами плетей и погони,
И пугала его тишина.
Мы дождёмся – наступит рассвет,
Мы откроем сомкнутые веки
И увидим, что нас больше нет,
Как и нет никого на всём свете.
Озирался он, помня ту травлю,
Что горела свинцом попятам,
Он дышал, изрыгая отраву,
Кровь текла по истёртым клыкам.
Он дрожал, призывал меня тихо,
И подняться просил он помочь,
Но я сам был прикованный к спинкам,
И не мог боль свою превозмочь.
Мы дождёмся – наступит рассвет,
Мы откроем сомкнутые веки
И увидим, что нас больше нет,
Как и нет никого на всём свете.
Я лежал, его слушал дыханье,
С каждым вздохом слабело оно…
Утро тишь заслонило стенанье,
Словно не было там никого…
Обагрило заря свежей ранью,
Светлым лезвием срезав рассвет…
Я лежал и не верил сознанью,
Что того, кто был ночью, - уж нет.
Мы дождёмся – наступит рассвет,
Мы откроем сомкнутые веки
И увидим, что нас больше нет,
Как и нет никого на всём свете.