Мой Дед — Мой Герой

МОЙ ДЕД.
Хочу поделиться рассказом про покойного деда фронтовика.
Деда — Николая Ивановича Кирбая, родившегося 12.01.1913 года, не стало, когда мне исполнилось восемь. Поэтому о его жизни знаю, в основном из рассказов Мамы. Но хорошо запомнил, как он рассказывал мне о своем детстве.
Коле, — самому младшему в семье, минуло пять лет, когда в Гражданскую погиб его отец — военный фельдшер. Мать — Берта Карловна осталась одна выживать с пятью детьми на руках.
Уже с шести лет маленького Колю отдали на весенне-летний период пасти гусей в зажиточную семью бездетных родственников из Бронислава.
В последующие годы пас у них овец, коров.
— Было мне лет десять, — рассказал как-то дед. — Однажды, когда пас овец, в стадо ворвался волк. От ужаса, я взлетел на самый высокий столбик ограды, что окружала пастбище, и заголосил, что есть силы. Хорошо, что неподалеку люди работали.
С вилами и косами прибежали на мой крик.
Волк исчез в кустах, но до этого успел таки зарезать трёх овец.
За овечек меня не ругали. Наоборот, сказали, что я правильно поступил: кричал, звал на помощь. — А мне, — говорил дед, — было стыдно признаться, что орал я от страха, а не потому, что так надо было..........
Когда пошёл в школу, приходилось опаздывать на занятия на полтора - два месяца. Скот надо было пасти до холодов.
Говорил, что пасти было не трудно. Даже в сухие погожие дни читал учебники (Других книжек не было). И это потом помогало наверстывать пропущенное и лучше понимать учебный материал на уроках.
Трудно было, проснувшись утром выходить под холодный моросящий дождь. Особенно осенью. Правда в такую погоду ему давали мешок, сложенный угол в угол, который он надевал на голову. Но такой «плащ» помогал мало — быстро промокал. Приходилось мерзнуть.
— Но зато с какой гордостью я сидел рядом с дядей на возу, возвращаясь *с заработков* домой на глазах у всей Дедовки, воз в горочку был загружен мешками с зерном, мукой, картофелем, капустой. Теснились там и дежечка с салом, и горшки с маслом, сметаной, клиночки творога.
Дядя говорил, что это все заработал для нашей семьи Я. Старался — вот и плата за мою работу хорошая.
Много позже Я, конечно понял, что не столько уж Я там зарабатывал, а просто дядя таким образом помогал своей сестре прокормить семью, — рассказывал дед. — Да и на одного едока в нашей семье становилось меньше на целых полгода, пока я был ,,На заработках''.

А когда Коля перешёл в пятый класс, в дедовке начали возводить новый железнодорожный мост через канаву. Руководитель работ взял мальчика на стройку счетчиком ударов ¤бабой¤. Это сейчас работой копра на строительстве никого не удивишь. А в те годы сваи в грунт забивали вручную, с помощью тяжелого груза — °Бабы° подвешенного на крепком канате троса.
Несколько рабочих поднимали эту штуку с помощью троса, а потом с силой опускали ее на вершину сваи, и та постепенно уходила в грунт. Группы рабочих сменяли друг друга. Одни работают — другие отдыхают, затем наоборот.
Каждая пара крепких мужских рук была на учёте. Отвлекать взрослого мужика на подсчет этих ударов было не целесообразно. А за каждый же такой удар начислялась зарплата.
Вот Коля и должен был считать количество этих ударов и записывать в специальную тетрадь.
Дед говорил, что очень ответственно отнёсся к этому поручению.
Записывал количество ударов сначала на черновик, затем, тщательно перепроверив записи дома, вносил их в тетрадь учёта, выданную ему бригадиром. Тот же, несколько раз проверив ¶Бухгалтерию¶ (И черновую, и чистовую) Коли, и ни разу не найдя там ошибок, хвалил за точность и аккуратность.

В итоге за деньги, заработанные на железной дороге Коле купили сапоги, кортовый костюмчик и поддёвку из сукна на вате (что-то среднее между курткой и пальто). Выдали ему и премию: кусок красного ситца, из которого мать сшила «своему работничку» рубашку.
— А Иван и Алёша — старшие братья, купили мне шапку и сумку. Особенно я радовался сумке, в которой были отделения для книг и тетрадей, специальные кожаные патрончики для ручек и карандашей. А ещё она закрывалась, и носить ее можно было на ремне за спиной, а озябшие руки прятать в карманы если холодно. О! это тебе уже не та полотняная торбочка, сшитая матерью, в которую попадал и снег и дождь и с которой я четыре года проходил в местную начальную школу. А с такой, как сейчас сумкой никакие снега - дожди не страшны!
— Так что в пятый класс Люденевичской школы я пошел полностью <<экипированным>> — заключил дед.

Окончив школу, выучился на бухгалтера.
Во время организации ликбеза {Ликвидация Безграмотности взрослого населения} вечерами учил грамоте взрослых. Познакомился с молодой учительницей Марией Николаевной, приехавшей работать в дедовскую начальную школу, которая днём учила детей, а вечером — взрослых. Полюбили друг друга. Поженились. Стали жить в доме Берты. Старшие братья давно завели свои семьи, жили вдали от родительского дома.
Сестра Михалина уехала в Ленинград и там тоже вышла замуж.
Жизнь налаживалась. Мария (моя бабушка) работала в школе, Николаю доверили возглавить колхоз. В семье появился маленький Жорик (мой дядя). Ему исполнилось четыре годика когда грянула война.
В первые же дни дед ушёл на фронт. Дома остались мать и жена с маленьким сыном.
Он рассказывал, что начало войны было самым трудным временем. Немцы наступали. Быстро завоёвывая большие территории.
Наши войска отступали с большими потерями. Часть в которой служил дед попав в окружение, была разбита. Фронт ушел далеко вперёд.
Тяжело раненый молодой ещё совсем, лейтенант перед смертью успел сказать чтобы оставшиеся в живых пробивались к своим:
На территориях занятыми фашистами уже создаётся и действует советское подполье. Туда идите!
Фашистской брехне в листовках, которые они разбрасывают с самолётов не верьте. Враг есть враг, и верить ему нельзя!
Добравшись домой, дед становится партизанским связным. Затем по приказу командира уходит в лес вместе с семьёй и остается в отряде вплоть до прихода наших. Потом с действующей армией уходит на фронт.
Освобождал Белоруссию, Польшу, Германию.
Был одним из участников Висло-Одерской операции,
которая вошла в историю, как самое стремительное наступление.
Пришлось ему почувствовать на себе объятия холодных вод и Вислы, и Одера при их форсировании.
— Наши двигались по двадцать а то и по тридцать километров за день! И это несмотря на семь немецких укреп рубежей. И две крупные реки Вислу и Одер.
— Берлин взяли уже второго Мая, — с гордостью говорил дед.
С удовольствием цитировал слова немецкого командующего шестой танковой дивизии, который с горечью сказал: «моя дивизия называется шестой потому, что в ней осталось только шесть танков»......
А генерал-майор вермахта Меллентин назвал Висло - Одерскую операцию «Большой трагедией невиданного масштаба, которой Европа не знала со времен гибели Римской Империи».
Всегда с глубоким удовлетворением заканчивал свои воспоминания об этой операции фразой:
— Это им (немцам) не 41-ый!
Был награжден медалями «За Отвагу(2)», <<За Боевые Заслуги>>,
,,За освобождение Варшавы'', «За Взятие Берлина, <<За Победу над Германией>>, ¶Орден Славы ||| Степени¶.
Войну вспоминал часто. Особенно с теми кто тоже воевал. Но говорил больше о боевых операциях, о форсировании Вислы, Одера, об однополчанах.
На расспросы за что получал награды отвечал довольно скупо.
Иногда вспоминал как-то между прочим вскользь: То разговорчивого «Языка» с ценными сведениями удалось добыть, то выпутаться из казалось бы, безвыходной ситуации.
Да не одному а с раненым товарищем.
Сделал проход в проволочном заграждении для наших бойцов чем спас немало жизней.
А ещё был случай, когда именно его граната заставила заткнуться фашистский пулемет, который злобно и безнаказанно плевался в них короткими точными очередями.....
Одна из наград нашла деда в госпитале, где он лежал после ранения.
— Не выдержал, сбежал на полчасика чтобы сфотографироваться с медалью.
— Медаль моя, а одежду дал фотограф. Я в госпитале поправился. Лицо покруглело. На груди — медаль. Пусть дома посмотрят, что все у меня в порядке — меньше беспокоиться будут. — Так прокомментировал он свой снимок сделанный в Германии .
Всегда любил и ценил шутку. Подмечал различные жизненные ситуации — удачные и не очень, — у себя, у других. Не боялся в своих рассказах выставить себя в смешном, комическом виде. И когда что-то такое вспоминал, все хохотали от души.
Нередко просили повторить уже не раз слышанные истории. «Кирбай, а расскажи, как ты на танцы °в шляхту° ходил»; а как ты со своим малым мчался <<того бедолагу на столбе спасать.>> И другие смешные случаи из его жизни, из жизни знакомых.
И он рассказывал снова и снова а они слушали и опять охотно смеялись.......
Как-то посмотрев фильм про войну, спросил деда, бывало ли ему страшно там.
— Конечно. Особенно перед боем. Но тут главное не дать страху взять верх над собой. Сдрейфил — пропал.
В бою что главное? Выполнить приказ и, по возможности, остаться в живых. А испуганный человек глупеет, совершает много ошибок. Кто задавил свой страх, действует осмотрительнее, быстрее. Часто выходит победителем из очень трудных ситуаций. Недаром говорят: «Смелого пуля боиться, Смелого штык не берёт». А смелый — это тот, кто свой страх может пересилить.
Да и в мирное время это работает. Разные случаи бывают, которые требуют собранности, точности, быстроты. А испугаешься, — всё пойдёт наперекосяк.
А однажды рассказал, что в последние месяцы войны жизнь сохранить ему, возможно помог его школьный учитель, который заставил маленького Колю выработать красивый почерк.
— Писал я грамотно но коряво. И вот однажды Пётр Григорьевич мне и сказал: «вот ты пишешь грамотно, задачи решаешь хорошо, а проверять твои работы неприятно из-за твоего небрежного письма. А возьми тетради Григория — любо-дорого глянуть. Пишет красиво: буковка к буковке! Правда после проверки его работы все в красных исправлениях, что по грамматике, что по арифметике.
А в твоих правильных работах буквы, что забор у плохого хозяина: вкривь и вкось. Неужели ты не сумеешь научиться писать красиво? Он сумел, а ты нет?»
— После того разговора стал я вырабатывать у себя красивый почерк. Увижу у кого-то красиво написанную букву и постараюсь ее скопировать. Десятки раз напишу её на разных клочках бумаги, на песке, на снегу, — а добьюсь чтобы получилась такая же а то и лучше.
Так и выработал свой почерк.
А после госпиталя приказом командира меня назначили писарем роты, вместо погибшего. Война есть война, но это тебе уже не на передовой.
Мама рассказывала, что в конце 50-ых торфопредприятию <<РУДНЯ-ГРЕБЕНЬ>> срочно требовался заведующий складами ОРСа (отдел рабочего снабжения). Предложили эту работу деду.
Многие отговаривали, советовали не соглашаться на это предложение. Все предшественники после первой же ревизии угождали прямиком в тюрьму за крупные растраты.
Последний зав складами, который передавал дела деду, прогорел тоже на крупную сумму обнаруженную после первой же ревизии. Избежать тюремного срока помогло только то, что «ухнул» на её погашение все свои сбережения, которые накопил ходя в загранплавания несколько лет.
— Мечтал купить кооперативную квартиру, а всё прахом пошло из-за этой работы! — сокрушённо поведал он деду.
— А ты, если за душой ничего не имеешь, не суйся сюда. Пропадешь!
А работа предстояла действительно непростая. Торфопредприятие построило для рабочих столовую, буфет, больницу, продмаг, промтоварный магазин.
Привозимые товары для всего этого немалого хозяйства хранились на складах. Машины с грузом приходили несколько раз в неделю, а отпуск товаров со складов проводился ежедневно. Начальник ОРСа Соломон Михайлович сумел назначить разнообразное и богатое снабжение торфопредприятия.
Тогда в деревенские магазины даже хлеб не завозили. Люди вынуждены были печь его дома сами. А для работников торфопредприятия ОРС
Регулярно поставлял хлеб трёх сортов: Чёрный, белый и серый.
Это не считая выпечки и всего остального.
А модницы из райцентра частенько покупали себе обновки именно в ОРСовском промтоварном магазине.
Предшественнику дед посочувствовал, но сказал, что главное удача, что в тюрьму тот не угодил. Спасли его сбережения.
— Жаль денег конечно. Но ты молод, здоров. На свободе остался — значит заработаешь ещё и на квартиру, и на все остальное. Только несколько позже.
А у меня хоть и нет накоплений, но поработать здесь попробую. Я, все-таки неплохой бухгалтер. Неужели ж с работой кладовщика не справлюсь?
Ревизия через месяц показала, что справился.
Всё было в порядке и на складах, и в документах.
Я, конечно, был рад этому, — говорил дед. — Но гораздо больше меня итогам проверки радовался Соломон Михайлович — начальник ОРСа и торфопредприятия «Рудня— Гребень»...
После закрытия торфопредприятия, пошел работать в местный совхоз бригадиром строительной бригады.
У нас во дворе растут огромные сиреневые кусты, посаженные ещё при жизни деда. Очень любил он эти цветы. Говорил, что в Германии климат теплее и сирень там зацветает раньше, чем у нас. Особенно буйно она цвела там в мае 45-го.
Наверное запах сирени ассоциировался у деда с Победой, с наступлением долгожданного мира, с ощущением того, что остался жив, в отличие от многих, которые навечно остались там, на той войне.....
Когда зацветает сирень, всегда отношу букет на его могилу.